Уже через десять минут мы отсоединили стыковочный узел и заняли свои места. Здесь на челноке я был только пассажиром. Сейчас наша судьба всецело находилась в руках Робертсона.

Я сидел на месте второго пилота и наблюдал за его действиями. Мне показалось, что он чем-то озабочен.

–Добрынин, вы когда-нибудь управляли самолетом?

–К сожалению, только парапланом, – ответил я.

–Понятно, значит, при посадке рассчитывать можно только на одного из нас.

–Я же предлагал, эвакуироваться на нашем модуле.

–Возможно, вы были правы… – тяжело вздохнул американец.

–Что случилось?! Может, вы поделитесь со мной?

Он пристально поглядел на меня, играя жевалками. Сквозь стекло шлема было видно, как по его бледному напряженному лицу текли ручейки пота.

–У меня не получается отлететь от станции…

После недолгой паузы гробовой тишины, в наушниках послышался голос японца:

–Может быть, не отошли фиксаторы?

Я помотал головой.

–Кажется, понял. Мы набрали слишком большую скорость. Станция просто давит на нас своим весом.

–В таком случае я увеличу тягу. – Робетсон потянулся к пульту.

Но я одернул его.

–Не стоит этого делать. Неизвестно к чему это может привести. Станция, например, может начать беспорядочно вращаться или же челнок врежется в какую-нибудь внешнюю конструкцию, – я указал на нависающие над нами искореженные солнечные батареи и фермы.

Американец медленно положил руку обратно и буквально скрепя зубами произнес:

–Черт возьми, вы правы. Но что же нам делать дальше?

–Ждать пока сопротивление атмосферы сорвет с нас эту шляпу, – удивительно, но я еще сохранил способность шутить.

–Как бы это сомбреро не накрыло нас своими широкими полями! Робертсон с опаской поглядел фермы и батареи, которые начинали постепенно изгибаться.

–Попробуйте еще раз связаться с Землей, – попросил японец.

–Если вы хотите услышать шум, то, пожалуйста, – склонившись на пультом Робертсон переключил нас на внешний канал.

По перепонкам больно ударило громкое хрипение, иногда срывающееся на треск или грохот. Это длилось всего несколько секунд, но даже когда Робертсон вырубил внешний радиоканал, шум еще долго звучал в ушах.

–Как вы полагаете, чем это может быть вызвано? – спросил Осака.

Но вопрос так и повис в пустоте, потому что никто из нас не знал однозначного ответа. И даже если бы знал, то это вряд ли помогло восстановить связь с Землей.

Мы летели молча, чувствуя, как растет перегрузка, и наши тела вдавливаются в кресла. Проклятое притяжение вновь побеждало нас, опуская на дно гравитационного колодца. Я закрыл глаза и увидел, что яблоки и Ньютон стали падать вниз. Все кончено. Сну было не суждено стать реальностью.

Тем временем снаружи начали оплавляться и распадаться элементы станции. Гнулись и рвались на части солнечные батареи, отваливались антенны. Красные от перегрева отсеки станции отдалялись от нас, а мы, избавившись от опасного груза, уходили в сторону. Наблюдая за этой картиной, американец не выдержал:

–Мы погубили людей и целое состояние… Вопрос ради чего? – он пристально поглядел на меня, – И все-таки, Добрынин, для чего предназначался ваш спутник?

–Не-зна-ю! – по слогам ответил я.

–Но из-за чего-то это все началось, черт побери?! Я хочу знать, по какой причине погибли двое моих товарищей, и рухнула целая орбитальная станция! – американец перешел на крик.

–Я бы тоже хотел это знать…, – медленно произнес я, с трудом удержав себя, чтобы не накричать в ответ.

Мы вновь замолчали. Слышался все нарастающий шум, как в топке паровозного котла. Пламя за бортом все больше увеличивалось и переходило в сплошной поток. Но перед тем как оно окончательно закрыло собой фонарь кабины, я увидел, что помимо нашего челнока на Землю падало еще несколько достаточно крупных объектов. Но они не выглядели как обломки станции. Там было что-то действительно большое, много больше челнока или даже всей станции…

Боже, если ты есть помоги нам, подумал я и закрыл глаза.

Наконец скорость и высота полета стали уменьшаться. Челнок затрясло, словно мы ехали на телеге по булыжной мостовой. Мы еще приходили в себя от перегрузки, когда включились тормозные двигатели и корабль начал плавный спуск.

Над нами было голубое небо и ослепительное солнце, между нами и землей только редкие перистые облака.

–Куда нас вынесло?

–Затрудняюсь ответить. Когда это началось, станция была над Россией. Но мы падали по довольно странной траектории – практически по прямой. Челнок будто притягивало огромным магнитом!

–Я тоже обратил на это внимание, – согласился я с Робертсоном.

–Примерно на высоте тридцать семь-сорок километров корабль словно ожил от комы и стал подчиняться управлению. Все это довольно странно…

–Давайте попробуем связаться с Землей, – вновь предложил Осака.

Едва Робертсон переключил тумблер, как нас с новой силой обрушился звуковой хаос состоящий из хрипов, тресков и грохотов.

Американец разочарованно помотал головой.

–Дело дрянь. Я надеялся, что хоть в стратосфере это пропадет. Значит, придется садиться вслепую.

Он сдвинул рыжие брови и добавил лично для меня:

–И все-таки мне кажется, что ваш спутник что-то наделал…

Мне оставалось только молчать, потому что я не мог ни опровергнуть, ни подтвердить его догадку. Но постоянные напоминания о спутнике раздражали. Было не по себе лишь от одной мысли, что это все могло произойти из-за меня.

Чем ниже опускался корабль, тем яснее становились масштабы катастрофы, затронувшей не только космос. Под нами простирались изрытые воронками, будто после бомбежки, леса и поля с редкими островками населенных пунктов. Над поверхностью тянулись длинные султаны дыма всех возможных цветов. Где-то далеко на северо-востоке показался большой город, рядом с которым, по всей видимости, располагался аэропорт.

–Дотянем? – спросил я Робертсона.

–Ни в коем случае. Дело даже не в топливе. Мы не можем подвергать опасности население, потому что даже не знаем, есть там посадочная полоса необходимых размеров. Вот если бы у нас была связь… – американец сделал последнюю попытку, вновь убедившись, что ничего кроме треска и шума приемник не улавливал.

–Придется садится на любое подходящее поле.

–Это самоубийство! Челнок взорвется! – возмутился я.

–Он достаточно крепок и намного надежнее старых моделей типа «Челенджера», но если подломится шасси, то все возможно.

–В таком случае лучше сразу садиться на брюхо…

–А если попробовать на шоссе, – предложил японец, приподнявшись со своего места и заглянув вниз. – Черт, шоссе забиты машинами….

В таком случае Робертсон прав, единственный вариант – это сесть на поле.

–Добрынин, как на счет этого? – американец указал на желтую полосу поля окаймленную с трех сторон буферной лесополосой.

–Километра два-три будет. Вы уверены, что нам этого хватит?

–Нет, но остальные еще меньше, – он уверенно отвел штурвал от себя. –Я постараюсь сбросить лишнее топливо, посмотрим, что выйдет…

Пока Робертсон нарезал круги над полями, сжигая остатки топлива, я старался не думать о том, что произойдет, если он ошибся.

Наконец, челнок, сделав последний круг, стал быстро снижаться. Желтое поле надвигалось на нас со зловещей быстротой. Мне показалось, что мы летим слишком быстро, и спросил об этом Робертсона. На что тот ответил:

–Я опустил скорость до минимума!

–А если мы налетим на дренажную канаву! – вдруг опомнился я.

–Поздно, я уже не смогу поднять корабль обратно! Да поможет нам господь! – прокричал американец сквозь нарастающий рев двигателей.

Мурашки пробежали по моей спине, когда корабль, чуть не срезав верхушки тополей, пронесся над лесом и тяжелой тушей рухнул на поле. Затем меня чуть не вырвало из кресла, когда челнок начало трясти и подбрасывать. Поле оказалось вовсе не таким ровным, каким выглядело сверху. Несмотря на колоссальное трение, мы явно не вписывались в импровизированную «посадочную полосу».

–Держитесь! – успел выкрикнуть я, прежде чем челнок достиг подлеска, и удар чудовищной силы выбросил меня из кресла…

Глава вторая

Первым ощущением было то, что я состою из одной только боли. Голова просто раскалывалась, на лбу и левой щеке чувствовалось неприятное жжение, во рту ощущался характерный привкус крови.

Я открыл глаза и обнаружил, что надо мной склонился Робертсон, – в руке он держал инъектор.

–Слава богу, вы очнулись! – обрадовался он.

В его руке появился кусок ваты, которой он стер с моего лица кровь. Но едва Робертсон коснулся носа, как я вскрикнул от острой боли.

–Простите, у вас, кажется, сломан нос…

–Надеюсь, что это самое страшное, – еле ворочая языком, произнес я. –А что вы мне вкололи?

–Вас с такой силой швырнуло на панель, что я думал – вам конец. Но ничего, боль скоро пройдет, я вколол вам антишок, через полминуты вы будете полны бодрости… но этого хватит минут на сорок не более, потом боль вернется.

Я пошевелил руками, а затем при помощи Робертсона принял сидячее положение. Боль понемногу утихала, и я почувствовал в себе силы встать на ноги. Голова, правда, кружилась, но я все равно встал и, придерживаясь о стенку, спросил у Робертсона:

–А где Осака?

–В соседнем отсеке начался пожар. Он пытается потушить его. Но, по-моему, это бесполезно. Необходимо как можно быстрее эвакуироваться!

Лишь после его слов я обратил внимание, что в кабину уже стал проникать дым. Мой разбитый нос был наполнен кровью, поэтому я не ощущал запах гари, но дышать от этого не становилось легче.

–Потерпите, я сейчас открою запасной выход!

Пока Робертсон мучался с люком, в кабину влетел взмокший от пота японец, а за ним ворвались клубы серого дыма. Затворив дверь в соседний отсек, прокашлявшись, он сказал:

–Все очень плохо! Я не сумел потушить пожар.

–Лучше помогите мне! – натужно прокряхтел Робертсон, силившийся открыть люк.

Наконец четыре руки повернули заклинивший замок, и запасной вход открылся. Пока Робетсон закреплял аварийную лестницу, Осака кинулся ко мне и предложил свою помощь.

–Ничего, как-нибудь сам, – отказался я и медленно двинулся к открытому люку.

Как мне показалось, японец развел слишком активную деятельность. Может быть, таким образом он пытался реабилитироваться за свое неадекватное поведение в первые минуты катастрофы.

–Добрынин, вы сможете спуститься самостоятельно? – спросил меня Робертсон.

–Постараюсь.

–Тогда я пойду первым, и буду страховать внизу, – сказал он и скрылся в проеме люка.

Едва я подошел к выходу и поглядел под ноги, как у меня закружилась голова. Челнок, подмяв под себя подлесок, словно траву, достиг основного леса и чудом остановился о полувековых елей и берез. Сквозь кроны деревьев виднелось залитое солнцем ржаное поле. Тишина. Лишь где-то в глубине чащи слышались тревожные голоса птиц. А ведь еще несколько минут назад этот мирный уголок сотрясал чудовищный рев реактивных двигателей. Теперь же природа, словно стремясь компенсировать противоестественный ей шум, исцелялась тишиной.

Да, я дома. Жаль, только запахов не чувствую. А как бы было хорошо вдохнуть полной грудью запахи родного дома после двух месяцев космической стерильности, а затем попасть в радостные объятия спасателей, прилетевших на вертолете. Вот как я представлял свое приземление. Но судьба распорядилась по иному.

Робертсон стоял на поваленной молодой осине, лежавшей как раз под запасным выходом, и озабоченно глядел на меня.

–Вам нехорошо? Может быть все-таки помочь?

Его вопрос вернул меня к реальности.

–Все нормально, ваше чудо-средство подействовало, – заверил я американца и стал спускаться.

Движения давались с трудом. Ненавистное притяжение опять превратило меня из бога в ползущую тварь, неповоротливое животное, навеки прикованное к поверхности.

Едва встав на землю, я умудрился тут же споткнуться о большой сук и рухнуть на Робертсона.

–Вам все-таки требуется помощь, чтобы идти, – констатировал американец, помогая мне встать.

Я ничего не ответил, рассудив, что Робертсон упертый мужик и спорить с ним бесполезно. Путь делает что хочет.

–Осака ну где вы там! Срочно покиньте корабль! – крикнул он, задрав голову кверху.

Я тем временем перелезал через поваленное дерево и обернулся, когда он закричал. Я увидел, что челнок лежал, накренившись на левый бок, и дымился. Местами языки пламени уже вырывались наружу. Холодок пробежал по спине, стоило мне подумать о том, что будет, если огонь достигнет топливных баков.

–Послушайте, Робертсон, нужно бежать! Корабль может в любой момент взорваться!

–Я слил остатки топлива перед посадкой, но бог его знает, вдруг там еще что-то осталось… Осака, двигайте вашу задницу, черт побери! – заорал он пуще прежнего.

Японец выглянул из открытого люка.

–Хорошо, хорошо. Но сначала надо спустить аварийный запас! – с этими словами он выкинул вниз мешок.

–К черту запас! Мы приземлись в населенной местности! Немедленно слезайте! Я вам приказываю…

Не успел Робертсон договорить, как в двигательном отсеке раздался сильный хлопок, а затем из лопнувшей обшивки вырвался столб пламени и повалил черный дым.

Мы оба пригнулись.

–Осака немедленно спускайтесь! – заорал американец.

Японец выбросил последний мешок и наконец-то полез вниз.

–Помогите Добрынину. Я потащу мешки сам! – сказал он на ходу.

Робертсон молча подхватил меня за руку и потащил за собой. Мы двигались быстро, как только могли. Поначалу было сложнее всего. Приходилось перелезать через поваленные молодые деревья подлеска. Я обернулся и увидел, что японец тащил сразу два мешка: один на спине, другой в ругах, и все больше отставал от нас. Робертсон одернул меня, чтобы я двигался быстрее. У меня не было столько сил, сколько у него. Во-первых, потому что я пострадал при посадке, а во-вторых, потому что намного дольше пробыл в невесомости. Несмотря на допинг, который мне вкололи, и специальную систему тренировок, мышцы и главное сердце, отвыкли от земного притяжения. Поэтому я шел так, словно нес тяжелый мешок картошки на плечах. Но Робертсон похоже совсем забыл об этом и с упорством бульдога тащил меня вперед. Я больше не оборачивался, однако слышал позади треск сучьев. Осака спешил за нами.

Мы уже вышли на поле и отдались от лесополосы метров на сорок, когда неожиданно прогремел взрыв, и нас повалило на землю.

–О, боже, мой нос! – простонал я, приподнимая голову.

Новый приступ острой боли, казалось, пронзил мой череп насквозь. Я лег на спину и, глубоко выдохнув, задержал дыхание. Боль стала меньше. Укол действовал все лучше.

Робертсон уже был на ногах и протягивал мне руку.

–Добрынин, с вами все в порядке?

–Все нормально, просто дайте мне немного отдохнуть.

–Хорошо. Я пока пойду посмотрю, что с Осакой.

Слушая удаляющиеся шаги американца, я смотрел в ослепительно голубое небо, откуда нещадно палило летнее солнце. И если бы не черный дым то и дело накрывавший меня тенью, картина была бы совсем идиллической. Неожиданно я увидел, как небо прочертили несколько темных точек, одна из которых вспыхнула красным и тут же погасла. Остальные пропали из зоны видимости, скрывшись за горизонтом.

–Добрынин, идите сюда! Мне необходима помощь! – донесся до меня восклик астронавта.

Я заставил себя подняться и, подминая сухие колосья, потащился к Робертсону, который стоял на опушке и махал мне рукой.

–Лучше бы он бросил эти самые мешки. Господи упокой его душу… – мрачным голосом сказал американец, когда я вылез из ржаного моря.

Осака лежал почти у самого края лесополосы между деревьев, уткнувшись лицом в траву. На его спине лежал злосчастный аварийный запас, не спасший его от осколка, который вошел ему в затылок. Второй мешок валялся рядом.

Какая нелепая смерть, пронеслось у меня в голове, выжить после такой чудовищной передряги на орбите, добраться до земли и погибнуть от случайного осколка!

–Давайте решим, что делать. Может быть, стоит его перетащить?

–Зачем? Какая разница, где он будет лежать? Когда мы найдем помощь, его заберут.

–Это так, но я боюсь, что он просто-напросто сгорит. Разве вы не слышите, что огонь подступает все ближе?!

Огонь вокруг взорвавшегося челнока и вправду распространялся со зловещей быстротой. Характерный треск становился все громче, задымленность увеличивалась, на нас уже подул горячий воздух, словно струя из гигантского фена. Словом, пожар был совсем близко.

–Если мы будем тащить его, то сгорим сами! Нужно бежать!

–Давайте, по крайней мере, возьмем запас, раз уж он притащил его.

Мы подхватили мешок за лямки и быстрым шагом двинулись вперед. Огонь следовал за нами по пятам. Дым становился все гуще и затруднял дыхание. Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди, в ушах звенело, дышал я словно паровоз. При этом было невыносимо жарко: не меньше двадцати пяти-тридцати градусов, и пот лился с меня ручьями. Но благодаря допингу я шел и шел вперед, низко наклонив потяжелевшую голову.

–Добрынин, кажется впереди речка, – словно откуда-то издалека донесся голос моего спутника. –Давайте поднажмем.

Куда там! Я и так выжал из себя все возможное. Робертсон понял, что я уже не способен идти быстрее и, выдернув из моей руки лямку, стал нести рюкзак в одиночку. Наконец я увидел прямо перед собой кусты можжевельника, за которыми начиналось резкое углубление. И слетел вниз, плюхнувшись в грязь, посреди которой тек узенький ручеек мутной теплой воды. Встать самостоятельно я уже был не в состоянии и стал двигаться дальше на четвереньках, пока Робертсон не вытащил меня на противоположный берег. Там я устало рухнул в траву и замер, не в силах больше двигать ни одной конечностью.

Сквозь звон стоявший в ушах, я слышал, как Робертсон стал ковыряться в мешке, что-то ворча себе под нос. Моя попытка приподняться закончилась плачевно – содержимое желудка изверглось из меня на траву.

Отодвигаясь от собственной блевотины, я вдруг подумал, что завтрак я съел еще в космосе, а вытошнило меня уже на земле. Был в этом какой-то символизм. Так же и вселенная, не переварив наши глупые консервные банки, которые мы гордо именуем кораблями и станциями, отрыгнула их обратно за Землю. Мне казалось, что после такой страшной катастрофы человечество оправится еще не скоро, и я уже никогда не полечу в космос. Притяжение будет давить, давить и давить на меня, пока не вгонит в могилу…

Американец растормошил меня.

–Добрынин у вас сотрясение, выпейте, это должно помочь.

Он протянул мне флягу и маленькую белую капсулу. Честно говоря, я не был уверен, что смогу что-либо проглотить. Однако попытался это сделать. Капсула с трудом пролезла через горло и с большим глотком воды улетела в пищевод.

–Лежите на спине и не шевелитесь. Через пару минут она раствориться, – посоветовал мне Робертсон.

Но я бы обошелся и без его советов, потому что лежать – это единственное, что я сейчас мог.

Робертсон вынул из рюкзака радиостанцию и включил ее в режим сканирования, пытаясь уловить хоть какие-то осмысленные сигналы. Шум стал немного тише, но все равно заглушал любую волну в эфире.

Пожар тем временем подступил совсем близко к противоположному берегу и остановился, не в силах преодолеть водную преграду. Хорошо хоть ветер сносил дым в сторону от нас.

–Вы слышите?! – неожиданно спросил американец.

–Ничего кроме звона в ушах и треска из вашей станции.

–Да нет же! Что-то летит! – он вырубил звук и только тогда я услышал медленно нарастающий гул.

–Помощь! – радостно провозгласил Роберстон.

Не прошло и минуты, как примерно в двух километрах к северу от нас показался вертолет. Я осторожно приподнял голову, опасаясь новых приступов тошноты, и увидел, что он летит мимо нас.

Американец поспешно вынул из мешка ракетницу и запустил сигнальную ракету в воздух. Никакой реакции не последовало. Вертолет не изменил своего курса.

–Черт возьми! – ругнулся он и вновь включил радиостанцию.

На этот раз ему повезло больше. Сквозь грохот и треск до моих ушей донеслись несколько слов:

–«Сокол», говорит «Сокол»… «Гнездо»… Я тебя не слышу!…

–Я ничего не понимаю! Он говорит по-русски! Добрынин, попробуйте вы!

Он протянул мне микрофон и, продолжая держать его над моим лицом, добавил:

–Говорите же что-нибудь!

–Нам срочно нужна помощь! Космонавтам требуется помощь! Позывной «Буян»! Ответьте, «Сокол»! – прокричал я на сколько хватило сил.

Робертсон в надежде на скорый ответ переключил станцию на прием, но похоже, нас не услышали. Вертолет продолжал двигаться своим курсом и вскоре исчез за верхушками деревьев. Мы попробовали вызвать их еще раз, однако результат был тот же. В эфире слышались лишь грохот и треск.

–Почему они не услышали нас!? – недоумевал американец. –Ведь мы же их слышали!

–Возможно у них более мощный передатчик. И как мне кажется, они тоже безрезультатно пытались до кого-то докричаться.

С тяжким вздохом американец лег на траву.

–Это все ваш спутник… – принялся он за старую песню.

Пытаясь увести разговор в сторону, я спросил:

–А как же система оповещения?

–Связи со спутниками нет. Либо они рухнули, так же как и станция, Либо связи мешает этот странный источник помех.

–Сдается мне, что они рухнули. Пока вы искали Осаку, я видел, как с неба падало большое количество каких-то объектов.

–Я тоже видел их, когда мы шли. Но это могли быть обломки станции.

–Вам не кажется, что они слишком долго падали…

Промолчав немного, он ответил:

–Кажется, но что это меняет?!

–Только не говорите мне, что виноват наш спутник.

–Поймите, Добрынин, я вовсе не обвиняю вас лично. Вы действительно могли ничего не знать…

–Как летчики «Энолы Гей»? – неожиданно вырвалось из моих уст.

–Господи, да при чем тут это!? Может быть, ваш спутник вообще не имел никакого отношения к военным! Но в результате испытаний что-то пошло не так. Яйцеголовые как всегда чего-нибудь не учли. Или же произошел какой-то сбой… Знаете, при желании даже безобидная микроволновка может стать опасным оружием.

Его слова заставили меня вспомнить о желтом индикаторе, который так и не загорелся. Не уж-то все из-за него? Да нет, не может того быть, чтобы из-за сбоя в каком-то дурацком спутнике нарушилось природное равновесие. Я не верил, что маленький прибор мог вызвать настолько страшные последствия.

Или не хотел верить?! Атомная бомба ведь тоже не очень большая, а какой эффект! Значит, Робертсон не так уж далек от истины. Чем черт не шутит, а вдруг это действительно из-за нашего спутника?!

Меня брало в дрожь от подобных мыслей. Единственным оправданием было то, что я находился в абсолютном неведении. И тут меня осенила страшная догадка. На Земле опасались непредвиденных последствий и поэтому специально не сообщили нам суть эксперимента. Но в таком случае это просто свинство! А Рымкевич урод каких свет не видывал! На его совести жизни троих, нет уже четверых космонавтов и, бог знает, скольких мирных жителей. Я еще раз вспомнил о Степаныче и подумал о том, что сейчас чувствует его семья.

Пока я размышлял, американец достал из рюкзака пистолет и кобуру и закрепил ее на комбинезоне.

–К чему это?! Мы ведь не на вражеской территории.

–Предосторожность необходима. Во время стихийных бедствий возможны случаи мародерства. Лучше скажите, куда мы двинем?

–Город был на северо-востоке. Значит, туда. А куда же еще? – пожал плечами я.

Жмурясь, Робертсон глянул на небо.

–Надеюсь, мы доберемся до цивилизации до заката.

–Не знаю, по Москве сейчас без четверти одиннадцать.

–Гм… Если судить по солнцу, то здесь часа на два больше, – прикинул Робертсон и я с ним согласился.

Американец закинул за спину рюкзак, и мы двинулись в путь. Трава на поле была недавно скошена, поэтому идти было легко. Не будь такого сильного задымления, наша дорога показалась бы увеселительной прогулкой. Но лесные пожары вокруг были столь сильны, что дым порой закрывал солнце. Впрочем, поле, по которому мы шли, огонь пока что не затронул. Но никто не мог гарантировать, что пожар не застанет нас врасплох где-нибудь впереди.

Пока мы шли, я обратил внимание, что с неба по-прежнему падали метеоры. Робертсон тоже заметил это и, сдвинув брови, осторожно спросил:

–Добрынин, давайте постараемся восстановить ход событий. Может быть, это пояснит ситуацию.

Какой же он все-таки зануда, подумал я. Интересно его что-нибудь заботит кроме причин катастрофы? Но с другой стороны, о чем было еще говорить? О погибших товарищах? Чтобы нам обоим стало еще тошнее? Нет, об этот говорить будем после, когда окажемся в безопасности.

Прокашлявшись, я ответил:

–Хорошо, иначе вы никогда не отстанете от меня.

Затем кратко описал ему все события вплоть до взрыва, погубившего станцию.

–Чему, по вашему мнению, радовался Цыплаков? – спросил он, когда я закончил.

–Наверное, эксперимент удался…

–Но ведь вы утверждаете, что он тоже ничего не знал. Как же в таком случае он узнал, что эксперимент удался?

Тут я задумался. А ведь действительно, Цыплаков закричал «Если бы ты это выдел!». Стало быть, он что-то увидел. Я сосредоточился, пытаясь вспомнить, как выглядел спутник в последний момент. Но зрительная память сохранила лишь уплывающий в пустоту цилиндр. Спутник тогда меня мало волновал. Казалось, это было давным-давно, словно в другой жизни, хотя с тех пор прошло не больше двух часов.

–Не знаю, не знаю…, – в задумчивости произнес я.

–Ладно, откровенность за откровенность, – вдруг сказал американец. –Нам дали приказ наблюдать за вами. И даже перенесли время выход в космос. Мы должны были не только зафиксировать на видео ваш эксперимент, но и провести различные физические измерения. Объяснения были очень туманны, но я понял, что наши ведут разработки в том же направлении и хотели бы как можно больше узнать, читай украсть у ваших.

–Вопрос, только в каком направлении велись эти самые разработки?

Робертсон кивнул.

–Мне думается, что к связи это не имело никакого отношения.

Вскинув голову, я увидел, как высоко над нами пролетел серебристый объект и, оставляя за собой темный след, спикировал куда-то на север. Затем по округе разнесся страшный грохот, земля под ногами завибрировала, из-за линии горизонта вырост темно-серый гриб взрыва. Мы невольно пригнулись. Но совершено напрасно, ибо тот объект упал далеко. Реальная же угроза надвигалась на нас с совсем другой стороны. Самолет (по крайней мере, так мне показалось вначале) пролетел на бреющем полете, едва не зацепив наши головы, и приземлился на поле меньше чем в полукилометре от нас.

Мы стояли в замешательстве несколько секунд, пока Робертсон не сказал:

–Добрынин, оставайтесь здесь. Я проверю, может быть, там кто-то остался жив.

Он скинул с себя рюкзак и побежал к приземлившемуся самолету. Впрочем, этот агрегат можно было назвать самолетом лишь с натяжкой. Даже отсюда я видел, что его форма довольно необычна. К примеру, я не наблюдал ничего похожего на хвостовое оперение. Не нравилось мне это, ой как не нравилось. Но сообщить о своих опасениях Робертсону я не успел, потому что он уже был слишком далеко и приближался к «самолету».

Наблюдая за американцем, я пропустил тот момент, когда над полем появился еще один объект. Он пронесся над нами с безумной скоростью и тут же исчез. Все произошло настолько быстро, что я даже не успел понять, как он выглядел. В глазах остались лишь темная полоса, расчертившая голубое небо, а затем огненный ком, на месте которого еще секунду назад лежал странный самолет.

–Не-е-е-т! – закричал я.

Но мой крик уже ничего не мог изменить. Взрыв опрокинул Робертсона навзничь и раскидал по полю тысячи полыхающих осколков.

Я упал на траву и закрыл голову руками. Потом когда все стихло, я вскочил и, позабыв про усталость, со всех ног побежал к Робертсону. Шансов на то, что он остался жив, было очень мало, но если он ранен, то дорога каждая секунда.

Американца я нашел недалеко от обломков «самолета». Он был весь в крови и уже не дышал. Ему разворотило грудную клетку. Спасти его я был не в силах.

Ноги стали как ватные, и я опустился на колени рядом с ним. Мне было больно и страшно. Больно, потому что погибли все, кто был со мной на орбите, и я был пусть косвенно, но виноват в их смертях. Страшно, потому что смерть следовала за мной по пятам, даже здесь на Земле она безжалостно истребляла оставшихся. Вокруг меня словно была какая-то злая аура.

Пока мы оставались вдвоем, никто из нас старался не упоминать о гибели товарищей, но это не значит, что мы не думали о них. Теперь же, когда я остался один, ощущение утраты навалилось на меня с удвоенной силой. Казалось, их лица с немым упреком смотрят на меня с того света. Почти незнакомые Грин и Маккол, ворчливый, но мудрый Цыплаков, суетливый японец, и наконец упертый рыжий янки – Робертсон.

Они были мертвы, а мне еще предстояло добраться до города. Во что бы то ни стало добраться и рассказать все.

Я забрал у Робертсона пистолет – сорок пятого калибра, какая-то специальная модель для NASA. Даже беглого взгляда на обломки хватило, чтобы понять, – остаться в живых после такого взрыва никто не мог. Но почему-то тянуло подойти ближе, словно кто-то подзывал меня. Пересилив страх, я поднялся и стал осторожно приближаться к дымящимся обломкам. Сделав шагов двадцать, я замер. Слева от меня валялся достаточно крупный кусок серебристого металла похожий на часть разбитой скорлупы, внутри которой что-то лежало. Подойдя ближе, я увидел мутно-серое месиво с едва ощутимым оттенком зеленого, заполнявшее углубление. Вид был не из приятных. Будь в моем желудке хоть что-нибудь, меня наверняка вырвало бы. Я уже хотел отвернуться и пойти прочь, как вдруг различил запачканный серой «грязью» блестящий диск со странными иероглифами на поверхности, напомнившими мне то ли арабскую вязь, то ли китайское письмо. Но каким образом здесь очутился самолет с ближнего востока или из Китая я не мог. Разве что началась война?!

По спине пробежали мурашки, едва я подумал о войне. А вдруг, наш эксперимент был воспринят как акт агрессии и послужил толком к новой мировой бойне. Не потому ли с неба падает такое количество непонятных объектов? Все это очень похоже на работу ПВО…

Я сам нагнал на себя такого страха, что был не в силах сдвинуться с места. Но правая рука как будто жила собственной жизнью и помимо моей воли опустилась за странным диском. Едва ладонь коснулась металла, как я почувствовал, что напоролся на что-то очень острое. Руку словно пронзила огромная игла, влившая в вену какую-то вязкую жидкость, которая быстро распространилась по кровеносной системе. Боль пронзила все тело словно электрический разряд, в глазах потемнело, и я потерял равновесие…