Крещённые небом. Издание второе

Вот чего стоила одержанная в Кабуле победа. Победа… сродни чуду. Уже после завершения операции стало понятно, что при том раскладе сил и средств она походила на авантюру. Но вместе с тем бойцы с самого начала были уверены, что им удастся выполнить поставленную задачу. И они её выполнили, за 45 минут – неправдоподобно короткое время для захвата горсткой людей «неприступной крепости» и вечность для такого кровопролитного боя.

За мужество и отвагу, проявленные в ходе операции «Шторм-333», капитан Зудин награждён орденом Красного Знамени (посмертно).

А чудом избежавший такой же смерти Сергей Кувылин через пятнадцать лет станет крёстным первой внучки своего погибшего друга.

Жизнь после смерти

Операция в Кабуле завершилась, но теперь предстояла ещё одна нелёгкая миссия – оповестить семьи погибших товарищей. Эта обязанность выпала на долю оставшихся в Москве сотрудников – заместителя командира Группы Роберта Петровича Ивона и начальника отделения Дмитрия Александровича Леденёва^[26], который только что выписался из госпиталя после тяжёлого воспаления лёгких и долечивался дома. Он позвонил Константину Фёдоровичу Литвинчуку, начальнику ведомственной поликлиники, сказал, что выслал за ним машину и попросил взять с собой медсестру и набор успокоительных.

Кто же скажет, что тяжелее – находиться в огневом контакте с противником или смотреть в глаза жёнам, которые ещё не знают, что стали вдовами? В бою тебя прикрывают товарищи по оружию; здесь, перед судом этих глаз, в которых гаснут, исчезают, заволакиваются страшным предчувствием проблески надежды, ты – гол и безоружен. И привыкнуть к этому, как привыкаешь к свисту пуль и шороху срезанных веток над головой, нельзя. И да, тебе снова придётся пережить боль утраты, теперь уже вместе с осиротевшими семьями, родными тебе навсегда – такая уж доля живых.

Вспоминает Дмитрий Леденёв:

– Поехали к Зудину. Его жену Нину я знал хорошо, дружили семьями. Когда вошли в небольшую квартиру, где они жили, вся семья была в сборе – Нина, дочки, мать, отец.

Увидев меня, Нина каким-то шестым чувством поняла, что случилось нечто страшное.

– Нина, успокойся, не волнуйся… но я приехал к тебе с известием, что Гена погиб.

Дочки заплакали, мать – тоже. Медсестра Тамара Ивановна сделала Нине укол. Я сказал, что хоронить Гену необходимо 5 или 6 января. Попросил назвать кладбище. Когда Нина немного пришла в себя, назвала кладбище – Востряковское^[13].

<Потом>^[27] мы поехали к Волкову. Время было уже позднее. Я позвонил в дверь квартиры. Жена спрашивает: «Кто?» Я назвался, сказал, что с работы. Она меня плохо знала, но Дима ей рассказывал обо мне, так как мы жили рядом на улице Газопровод. Она открыла и сразу же спросила:

– Что случилось?

– Евгения Николаевна, Дима погиб…

У неё сразу же случилась истерика:

– Что вы наделали? Что вы с ним сделали?!

Ей дали таблетку, сделали укол. Пришли сестра и отец Димы^[23].

Но успокоить молодую женщину не смогли. Как вспоминал Роберт Петрович Ивон, ему тогда показалось, что разум покинул её. Они с Дмитрием очень любили друг друга, это была счастливая пара. Тогда ещё никто не знал, что их семью скоро постигнет вторая трагедия. Евгения Николаевна ждала ребёнка – первенца, зачатого после многих лет надежд и тревог. Капитану Волкову так и не суждено было стать отцом. Известие о гибели мужа убило и сына. А потом каждый день убивало и её…

До конца своих дней Евгения Николаевна так и не смогла оправиться от пережитого. Скончалась она осенью 2003 года после тяжёлой и продолжительной болезни. Ушла тихо и незаметно – как, собственно, и жила. Проститься с Евгенией Николаевной на Хованское кладбище пришли те, кто все эти годы находился рядом, поддерживал её – бывший командир Группы «А» Геннадий Николаевич Зайцев, вице-президент Ассоциации «Альфа» Владимир Ширяев, ветераны подразделения.

Нина Васильевна Зудина смогла выстоять, не сломалась. Каждую весну она неизменно приходит на Аллею памяти спецназа в подмосковных Снегирях, где среди «альфовских» деревьев есть одно в память о её муже. Рядом другое – «волковское». И каждую весну она повторяет своё самое сокровенное желание:

– Пусть эта Аллея памяти спецназа остаётся такой же красивой, главное – чтобы она не разрасталась, чтобы не прибавлялись новые деревья^[44].

Анатолий БОГОМОЛОВ

«Мне до всего есть дело…»

Лейтенант ШАТСКИХ Виктор Викторович (1969–1991)

Когда весной 2012 года мы узнали, что ветераны Группы «А», находившиеся в январской, девяносто первого года, командировке в Вильнюсе, объявлены в розыск по линии Интерпола, я невольно подумала: «И Виталику выезд за пределы страны запретили». А потом одёрнула себя: «О чём это я? Ему давно власти Литвы ничего не могут запретить…»

Главным виновником той трагедии мы считаем М. С. Горбачёва, с одной стороны, и людей из «Саюдиса», организовавших кровавую провокацию у телебашни, – с другой. Показания, прозвучавшие во время недавнего суда над Альгирдасом Палецкисом, свидетельствуют о том, что мы всегда знали: сотрудники Группы «А» не стреляли в толпу, это делали совершенно другие люди.

Я искренне благодарна Владиславу Николаевичу Шведу и газете «Спецназ России» за то, что они не оставляют эту тему. Ведь она касается и нашего сына, вернувшегося из Вильнюса в гробу.

Автомат, стихи и гитара

Сын с самого раннего детства не знал покоя. Может быть, на его характер повлияла жизнь на пограничной заставе. Виталик (так мы его звали, чтобы не путать с папой – Витей) родился в Нахичевани. Рос в окружении солдат, военной жизни. Даже обеды я варила и носила на заставу: сын никак не хотел питаться дома, ел с бойцами за одним столом.

Самая любимая и первая игрушка – автомат, который ему подарил директор местного совхоза. А самое любимое его слово было «засисять». И он защищал всех: сестрёнку Машу, маму, папу, повара Володю, старшину Сашу… и всех, всех, кого он любил.

Подрастая, Виталик менялся на глазах: крепчал, быстро становился самостоятельным, но одна черта его характера оставалась неизменной – огромное желание помогать людям. Думаю, именно эта черта и привела его после десятого класса в пограничное училище, хотя он со своими способностями мог стать кем угодно. Спортсменом – имел первый-второй разряды по нескольким видам спорта. Педагогом – его очень любили младшие дети и он очень хорошо руководил ими. Артистом – в школе и в училище на протяжении всех лет обучения участвовал во всех театральных мероприятиях. Музыкантом – практически самостоятельно освоил игру на гитаре и фортепиано. Поэтом – стихи писал с четвёртого класса.

Виталик был всесторонне развитым юношей. Он говорил: «Знать и уметь всё невозможно, но надо к этому стремиться!» И он осваивал рисование, игру в шахматы и нарды, волейбол, баскетбол, самбо, лыжи, столярное дело, фотографирование. Интересовался историей России и иностранными языками. Умел печь пироги и печенье, вязать на спицах и ремонтировать часы, коллекционировал марки и стрелял в тире, ходил в походы и плавал наперегонки с ровесниками.

А главное, он всегда знал, что будет военным. И никогда не изменял своей мечте, которую выразил ещё в четвёртом классе:

 
Я буду надёжно границу
И ночью, и днём охранять.
Чтоб счастливо жить и трудиться
Могла наша Родина-мать…
 

Отец поддерживал его в этом стремлении: приучал сына к спорту, брал с собой на сборы в полевой учебный центр, «обкатывал» его танками, учил в походе выживать в экстремальных условиях. И сын старался подражать отцу – кадровому офицеру-пограничнику, мечтал носить фуражку с зелёным околышем и хоть раз пройти по Красной площади в одном парадном расчёте с отцом.

Этой мечтой – стать военным – пронизаны многие его стихи. Вот строчки, написанные Виталиком в седьмом классе:

 
Родился человек на свет,
Промчится быстро много лет.
Как жизнь свою он проживёт?
Как счастье в жизни он найдёт?
Не так уж важно, как он будет жить,
Важней, каким он человеком сможет быть!
 

В восьмом классе, учась в 763-й школе Бабушкинского района, Виталик подал документы в суворовское училище, но я сделала так, чтобы документы вернули (мне до сих пор стыдно за это). Сказать, что сын расстроился? Для него это была целая трагедия.

И вот – десятый класс. Выпуск. Все в школе знали: Шатских пойдёт в пограничное училище.

Мой муж, Виктор Алексеевич, к тому времени служил в Московском высшем пограничном командном училище имени Моссовета. Сын собрался поступать туда же. Однако документы у него не приняли. Это был 1986 год. Тогда существовал такой порядок: если отец служит в военном учреждении, то сын не имеет права устроиться туда на работу. А у нас перебарщивали и даже поступать учиться запрещали.

Через год этот несправедливый приказ отменили, но сын не стал переводиться, поскольку уже сдружился с ребятами в Голицынском пограничном училище. Вступительное сочинение на свободную тему он написал на пяти листах, в стихах: «Мне до всего есть дело…» Сейчас оно хранится в музее Пограничного института ФСБ.

И действительно, ему до всего было дело. Поэтому его любили и дома, и в школе – друзья и учителя, и в училище. Его невозможно было не любить. Виталик был очень общителен, заботлив, внимателен, готов всем и во всём помогать: на лыжном кроссе – тянуть отстающего товарища, в школе – отремонтировать с друзьями во время каникул свой класс, на детской площадке – играть с малышами, на праздничном вечере – быть массовиком-затейником. А если нужно, то спасти жизнь человеку.

«Кто, если не я?!» – сказал мне сын, когда, защищая от хулиганов девчонку у кинотеатра «Орион», получил ножевую рану руки.

И это был не единственный случай, когда сын, не думая о себе, бросался на помощь. Однажды с отцом они вытащили из опрокинувшегося и горящего грузовика водителя, потерявшего сознание. А через несколько минут после того, как они перенесли шофёра в нашу машину, бензобак взорвался.

«Служить, а не отсиживаться»

После окончания училища Виталик собрался ехать в Среднюю Азию. На 4 августа 1990 года был уже куплен билет в Алма-Ату. Тогда сын признался: «Наверное, не повезло. Приезжали из Группы «А», отобрали нас четверых. Я думал, буду служить вместе с дядей Витей. Но что-то никаких запросов нет. Не судьба, значит».

«Дядя Витя» – это Герой Советского Союза генерал-майор Виктор Фёдорович Карпухин, бывший сослуживец и товарищ мужа. Высшую награду страны он получил в 1980 году за штурм дворца Амина в Афганистане.

Второго августа пришла телеграмма: «Лейтенанту Виктору Шатских срочно явиться в училище». Никогда не забуду его радостной улыбки и горящих глаз, когда Виталик сообщил об этом нам с мужем. Таким я видела сына второй раз в жизни; первый – когда он поступил в военное училище.

У меня сжалось сердце. В тот вечер мы отметили это событие в тесном семейном кругу. Мы и невеста Виталика. Никто из окружающих не должен был знать, где предстояло служить сыну.

В училище Виталику вручили запрос-вызов в Группу «А». Генерал Виктор Карпухин старался вначале оставлять его «на хозяйстве». Говорил: «Посиди пока здесь, в Москве».

Предстояла очередная командировка – в Баку. Виктор Фёдорович зачитал список. Виталик услышал, что все ребята из его отделения летят, а он – нет. Сказал тогда Карпухину: «Дядя Витя, я пришёл сюда служить, а не отсиживаться». И вылетел вместе со всеми.

Потом был Вильнюс. Штурм телебашни. И предательство Горбачёва, отказавшегося от «альфовцев», заявившего: «Я их туда не посылал».

В прессе писали, что так же повёл себя Председатель КГБ Виктор Крючков, но это не так. Несколько раз он принимал нас с мужем в своём кабинете. Владимир Александрович откровенно сказал нам: «Это мы виноваты, мы не спасли вашего сына. Я не могу говорить за президента, я говорю за себя. Послали его туда мы».

Спросил, чем он лично может помочь нашей семье. Мы с мужем попросили ввести в штат Группы «А» медиков – что и было сделано Крючковым.

– До Вильнюса мы с Виктором побывали в командировке в Баку, – вспоминает полковник в отставке Евгений Николаевич Чудеснов. – Ни одной ночи не проходило без тревог; выезжали с оружием на задание, устраивали засады, задерживали по адресам «подрывные элементы». Работа была достаточно серьёзной. Первое время я Виктора придерживал, оставляя на дежурстве. Однажды он зашёл ко мне: «Евгений Николаевич, сколько можно! Я готов к работе. Очень прошу, не делайте из меня вечного дежурного». В следующий раз я включил его в боевой расчёт, и в Баку он проявил себя достойно.

…Не знаю, как он вообще смог пробежать по коридору на первом этаже… Помню его слова, мы в тот момент повернули на лестницу второго этажа: «Евгений Николаевич, у меня что-то в спине…» – «Витя, что там может быть?» Первая мысль: пикой кольнули. В руках у митингующих были национальные флаги с заточенным металлическим концом на древке. Я приказал Саше Скороходову: «Посмотри, что там», а сам побежал наверх выполнять задание. Оказалось, рана несовместима с жизнью.

Нужно было экстренно вызвать скорую помощь. Кругом – толпа, люди орут. Выйти было сложно, могли растерзать. И тем не менее Сергей Рассолов – было ему поручено – взял Виктора и отвёз в больницу. Долго не знали, где он находится, не могли забрать тело. В этой ситуации Михаил Васильевич Головатов проявил свои «пробивные» и организаторские способности: сделал всё возможное, чтобы вернуть Виктора. Вспоминать это очень тяжело!

Что касается собственно специальной операции, то она была проведена чётко и по плану. Каждый знал свой манёвр, куда идти и какую дверь открыть. Когда мы вернулись домой, на аэродроме никто нас толком не встретил, только отец Виктора, полковник-пограничник Шатских Виктор Алексеевич, и наш командир, Карпухин Виктор Фёдорович. Он знал его с детства, он его и привёл в подразделение, – вспоминает Евгений Николаевич.

«А я хочу в пургу, в цунами»

После гибели сына многие газеты писали, что литовцы возненавидели наших ребят. Это неправда! Нам с мужем приходили письма, посылки и денежные переводы из Вильнюса, от частных лиц и трудовых коллективов заводов и фабрик. Нам выражали соболезнования и приглашали в гости. Честные и неравнодушные люди знали, что всё произошедшее тогда – это подлая провокация.

Когда Виталик поступил в военное училище, я подарила ему книгу о пограничниках и подписала: «Моему сыну. Дерзай! И помни – мужество рождается в борьбе». И вот, уходя на последнее дежурство, он принёс мне её и сказал: «Мамуль! Пусть она полежит у тебя. И ещё давай договоримся. Ты у меня сильная женщина. Ты знаешь, где я служу. Если когда-нибудь со мной что-то случится, дай мне слово: ты не будешь никому показывать своих слёз. Ладно, мамуль?» – «Ладно! Не обещаю, но попробую». Почему я так сказала, не знаю до сих пор. Зачем мне нужна была эта «проба»? Позже узнала, что накануне этого разговора один из его друзей был ранен.

Я вспомнила этот разговор, когда сын погиб. Страшно об этом рассказывать. Ещё страшнее было это узнать!

Смерть сына также тяжело переживала его невеста Наташа и её семья. Виталик собирался расписаться в январе, у них уже было подано заявление в ЗАГС. В одном из писем сын сообщал, что Наташа согласилась стать его женой, несмотря на то, что служба у него непростая…

Похоронили сына тихо, на Волковском кладбище в Московской области. Тогда особо нельзя было афишировать место службы сына. На памятнике написали отрывок из его стихотворения:

 
Мы, не зная покоя,
Охраняем покой,
Но судьбы для себя
Не искал я другой.
 

Ежегодно в день гибели Виталика и на день его рождения на могилу приезжают «альфовцы», друзья по школе и пограничному училищу.

Прошло двадцать с лишним лет. Иногда забываешься в работе, а останешься одна, или когда на улице, в транспорте, увидишь похожего на сына мужчину – ком подкатывает к горлу.

В семье мы никогда не помещали фотографию Виталика в траурную рамку: для нас он всегда живой. Отмечаем день его рождения, он очень любил этот свой праздник. Я часто беседую с ним, и мне кажется, будто Виталик находится в долгой командировке. Во всяком случае, мне так легче.

В июле 2003-го не стало мужа, Виктора Алексеевича. Его последняя должность – начальник отдела заграничных представительств Главного управления пограничных войск, полковник. После отставки он работал в системе негосударственной безопасности и Консультативном совете ФСБ.

Это произошло 28 июля, в день тридцать пятой годовщины нашей свадьбы. Утром Виктор Алексеевич поехал на работу, хотя шёл третий день его отпуска. Сказал мне и дочке: «Готовьте праздничный ужин, будем отмечать юбилей. Сегодня – на даче, а в субботу соберёмся в ресторане».

Обещал вернуться к вечеру, но – не приехал, его мобильник не отвечал. Мы с дочерью обзвонили всех знакомых. А ночью приехал друг нашей семьи Саша Скороходов – он был с Виталиком в Вильнюсе – и сказал: «По закону подлости я держал вашего сына на руках, а теперь я же принёс вам такую весть».

Через час приехал бывший командир «Альфы» М. В. Головатов, у которого работал муж, и тогдашний начальник Управления «А» генерал Андреев Валентин Григорьевич. Оказалось, Витя умер в дороге: в сердце пошёл тромб. В последний момент, как мне рассказали люди, сидевшие с ним в салоне автомобиля, муж успел перестроиться из третьего ряда в первый. Притормозил, съехал на обочину, едва произнёс: «Что-то мне плохо» – и тут же потерял сознание…

После гибели Виталика наша дочь Мария тоже пошла на службу в органы госбезопасности. Сейчас она старший лейтенант, окончила Академию ФСБ.

 
Мне говорят: «Иди за мной…
И будешь счастлив вместе с нами…»
Но ведь они ведут домой:
К сестре, к отцу, к любимой маме,
А я хочу в пургу, в цунами…
 

И в этом был весь наш сын. Наша семья – и по линии мужа, и мои родственники – честно служила Родине, защищала её на фронтах Великой Отечественной войны и в мирное время. И другой жизни мы себе не представляем.

В одной из передач «Зеркало», которую вёл Сванидзе, мы с мужем встретились с послом Литвы в России. Он ждал, что услышит от нас проклятия в адрес литовцев, но я сказала, что виноваты в этой провокации не простые люди, русские или литовцы, и не сотрудники «Альфы». Как говорится, «паны дерутся – у холопов чубы трещат!»

Считаю, что главную вину трагедии нашей семьи несёт М. С. Горбачёв, бывший президент СССР. Он предал не только «альфовцев», но и весь народ. Ну да Бог ему судья.

Валентина ШАТСКИХ

Засада в тарском ущелье

Ст. лейтенант КРАВЧУК Виктор Дмитриевич (1960–1993)

Никогда ещё не было такого, чтобы от рук террористов был убит вице-премьер России, – это случилось летом 1993 года на Северном Кавказе. Прикрывая его, был смертельно ранен сотрудник екатеринбургской «Альфы» старший лейтенант Виктор Кравчук. Вместе с ними погиб командир 42-го армейского корпуса генерал-майор Анатолий Корецкий.

Так и идут они теперь по жизни: «наместник Империи», как называли Поляничко, и офицер «Альфы», до конца выполнивший свой долг.

Покушение произошло у переправы через безымянную речушку, рядом с густым буковым лесом, взбирающимся на гору. Едва «Волга» притормозила у переправы, раздались автоматные очереди. Как потом установило следствие, огонь вёлся с трёх сторон, крест-накрест. Видимо, действовали профессионалы, и остаться в живых у пассажиров автомобиля шансов не было.

«Наместник империи»

К моменту покушения Виктор Поляничко был известным политическим деятелем, с его мнением считались в Кремле. Его звезда взошла на каменистой, выжженной солнцем земле Афганистана, где он с 1985 по 1988 год являлся политическим советником Бабрака Кармаля и Наджибуллы.

Именно Поляничко был одним из тех, кто разрабатывал политику национального примирения, которая сначала получила широкую народную поддержку и привлекла внимание многих стран третьего мира, но затем была дискредитирована непоследовательными и в отдельных случаях провокационными действиями со стороны некоторых лидеров ДРА и НДПА.

После возвращения из командировки в Афганистан Поляничко, брошенный партией на урегулирование межнациональных конфликтов, продолжил свою деятельность «пожарного». Решением Политбюро ЦК его направили на Кавказ председателем Республиканского оргкомитета по Нагорно-Карабахской автономной области (НКАО).

Последняя должность – глава временной администрации в зоне осетино-ингушского конфликта.

«В ходе нашей встречи я не раз обращал внимание на то, что разговаривал Виктор Петрович громче, чем следовало бы при общении трёх человек, – отмечает В. В. Кривопусков, занимавший должность начальника штаба Следственно-оперативной группы МВД СССР в НКАО. – Это, видимо, у него так проявлялись последствия недавней контузии. В Карабахе армянами на него было совершено три покушения. Первый раз его служебный автомобиль на горной дороге столкнули грузовиком в пропасть. Поляничко в машине в тот момент не было.

В следующий раз на железнодорожной станции Степанакерт был взорван штабной вагон, в котором он должен был находиться, но Поляничко вышел из него за несколько минут до взрыва. Третье покушение чуть не стоило ему жизни. Во время очередного совещания Оргкомитета по НКАО в кабинет из парка, расположенного напротив, выстрелили из гранатомёта. Только чудо спасло Виктора Петровича и других участников совещания. Он был сильно контужен, что отразилось на его слухе».

Все эти акции свидетельствовали об упорном стремлении определённых сил убрать Поляничко из Нагорного Карабаха, причём убрать любой ценой.

В хмельном августе 1991 года Поляничко поддержал ГКЧП, назвав его «обнадёживающей структурой». Кем был этот незаурядный политик? Аппаратчиком, цековским работником? Но погиб он, как солдат, героически, находясь не в уютном чиновничьем кабинете, а на передовой линии, на обагрённом кровью Кавказе. Поляничко мог спокойно жить дома, с семьёй, которую очень любил. Но не мог усидеть, рванул по собственному желанию на Северный Кавказ. Его душа всегда искала горячие точки.

По своему складу Виктор Поляничко являлся, несомненно, государственным деятелем имперского типа. Был верным солдатом, искренне любившим людей и умевшим дружить с ними. Он исповедовал Россию – её мир и благополучие.

«Этот крепко сбитый мужчина с тяжёлым, волевым лицом и обаятельной улыбкой умел заставить слушать и слышать себя, – пишет Герой Советского Союза Геннадий Зайцев в книге «“Альфа” – моя судьба». – Пресса окрестила Поляничко «вице-премьером в камуфляже», и эта внешняя характеристика очень точно соответствовала его сути – и как политика, и как человека. Он был настоящим патриотом, сторонником единой и неделимой России»^[31].

В своей последней должности Виктор Поляничко успел поработать чуть больше месяца. Он сразу же стал принимать меры, чтобы стабилизировать обстановку в зоне осетино-ингушского конфликта. Ему, как русскому человеку, было стыдно за бездарную политику российского руководства не только в зоне конфликта между ингушами и осетинами, но и в целом на Кавказе. «Нет у нас чётко разработанной политики, учитывающей особенности и условия каждого региона, – размышлял Поляничко. – Да откуда ей взяться, если страной управляют бездарные и далёкие от политики люди?»

Обращает на себя внимание такое важное обстоятельство: Поляничко пытался проанализировать механизм финансирования восстановительных работ в Пригородном районе. То есть он хотел разобраться, куда и по каким каналам бесследно исчезают огромные суммы, выделяемые федеральным центром.

Первого августа Виктор Поляничко направился на переговоры с ингушским полевым командиром и председателем Джейрахского сельсовета Цуровым.

Дело было так. Двадцать шестого июля 1993 года группа разведывательного батальона спецназа внутренних войск МВД была блокирована ингушами в Джейрахском ущелье. Они потребовали от военных сдать оружие. Чтобы не пролилась кровь мирных жителей ближайшего селения, командир подразделения приказал своим бойцам сложить оружие.

Кровопролитие было предотвращено, но инцидент с разоружением элитного российского отряда наделал много шума. Первым делом, конечно, нужно было вернуть оружие. Боевики потребовали выкуп в размере чуть более четырехсот миллионов рублей. Глава Ингушетии Герой Советского Союза Руслан Аушев добился уменьшения суммы и готов был выступить посредником.

Перед началом переговоров Поляничко должен был встретиться с начальником «Управления охраны» Северной Осетии Бибо Дзуцевым, чтобы обсудить с ним детали выдачи оружия, а также уговорить его не вмешиваться в ход операции. Не исключено, что эта информация была специально вброшена в те дни, чтобы пустить следствие по ложному следу.

О месте переговоров знали только сам Поляничко, генерал Корецкий и представители ингушской стороны. Впрочем, утечка информации могла произойти непосредственно из рабочего помещения вице-премьера. Как отмечает Геннадий Николаевич Зайцев, «уже после покушения в его кабинете был обнаружен «жучок», изготовленный из бытового микрофона высокого качества. Он-то, возможно, и был использован для получения секретных данных о времени и месте предстоящей встречи» ^[31].

Поляничко, Корецкий и охрана выехали в село Тарское, бывший казачий хутор, где были намечены переговоры. В состав колонны входили три БТРа, УАЗ-469 с сержантом и солдатом и «Волга». Виктор Кравчук находился на правом переднем сиденье, младший лейтенант Андрей Кондратьев – за рулём, вице-премьер Поляничко и генерал Корецкий разместились сзади.

Сразу же после покушения возникло много вопросов. Например, почему по дороге отстали БТРы сопровождения? Авторы многих публикаций усматривали в этом факте явное свидетельство заговора против Поляничко.

«Машину Поляничко сопровождал лишь уазик с охраной из состава Группы «Альфа», – сообщалось в прессе^[28]. – По одной версии, маршрут был кем-то изменён и бронегруппа отстала, по другой – её не было вовсе».

Кстати, именно в тот день «альфовцы» находились в машине с оружием, но без бронежилетов. Нарушение правил безопасности? Несомненно. Вот только вызвано оно было настоятельным желанием самого вице-премьера, который хотел таким образом продемонстрировать мирные намерения федеральной власти.

Когда за очередным поворотом БТРы сопровождения пропали из поля зрения сотрудников «Альфы», Виктор Кравчук сообщил об этом Поляничко, но тот, видимо, увлечённый предстоящими переговорами, отмахнулся:

– Ничего, догонят! Мы не можем опоздать на эту встречу, нас не так поймут.

Корецкий согласно кивнул, и «Волга» на прежней скорости рванула к роковому отрезку пути, разделившему сидящих в машине мужчин на одного живого и трёх мёртвых. Кравчук внимательно смотрел по сторонам, досадуя на нетерпение Поляничко и неопытность водителя головного БТРа, который, очевидно, оказался не в состоянии выдержать заданного темпа движения.

Горячий регион

Прервёмся на некоторое время. В свои тридцать три года Виктор Кравчук был опытным оперативным работником и прекрасно понимал, чем может закончиться бешеная езда в зоне вооружённого конфликта без прикрытия бронетехникой.

Родился Кравчук 8 мая 1960 года на Украине, в городе Черновцы. После службы в армии работал шофёром областной станции переливания крови. В апреле 1981 года перешёл на работу в местное Управление КГБ, тоже водителем.

В октябре 1982 года Кравчук перебрался на Урал, и когда в Свердловске создавалось региональное подразделение Группы «А», вошёл в его первый состав. В 1990 году окончил местный юридический институт по специальности «правоведение».

На Урале 14-е отделение «Альфы» было создано приказом Председателя КГБ СССР Владимира Крючкова № 0031 от 3 марта 1990 года. Первый командир – Сергей Александрович Журавлёв.

Приказом по ГУО^[29] № 0102 от 29 декабря 1992 года отделения в Хабаровске, Екатеринбурге и Краснодаре с полным штатом были переданы в Министерство безопасности. Обратное перемещение произошло 12 февраля 1994 года (приказ № 015), и эти три региональных отделения вошли в состав ФСК^[30].

В первых числах июня 1993 года вместе с двумя сотрудниками екатеринбургской «Альфы» Кравчук был направлен на Северный Кавказ, в зону осетино-ингушского конфликта. В командировку его провожали жена Татьяна, сын Денис и дочка Ирина.

Кравчука назначили старшим группы охраны главы временной администрации. Также сотрудники Группы «А» работали с генерал-полковником Юрием Шаталиным. С согласия офицеров их командировка в горячей точке дважды продлевалась.

Теперь вернёмся в Тарское ущелье…

Поляничко посмотрел на часы и досадливо поморщился:

– Опаздываем!

Обратившись к водителю, он приказал обогнать УАЗ, который, по его мнению, ехал не так быстро. Спорить с суровым вице-премьером, да ещё в такой момент – последнее дело. «Волга» совершила обходной манёвр и пошла первым номером, оставшись уже даже без видимости прикрытия.

В полутора километрах от развалин посёлка Южный машины поджидала засада. Террористы, расположившись в середине прямого участка дороги между двумя резкими поворотами, изготовились к нападению. Вот на большой скорости показалась «Волга», за ней УАЗ – и почему-то без сопровождения БТРов. Лучшей ситуации для совершения диверсии трудно было придумать.

Машины стремительно приближались к месту засады. Из леса с короткой дистанции ударил пулемёт, застрочили автоматы. Огонь вёлся с трёх точек. УАЗ был сразу же выведен из строя, а «Волга», превращённая в решето, съехала в кювет и ткнулась в протекавший по нему ручей.

Несмотря на ранения в ноги, боец из уазика кинулся к «Волге», где отстреливался Виктор Кравчук, сам получивший пять пуль в ноги и одну в живот. Офицер «Альфы» приказал солдату вернуться и вызвать по рации помощь.

Вместе с младшим лейтенантом Кондратьевым, у которого были ранены обе руки, Кравчук в горячке попытался вытащить из кабины Виктора Поляничко. К этому моменту вице-премьер уже скончался. Позднее судебные эксперты насчитают в его мощном теле пятнадцать огнестрельных ран. Генерал Корецкий, потерявший сознание от ранения, оказался придавлен телом Поляничко.

Лейтенант Андрей Кондратьев, сидевший в тот день за рулём «Волги», рассказывал:

– Группу прикрытия на УАЗе, следовавшую за нами, сразу отрезали. Мы сбавили скорость, развернулись, чтобы проскочить пригорок, откуда по нам вели огонь, но тут меня ранило в плечо. Поляничко, приоткрыв дверцу, крикнул: «Прекратить огонь!» В ответ очередь. Пули попали ему в грудь, живот и левое бедро, он скончался на моих глазах. Корецкому я хотел помочь перевязать раны, но и он умер от большой потери крови. Сделав своё дело, бандиты ушли на машине…

Вскоре на месте происшествия уже находился Бибо Дзуцев и осетинские милиционеры. Сам террористический акт произошёл между 16.30 и 17.00. Примерно через сорок пять минут район, прилегающий к месту происшествия, патрулировался армейскими вертолётами. Казалось, преступники будут обнаружены и уничтожены, однако этого не произошло. Оперативно-войсковая операция по блокированию зоны, где могли скрываться боевики, была прекращена.