Образование, наука и просвещение на пути из прошлого в будущее. Советская Россия. Том I. 1917–1953 гг.

Резюме

В 1930-е гг. были построены советские системы образования, научных исследований и просвещения, просуществовавшие почти без изменений до распада СССР. Такая стабильность обусловлена тем, что эти системы были адекватны социально-экономическим условиям в стране, строившей социализм в сталинистском его понимании.

Импульс этому строительству был дан в 1929 г., когда V съезд Советов принял Первый пятилетний план социально-экономического развития страны. Начались форсированные индустриализация и коллективизация. Это привело к тому, что огромные массы сельского населения двинулись в города и на стройки пятилетки. За 1929–1933 гг. число рабочих в промышленности и строительстве увеличилось с 3,7 млн. до 8,5 млн. человек.

Значительную часть новых рабочих составляли вчерашние крестьяне, спасавшиеся от коллективизации и в большинстве своем неграмотные. Для решения проблем низкой производительности труда, текучки кадров и недостаточности их квалификации, социальной напряженности и т.п. требовалось новое качество населения, а для этого – реформирование всей системы образования.

Чуть ли не каждый год на самом высоком партийном и правительственном уровне принимались постановления, нацеленные на совершенствование образования.

Основным документом, определявшим политику в области образования, было постановление ЦК ВКП(б) от 25 августа 1932 г. «Об учебных программах и режиме в начальной и средней школе». В его преамбуле констатировалось, что всё еще «обучение в школе не дает достаточного объема общеобразовательных знаний и неудовлетворительно разрешает задачу подготовки для техникумов и высшей школы вполне грамотных людей, хорошо владеющих основами науки…»

Усилия государства и общества привели к тому, что за десять лет количество учащихся в неполных средних школах увеличилось почти в пять раз, а в средних школах более чем в шесть раз. Если в 1914 г. Россия по количеству учащихся начальных и средних общеобразовательных школ на тысячу населения отставала от западных стран в 2,5–4 раза, то к 1940 г. это отставание было почти ликвидировано, а Австрию, Великобританию и Францию Советский Союз даже опередил (см. [98, т. 2, с. 383–385]).

Заметим, однако, что количество учителей выросло за 30-е годы лишь немногим более чем в 2,5 раза. Поэтому число учащихся, приходящихся на одного учителя возросло с 9 до 20, что затруднило учебную работу и явилось фактором снижения ее качества. В таких условиях повышается роль самостоятельной познавательной деятельности школьников. Ее нужно организовывать и поддерживать, а для этого необходимы специальная методика и учебные пособия.

В этой связи обратим внимание на то, что хотя в вышеупомянутом постановлении ЦК ВКП(б) основной формой учебной работы объявлялся урок, оно предписывало приучать детей к работе с учебниками и книгами, а также выдавать им разнообразные задания. Но качественная организация самостоятельной познавательной деятельности учащихся остается в нашей стране сложной педагогической проблемой до сих пор.

При всех успехах, достигнутых в 30-е годы в создании школ, необходимо признать, что образованность советских людей все время существования СССР была ниже, чем требовалось для решения тех задач, которые стояли перед страной. По-видимому, государство и общество должны были прилагать существенно больше просветительских усилий и направлять в образование гораздо больше средств, чтобы советские люди могли трудиться и жить так, как в США – стране, которую высшее руководство СССР стремилось «догнать и перегнать». Однако третий пятилетний план (1938–1942 гг.) предусматривал переход ко всеобщему среднему (девятилетнему) образованию лишь в городах, а в сельской местности и многих республиках – только ко всеобщему неполному среднему (семилетнему) образованию. Реализации этих планов помешала война…

Поскольку советские школы не могли в достаточной мере удовлетворить любознательность, стремление к развитию и к реализации своих талантов многих детей, в 30-е гг. была сформирована уникальная система внешкольных учреждений. В нее входили дома пионеров, спортивные секции и школы, музыкальные кружки и школы, изостудии, станции юных техников и натуралистов, пионерские лагеря и др. К 1940 г. в стране насчитывалось около двух тысяч таких учреждений.

Для подготовки квалифицированных рабочих была создана сеть ремесленных и железнодорожных училищ, а также шести- и десятимесячных школ фабрично-заводского обучения (ФЗО).

Специалистов среднего звена готовили техникумы и училища. Часть из них создавалась путем реорганизации технических вузов областного значения. Так техникумы появились почти во всех городах страны. По постановлению Совнаркома СССР от 21 июня 1931 г. была создана система ускоренной подготовки техников из молодых рабочих.

В начале 30-х гг. в СССР были заложены основы советской системы высшего образования: создана соответствующая ее целям нормативная база, образован Всесоюзный комитет по делам высшей школы при Совнаркоме СССР, намечены планы создания новых вузов и реорганизации существующих. В итоге по численности студентов на десять тысяч человек СССР вышел на второе место в мире после США [98, т. 2, с. 383–385].

Рост количественных показателей отечественного высшего образования не мог не вызвать снижения его качества. Это обнаружилось уже в середине 30-х гг. В постановлении Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) 1936 г. «О работе высших учебных заведений и руководстве высшей школой» общее состояние дел в высшей школе признано неудовлетворительным.

Основная причина такого положения кроется в том, что в начале 30-х гг. руководить образованием взялись недостаточно компетентные люди. Их миропонимания почти хватало для решения вопросов среднего образования, но в том, что относится к истории, традициям, тенденциям и закономерностям развития высшего образования, они не разбирались и поэтому свели создание системы высшего образования к последовательности административных мероприятий.

Этот процесс проходил в соответствии с постановлением ЦИК и Совнаркома СССР от 23 июля 1930 г. «О реорганизации вузов, техникумов и рабфаков». В нем в качестве главной и неотложной задачи была названа подготовка «новых пролетарских кадров специалистов, в первую очередь руководителей и организаторов народного хозяйства СССР». Об инженерах, агрономах, зоотехниках, учителях, врачах и других специалистах речи не шло.

Так называемые «многофакультетные» вузы преобразовывались в отраслевые вузы и техникумы, а остальные передавались в ведение отраслевых хозяйственных объединений соответствующих наркоматов и других учреждений Союза ССР и союзных республик. При этом за республиканскими наркоматами просвещения сохранялось «программно-методическое руководство работой всех без исключения учебных заведений», а в ведении наркомпросов оставались только «педагогические и художественные учебные заведения, а также университеты в составе факультетов, не реорганизуемых в настоящее время в специальные вузы».

Передача технических учебных заведений в ведение отраслевых хозяйственных объединений была серьезной ошибкой.

Дело в том, что хозяйственные объединения, получив в свое ведение втузы и техникумы, не могли знать, как их финансировать, кого назначать руководителями и вообще, как управлять их деятельностью и как ее оценивать. «Программно-методическое руководство работой» этих учебных заведений со стороны наркоматов просвещения не помогало хозяйственным объединениям. Возникла угроза потери управления подготовкой кадров. Как бы не обращая на это внимания, Совнарком РСФСР издает 13 июля 1931 г. постановление № 752 «О реорганизации государственных университетов».

Этому предшествовало выведение из университетов ряда факультетов, на основе которых создавались новые вузы. Постановление продолжало этот процесс, предписывая сосредоточить в университетах подготовку лишь по естественнонаучным и физико-математическим специальностям. Но ученым, как и всем, нужно знать философию и гуманитарные науки. А кто их будет преподавать в университетах, если в них упразднили гуманитарные факультеты? Преподаватели специально созданных кафедр, оторванные от коллег? И наоборот, кто будет давать студентам гуманитарных специальностей основные представления о Природе, о математике вообще и о ее методах, пригодных для научных исследований в гуманитарных областях знания?

Волюнтаристские постановления ЦИК и Совнаркома вели к разрушению отечественного высшего образования. Судьба Дальневосточного государственного университета, о котором мы писали выше, тому яркий пример.

Вразумляющие директивы постановления Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) 1936 г. «О работе высших учебных заведений и руководстве высшей школой» несомненно имели положительный эффект, но, к сожалению, недостаточный. До сих пор не устранены все негативные черты отечественного высшего образования, о которых говорилось в этом Постановлении.

К сожалению, Постановление явным образом не предписывало мер, направленных на преодоление уже тогда проявлявшейся в СССР тенденции высшего образования к узкой специализации. Вместе с малым объемом самостоятельной работы студентов это приводит к тому, что выпускники вузов оказываются неспособными создавать технику и технологии на основе принципов, которым их не учили. Учреждения повышения квалификации не устраняли этот недостаток. Поэтому СССР по многим направлениям (внедрению новых технологий, материалов и т.п.) не смог стать одним из лидеров научно-технической революции.

В 30-гг. широко распространилась точка зрения, что преподаватели вузов не должны заниматься научно-исследовательской работой, и ограничиваться только учебно-педагогической деятельностью. Постановление предписывало вести в вузах научные исследования, но им так и не стали уделять должного внимания. Дело в том, что параллельно с формированием советской системы высшего образования шло строительство грандиозной советской системы научных исследований, научно-технической деятельности и опытно-конструкторских разработок. В эту систему из вузов были переведены почти все научные подразделения.

Образование в отрыве от исследований противоречило ставшей к тому времени общепринятой в Европе и США гумбольдтовской концепции университета и российским традициям, о которых мы писали в [54].

С другой стороны, научная деятельность в отрыве от образования рискует стать узкоспециальной, а также лишиться притока молодых людей с их энтузиазмом и критическим отношением к авторитетам.

Серьезной стратегической ошибкой советского правительства была линия на создание в стране «высшего научного учреждения». Ничего подобного в мире никогда не существовало, потому что наука развивается не иерархическими системами учреждений, а неформальными сетями ученых, связанных общим интересом и подпитывающих друг друга идеями и результатами своих исследований посредством научных журналов и конференций.

На роль высшего научного учреждения была избрана Академия наук СССР, созданная в результате полной перестройки Российской академию наук. Ее переименовали, наделили новым уставом, изменили основные цели деятельности и назначили ведать сотнями научных институтов.

Как правило, иерархические системы институтов, подобные АН СССР, образуют для реализации крупных проектов с точно определенными сроками завершения каждого этапа, ответственными исполнителями, размерами финансовых и других ресурсов. Академия наук не получала заданий на выполнение таких проектов. В подведомственных ей научно-исследовательских институтах трудились ученые, не являвшиеся членами Академии. Она предоставляла им условия для работы, платила зарплату и отчитывалась результатами их деятельности, полученными естественным для науки сетевым методом.

Крупнейшие достижения советской науки и техники были результатом деятельности не АН СССР (хотя и при ее участии), а системы секретных НИИ и конструкторских бюро, так называемых «шарашек». Они начали действовать в 1929 г. Среди их сотрудников было много заключенных, осужденных за вредительство. Похоже, что ВСНХ и ОГПУ не верили в справедливость таких приговоров, поскольку не остереглись издать 15 мая 1930 г. Циркуляр об «использовании на производствах специалистов, осужденных за вредительство». В ОГПУ было создано специальное подразделение для руководства «шарашками».

То, что в них создавалось, в основном удовлетворяло потребности государства в результатах труда ученых и инженеров. Поэтому не Академия наук, а система «шарашек», подчиненных ОГПУ-НКВД, стала «высшим научным учреждением» страны. И не только научным, но и конструкторским, причем со своим производством.

В такой ситуации государство нуждалось только в той деятельности АН СССР, которая относилась к истории, философии, экономике и другим гуманитарным наукам, поскольку именно эти разделы в наибольшей степени влияют на общественное сознание. Требовалось только, чтобы это влияние имело нужный советской власти эффект. Большевики полагали, что в истории и философии они владеют истиной в последней инстанции и что могут и должны указывать ученым четкие положения, которыми им надлежит руководствоваться в исследованиях и формулировках результатов.

Культурно-просветительская деятельность в 30-е годы во многом была сведена к пропаганде и агитации. Это определяло государственную политику в отношении искусства и культуры.

Так, в декабре 1930 г. музейных работников призвали преодолеть «реакционное рутинерство», отойти от «музеев-кунсткамер» и поставить их на службу социалистическому строительству.

Один из отходов от «музеев-кунсткамер» проявился в том, что в начале 30-х гг. было ликвидировано большинство краеведческих организаций с их музеями. Ценные экспонаты погибли, многие краеведы были репрессированы. В краеведении на десятилетия прекратились научные исследования, и оно оказалось в стороне от общественной жизни. Под сильным идеологическим давлением партийных органов исторические музеи превращались из научно-просветительских учреждений в политико-пропагандистские. Экспозиции многих других музеев перестраивались в духе вульгарного социологизма.

Заметим, что традиционно построенные музеи хранят и демонстрируют историю страны и ее жителей достоверно и всесторонне, а большевикам была нужна история государства и отдельных его деятелей, чтобы использовать ее для обоснования текущей политики.

Вовлечение культуры и искусства в идеологическую работу партии началось с того, что 23 апреля 1932 г. на основании Постановления ЦК ВКП(б) были ликвидированы все общества, ассоциации и объединения творческой интеллигенции. Вместо них создавались подконтрольные партии и правительству Союзы советских писателей, архитекторов, композиторов и др. C середины 1930-х гг. весь процесс создания и распространения произведений искусства был поставлен под управление и надзор государства. Из-за неразвитости марксистской эстетики основным методом создания произведений искусства и их оценки стал так называемый «социалистический реализм». Он же был основным идеологическим орудием управления творческими процессами и борьбы с инакомыслием мастеров искусства и культуры.

Стремление большевиков к полному управлению творческими процессами и ограниченность имевшихся для такого управления сил и средств породили интересный феномен: книги, кинофильмы, радио- и телепередачи пользовались бóльшим вниманием и поддержкой государства, чем другие произведения искусства. Дело в том, что выпуск сравнительно небольшого количества произведений искусства, распространяемых в тысячах экземпляров, легче контролировать, чем выпуск многих произведений малыми тиражами.

Поэтому в 30-е гг. большими тиражами выходили литературно-художественные журналы, художественные произведения, книги для детей и юношества, учебники, научно-популярные книги и периодические издания. Сеть государственных библиотек почти полностью удовлетворяла и определяла читательский спрос.

Быстро развивался советский кинематограф, что было признано на Московском международном кинофестивале (1935 г.), где студия «Ленфильм» получила Главный приз за фильмы «Чапаев», «Юность Максима» и «Крестьяне». Наряду с художественными фильмами, на экраны выходили научно-популярные, хроникально-документальные и мультипликационные.

Вместе с кино новыми техническими средствами пропаганды и просвещения стали радио- и телевещание. Ускоренными темпами развивалось проводное вещание. Оно позволяло государству донести пропаганду до самых дальних уголков страны, не используя эфирное радио, распространение которого было ограничено необходимостью получать разрешение на приобретение радиоприемников. (Это требование имело целью максимально препятствовать приему зарубежных радиостанций, что было в полном соответствии с политикой изоляции страны.)

30-е годы отмечены массовыми репрессиями против деятелей науки и культуры, преподавателей вузов и сотрудников просветительских учреждений. Все эти люди по-разному были неугодны советской власти. Члены Академии наук раздражали своей независимостью. Экономисты были свидетелями грубых ошибок руководства народным хозяйством, преподаватели учили не тому, что нужно, и не так, как нужно, музейные работники создавали неправильные экспозиции, деятели искусства превратно изображали жизнь и т.д. Они мешали представителям власти всех уровней и подлежали устранению, вплоть до расстрелов по сфабрикованным делам.

Сначала высшее руководство СССР само выдумывало «преступления», за которые неугодных расстреливали или приговаривали к длительным срокам заключения. Так появились «Академическое дело», «Шахтинское дело», «Дело Промпартии», «Пулковское дело», «Дело Наркомпроса», а также дела «Трудовой крестьянской партии», «Российской национальной партии», сотрудников Украинского физико-технического института и т.п.

Процессы по этим «делам» породили в стране все условия для травли людей. Обычно она начиналась со статьи в «Правде» или местной газете, и этого было достаточно, чтобы упомянутые в ней деятели науки или культуры подвергались «объективной критике» коллег, с презрением упоминались в «дискуссиях», лишались работы. Такая травля не всегда вызывала реакцию НКВД, но причиняла ее жертвам глубокие страдания.

Карьеристы всех мастей использовали эти условия для достижения своих корыстных целей. Тем более, что государственное руководство образованием, наукой и культурой создало ресурс бюджетных средств, должностей, наград и премий. Естественно, что за этот ресурс шла борьба и использование государства для устранения конкурентов. Негодяи с дипломами убеждали малообразованных руководителей страны в якобы высокой практической ценности их работы и вовлекали государство в решение научных и творческих споров путем устранения конкурентов, запрета их идей, ликвидации плодов творчества. Такие деятели иницировали кампании травли подлинных ученых и мастеров культуры, завершавшиеся приговорами к длительным срокам заключения или к расстрелам. Помимо ломки судеб людей эта «деятельность» нанесла огромный и до сих пор неустраненный ущерб отечественному образованию, науке и культуре.

Прямой вред происходил от того, что карьеристы добивались должностей, которым не соответствовали и поэтому не могли надлежащим образом организовать работу своих подчиненных, на высоком уровне обучать студентов, качественно выполнять исследования и т.д. Косвенный вред заключался, например, в том, что из-за инспирированных карьеристами кампаний против «космополитов» и «низкопоклонства перед Западом» советские деятели науки и образования надолго прекратили обмен идеями с зарубежными коллегами.

Репрессии не только уносили жизни одних людей и калечили судьбы других. От них пострадали все, даже те, кого они непосредственно не коснулись, поскольку оказали на общество непоправимо болезненное воздействие, подобное тому, какое было при разгроме Петербургского университета в 1821 г., когда молодежь была поражена этим «…до такой степени, что никогда, даже при благоприятной перемене обстоятельств, не могла уже очнуться, чтобы думать не по заданной программе и действовать не по чужой указке» (цит. по [97, с. 287]).

Руководители СССР как раз и добивались того, чтобы мысли советских людей находились строго в рамках, определенных государственной идеологией, и чтобы все действовали исключительно по указаниям Политбюро ВКП(б), конкретизированным соответствующими постановлениями правительства. Но была ли эта идеология верной, а эти указания и постановления чем-либо, кроме систематических проявлений волюнтаризма?

Государственная идеология СССР была ущербной. Вопреки утверждениям с высоких трибун и статьям в газетах, она имела мало общего с марксизмом. Ее главный недостаток был в том, что она не давала ответов на ключевые вопросы строительства социализма. И не могла дать, поскольку не содержала экономического учения. В таких условиях можно руководить созиданием промышленности, копируя образцы западных стран. Развитием сельского хозяйства руководить гораздо труднее, потому что опыт фермеров непригоден для колхозов. А как руководить образованием, наукой, культурой и просвещением? Казалось бы, в этих областях сформировались мировые традиции и достаточно просто им следовать. Но для этого их нужно знать и, следовательно, быть образованным человеком. А еще – уметь учитывать мнения других. В 30-е годы таких знаний и умений советские управляющие образованием, наукой, культурой и просвещением не имели. К тому же многие из них были «главначпупсы»^{330} – бюрократы, приспособленцы, пустословы и носители «коммунистического чванства».

В последних произведениях Маяковского чувствуется, как точно, тех «дней изучая потёмки», он понимал происходящее в стране и как страдал, ощущая тенденции к худшему. Выстрел, оборвавший жизнь Поэта 14 апреля 1930 г., подобно залпу «Авроры» символизировал начало новой эпохи – эпохи сталинизма. О ней шла речь в этой главе.