После

Снял очки, положил на столик.

– Ой, да ладно, старый. Вон какой крепкий. Не видела вас раньше.

– Не местный я, приехал недавно. Зарос в дороге как дикобраз.

– А откуда приехали?

– Из Вологодской губернии.

Девушка прихватила сзади волосы расческой и решительно защелкала ручной машинкой.

– Электричества у вас вообще нет? Вроде в гостинице есть и еще кое-где.

– Обещают по всему городу дать. Разобрали где-то маленькую станцию на торфе, здесь теперь монтируют. К Новому году обещают. Местами даже провода уже тянут.

– А, точно, видел сегодня, как раз мимо проезжал. Как живется-то в Торжке такой молодой и красивой?

– Хорошо живется, лучше, чем раньше, – улыбнулась девушка.

Ну да, сколько ей лет? Хорошо если восемнадцать. Когда все случилось, она совсем крохой была. И Пятый Год прожить ухитрилась. Если с теми временами сравнивать, то да, лучше уже намного, а если времен до этого не помнить, то и вовсе хорошо.

– Молодежи-то много в городе?

– Моего возраста не очень. – Она вздохнула. – Детей вот много.

«Ее возраст» как раз в черные времена и вымер, все верно. Мало их. А детей на улицах хватает, да и в Грязовце за последние годы их сильно прибавилось. Правда, и проблемных детей много, хоть и не столько, как в свое время, до того как боеголовки рванули, говорили. У нас в городе тем, кто второго рожал, за городской счет и силами города новые дома ремонтировали и выделяли. Нужны люди, мало их осталось, если не рожать, то все, вымрем. А детский сад со школой в первую очередь починили.

– Сходить-то есть куда?

– Кино и танцы. – Она пожала плечами, продолжая орудовать машинкой. – Только в кино иногда плакать хочется.

– Почему?

– Потому что там жизнь другая, хорошая. И книжки читать тоже тяжело бывает, но кино хуже.

– Но ходишь?

– А что еще делать? Хожу, конечно.

Стрижка обошлась в пятьдесят копеек, но справилась девушка хорошо. Вышел, закурил на крыльце. Куда пойти? Обедать не пора ли? Пожалуй, что и пора. В столовую к базару ехать или что-то еще поискать? Ладно, к базару, там я уже знаю все, хорошо покормили.

В столовой нашел уже знакомых оперов, сидевших за тем же столиком. На этот раз они сразу к себе позвали.

– Как у тебя дела? Проблем не было? – спросил лысоватый, который тогда, кстати, представился Михаилом.

– Нет, все нормально. Общаются люди, никаких проблем.

– Узнал что?

– Были они здесь, уехали в Вышний мотовозом. Два дня жили в гостинице, в «Торжке». Есть к вам пара вопросов, к слову…

К столу подошел кабатчик, и я заказал просто двойную порцию пельменей и компот. Давно пельменей не ел, очень кстати оказались.

– Что за вопросы?

– Такое погоняло, как Прокоп, не слышали?

Оба задумались.

– Он старый достаточно, за полтинник ему, похоже. А на пальцах перстни еще с малолетки. Если он из местных, то мог материал сохраниться, как думаете?

– Мог, – кивнул блондин. – Все архивы милицейские уцелели. Можно покопаться. С тебя пузырь тогда.

– Сень, мало требуешь, – усмехнулся второй. – Ладно, поищем.

– Такая погремуха, как Монгол, знакома?

– Знакома, – кивнул Михаил. – Есть в Вышнем такой фигурант. Он там даже не поймешь кто, то ли бандит, то ли купец, то ли банкир подпольный. Числится вроде таким… в понятиях. Но дорогу ему бы переходить не стал. У нас он постоянно проскакивал по скупке трофеев с их рейдов.

– «Сказка», которая бордель, не ему принадлежит?

– Нет, там Вася Бачило хозяин. Бордель держит, катраны местные, кабак. Гибрид сутенера и кабатчика, один из тех, что масть в городе держат, положенец. Насчет контактов с Монголом не скажу точно, но вероятны.

– А персонал для борделя откуда? Местные?

– И местные, и просто воруют. Везут туда и дальше с концами. Тоже промысел. Но в нашем районе если и воруют, то редко, из других областей везут.

Есть банды, которые похищают людей. Специализация такая. Мужчин обычно продают на всякие тяжелые работы в глуши, откуда не сбежишь особо. Иногда «черные» мародеры используют таких в опасных местах. Женщин, если помоложе, продают в бордели в «зеленых» анклавах, причем всегда увозят далеко от того места, где похитили.

– Вот тут у меня приметы остальных. Никак не проверить, не проскакивали по другим делам?

– Проверим. Доедим, и перепишу. Но думаю, что не должны светиться.

– Почему?

– Они далеко в рейд пошли, в Вологодскую область. То есть не отморозки, осторожные. А кто по местным безобразиям светится, те обычно просто «зеленые», без башки. Не хотят те, кто там масть держит, больших проблем с нами. Но проверим. Что они у вас сделали?

– Они ограбили больницу. Убили людей.

– Что взяли?

– Взяли медицину. От столбняка, бешенства, от радиации какие-то препараты.

– Сколько можно в больнице взять?

– Туда целый груз пришел. Часть должна была остаться, остальное повезли бы дальше. По наводке действовали.

– И кто навел? – спросил Сеня.

– Не наши. Кто-то из цепочки, много людей знало. Не знаем пока.

– Сколько убили?

– Пятерых они убили. Расстреляли машину и всех, кто был в ней. В городе расстреляли, где охраны не было. И убивать не обязательно было, там три женщины, случайный подросток и водила, из оружия только у шофера карабин, но он даже схватиться не успел.

– А ушли как? – спросил Михаил.

– На этой же машине до окраины, там пошли пешком, у них грузовик в тайнике был. Мы к грузовику вышли даже раньше, прикинули маршрут. Но они сменили направление, там мы их потеряли. Вычислили только в Данилове, и то с опозданием, местные менты чухнули. Правда, приметы мы тоже с опозданием выяснили, а документы они сменили. В Грязовец по другим зашли.

– То есть в город зашли легально?

– Да. Портреты уже потом, по показаниям, составили.

– Понятно. – Михаил вздохнул. – Тут мы сильно помочь не можем, в Волочек нам ходу особо нет. Ты же туда сам не собираешься?

– Собираюсь.

– Если вскроется, что ты мент, угадай с трех раз, что с тобой сделают?

– Бланков паспортов много осталось. А тут я ментом примелькаться не успел.

– Мог успеть.

– Значит, судьба. Поеду.

– Это у тебя личное, что ли? – вдруг спросил Сеня.

– Личное, – кивнул я.

3

Бочаров, Сергей Петрович. Фотография моя, хоть и не такая, как в настоящем паспорте. Год рождения на пару лет отличается, теперь я старше, пятьдесят четыре. А с поправкой на день рождения, так на два с половиной года старше.

Въезд в Вышний прост, как мне опера рассказали, никто никого не проверяет, всем на все плевать. Так что на входе я на проблемы напороться не должен. На оружие тоже никаких правил нет, кроме здравого смысла. Начнешь злоупотреблять – закончишь плохо и очень быстро.

Я там буду один, так что надо подготовиться. Сначала внешность. Меня здесь если кто и запомнил, то в полувоенном и панаме, какие многие носят из-за удобства. Поэтому поеду в кепке. Очки… лучше бы вообще без них, но не получится. Поэтому надену запасные. Те, что ношу, пластиковые и крупные, а эти чудные, круглые, как пенсне, в тонкой металлической оправе, лицо сильно меняют. Усы бы неплохо, да отрастить не успею. Поэтому второй день не брился, пусть щетина будет.

Одежда другая с собой. Кожаная куртка новодельная, она просторная, под нее что угодно легко спрятать. Сейчас тепло, так что под нее просто майка трикотажная, но такие майки теперь роскошь. На ноги кроссовки. Тоже из старого, я их по тем временам помню, в Кимрах производить начали все к той же Олимпиаде. Серенькие такие, светло-серые с темно-серым. Тогда они с лицензионным московским «адидасом» даже равняться не могли, но сейчас невоенная обувь с тех времен за роскошь, так что нормально. Как и советские же джинсы «Орбита», от которых тогда плевались, а вот теперь на тебе. Оделся, глянул на себя в зеркало – бандит бандитом. Что и требовалось.

«ТТ» под мышку пойдет, с ним все понятно. И нож на пояс, мне его на заказ из рессорной стали сделали. Наборная деревянная ручка, лезвие не так чтобы длинное, но и не так чтобы короткое, с упором под пальцы. Теперь еще нож, маленький, по моему чертежу соорудили. Сталь хорошая, поэтому плоский совсем и как бритва острый. Просто полоска стали, ручка втиснута в резиновую трубку от бигуди. Он в брюки сбоку идет, там маленькие кожаные ножны вшиты. Такой нож даже при обыске найти мудрено, если охлопывать и ощупывать, а не раздевать. Идея не моя, с бандита одного взята, который этим ножом меня зарезать пытался. Зарезать не получилось, хоть на руке длинный шрам остался, но идею я скопировал.

Винтовка тут останется, она под другое дело, а «ксюху» возьму. И в рюкзаке к ней приблуда одна, про запас, собственной работы. И там же еще ствол, спортивный «марголин», и к нему такая же. Вот этим бы лучше не светить, просто потому что запомнить могут, а мне это не нужно.

Машину решил вообще не брать, останется во дворе у Сергеевны. Потому что город маленький, информация о том, что Гена свой «луазик» продал, могла разойтись, а потом его кто-то увидит на стоянке у платформы… Так что с утра пешком пошел, благо багажа на себе немного, я даже рюкзак на маленький сменил, который у меня в большом в свернутом виде хранился.

Людей на улицах пока было немного, все только просыпаются к рабочему дню, так что пока шел, ни единого знакомого лица не встретил. Да их у меня тут и нет почти, на самом деле.

Погода разыгралась, солнечно, тепло. Кожаная куртка вроде как даже лишняя, но ничего страшного, кто из города едет – обычно теплей, чем надо, одевается, мало ли что.

У платформы собралась очередь человек из двадцати, я в середину затесался. Неподалеку машина милицейского патруля, сразу три сотрудника с автоматами и в форме, на всякий случай. К отъезду подтянулись.

Добрался до кассы, заплатил знакомому дедку семь рублей за билет, дал паспорт переписать данные. Он не удивился ничему, хоть и узнал, его опера должны были предупредить. Говорят, что надежный дед, такого специально на въезд посадили.

На платформе еще минут пятнадцать ждали, пока состав подойдет. Он из Старицы сюда чешет, по остаткам двух старых дорог, включая ту самую Октябрьскую, по которой из Ленинграда в Москву и обратно катались командированные и туристы. Октябрьская как раз из Торжка и начинается. То есть не Октябрьская, а ее уцелевшая часть. И до Бологого уцелела, а там весь узел наземным взрывом снесли.

Поезд состоял из странного небольшого локомотива с кабиной посередине, рычащего дизелем, и десятка вагонов. Два пассажирских, остальное платформы и теплушки, все чем-то груженные. Перед локомотивом платформа какая-то урезанная по длине, зато с пулеметным гнездом, причем на два пулемета, там же бойцы видны в форме и касках.

Состав замер у платформы, люди пошли в вагоны, как-то естественно поделившись на два. Кто-то сразу, заняв целую лавку, завалился спать, сунув рюкзак под голову, какие-то трое мужиков тут же, не откладывая в долгий ящик, отставив в сторону карабины и ППС, вытащили целую канистру пива. Судя по лицам, праздновать отъезд они еще вчера начали. Один сноровисто развернул лист оберточной бумаги, на нем сразу появилась вобла и бутерброды с колбасой. А что, для людей поездка в другой город – событие, пусть до того и рукой подать. Три часа будем ехать, но это не потому что далеко, а потому что медленно. Пути берегут и технику.

Две средних лет женщины и какой-то здоровяк с ними достали карты и тут же в подкидного начали раскидывать. А я за книгу взялся. Знаю, что бандиту не к лицу, но все же нужно себя чем-то в дороге занять.

Состав неторопливо тронулся, платформа поехала перед окном назад, пошли заборы и дома Торжка. Открытый шлагбаум, возле него опорный пункт, справа дома бывшего военного городка при вертолетной части, несколько брошенных винтокрылых машин так и стоят вразброс, разобранными до остовов. Часть все же взлетела после ударов, куда-то ее перебросили, но не все машины могли летать.

А вот и старая платформа «30-й километр», облупившаяся и заброшенная. Больше здесь поезда не останавливаются. Потом сразу лес с обеих сторон потянулся, смешанный, что для этих мест обычно.

И не читается как-то. Вытянул ноги на свободное сиденье напротив, откинулся как смог на жесткой деревянной скамье, повернулся к окну, глазея на проплывающие мимо деревья. Подумав, вытащил из рюкзака термос китайский, попугаями разрисованный, скрутил крышку-стакан, выдернул пробку. Запахло крепким чаем. Налил себе, развернул сверток с бутербродами, все та же копченая колбаса на хлебе. Не смог позавтракать, что-то от волнения кусок с утра в горло не лез.

Нет, это не от страха, я уже давно ничего не боюсь, если о себе думать. Страшно дело провалить, не совершить то, что совершить должен. И вот как так выходит, что вот тут вроде нормальные люди живут, а вот тут, совсем рядом, настоящий бандитский город? Почему до сих пор никто с этим ничего не смог сделать? Если та власть, что уцелела, пытается доказать, что она власть, то как вышло, что до сих пор не пришла армия и не разнесла там все к чертовой матери? На первую прикидку именно так и думается, и если только сильно мозгами пошевелить, то понимаешь, что вовсе не все так просто в этой жизни.

Вышний Волочек – бандитская вотчина, да вот эти самые бандиты именно с соседями стараются не конфликтовать. Даже торгуют. То есть зуб на них не у Торжокского района, а у кого-то другого, кто далеко. А если нет такого вот прямого повода для войны, то никто ее и не начнет. Потому что людей осталось мало, а погибнет в такой войне много. И удастся ли погибших потом кем-то заменить? Вот очень сомневаюсь. И власти сюда послать войска… а сколько у нее теперь тех войск-то? И откуда им идти? И сколько техники дойдет? И насколько помогут им местные? И что делать с этим Волочком, даже если удастся победить? И не озвереют ли уцелевшие по лесам бандиты и не начнут ли устраивать проблемы уже здесь?

Вот и живут так по принципу «не тронь дерьма – вонять не будет». Те к этим не лезут, а эти к тем. И всех понимаешь, но вот… как быть с тем, что в такие бандитские города похищенных людей увозят? Что именно из этого места пришла та банда, которую я ищу? Которая вот так взяла и лишила меня любого другого смысла жить? Это же из-за них не могу теперь спать, убиваю кошмары водкой. А сюда, в Торжокский район, приходят банды из других таких мест, и как знать, не сотрудничают ли бандиты пришлые с бандитами местными? Нет, это я даже сказал неправильно, потому что знаю точно, что сотрудничают. Эти тем здесь расклады подскажут, а те этим там.

Все равно это отложенная проблема, рано или поздно местным решать ее придется, так или иначе. Вот зачем эти люди из Торжка туда едут? Кто-то за товаром, а кто-то и развлечься. Веселей в Вышнем, жизнь привольней, есть доступ к запретному, развернись душа. Потом, глядишь, молодые и глупые туда и вовсе переедут, поведутся на сладкое и лихое, сначала по дурости, а потом уже и по захватившей душу гнуси. И от таких мест вреда куда больше, чем на первый взгляд видится. Они как раковая опухоль, жрущая тело. Еще только начало, метастазы еще не пошли, но она уже здесь и что-то поразила. И дальше она станет лишь больше, а весь организм от нее слабеет. И потом просто умрет.

Так понемногу дотелепались до Лихославля, поезд остановился, двое вышли, с десяток зашло в вагоны. Два мужика, прошедших мимо, говорили не по-русски. Тут карелов много, а если точней, то большинство населения, из тех, которых переселяли с финской границы после финской же войны. Даже загадка-шутка такая в Калинине в свое время ходила: «Бежит, летит как бешеный, карелами обвешанный» – правильно, автобус на Лихославль. Но они тут и язык, и культуру сохранили.

Калашниково можно сказать, что официальная граница Торжокского района. Опорный пункт, серьезный, целый дом-пятиэтажку окружили укреплением, за ним даже бэтээры видны. Техники много, вот ездит она мало. И жрет как не в себя, и пробег до капиталки никакой, так что берегут, максимум держат на опорниках на самый крайний случай. Причем совсем крайний, потому что РПГ-7 со складов тоже очень много по рукам разошлось, а с местными лесными дорогами шансы брони куда-то прорваться через враждебную территорию даже комментировать не хочется. Всего много, людей мало.

В Спирово состав тоже остановился, подсадил людей. Тут уже Вышнего территория, и по публике заметно. Компания из четверых молодых, что в вагон подсела, вполне себе шпана, по одежде, повадкам и базару. И что совсем нехорошо – шпана вооруженная, у каждого по «АКМ» имеется. Впрочем, в вагоне они не борзели, сели в угол, разве что слышно их было отовсюду, на публику работали, крутость показывали.

Ты глянь, а в Вышнем поезд прямо на вокзал приходит, настоящий, довоенный. Две платформы, над ними переход даже, только закрыт. И нечто вроде КПП, там трое мужиков всех проходящих проверяют, не «светится» ли кто. Но не завернули ни одного человека. Все опытные стали, да и не так много мест, где радиации нахвататься можно. Меня тоже проверили и ни слова не сказали, только махнули рукой, проходи, мол. А раньше да, раньше на каждом шагу проверки были, потом подуспокоились.

На платформе ларек с пивом и куревом, у выхода в город даже такси стоят, «Москвич» и старая «Волга». И есть клиенты? Оказалось, что есть, те четверо из Спирово тут же машину взяли, радостно гомоня. Это они в столицу веселиться приехали, так что для пущего шика такси не помешает. И вторую машину тут же кто-то взял, а следом за ней «рафик» подъехал, встал. Ну и вон пара пацанов сидит на приступочке, разглядывает приезжих. Малолетние жулики или другого заработка ищут? А может, просто делать им нечего.

Гостиницу надо. Не то чтобы больше нигде не остановишься, но там расспрашивать начинать удобно, это нормально. Приезжий, что-то ему всегда нужно. Подошел к потягивавшемуся у машины водителю «рафика», спросил:

– Извини, друг, поинтересоваться хочу. Гостиницы в городе какие приличные?

Он быстро окинул меня взглядом с ног до головы и, похоже, удовлетворился увиденным, потому что сразу сказал:

– «Березка» на Большой Садовой и мотель есть. Еще у рынка комнаты сдают, но ты вроде человек солидный…

– А какая лучше?

– Смотря что надо. «Березка» типа всегда главной была, даже до Херни, центр, считай, а мотель чуть не в лесу, но если там поиграть, или девочек, или еще чего…

– А «Березка» в центре?

– Ну да.

– Отвезешь?

– За чирик запросто.

– Не ломанул? – усмехнулся я.

– Тогда подождем давай кого-нибудь, пополам поделишь.

– Я тебе пятерку дам и никого не ждем.

К «рафику» и правда никто не бежал, всех клиентов те две машины увезли. Водитель почему-то посмотрел в небо, подумал, затем сказал:

– За восемь отвезу.

– На семи сойдемся, – сократил я процесс торга. – И то дорого.

– Ладно, садись.

Вышний на Торжок вроде и похож, но все же какой-то другой. В Торжке зелени больше и город заметно старинный. А здесь возле вокзала даже девятиэтажка панельная, из новых. Вроде как серьезней место. Но, судя по окнам, заселено в ней немного квартир.

– Тут еще жить можно, – водила показал пальцем на этот дом. – Только держи шмотки все время руками и смотри, чтобы не зарезали. Чуть не самая трущоба в городе, одни наркоты.

Тоже разница, да. В том же Торжке или у нас за торговлю наркотиками расстреливают.

А вообще тут вроде все и попроще, и даже пооживленней; такое ощущение, что меньше людей работает и больше по улицам шляется. И да, легковушки катаются время от времени. И улица вроде пошире, чем в Торжке, даже какие-то остатки тротуаров сохранились. Правда, чуть дальше отличия исчезли, когда хрущевки сменились старыми особняками. На угловом висела вывеска «Игорный дом „Удача“», а сразу за ним, по другую сторону перпендикулярной улицы, высилось четырехэтажное здание гостиницы «Березка» – типичный гостиничный проект для провинциальных городов, разве что время и обстоятельства внесли в него поправки в виде многочисленных труб буржуек, торчащих наружу, и закопченной стены.

– Приехали! – радостно объявил водила, демонстрируя понимание того факта, что развел лоха тряпошного.

– Молодец, быстро довез, – похвалил я его сквозь зубы.

– Так старался, – не полез он за словом в карман.

Подхватив рюкзак и автомат, потопал к «Березке». На первом этаже, естественно, обнаружил вход в ресторан. Что за гостиница без ресторана? Правда, этот, против ожидания, назывался не так, как «отель», а нес гордое название «Елисейские Поля». Вот как.

Обшарпанный вестибюль с полами из гранитной крошки, привычная стойка администратора, но несколько непривычный вид сидящего в скрипучем кресле амбала с автоматом. Охрана, похоже. А за стойкой средних лет мужчина, одетый сплошь в джинсовое – брюки, рубашка «батник», такая же куртка поверх рубашки и даже джинсовая кепка на голове, призванная, как я заподозрил, для сокрытия лысины.

– День добрый, – поздоровался я. – Номера есть? Только мне бы отдельный.

– У нас все отдельные, – администратор усмехнулся. – Наплыва туристов давно не было, да и не предвидится вроде как. Есть номера.

– Тогда поинтересоваться хочу, по комнатам не шарят?

– Камера хранения есть у нас. За оставленное в номере не отвечаем. А из камеры не крали ни разу.

– Дорого?

– Тридцать копеек в час.

– А номер?

– Люкс за четвертной, полулюкс пятнадцать, обычный за десятку в сутки. Ресторан есть.

– Это я видел. А почему так назвали?

– А кто его знает? – тот пожал плечами. – До меня это было. Берете номер?

– Да, возьму. На пару дней пока. Нет, на три.

Мне же все равно мотовоза ждать.

– Сороковник. Червонец вернем при выезде, залог за порчу.

Отсчитал. Тысячу я оставил в Торжке как последний резерв, а пять сотен с лишним с собой прихватил, мало ли за что платить придется.

– А сейчас камера открыта? Я бы вещи сразу кинул, а как вернусь, забрал бы.

– Открыта, пошли, – кивнул тот, пересчитав деньги и просто убрав их в карман. – Только от волыны магазин отстегни и патрон выкинь.

Почти рядом со стойкой две двери. За одной оказалась еще и решетка, которую мужик открыл ключом, после чего взял мой рюкзак с автоматом и положил на полку, выдав мне номерок театрального вида, на котором с обратной стороны было выжжено «Березка», а заодно и бумажку с печатью, на которой записал время.

– Минуту, я еще белье выдам, – сказал он, запер камеру хранения и отпер соседнюю дверь, за которой оказалась кладовка. И тогда мне досталась стопка серого и даже чуть влажного белья, пахнущего прачечной. – И ключ возьми, семнадцатый номер будет. Второй этаж.

– Благодарю.

Коридор второго этажа был темным, пол покрыт разбитым паркетом с ковровой дорожкой посередине, середина которой была вышаркана ногами до дерюжной основы. Дверь открылась с трудом, рассохлась, за ней оказалась небольшая комната с тремя кроватями и тумбочками рядом. Все кровати с матрасами, но без белья, понятное дело. Я выбрал ту, что от входа в дальнем углу, быстро застелил, не став накидывать одеяло – пусть все сохнет, точно же влажное.

Все, можно идти. Автомат пусть тут лежит, с длинными стволами народ по улице не ходит, как я вижу. Пока я с рюкзаком, то выгляжу нормально, вроде как только приехал человек или уезжать собрался, а так ходить не стоит, похоже. Ладно, «ТТ» вполне хватит в случае чего. Запер номер, спустился вниз, спросил у администратора:

– Такое место, как «Сказка», знаете?

– А кто его не знает? Только рановато для нее, – он посмотрел на часы, – туда если только часа через три идти имеет смысл. Угол Сиверсова и Казанского, длинный такой дом двухэтажный. И там же казино «Двадцать один».

– А где пока пожрать можно хорошо? Чтобы на воздухе, например?

– К рынку идти лучше, там шашлычка есть неплохая. И там же чебуречная. Не отравят.

– Спасибо, воспользуюсь. К рынку как идти?

– Вот как направо из подъезда и первая улица снова направо. Там его видно будет.

Рано пока в «Сказку». Но мне не веселиться, мне по другому делу. Вчера вечером опять с операми встретился, они новостями поделились:

– Прокопьев Николай Макарович, тысяча девятьсот сорок пятого года рождения, уроженец города Кимры Калининской области. Впервые осужден в возрасте четырнадцати лет по статье сто сорок пятой УК РСФСР на срок четыре года, с отбытием наказания в колонии для несовершеннолетних. Освобожден в возрасте восемнадцати лет, на путь исправления не встал, администрацией характеризуется отрицательно. Три года погулял, затем еще срок, статья сто сорок шестая, разбой, группа лиц, срок семь лет. Вышел в семьдесят втором, провел на свободе четыре года. Переехал в Осташков. В семьдесят шестом снова сто сорок шестая, группа лиц по предварительному сговору, срок двенадцать лет. То есть на момент войны находился в местах заключения. Такой вот красавец. На родину вернулся, можно сказать. Приметы совпадают, шрам присутствует.

– А про других что-нибудь есть?

– Есть ориентировка на Прапора. Бывший военнослужащий, прапорщик, предположительно авиация, служил в Мигалово. Появился на военной машине с кучей оружия, сразу в Вышнем Волочке. Замечен в окружении Зураба, есть там такой авторитет, по неподтвержденным данным вор в законе. По неподтвержденным же данным у него какой-то заскок по женской линии, а под людьми Зураба есть бордель. То ли убил он проститутку, то ли что-то еще, но дальше о нем слышно не было. Для того чтобы его свои мочканули, косяк маловат, но какие-то меры приняли, выходит. По приметам совпадает.

Вот, собственно говоря, и все мои исходные данные. То есть лучше всего Прокопа искать, то есть гражданина Прокопьева Николая Макаровича, рецидивиста. И кроме той самой «Сказки», зацепок у меня нет.

Улица, на которую свернул, называлась Красных Печатников, что хотя бы радовало разнообразием после Торжка, но шашлычная нашлась на Карла Маркса. Двухэтажный домик из красного кирпича с двориком, во дворике столы с лавками под навесом. Пахнет как раз шашлыком и дымом. И людно, половина мест занята, все на солнце выбрались. Тощий носатый кавказец орудует у длинного мангала в углу, кругленькая такая молодая женщина столики обслуживает. Выбрал место так, чтобы можно было за улицей наблюдать, сел. Женщина почти сразу оказалась рядом. Попросил пива и четыре шампура свиного. Пиво принесли быстро, в знакомой классической кружке вроде тех, в которые у бочек разливали в мирное время. А минут через пять и шашлык был готов, его тут впрок жарили, похоже, а не под конкретный заказ. И оказался он неплох, и мясо хорошее, и зажарили с корочкой.

За спиной рынок шумит, из окна шашлычной музыка слышна, лезгинка, пластинки крутят. Тут электричество есть. Откуда? Да оттуда же, откуда и у всех, с паровоза наверняка. Страна специально в специальных местах накапливала отработавшие свое паровозы как раз на случай больших катастроф, а превратить его в электростанцию никаких трудов не составляет. Вот если по всему городу света нет, а только пятнами, то это и значит, что паровозы приспособили. Статистика уже такая. А так приходилось уже всякие видеть, паровые машины местами строят и от них генераторы крутят.

Сильно пьяный мужик вдруг поднялся из-за соседнего столика и пересел неожиданно ко мне.

– Здаров, – дыхнул он на меня перегаром.

– Привет.

Я решил в бутылку не лезть, потому как просто пьяный человек, обознался, может быть. А так колоритный персонаж – волосы космами, бакенбарды и усы, такие на сельских танцах первыми кавалерами были в свое время. Замшевая куртка, на нее отложной воротник рубахи выпущен. Та чуть не до пупа расстегнута, открывая на забитой партаками груди золотой крест. При делах фигурант, не просто так. Может, и послушать есть смысл.

– Чё, как жизнь?

– Да помаленьку, как раньше.

– Не видел тя тут давно, – тот попытался на мне сфокусироваться.

– Уезжал, дела были. У тебя как дела?

– Да н-нормально. – Тот излишне резко кивнул, так, что чуть не завалился на стол. – Поднимаемся малехо.

– Чем сейчас занят?

– Да все на базаре. – Он качнулся назад, но удержался за край стола, благо тот в землю вкопан. – Бабки собираем с купцов. Н-нормально все, живем. Кантовка голимая, а не жизнь.

– А с утра чё празднуешь?

– У кента деньрождение, отметили малехо. Да нормально, – махнул он рукой. – Сима! Симуль! – призвал он фициантку. – Плесни нам с кирей по кругалю еще, л-лана?

– Сделаю, Петь, – кивнула та и пошла в шашлычную.

Петя тут пасется постоянно, что объяснимо, если он на базаре налог собирает. А Сима не просто так, а «чья-то», потому что держится уверенно, не боится, что Петя спьяну забыкует. Впрочем, тут все чьим-то должно быть, место торговое, денежное. Кстати, интересно, как Петю корефаны гонят? Не должен он быть погонялом Петя, звучать нехорошо будет.

– Потом чё думаешь?

– Да к шалавам потом, чё еще.

– В «Сказку», что ли? – попробовал я подвинуть разговор в полезном направлении.

– Да ты чё, – Петя снова покачнулся. – «Сказка» кучеряво, но не в мазняк, там все лавэ спустишь, Бачила цены ломит. У кири хаза, туда. В буру скатаем, кайфу шмыгнем, сосок привезут. – Петя утер тыльной стороной ладони слюни с губ, снова поймал меня в фокус. – Кент раз сам в «Сказку» пошел, датый был сильно. Там кругаля поднесли, и он, прикинь, враз закимал. Зенки как открыл – а сам, прикинь, на улице лежит. Ни гаманца, ни волыны, калган трещит. Он к ним, а там ему типа чё кипишишь, ты тут бычил, мол, шмаре в нюх втер, берегов не видел, в долг катать хотел, чуть не на фуфел божился, а он четко помнит, что кругаль – и все. Так ваще кони шаркнуть мог, не предъявишь. В «Сказку» ходить – судьбу дрочить. Ну, если тока с кентами, тогда ладно.

– А, ну верно. Слушай, а ты Прокопа ведь знаешь? – наугад набросил, попутно открыв портсигар и предложив Пете папироску. Тот не отказался, заломил втройную по-блатному, прикурил с моей зажигалки, чуть хлопнув по руке в благодарность.

– Прокопа? Из этих, с Пригородного?

– Шрам еще тут, – показал я пальцем. – Прокоп, Прапор, Саид, Шига… эта вся шобла.

– Ну да, на Пригородном живут, – Петя опять опасно кивнул. – А чё за него?

– Да дело к нему, а дом его забыл.

– Не в курсе за дом, не был у них. Отморозки в натуре. В этом, в «Медведе» полукайся, они же там часто. Я бы не кентовался с ними, Прапор с города винта не зря нарезал, вообще не кажется.

– Я краем уха только… а чё там со шмарой вышло?

– Прапор их душить любил, когда шпарил, – Петя гыкнул. – Ну и удавил одну ваще для кайфа. Его на лавэ выставили, он башли зажал, беса гнал, короче, спросили как с гада, взяли с него что было, он потом год ливера лечил. А потом да, с Прокопом закентовался. А так сам прикинь, какой босяк такого подберет? Не, я бы… спасибо, Сим, – Петя отвлекся на две кружки, которые официантка выставила перед нами.

– Медицины они недавно взяли много, Монголу толкнули, слышал. Башлей взяли нормально.