Цена предательства

На это Михаил не нашёлся, что возразить. Он попросту не подумал о такой возможности! Вот что значит – не выспался! Мозг теряет способность строить простейшие логические цепочки! Или это – сустары упрятали от него такую мысль?!

Хотя вряд ли – это уж чистая ксенопаранойя!..

– Но сэр… Неужели и правда возможен и вариант – со сном во сне, и – во сне?

– А-а, то есть – трёхступенчатая «конструкция»? Хм-м… Полагаю, да. И четырехступенчатая – тоже. Ведь управляем-то – мы сами! И стоит подумать о такой – даже только возможности, как чёртово подсознание получает… Как бы карт-бланш. Подлая, однако, штука. А молодцы сустары! Здорово они это придумали!

– Погодите, сэр. – Михаил сглотнул, мысль пронзила мозг, словно раскалённая игла – масло, – Ведь не бывает дыма – без огня! Что-то же вызвало такую перестройку нашего мозга? Должно быть нечто…э-э… материальное! Разумное. То, что может избирательно воздействовать на разных людей! До этого же – ничто на нас вот так не воздействовало? Вдруг это – в воздухе? В пище? В…

А вдруг – сустары разработали какую-то машину? Автомат, сделанный вроде старинного кинопроектора? Такой автомат вынимает наши воспоминания, а потом преобразует, усиливает. И передаёт обратно – в мозг!

– Вы сами-то верите, капрал, что автомат может сделать такое?..

– Ваша правда, сэр… Тут ни один автомат не… подстроится. Простите, сэр. Я подумал… – чувствуя, что опять формулирует недостаточно чётко, и вряд ли лейтенант понимает, что он хочет сказать, Михаил поспешил поправиться:

– Вероятней всего, как лично мне всё же кажется – просто сустарский оператор под землёй в бункере! Может, если определим это, и… э-э… Ну, изолируем, или – устраним – оно и прекратится?!

– О! Здравая мысль. Однако – вначале ещё раз рассмотрим… Версию об «автоматическом» устройстве.

Что же это такое может быть – что воздействует на сто человек, и не трогает четырнадцать чудиков? Которые ничем от остальных, «подверженных», вроде, не отличаются?.. По-идее, если это – устройство, автоматика должна приспособить его к любому человеку. С любым психотипом… А если всё же – живой оператор… Хм… – лейтенант опустил голову. Однако очень быстро её вдруг вскинул:

– Идёмте-ка в Диспетчерскую. Запустим программу поисков подземных пустот и полостей! Подключим резервы энергогенераторов. Сейчас – не до экономии! В форсированном режиме гамма-сканнеры распознают хоть сколько-нибудь похожую на техногенную полость, на глубине хоть пяти километров!

Однако два часа настройки и перенастройки сканнеров на автоматических беспилотниках «Глобал-игл», и их полёты над всей сушей, вплоть до крохотных островков, ничего не дали. Ну вот не нашлось на континентах и островах Эрины ничего, что можно было бы принять за свежевыкопанную, или кем-то используемую природную пещеру, или Бункер.

Лейтенант раздражённо потёр лицо:

– Проклятье. Ладно, Дрейк, отключайте резервный генератор. И переключите снова на поиски полезных ископаемых. Чёрт с ним. Этот план не выгорел.

Михаил, всё это время пытавшийся честно рассматривать всё то, что мощная аппаратура беспилотников выводила на центральный объёмный экран, отчаялся уже с час назад. Подсознание говорило, что ничего они под землёй не найдут. Враг хитёр. И не мог не предвидеть их попыток. И уж со штатными «средствами обнаружения» – знаком. «Предотвратил» возможность нахождения…

Лейтенант, облизав пересохшие губы, предложил выпить воды – прямо из водопровода. Михаил и сам понял, что жидкости в теле и правда не хватает: во рту пересохло.

Лейтенанта посетила новая мысль:

– О! Давненько, кстати, не поступало докладов от нашей исследовательской группы. Медики и учёные как всегда помалкивают, пока всё досконально не определят – чтоб не получилось вон как с этим, будильником.

Но в данном случае, думаю, мы имеем право получить и неподтверждённые результаты.

Или хотя бы – разумные гипотезы. Идёмте-ка со мной, капрал.

Получить не удалось.

На стук и звонки никто не открыл.

Когда же они, воспользовавшись пропуском и сетчаткой глаза лейтенанта, вошли в блок медлаборатории, живых там не оказалось. Правда, в первой комнате, где стоял стол, к которому Михаила – словно вот только что, прикрепляли ремнями, никого не оказалось.

А на полу второй и третьей комнат лежали трупы – все в страшных рваных ранах и крови. Кровь была и на приборах, и на столах. Более же всего её скопилось на полу. Она успела даже слегка подсохнуть. И сейчас шелушащиеся корочки отсвечивали от ламп потолка странными бликами, придавая лаборатории вид арены для корриды.

Сам «бык» лежал в центре.

И тоже казался мертвей мёртвого: изо рта – вернее, пасти – натекла самая большая лужа крови.

– Что это?! Ну и тварюга! Похлеще, чем «наши» осьминоги! – Михаила передёрнуло, – Тоже, что ли, кем-то придуманная «псевдоморфа»?

– Точно. Смотрел фильм «Прощальный поцелуй смерти»? Ну, с Кевином Спейси в главной роли? Нет? Жаль. А вот док – явно смотрел… – лейтенант присел на корточки у трупа твари, и пальцем осторожно приподнял чешуйчатое веко, – Так вот. Сюжет, как у любого ужастика, прост. В некоей лаборатории разрабатывают биооружие против сустаров. Ну, скрещивают всяких тварей посмертоносней, чтоб они: с одной стороны – не обладали людским фенотипом, (чтоб, значит, датчики не брали) а с другой – были клыкасто-зубасто-рогастые, да позлей. В плане разорвать кого на клочки не крупнее конфетти…

Насколько я помню это – смесь тигра и медведя. К счастью – мертва. Вернее, мёртв. – лейтенант встал, и вытер палец о простыню, край которой не был заляпан кровью, – Всё правильно. Доку, как наиболее «продвинутому» парню с великолепным воображением, такая возможность наверняка пришла в голову первым. Вот он и превратился. Не хочу строить Фрейдистско-закомплексованные гипотезы, но, кажется, он сильно страдал. От своего тщедушия. И недостатка специфических знаний. Наверняка думал, что остальные учёные коллеги, с нормальным сложением и «продвинутые» в плане образования – презирают его. И вот – доказал. Что самый «крутой» и сильный.

Михаил, подсознательно согласный с лейтенантом, содрогнулся снова:

– Да-а… «Разобрался» он с ними – уж от души. Но… Почему он сам мёртв, сэр?

– Я думаю, что уж это-то – просто понять. Смотрите, капрал: он лежит грудью на табуретке. Четыре стальные ножки пробили грудную клетку. Лёгкие. Похоже, и сердце.

Он явно сам на них бросился.

Когда очнулся от угара торжества. Убедился, что вокруг – явь…

И понял, чего натворил. И что такой облик теперь – необратим. Вы бы сами, Левицки, захотели жить в таком виде?..

– Нет, сэр… – Михаила передёрнуло, – Вот уж – ни за что!

– Пожалуй. Хотя, как знать, как знать… Я говорю – как знать, может, это и является основной целью сустаров в этом эксперименте над нами здесь: выяснить, в кого может и хочет превратиться человек, выпустивший свои комплексы и тайные страсти наружу!

– Знаете, сэр… По-моему, не в бровь, а в глаз! Чтоб мы – сами себя!.. Только вот…

Что нам теперь делать-то?!

– Что делать-то, мне понятно. После гибели девяти учёных и медиков у нас освободилось довольно много кислорода. Я имею в виду – кислород на спасательном модуле. Так что воспользуемся челноком, пока между нами не завелось других монстров.

Приказ по Станции: немедленная побудка! И – эвакуация!

3. Спасательный модуль.

Конечно, за один рейс челнок не мог перевезти всех. Учитывая ещё и то, что пришлось везти с собой назад на орбиту запасные баллоны с кислородом, и контейнеры с пищевыми концентратами и водой. Так что рейсов оказалось три.

Михаил, буквально падавший от усталости, потел и кряхтел – перетаскивать и грузить в трюм почти всё пришлось на ручных тележках, и кранами челнока. Поскольку Старший техник, вообразивший себя Тарзаном, или кем-то ещё, призывавшим к «здоровой и простой жизни на природе», и сейчас скованный наручниками, и изолированный в карцере, успел перепортить все робо-транспортёры, и дроидов-погрузчиков. Поэтому Михаил старался только не ворчать вслух, как остальные.

Когда кок Китсон заикнулся было, что нужно бы погрузить ещё контейнеров с приправами, Сабур, стоявший ближе всех, так двинул ему локтем, что кок принялся хватать воздух ртом, и заткнулся. Лейтенант же сделал вид, что поглощён процессом погрузки трёх отобранных на всякий случай кукол-шлюх, и не заметил нарушения дисциплины.

Зато Сабуру потом все ребята из их, да и не только их отделения, жали руку, плотоядно посматривая на кока. Тот, в свою очередь посматривая на это дело исподлобья, предпочёл не жаловаться начальству, а промолчать, надув губы, и обиженно сопя.

После третьего рейса, убедившись, что всё и все на борту, лейтенант приказал в первую очередь раздать перевезённые матрацы, и завалиться спать по каютам, снова на всякий случай расставив в каждой каюте по дежурному из «неподверженных».

Сам лейтенант спать не стал, а, захватив Робинсона и Рустамова, отправился в рубку – запускать механизмы жизнеобеспечения. И отправлять рапорт о случившемся.

Кока сразу отправили «осваивать» камбуз: все не ели по меньшей мере сутки: не до этого! Кок даже не ворчал, и не пытался выторговать себе помощников. Понимал, что без пищи их сил надолго не хватит.

Михаил и коку, и лейтенанту не завидовал – последнему явно светил нагоняй за гибель научного подразделения Станции. С другой стороны, медлить с таким Рапортом больше нельзя: спасательная экспедиция должна прибыть не позднее, чем через три недели. Больше им на модуле – рассчитанном, собственно, на один взвод, то есть, тридцать человек! – не продержаться. Хотя какими расчётами руководствовались любимые эксперты, оставляя у планеты с временным контингентом в сто восемнадцать человек столь маленький кораблик, никто понять так и не смог. Разве что эти «сволочи» рассчитывали, что, как выразился Сабур, «лишние» просто попередохнут к моменту такой экстренной эвакуации.

Или они, как строители легендарного «Титаника», оснастив корабль на четыре тысячи пассажиров спасательными шлюпками на тысячу, свято верили, что поводов для чёртовой эвакуации не возникнет?!

Отрубился Михаил почти мгновенно. Спать, однако, больше четырёх часов никому не дали: нужно было разместить по трюмам всё то жизненно нужное барахло, как некультурно назвал приборы и оборудование О,Салливан, и запасы, что они привезли, проверить и почистить оружие, подготовить боекомплекты, подключить к общим сетям дополнительные баллоны с водой и кислородом, и переделать ещё уйму разных хозяйственных дел, неизменно возникающих при любом большом переселении.

Радовало только то, что кошмаров не приснилось никому.

Значит, как подумал Михаил, похоже, что на них всё-таки воздействовало нечто именно на планете. И радиус действия этого «чего-то» не превышает сорока тысяч миль – иначе достало бы и до геостационарной орбиты спасательного модуля. Сразу перемещённого приказом лейтенанта на противоположную от Станции сторону планеты – целиком покрытую гигантским океаном…

К моменту окончания завтрака, прошедшего в импровизированной столовой – в самой большом грузовом трюме, и не на столах, а на скамьях, перед которыми пришлось сидеть прямо на полу – лейтенант встал и потребовал внимания. Разумеется, тишина наступила мгновенно: все хотели узнать, когда их спасут.

– Мой Рапорт получен. Подтверждение пришло. Однако о сроках высылки и прибытия спасательной экспедиции командование пока не сообщило. Сообщило лишь, чтобы мы максимально эффективно использовали свои ресурсы, и держались как можно дольше.

Поэтому нам придётся оборудовать чёртов модуль так, словно мы собираемся жить здесь не три недели. А несколько месяцев. А при необходимости – и отправить на планету модуль с пустыми баллонами: там, на Станции, осталось оборудование для производства жидкого кислорода. Баллоны можно будет им наполнить. Горючего на челноке хватит, в-принципе, на десяток таких рейсов. Так что пару-тройку месяцев-то мы продержимся.

Вопросы?

Вопрос оказался у сержанта Гесснера, командира первого отделения второго взвода:

– Сэр! Скажите, надо ли такой ответ Командования Флота понимать так, что у них сейчас… Большие проблемы?

– Скорее всего – да, сержант. Однако! Предвидя ваш вопрос – не думаю, что они связаны как-то с теми проблемами, что появились у нас. Эскадра достаточно далеко от нашей планетной системы, а как мы видели, сорока тысяч миль вполне достаточно, чтоб вредоносное воздействие на нашу психику прекратилось. Так что трудности Флота, скорее всего, организационного, или военного плана. Ещё вопросы?

Больше вопросов не оказалось.

– Отлично. В таком случае продолжим придерживаться распорядка, установленного на Станции. Сейчас заступает первая вахта. Через четыре часа – вторая. И так далее.

Михаил, смена которого по графику Станции была четвёртой, решил, что пора действительно заняться оружием. Он давно не чистил и не смазывал свою любимую универсальную винтовку. Да и огнемёт. И станнер нужно подзарядить. И вибронож. Не говоря уж об импульсной пушке и пистолете с ЭИМИ.

В оружейной ему пришлось толкаться: похоже, все десантники подумали примерно то же, что и он, хотя, конечно, на модуле вряд ли найдётся в кого стрелять…

Но что, если придётся вновь возвращаться на поверхность?! Ведь раз руководство Флота не назвало дату прилёта подмоги, значит – те могут и вообще не прилететь, если втянуты в бой где-то там, где сейчас эскадра. Если же корабли их Флота окажутся полностью уничтожены, им предстоит встреча с десантом врага.

А тот шутить, как известно, не любит.

На «облизывание» любимых железок ушло три часа. Зато уж Михаил удостоверился, что всё отлично смазано, прочищено, заряжено и готово. Уж если чему десантник и учится в первую очередь – так это уходу и починке в полевых условиях своего оружия! Потому что именно от этого обычно и зависит – останется он жив, или…

Затем Михаил протиснулся к штанге: все тренажёры в чёртовом крохотном тренажёрном зале уже оказались заняты, и даже имелась очередь. Наиболее ретивые – Дитрих и Майе – уже сцепились, после чего Майе отправился к капралу Ходжкинсу, временно заменявшему дока – вставлять новые временные зубопротезы, накладывать повязку на сломанные рёбра и пить суспензию Павлова для их скорейшего срастания. А Дитрих получил три наряда на камбуз вне очереди – вот кок-то обрадуется…

Пропотел Михаил за час тренировки несильно. Но поскольку потел в неприспособленном помещении не он один, климатизатор моргал оранжевым, и обиженно бибикал. И вентиляторы жужжали, как бешенные. Пусть пот теперь ни у кого и не вонял, зато влажность в каюте поднялась до ста чёртовых процентов… Пришлось отстоять и очередь в душ – еле успел вымыться к обеду.

Обед проходил, не сказать, чтоб в обстановке уныния, но весьма тихо и без обычных шуточек-подколок: лейтенант сказал, что следующий нарушитель не отделается нарядами. А сразу – в карцер. К «Тарзану». А не поможет – так и вычтут из жалования! Сомневаться в том, что командир выполнит то, что обещал, оснований не имелось: лейтенанта знали все.

Михаил за скамьёй-столом сидел неудобно: напротив него расположились техники и инженеры. Лицо Михаила находилось всего в паре шагов от лица Хоппера. И, надо сказать, вид методично жующих челюстей последнего повышению настроения отнюдь не способствовал. Как и вид частичек пищи, иногда появлявшихся в углах рта техника, а иногда и вываливавшихся на импровизированную столешницу и прямо на пол.

Но Михаил сдержался от замечания: пусть его ест, как привык.

Однако было и ещё что-то, что показалось Михаилу непривычным. Не то, чтобы раздражающим, а странным.

Хмуро-равнодушный взгляд? Дотошно-методичное вышкребывание ложкой всех уголочков поддона? Шумная отрыжка? Нет.

Пока мысли о том, чем же он так недоволен, наблюдая как ест техник, неслись в голове, глаза сделали своё дело: Господи! Как же всё просто!

Хоппер – левша! Он держит ложку левой рукой.

Поэтому Михаилу и казалось, что что-то ненормальное в его поведении имеется!

А что, если…

Нужно проверить! Может, он нашёл ответ на тот самый, ключевой, вопрос: чем мозг или сознание, или тело не видящих кошмаров, отличается от тех, кто их видит!

А вот док и учёные ничем тут помочь не смогли: тесты и томографические обследования что мозга, что – тела, никаких нарушений выявить не могли: ведь левша – самый обычный человек. Только у него за речь, действия и инстинкты отвечают другие полушария. (Насколько это помнил Михаил!) Теперь нужно проверить…

Нет, нужно вначале доложить лейтенанту!

– Интересная мысль… Хотя – что она нам даёт? – лейтенант поднялся со стула, и принялся расхаживать по крохотной каютке, куда умудрился втиснуть и рабочий стол, и походную складную койку, – Поскольку все наши учёные мертвы, и исследовательско-диагностическая аппаратура, кроме банального бортового автодоктора нашего модуля, осталась там, на Станции, мы не можем определить, чем именно мышление левшей отличается от нормальных, ну, то есть, обычных, правшей…

А вы, капрал, не хуже моего знаете, что всё наше оружие рассчитано на, как раз, нормальных людей – правшей. Только их мы и принимаем на службу в Армию и Флот. Потому что переделывать управление, размещённое в боевых модулях, и даже элементарно: спусковые крючки оружия – заводам смысла нет. Да и реакция…

Насколько я помню, какие-то там занудные и подробные исследования тех же учёных в далёком прошлом доказали: правши – сильнее, прагматичнее, лучше ориентируются в боевой обстановке, выносливее, и всё такое прочее.

– Да, сэр. Не сомневаюсь, что руководство Флота имеет основания отбирать кандидатов именно по этим признакам. Но… Может, всё же проверим?

– Хорошо. В конце концов – что нам терять?!

Раздавшийся вой сирены однако не позволил закончить эту мысль.

Пол каюты задрожал, глухой удар и выключившиеся гравитаторы сказали обоим о том, что произошла авария. Или модуль с чем-то столкнулся! Вариант, что в них стреляли лейтенант, как и Михаил, взлетевший к потолку, отмёл сразу:

– Проклятье! Если бы не все чёртовы дороженные мины и торпеды, подумал бы, что сустары вернулись!

Подлетев к селектору аварийной связи, лейтенант щёлкнул тумблером.

– Рубка! Говорит лейтенант Эштергази. Что там у вас?

– Авария, сэр! На втором служебном уровне. Похоже, выбило вентиль смесителя в системе подачи кислорода. Техники Питерс и Хоппер уже отправились на ремонт. А пока все каюты будут перекрыты – для предотвращения дальнейшей утечки!

Михаил предпочёл отлететь в угол, и не мозолить глаза начальству, пока то думало и волновалось. Лейтенант, иногда подлетавший кверху из-за стола, сжимал кулаки, и сердито фыркал двадцать минут – пока гравитация снова не включилась, красные лампы не потухли, и двери не поддались их усилиям.

Лейтенант сразу направился в рубку, Михаил, поколебавшись, прошёл за ним.

В рубке царила атмосфера обычной деловой озабоченности.

– Докладывайте, Симпсон.

– Слушаюсь, сэр. Двадцать три минуты назад, в семь девятнадцать по бортовому времени, сорвало вентиль подачи кислорода – из привезённых и подключённых дополнительных баллонов. Аварийные клапаны перекрыли подачу, но вентиль вылетел с такой силой, что перебил кабель питания гравитаторов. Сейчас всё починено, и подача кислорода восстановлена.

– Почему сорвало вентиль? Халатность? Или… намеренное вредительство? – Эштергази обращался к сидевшему за своим пультом дежурному инженеру.

– Нет, сэр! Что вы, сэр!– дежурный инженер смены Пэрис Джемма даже побледнел, – видеоизображение уже получено! – он вывел на экран огромное фото какой-то треснувшей трубы, – Вероятнее всего, сэр, просто – усталость металла. Сами знаете: нашему эсминцу… э-э… Вернее – модулю двадцать девять лет. Его давно пора было списать, потому что по нормативам срок службы такой техники – не более двадцати лет. Ну вот его из эсминцев – и в спасательные… Простите, сэр.

Я хочу сказать, что Командование экономит решительно на любом инженерно-техническом… – тут лейтенант, обнаруживший торчащего за его спиной Михаила, приказал тому «быть свободным», и уходя, тот лишь краем уха успел услышать, что «резервы кислорода сократились на двадцать восемь процентов…».

Правда, об этом Михаил никому из своих рассказывать не стал, справедливо посчитав секретной информацией, и рассудив, что «меньше знаешь – лучше спишь».

После ужина лейтенант встал, и снова потребовал тишины. Она мгновенно наступила:

– Внимание, персонал и бойцы. Поднимите руки те, кто не видел кошмаров.

Поднялось четырнадцать рук. Все до единого – инженеры, техники, администрация. Михаил вспомнил, что пятнадцатая рука принадлежала лаборанту Урюкаеву. Тому, которому в числе остальных учёных и медиков док Скардино доказал своё… Н-да.

– А теперь я прошу встать тех, кто из вас… левши.

Все так и не опустившие руки люди поднялись, кроме одного – техника Брюннера.

– Так, Брюннер. Почему не встали?

– Разрешите доложить, сэр – я правша. Меня переучили в детстве. Мать переучила.

– И… как же это ей удалось?

– Она… Ну-у… Лупила меня, как сидорову козу каждый раз, когда я брался за ложку, или ручку, или ещё чего – левой рукой. И приговаривала: «Будь – как все! Возьмут в Армию!» В Армию, правда, всё равно не взяли. Не прошёл тесты на реакцию и выносливость. Блин. – техник дёрнул щекой, – Простите, сэр.

– Ничего, всё нормально. Так, персонал и бойцы. У нас только что подтвердилась гипотеза, высказанная капралом Левицки: что, раз левши не видят кошмаров, значит, их мозг и процесс мышления всё-таки как-то отличаются от правшей. В связи с этим поступило предложение за кислородом отправить отряд в составе… э-э… хорошо выспавшихся бойцов, и техников-левшей. Кто хорошо разбирается именно в холодильных установках и аппаратуре для производства кислорода. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше.

Потому что кислорода осталось на тринадцать дней.

Вопросы?

Вопрос, как всегда, нашёлся у Дитриха:

– Простите, сэр… Если Флот и правда – не пришлёт корабль для эвакуации, может, мы сразу все отправимся назад – на поверхность?

– Нет. Настолько критичной наша ситуация ещё не является. Однако не сомневайтесь: мы рассчитаем количество горючего, необходимое для именно таких, последних, рейсов, и ни в коем случае не будем расходовать этот аварийный резерв. Рейсов же за кислородом возможно будет совершить семь. Или даже – восемь. У вас всё, рядовой?

– Д-да, сэр. Спасибо, сэр. – по виду севшего рядового нельзя было сказать, что он удовлетворён. Особенно – грозно нахмуренными при ответе бровями начальства.

Собственно, удовлетворён не был никто.

Михаил понял это по оживлённой дискуссии, завязавшейся у них в «каюте» после отбоя. Вместо того чтобы отдыхать и готовиться к несению очередной вахты, бойцы его отделения обсуждали шансы на благополучный исход миссии на Эрине.

– … и никакие мины и торпеды не спасут. Они же умные – знают, что Флот позаботился обеспечить пассивную защиту планеты, чтоб уж не отвоевали обратно. Да и транспорт с колонистами скоро прибудет! – Рустамов, справедливо гордившийся числом «покорённых» дочек как раз колонистов, морщил, как обычно, лоб.

– Хрена ли толку нам в транспорте с колонистами! – О,Салливан фыркнул, – Да если дела пойдут и дальше так, их даже не станут размораживать. Ну, или разморозят только для того, чтобы сообщить: на планете останутся только левши. А остальные – катитесь-ка обратно несолоно хлебавши!

Михаил решил внести лепту:

– Прикольно. По статистике, которую я поднял из медицинских архивов нашего бортового компа, можно понять, что при этом ни одна семья не останется сохранённой. Левшей среди взрослого населения – не больше девяти процентов. То есть – для осваивания планеты придётся всех заново переженить. Вот смеху-то будет!

– Скорее, уж рёву! – это влез Ларди, – А то мы этих фермерских баб не знаем! Мало сказать, настолько не избалованы красотой своих партнёров, что готовы кинуться даже на Салавата, так ещё и тупы как пробки!

– А чем это я, скажите на милость, тебе не угодил? – в голосе Рустамова, действительно отличавшегося, как не без зависти отмечал не раз Михаил, некоей жестокой, словно – плакатной, как пехотинцев любили изображать СМИ – красотой, и никогда не прилагавшем, казалось, особых усилий, чтоб заинтересовать своей персоной женский пол, звучала едкая ирония, – Ты просто завидуешь, что на тебя до сих пор не польстилась ни одна из этих самых дур!

– Да, твоя правда, – Лардентингер пнул кровать Рустамова так, что та заходила, – Рожей я, конечно, не вышел. Зато уж не подцеплял Сифон-пять, как умудрился ты. Что, яички всё ещё фиолетовые?

– Придурок был, придурок и остался, – Салават даже не потрудился кинуть в обидчика чем-нибудь тяжёлым, заложив руки за голову, и придав лицу восторженно легкомысленное мечтательное выражение. – Зато мне хоть есть что вспомнить… А что вспоминаешь ты? Куклу Анжелу и куклу Риту? – про пристрастие Ларди именно к этому типу андроидных шлюх знали все, – Говорю же – завидуешь!

– Очень конструктивная и содержательная беседа. – они и не заметили, как на пороге возник лейтенант. Зато вскочили с коек и вытянулись по стойке смирно практически мгновенно. Капрал О,Салливан, первым заоравший «Встать! Смирно!», поспешил подойти и отдать честь:

– Господин лейтенант, временно вверенное мне первое отделение первого взвода отдыхает!

– Вольно, капрал, вольно, бойцы. Вижу, что «отдыхает». Рекомендую как раз этим и заняться. Углублённо.

Потому как завтра именно ваше отделение с бригадой из восьми техников и системного инженера отправляется на Станцию. Расконсервировать детандер, или что там вам понадобится, и наполнять уже загруженные в челнок пустые баллоны. Вопросы?

Видя, что вопросов не последует, лейтенант кивнул:

– Отлично, бойцы. А сейчас – отбой.

Советую не заниматься ностальгическими воспоминаниями, и не переливать из пустого в порожнее. А действительно – выспаться. У кого сложности с засыпанием – разрешаю применить релаксанты.

Откозыряв, он вышел.

После этого в каюте была произнесена лишь одна фраза.

Это О,Салливан напутствовал всё ещё дежурящего на всякий случай с ними инженера по электросетям Хинца:

– Посматривай. Заметишь малейшие признаки – не стесняйся. Лупи хоть кулаком!..

Спуск в полупустом челноке прошёл стандартно. Тряска и болтанка уже не были поводом для острот.

Все боялись встречи с планетой. Знали, что на работу понадобится не меньше двух дней. И хотя, конечно, продержаться столько без сна – не проблема, особенно с возбудителями и эксидринолом, всем хотелось бы, чтобы всё это закончилось побыстрее.

Михаил, наблюдая, как растёт на обзорных экранах серый монолит приземистой полусферы без единого окна или украшения, традиционно покусывал губы.

Ничто глаза не «радовало». Функциональный дизайн, по идее, должен был способствовать наилучшей защите, если б на Станцию нападал внешний враг. Однако ни метонный полуметровый слой, ни консоли с самым разнообразным оружием, которыми купол был утыкан, словно ёж – колючками, в их случае не помогли.

Поскольку враг оказался не внешний.

Челнок вручную посадил Симпсон – все знали, что куда до него любому джипиэс-навигатору в комплекте с автопилотом. Теперь от люка челнока до ворот ангара в кубическом выступе шлюза оставалось пять шагов: такое расстояние ни один уважающий себя автопилот не посчитал бы «безопасным» – как для оборудования Станции, так и для посадочного модуля.

– Ну, поздравляю дорогих гостей с прибытием на Эрину. Вас ожидает приятный отдых на местных пляжах, четырёхзвёздочный отель с прекрасно оборудованными номерами, и прочие красоты девственной природы… Так же вы сможете насладиться трёхразовым питанием и…

– Заткнись, Коллинз. – О,Салливан только раз кинул короткий взгляд в сторону рядового, и поток ироничного трёпа как отрезало.

Михаил и сам понимал, что радоваться нечему. Как не придётся и расслабляться, и «любоваться красотами природы», пока бригада «снов-не-видящих» техников будут работать. Хоть «внешнее нападение» и маловероятно, придётся во всеоружии охранять от него стратегический объект. Очень нужный и важный для начала колонизации.

– Как там снаружи?

– Чисто, капрал. – Симпсон пощёлкал тумблерами сканнеров и локаторов, – Ни одного живого существа ближе тридцати километров.

– Вот это-то и напрягает. С тех пор, как мы окопались тут, к Станции не подходят даже местные олени и кролики. Договоруха у них, что ли, с сустарами?

– Вряд ли, Сабур. Скорее, мы или пахнем противно, или они не выносят вибрации от работы механизмов.

– Но ведь механизмы не работали почти неделю.

– Ну, тогда не знаю, чем мы так раздражаем местных животных и птичек.

Михаил вздохнул. Но мысль о том, что местные животные могут быть тоже, как сустары, приличными телепатами, и чуют агрессию, направленную кем-то извне на обитателей Станции, вслух высказывать не стал.

– Внимание, персонал и бойцы. Надеть кислородные маски. Как только пилот откроет люк, немедленно приступить к переноске баллонов внутрь. Я хочу, чтоб вы оставались на открытом воздухе как можно меньше. Всё ясно?

– Так точно, господин капрал!

– Отлично. Симпсон! Открывай!

Переноску баллонов в тамбур экзотическим приключением никто бы не назвал. Баллонов было много, возни с ними – тоже, поскольку автотележка имелась лишь одна. Но рано или поздно любому, даже самому утомительному и нудному занятию приходит конец.

– Ну, всё. – О,Салливан, убедившись, что все баллоны и девятнадцать человек внутри, скомандовал Коллинзу, отвечавшему за открытие дверей тамбура, – Загерметизировать внешний люк.

После неизбежного облучения ультрафиолетом, жёстким гамма, и т.п. излучением, продувания универсальными реагентами, обработки паром, горячим воздухом, и прощупывания сканнерами шлюзовой, загорелся зелёный – автомат посчитал, что они не привезли с собой ничего опасного.

– Блин. Интересно, если бы бациллы у меня были в герметичном стальном тюбике, смог бы я произвести диверсию?

– Придурок ты, Пратчет, – буркнул плохо выспавшийся (Видать – мешали «эротические» сны про, похоже, обломившихся в реале колонисточек!) Салават, – Всё, что в герметичной таре – кипит под действием микроволновки. Жаль, что тебя самого не «упаковали» в тюбик.

– Довольно! Замолчите. – понимая, что все нервничают, О,Салливан поспешил прервать пикировку в самом начале, – Открыть внутренний люк.

Ручное управление действовало нормально, и вскоре все уже спешили снять громоздкие дыхательные маски, и внюхаться в такой родной, пронизанный запахами смазки и пластика, озона и пыли, воздух Станции.

– Так, отлично. Всем, кроме Левицки – помочь техникам с переноской. Симпсон, ты – за старшего. Господин главный инженер, будьте добры обеспечить доставку в нужные места. Тележки, насколько я помню, там. – Лестер махнул рукой на дверь подсобки. – Капрал Левицки. Со мной в Центральную диспетчерскую.