Второй пояс. Откровения советника

Гульнара не знала, как и благодарить этого бобо. У самой-то у нее в доме почти ничего не было, чем можно было бы его задобрить. Отдала последнюю бутылку кукурузного масла. Дед был доволен этому бакшишу и на радостях из куска доски, оставшейся от взорванной двери, смастерил щеколду. Теперь дверь можно было закрывать изнутри. Гульнара могла со спокойной душой уходить на работу, не волнуясь за сына…

* * *

Как-то раз в гостинице поселился какой-то большой чиновник, прилетевший из Кабула. То, что он был большой шишкой, было понятно – в гостинице царандой выставил усиленную охрану. Вооруженные царандоевцы были в гостинице даже днем, когда этого постояльца там не было.

Жил он в гостинице с неделю. А перед самым отъездом пришел в свой номер не один. Вместе с ним были еще несколько человек, среди которых Гульнара узнала того самого мужчину, что заходил к ним домой после гибели мужа.

Мужчина тоже узнал ее. Подойдя, он поздоровался с Гульнарой, и между ними завязался разговор. Асад, а это был он, поинтересовался тем, где она сейчас живет, как сын и вообще как сложилась у них жизнь за почти пять лет, прошедшие с тех пор.

Гульнара подробно рассказала Асаду обо всем, что с ними было все эти годы. Асад кивал головой и сочувственно сокрушался, когда Гульнара рассказывала об особенно трудных днях своей жизни. Уже в конце разговора он сообщил ей о том, что царандой располагает информацией о людях, причастных к убийству мужа. Гульнара была шокирована тем, что услышала от Асада.

Уходя из гостиницы, Асад предупредил Гульнару, чтобы она была поосторожней, когда в кишлак заходят моджахеды, и никогда не показывала им своего лица. Не дай Бог, ее посетит сам Гафур Джан. Этот церемониться не будет. Запросто может убить, поскольку никогда не оставляет в живых посторонних людей, ставших свидетелями его преступной деятельности.

А через несколько дней Асад вновь посетил гостиницу. Найдя Гульнару, он попросил ее зайти в ближайшие дни в управление царандоя для оформления кое-каких документов, связанных с делом мужа.

Уже через пару дней у Гульнары появилась такая возможность. Посетителей в гостинице в тот день не было вообще, и вся работа в этот день заключалась только в мытье пола. Быстро справившись с этой работой, она направилась в царандой.

Асада она нашла сразу. Он сидел за огромным столом, стоящим посреди большого полукруглого кабинета. Когда она вошла в кабинет, там находились еще несколько человек, по всей видимости, это были сотрудники уголовного розыска. Они повернули головы в ее сторону и разом прервали разговор, который вели до этого. Не снимая чадры, Гульнара присела на стул, стоящий прямо у двери, но Асад жестом пригласил ее пересесть поближе к столу.

Сотрудники покинули кабинет, а Гульнара осталась наедине с Асадом.

Асад начал издалека. Он рассказал о том, как много лет тому назад познакомился с Джан Мохамадом. Не вдаваясь в детали, он живописал о том, как ее муж оказывал помощь полиции, а потом и царандою в раскрытии запутанных преступлений. Гульнара молча слушала Асада. То, о чем он сейчас говорил, для нее было откровением.

Но зачем он ей об этом рассказывает?

Асад словно уловил немой вопрос Гульнары.

Он открыл какую-то папку, лежащую на столе, и достал оттуда фотографию, которую передал Гульнаре. Взяв фотографию в руки, она внимательно вгляделась в изображенное на ней лицо молодого человека. Она сразу узнала его. Это был друг детства мужа – Шакур Джан. Она хорошо его запомнила, когда незадолго до гибели мужа он приходил к ним домой в гости.

Об этом она и сказала Асаду.

Асад кивнул головой, подтверждая ее слова.

– Все правильно, – продолжил он. – Это действительно тот самый друг детства вашего мужа. Но только сейчас он носит совершенно иное имя. Его зовут Гафуром. Это не кто иной, как полевой командир моджахедов Гафур Джан. Надеюсь, Гульнара, ты понимаешь, насколько опасен этот человек, у которого руки по локоть в крови невинных жертв. Ему совершенно безразлично, кого убивать. Он не жалеет ни детей, ни женщин, ни стариков. Он уничтожает всех, кого считает своими врагами. Вместе со своей бандой он частенько бывает в районе «Черной площади», и я боюсь, что рано или поздно ваши пути пересекутся. В случае, если это произойдет, постарайся не показывать ему своего лица. Если он тебя узнает, может произойти непоправимое.

Гульнара сидела молча, не в состоянии произнести ни слова. Только что она узнала много такого, о чем ранее никогда и не догадывалась. От такой порции убийственной информации у нее разболелась голова, и произносимые Асадом слова эхом дублировались где-то там внутри черепной коробки.

Ей стало страшно. Страшно не за себя, а за своего сына. Ведь если теперь ее узнает этот головорез Гафур Джан, пострадает не только она, но и единственный сын.

Асад интуитивно почувствовал изменение в настроении Гульнары и свой дальнейший разговор с ней перевел в совершенно иное русло.

Он стал расспрашивать Гульнару о моджахедах, частенько посещающих их кишлак. Но та никого из них не знала. Да, действительно, захаживают моджахеды в их кишлак. Да, обстреливают они советские автоколонны. После каждого такого обстрела Гульнара в страхе ожидает, что их мазанку окончательно разрушат шурави своими бомбами и снарядами.

Асад успокоил Гульнару и заверил, что она может больше не опасаться. Лично он сделает все, чтобы этого никогда не произошло.

Он не стал признаваться Гульнаре в том, что уже предпринял все необходимые меры, для того чтобы обезопасить жизнь ее семьи. Еще во время их прошлой встречи в гостинице он выяснил у Гульнары местонахождение их мазанки, а советник уголовного розыска – Володя Головков – передал всю необходимую информацию на ЦБУ 70-й бригады. С того дня на главной оперативно-тактической карте ЦБУ, а также на всех остальных картах подразделений артиллерии и авиации появился еще один маленький квадратик. А это значило, что по клочку земли, скрывающемуся под этим маленьким квадратиком, категорически запрещается наносить БШУ и артудары.

Таких квадратиков, треугольников и кружочков на оперативно-тактических картах 70-й ОМСБ и ее боевых подразделений было великое множество. За каждым таким условным значком на карте стояла чья-то жизнь, которую тщательно оберегали офицеры советских и афганских спецслужб. В случае гибели конкретного человека или группы людей, скрывавшихся за закодированными квадратами, или же при изменении оперативной обстановки эти условные знаки с карт удалялись. Но появлялись новые, точно такие же условные знаки, там, где того требовала оперативная целесообразность.

Эта работа с топографическими картами напоминала «броуновское движение», и она ни на день не приостанавливалась. Но Гульнара об этом и не догадывалась. Да и незачем ей было это знать.

В тот день, когда Гульнара побывала у Асада в кабинете, он не стал склонять ее к негласному сотрудничеству с царандоем. Морально она к этому была еще не готова. Нужно было время, для того чтобы она переварила все то, о чем он ей рассказал.

А Асад и не собирался торопиться. Он был не только хорошим агентуристом, но и хорошим психологом. Гульнара должна была дозреть до того момента, когда ей можно было бы давать какие-то конкретные задания…

* * *

И она дозрела.

«Духи», сами того не подозревая, подтолкнули ее на принятие такого решения.

Месяца через два после того, как она имела беседу с Асадом, в их кишлак с наступлением ночных сумерек пробралась группа моджахедов численностью около двадцати человек. Все они были до зубов вооружены, поскольку готовились к нападению на один из постов первого пояса обороны города. В ожидании часа «икс», на который было запланировано нападение, они разбрелись по северной окраине кишлака. Двое моджахедов выбили входную дверь в дувале, сломав при этом крепление деревянной задвижки. Услышав какой-то шум во дворе, Гульнара вышла во двор посмотреть, что же там случилось. Но в этот момент чья-то сильная рука крепко обхватила ее за тонкую талию, а вторая рука зажала рот. Гульнара не могла разглядеть человека, крепко державшего ее в своих объятиях, поскольку он стоял сзади. Она только слышала его сопение. В этот момент из темноты появилась фигура еще одного моджахеда. Он подошел к ней почти вплотную и негромко произнес:

– Будешь кричать, зарежу, как барана.

Потом он вошел в дом и, убедившись, что там, кроме спящего Шакур Джана, никого больше нет, вновь подошел к Гульнаре.

Размахивая перед ее лицом острым кинжалом, он с ухмылкой продолжил:

– Сейчас ты получишь от нас море удовольствий. Но это при условии, что не будешь орать. В противном случае распрощаешься со своей дурной головой, а заодно и со своим выкормышем.

Гульнара от страха не то что кричать не могла – совсем потеряла дар речи. Она только на секунду представила, что могут сделать эти нелюди с ней самой и ее сыном, и ей стало дурно.

Все, что произошло потом, она позже вспоминала как какой-то дурной сон. «Духи» по очереди изнасиловали ее, порвав при этом сорочку, в которой она впопыхах выскочила во двор. Вволю поиздевавшись над ней, они удалились со двора, пообещав вернуться через пару дней.

В ожидании очередного визита этих мерзавцев в свой дом, Гульнара чуть было не сошла с ума. Но они не пришли к ней ни через два дня, ни позже. Она не могла знать, что уже в ту ночь при нападении на царандоевский пост они получили достойный отпор и несколько человек из банды погибли. Одному из ее обидчиков пулей разворотило голову, а второму насильнику осколком мины оторвало руку, и он умер от потери крови. Так судьба распорядилась с негодяями, поизмывавшимися над беззащитной женщиной.

То ночное происшествие перевернуло все в ее душе.

Гульнара совершенно по-иному стала смотреть на все происходящие вокруг нее события. Она даже забыла про обиду, которую затаила до этого на хадовцев и шурави, устроивших погром в ее доме. Если они разыскивали моджахедов, подобных тем, что ее изнасиловали, стало быть, они делали благое дело, очищая землю от всякой нечисти. Вновь и вновь вспоминая, что говорил ей Асад во время их последней встречи, она все больше стала убеждать себя в том, что выбранный ее мужем тернистый жизненный путь был, наверно, единственно верным.

В первых числах декабря 1986 года Гульнара сама пришла к Асаду.

В тот день я сидел в его кабинете и решал с ним текущие вопросы, связанные с деятельностью спецотдела. В кабинет постучали, и в приоткрытую дверь заглянул дневальный, постоянно сидевший у входа в коридор, где располагались кабинеты сотрудников уголовного розыска. Дневальный доложил о чем-то Асаду, и тот в свою очередь махнул рукой, давая понять, что он разрешает войти в кабинет человеку, о котором говорил дневальный.

В кабинет вошла худенькая женщина невысокого роста. Из-за чадры лица ее разглядеть было невозможно. Не успев присесть на стул, женщина быстро-быстро затараторила. О чем она говорила, я не мог понять, поскольку моих навыков в знании языка дари в ту пору хватало лишь для обмена взаимными любезностями с афганцами.

Асад внимательно слушал женщину, постоянно кивая головой. В какой-то момент он сделал жест рукой, давая понять посетительнице, чтобы она приостановила свою бурную речь. Женщина замолчала.

Обращаясь ко мне, Асад по-русски произнес:

– Это жена «Худойрама».

За четыре месяца общения со своим подсоветным – Амануллой, да и с Асадом тоже, я знал достаточно много из того, что было связано с царандоевской агентурой. О личности «Худойрама» и его непростой судьбе мне подробно рассказывал советник уголовного розыска Володя Головков, буквально на днях уехавший домой по завершении срока служебной командировки. Немного раньше о нем мне так же говорил и Валера Махнаткин, которого я сменил на посту советника максуза и с которым имел честь неделю общаться до отъезда его в Союз. Поняв, кто передо мной сейчас сидит, я едва не поднялся, чтобы преклонить голову перед этой женщиной. Но вспомнив, что у афганцев не принято этого делать, только кивнул головой. Мне показалось, что через мелкую сеточку чадры я увидел пронзительный взгляд Гульнары. Но, может быть, мне это только показалось, поскольку подсознательно хотелось, чтобы именно так все и было.

Асад молчал. Молчала и Гульнара. Их обоюдное молчание я воспринял как некую просьбу – удалиться из кабинета. Судя по всему, между ним и Гульнарой должен был состояться очень серьезный разговор, и я оказался «третьим лишним». По тому, как загорелись глаза у Асада, я понял, о чем он сейчас будет говорить с Гульнарой.

Собрав все свои «талмуды», разложенные на приставном столике, и сославшись на то, что мне надо побывать еще в спецотделе, я попрощался и тихо мирно удалился из кабинета.

Крутые повороты судьбы

Еще не высохли чернила на подписке о неразглашении сотрудничества, а у Гульнары уже появились первые проблемы. На следующий же день после ее встречи с Асадом она осталась без своей основной работы в гостинице.

Нет, ее никто оттуда и не собирался увольнять.

Просто-напросто советские летчики, накануне прилетевшие из Шинданта на замену своим кандагарским коллегам, по ошибке нанесли ракетно-бомбовый удар по шестому району города. По иронии судьбы, были разбомблены дуканы на площади «С пушками», провинциальный комитет НДПА, управление ХАДа и та самая гостиница. От прямого попадания бомбы обрушилась часть гостиницы, и в ней начался пожар.

В тот день – 8 декабря 1986 года – за считанные минуты погибли около двухсот ни в чем не повинных мирных жителей, в основном, торговцы и случайные прохожие. Серьезные травмы получили два советника ХАДа, а работавший со мной переводчик – контузию. Страшное, должен вам сказать, это было зрелище. Картины того ужасного дня, когда моя собственная жизнь висела на волоске, до сих пор стоят перед глазами.

* * *

Гульнаре здорово повезло. Хозяин гостиницы отослал ее на рынок прикупить кое-что из канцелярских принадлежностей, и она была уже на полпути к рынку, когда все это произошло. Спасаясь от разлетающихся по улице осколков стекол и кирпича от взорванных дуканов и кантинов, Гульнара заскочила в первый же попавшийся дукан, где укрывалась до тех пор, пока бомбежка не закончилась.

От гостиницы практически ничего не осталось. То, что не разрушила авиабомба весом в четверть тонны, сгорело в огне пожарища. Хозяин гостиницы тоже погиб под руинами своей частной собственности…

Асад не планировал делать из Гульнары какого-то суперагента. Все было намного прозаичнее. Недостатка в агентах, внедренных в разное время в бандгруппы, оперативные службы царандоя в тот момент не испытывали. Существенная проблема заключалась в том, как доставлять ценную информацию из «зеленки» в город.

С одной стороны, на пути негласных сотрудников стояли посты первого пояса обороны города. Взрослому мужчине такие передвижения вообще были заказаны, поскольку при пересечении КПП его в любом случае задержали бы. Если не как моджахеда, то как потенциального рекрута. Тайные пересечения охраняемых зон с их многочисленными минными полями могли привести к подрывам. А кому нужна была такая перспектива.

С другой стороны, «духи» тоже не дремали. На подходах к городу со стороны «зеленки» они выставляли всевозможные заслоны, засады и секреты, которые только тем и занимались, что вылавливали вражеских лазутчиков.

Негласный сотрудник порой вынужден был пройти через несколько таких заслонов, прежде чем попадал в город.

Вот и приходилось оперативникам придумывать разные хитрости, и все ради того, чтобы информация от внедренных в банды агентов доставлялась своевременно и без нанесения последним существенного вреда.

Вариантов доставки агентурной почты было великое множество. И одним из них стала пользоваться Гульнара.

Все было очень просто. Агент или его связник делали закладку письменной информации в специально подобранный тайник, а Гульнара должна была извлечь ее оттуда и доставить к месту назначения. Причем эта связь была двусторонней. Через тот же тайник агентура имела возможность получать задания от оперативного работника.

О том, как все это делалось на практике, рассказывать можно очень долго. Но я не задавался целью посвящать читателей в эту шпионскую кухню, полагая, что их бурная фантазия сделает это лучше меня.

Могу сказать только одно – Гульнара оказалась на редкость талантливым импровизатором и неплохим конспиратором. Она сама подыскивала агентам новые тайники для закладок. Причем в таких местах, где появление постороннего человека не вызывало никаких подозрений ни у моджахедов, ни у жителей кишлака Сарпуза. А именно в том кишлаке она и оборудовала все свои тайники.

Постепенно она втянулась в эту неженскую и весьма не безопасную работу.

А опасна она была хотя бы только потому, что во всей связной цепочке могло оказаться одно-единственное «гнилое звено» в лице двойного агента или, что хуже, предателя. В случае провала Гульнаре грозила неминуемая смерть.

Из-за боязни за судьбу своего сына, к тому времени основательно подросшего и мотавшегося целыми днями по кишлаку, она договорилась с одним поставщиком мяса насчет того, что сын будет помогать ему и на время займется хоть каким-нибудь делом.

Владельцы кандагарских мясных лавок, занимающиеся своим бизнесом практически круглый год, за исключением священного месяца рамадан, скупали животных у жителей прилегающих к городу кишлаков, в том числе и Сарпуза. Пожалуй, единственная проблема, постоянно возникавшая у поставщиков, заключалась в доставке «живого товара» к месту назначения. Вот и вынуждены они были прибегать к услугам детей, у которых на КПП никто никогда не требовал документов. Независимо от времени года и дня недели Шакур Джан ежедневно должен был гонять в город небольшую отару овец, разводя животных по мясным лавкам.

Его обязанности на этом не заканчивались, а только-только начинались. Он помогал лавочникам стричь баранов, перед тем как их резали; паяльной лампой опаливал туши, предварительно вдувая под кожу животных воздух, отчего те становились толстыми, словно бурдюки с водой; промывал в арыке кишки и желудок, очищая их от разлагающегося корма. Короче говоря, был на подхвате.

Никаких денег за выполняемую работу Шакур Джан не получал. Максимально, на что он мог рассчитывать, так это на небольшой кусочек внутренностей животного или же мотолыжку. Но и это он получал за свой едва ли не рабский труд только в том случае, если к концу торговли хоть что-то оставалось.

Мать жалела Шакур Джана и никогда не ругала за впустую проведенный день. По крайней мере, ей не нужно было думать о том, чем днем кормить сына. В свободные от торговли минуты лавочники устраивали себе чаепития, во время которых кое-что перепадало и Шакур Джану. Так что домой он возвращался иногда с пустыми руками, но никогда – с пустым желудком.

За негласное сотрудничество с царандоем ей стали выплачивать небольшое жалованье, которого вполне хватало на то, чтобы прикупить необходимые продукты питания и не думать о голоде.

* * *

Жизнь шла своим чередом, отсчитывая дни, недели, месяцы. Казалось, что так будет всегда.

Но однажды в эту размеренную жизнь Шакур Джана и его матери ворвалась страшная беда.

Случилось это на исходе осени 1987 года.

В тот день Шакур Джан, как обычно, погнал с утра небольшое стадо баранов в город, а Гульнара осталась дома. Ей нужно было проверить несколько тайников и извлечь оттуда записки агентов или их промежуточных связников.

Донесение от агента она обнаружила только в одном тайнике. Как обычно, она положила записку в потайной карманчик платья и собралась было уходить. Но в этот момент услышала сзади себя какой-то шорох, а потом топот ног. Обернувшись, Гульнара нос к носу столкнулась с бородатым верзилой.

– Не спеши, уважаемая. Может, поговорим немного?

От его слов Гульнара вздрогнула, и ей стало не по себе.

Хоть у верзилы и не было при себе никакого оружия, но и так было понятно, кто он такой. Косоротая ухмылка на лице моджахеда резко контрастировала с ледяным взглядом немигающих глаз. От этого взгляда по спине Гульнары пробежал легкий озноб.

Выкручиваясь из сложившейся ситуации, она попыталась что-то ответить верзиле, но никакие путные мысли на ум не приходили.

А верзила, взяв ее за руку, продолжил вопрошать:

– Что-то я раньше тебя в Сарпузе не видел. Ты кто такая, и где ты живешь?

Гульнара сбивчиво стала рассказывать о себе, но верзила перебил ее на полуслове:

– Иди, покажи дом, в котором ты живешь.

Делать нечего, Гульнаре пришлось повиноваться.

Еще когда они шли вдвоем по пыльным улочкам кишлака, верзила вытащил из внутреннего кармана жилетки небольшую радиостанцию и доложил кому-то, что все идет по плану. Ответа Гульнара не расслышала, но поняла, что здоровяк получил какое-то указание.

Гульнара лихорадочно соображала, что же ей делать с запиской. Выбросить ее вряд ли удастся, поскольку верзила, шедший сзади нее, внимательно следил за каждым ее движением. Дважды Гульнара оглядывалась назад, и оба раза он жестом показывал ей, чтобы она шла вперед, не оглядываясь.

Когда они дошли до дома, верзила одним ударом ноги вышиб входную дверь в мазанку. Дужку маленького китайского замочка, на который замыкалась дверь, вырвало с мясом.

Гульнара стала ругать моджахеда за испорченный им замок, на что он процедил сквозь зубы:

– Заткнись, дура. Тебе он вряд ли больше понадобится.

Гульнара как стояла, так и села на деревянную лавку, стоящую у стены мазанки.

А минут через двадцать к дому подъехала открытая машина, и с нее спрыгнули человек десять вооруженных до зубов моджахедов. Двое из них за ноги вытащили из минигрузовичка окровавленного человека в форме советского военнослужащего и волоком затащили его во двор.

Из кабины машины вылез человек в солнцезащитных зеркальных очках. Не спеша он прошел в дом, где двое моджахедов, сорвавшие с Гульнары чадру, связывали ей за спиной руки.

Несколько мгновений вошедший в мазанку человек молча рассматривал Гульнару, а потом, медленно сняв очки, спросил:

– Ну что, узнаешь меня, Гульнара?

Их взгляды встретились.

Гульнара почувствовала, как у нее из-под ног уходит земля.

Перед ней стояла ее смерть в лице полевого командира Гафур Джана…

* * *

Года за два до описываемых событий одному из сотрудников максуза удалось внедрить своего агента в банду Гафур Джана. Зная, что представляет собой этот полевой командир и каким испытаниям он подвергает новых членов своей банды, руководство царандоя приняло решение «законсервировать» агента на неопределенный срок и не поддерживать с ним никакой связи. Вместе с остальными членами банды агенту пришлось участвовать в нападениях на советские и афганские автоколонны, взрывать военные и стратегически важные объекты. В течение полутора лет он был вынужден убивать всех, на кого указывал полевой командир. В противном случае Гафур Джан убил бы его самого. Уж чего-чего, а повязывать своих подчиненных кровью он умел.

Весной 1987 года, накануне очередной годовщины Саурской революции, группа Гафур Джана провела дерзкую вылазку в город. Самого Гафур Джана в ее составе тогда не было. Вместе со своими телохранителями он уехал за пару дней до этого в Кветту, где руководство ИПА проводило инструктивное совещание с полевыми командирами, воевавшими в южных провинциях Афганистана.

В ту ночь моджахеды обстреляли из гранатометов административное здание в центре города и, видимо, чересчур сильно нашумели. В погоню за ними увязались бойцы оперативного батальона царандоя. Спасаясь от преследования, моджахеды применили свою излюбленную тактику. Не вступая в бой с превосходящими силами, они разбежались в разные стороны, чтобы, отсидевшись днем в развалинах домов, уже следующей ночью встретиться вновь в заранее оговоренном месте и всей группой уйти в «зеленку».

У засланного в банду агента появилась реальная возможность дать о себе знать.

И ему это удалось.

Утром, когда он вылез из своего убежища, на улицах уже шумели базары. В общей толпе он добрался до одной чайной в старом городе. В свое время с ее хозяином его познакомил тот самый оперативный сотрудник максуза. Чайная была резервным явочным местом для таких, как он, сотрудников, потерявших по каким-то причинам связь со своими шефами.

Примерно через час в подсобном помещении агент получил подробную инструкцию о том, как ему быть дальше. В частности, оперативник рассказал ему о местонахождении тайника, через который они будут поддерживать связь друг с другом.

Канал двусторонней связи заработал примерно через неделю.

* * *

Агенту не всегда удавалось своевременно информировать руководство царандоя о замыслах моджахедов, но и той информации, что поступала от него в отношении банды Гафур Джана, было достаточно для того, чтобы нанести ей ощутимый урон.

За каких-то пять месяцев Гафур Джан потерял больше половины своего отряда. Практически ни одна операция против «неверных» не обходилась без серьезных потерь. Такого с его группой никогда раньше не было. Полевой командир был в ярости. Он отлично понимал, что причина всех его неудач, скорее всего, кроется в появившемся в его группе «кроте». Вот только кто он, этот человек? Как его вычислить?

Гафур Джан задумался и стал детально анализировать все, что произошло в текущем году. По всему выходило, что череда неудач началась сразу после того, как он весной съездил в Пакистан. Так что же могло произойти в отряде за период его отсутствия? Прорабатывая различные варианты, он остановился на одном из них.

Как-то раз ему в руки попала аналитическая справка ИПА. В ней, кроме всего прочего, описывались все известные случаи внедрения вражеской агентуры в ряды моджахедов. Так вот, там был описан один случай, когда член боевой группы моджахедов, попав всего на пару часов к хадовцам, был ими завербован.

Бросать тень подозрения на всех бойцов отряда у Гафур Джана не было оснований. Скорее всего, кто-то из них был завербован именно в тот момент, когда находился вне отряда.

Он вызвал к себе своего заместителя – «Палестинца» и потребовал от него детального доклада обо всем, что происходило в период его отсутствия, – именно «Палестинец» командовал тогда группой.

«Палестинец» составил список бойцов, участвовавших в той самой операции, после которой на отряд напал мор. Всего в этот список вошло двенадцать человек, что составляло почти половину общей численности отряда. Четверых из списка исключили сразу же, поскольку они погибли в последующих операциях. Еще двоих бойцов вычеркнули по причине их двухмесячного отсутствия в отряде. Оба залечивали свои раны в полевом госпитале Красного Креста в пакистанском городе Чаман.

Лично в «Палестинце» Гафур Джан мог не сомневаться. Этот громила, разыскиваемый Интерполом как международный террорист, появился в его отряде больше трех лет тому назад и успел показать, кто он есть на самом деле. Даже сам Гафур Джан побаивался этого непредсказуемого человека, для которого человеческая жизнь не стоила ни гроша. В нагрудном кармане жилетки «Палестинец» носил цветную фотографию, на которой он был изображен с самим Ясиром Арафатом. На снимке Арафат выглядел низкорослым сморчком, орлиный нос которого находился почти на одном уровне с животом «Палестинца». По национальности «Палестинец» был турком, прожившим большую часть своей жизни в Ливане. Никакого родственного отношения к палестинцам он не имел, а прозвище свое получил от евреев, против которых воевал на стороне палестинских боевиков. Будучи классным специалистом по всякого рода бомбам и взрывным устройствам, он пустил «под сплав» не один десяток евреев, в основном, женщин и детей… Маниакальное стремление истреблять слабый пол появилось у него еще в молодости, когда одна еврейская шлюшка наградила его сифилисом. Как-то раз, обкурившись чарза, «Палестинец» поведал окружающим, как он потом поступил с той проституткой. Пообещав ей «море удовольствий» и «необычайный секс», он привязал ее руки и ноги к спинкам кровати, после чего засунул во влагалище презерватив с пластидом. С его слов, от той проститутки остались только конечности да расколовшаяся на две части голова…

Оставалось пять человек, которых и нужно было подвергнуть тщательной проверке. Гафур Джан вместе с «Палестинцем» решили провести проверку каждого из них в отдельности.

Замысел акции был стар, как мир.

Как бы невзначай, в присутствии нескольких своих подчиненных они начинали обсуждать свои «грандиозные» планы на ближайшие дни. Среди «случайных» слушателей обязательно должен был находиться один из проверяемых. После каждой такой инсценировки, проводимой с интервалом в три дня, потенциальный подозреваемый брался под скрытое наблюдение. Если он действительно был лазутчиком, то, по логике вещей, должен был сделать все, чтобы каким-то образом сообщить своим хозяевам о том, что ему стало известно.

Проверка первых трех бойцов ничего не дала. Получив порцию «секретной информации», они не выказывали никаких признаков активности, ни с кем из посторонних не встречались, занимаясь каждый своим делом.

Еще при проверке первого бойца Гафур Джан внимательно изучил свои рабочие записи и сделал неожиданное открытие.

Моджахедовские лидеры, крепко осевшие в Пакистане, были неимоверными бюрократами. Распределение ими денежных средств, вооружения и боеприпасов осуществлялось только после подробного отчета полевых командиров о проделанной ими работе. Вот и вынуждены были полевые командиры вести учет всего того, в чем принимали участие их подчиненные. Доходило до того, что любой, даже разведывательно-поисковый рейд в пригородах Кандагара или разовое посещение города бойцами его отряда он был вынужден заносить в свою рабочую тетрадь. С одной стороны, вся эта писанина доставляла много хлопот Гафур Джану, но в то же время на основе именно этих черновых записей он потом готовил те самые отчеты о проделанной работе.

Так вот, изучая эти записи, Гафур Джан обратил внимание на то, что фамилия одного из его бойцов чаще всего мелькает в списках дозорных групп и скрытых патрулей. Причем наибольшее число выходов этих групп приходилось на кишлак Сарпуза.

И вот теперь, когда подошло время проверять очередного подчиненного, он вспомнил о тех странных совпадениях. Проверяемый и был тем самым человеком.

Коротко посовещавшись с «Палестинцем», Гафур Джан решил поступить следующим образом. Собрав всех своих бойцов, он объявил, что послезавтра их отряд совместно еще с двумя отрядами моджахедов совершит дерзкий налет на военный госпиталь, в котором сейчас находятся на излечении около пятидесяти раненых военнослужащих. Оружия при них нет, а немногочисленная охрана госпиталя серьезного сопротивления оказать не сможет. Но это будет послезавтра. А завтра, с раннего утра, часть бойцов будет выставлена в секреты на подступах к городу. Цель операции та же, что и всегда – задерживать всех, кто пытается пройти в город без соответствующего разрешения руководства уездного Исламского комитета.