Выбор оружия

Он посмотрел и сказал:

– Нет, пусто. Слушай, а помнишь историю про потерянный взвод?

– Это ты всякие сказки зоновские собираешь по барам да лагерям, а я не очень-то ими интересуюсь.

– Ну так я расскажу! Вот слушай…

– Не надо, – перебил я. – Не хочу я твои бредни слушать.

– А ты все-таки послушай, – настаивал Пригоршня. – Очень мне эта история нравится. Однажды из НАТО прибыла делегация во главе с каким-то очень важным генералом, чуть не самым главным там у них. Тут, конечно, подсуетились, сталкеров-бродяг поразгоняли, чтоб на глаза не лезли, скупщиков втихаря предупредили: никаких, мол, крупных партий товаров из Зоны наружу не пытаться в это время вывезти, а то накроется медным тазом весь ваш бизнес. Подмели все, розы красной краской покрасили… Ну вот, проехалась, значит, эта делегация вдоль периметра, по Кордону прошлась, а потом главному буржуинному генералу взбрело в его генеральскую голову дальше углубиться, чтобы, значит, заценить обстановку по полной программе. И он об этом своем желании всех оповестил. Тут, конечно, мельтешение началось, потому что очень ведь важная персона… И отрядили ооновцы свой взвод самых опытных вояк: пятнадцать автоматчиков, да трех пулеметчиков, да двух гранатометчиков, да одного связиста с самой мощной, навороченной рацией, и еще интенданта с бочкой варенья и корзиной печенья. В делегации, конечно, у всех мобильники имелись, но ты ж знаешь – здесь они почти нигде не работают. Сели они в вездеходы-броневики и поехали. Экскурсия всего день должна была продлиться, собирались вдоль Кордона по внешней стороне прошвырнуться, вглубь немного заехать – но немного совсем – и назад.

– И не вернулись? – предположил я.

– Ну! – сказал Пригоршня. – Откуда знал?

– Так история твоя как называется?

– А, ну да. В общем, пропал взвод вместе с главным генералом. Они связь с Кордоном чуть не постоянно поддерживали. А потом вдруг как отрезало. Замолкли и на вызов не отвечают. Но перед тем на какую-то странную дорогу выехали. Потому что у вояк проводник был, сталкер по имени Злой, который тогда считался лучшим специалистом по тому району Зоны, каждую тропку в нем знал, каждое деревце. На него вояки как-то вышли и заплатить ему пообещали очень прилично, он и подписался сопроводить их. Но, конечно, не как сталкер, его для этого дела обрядили в военную форму, и перед лицом высокого начальства он должен был сержанта изображать. Так вот он в рацию сказал, что, мол, экспедиция ихняя на какую-то странную дорогу выехала. Говорит, сколько лет тут брожу, а дороги такой не видел ни разу! Нет здесь этой дороги, не может ее быть, потому что раньше не было, – а вот же, есть! Широкая, земляная, прямая, посреди леса тянется, и деревья срубленные по краям лежат, аккуратно так. Но давно срублены, потому что уже сухие совсем. Очень, говорили, у Злого голос изумленный был. И он испугался – сказал воякам, что надо с той дороги линять. Но генерал, должно быть, устал по ухабам трястись и захотел дорогу проинспектировать. И приказал по ней ехать. И поехали. Последние слова Злого были: дорога ровная, едем, что впереди – не видно, потому что солнце яркое и там туман такой желтый клубится. И все, потом – тишина.

Пригоршня замолчал. Я перепрыгнул на земляной островок, торчащий из жижи, потыкал веслом перед собой, шагнул дальше и сказал:

– Что, и все? Дрянная история, без морали и без финала.

– Морали в ней нет, – согласился напарник. – А финал еще будет, погоди, я не дорассказал. В общем, шум поднялся неимоверный: слыханное ли дело, такое начальство сгинуло! Полковника, который был ответственен за организацию экспедиции, – под трибунал, а еще буржуины два спецвзвода молниеносно прислали на супервертолетах. Те полетали-полетали над районом, где Злой в последний раз на связь выходил, – тихо, нет никого. И, главное, дороги широкой земляной тоже никакой нет! Они тогда сели, лес прочесали, окрестности – пусто. Ни тебе следов побоища, ни трупов, ничего. Делать нечего, пришлось им возвращаться. Ну и потихоньку улеглось все, забылось это дело, мало ли в Зоне странных вещей приключается. Как вдруг в лагерь к Толстому прибегает взволнованный сталкер Бажан, который со Злым дружил, и говорит: Злой на связь вышел, я с ним разговаривал! Тут такие рации, которые могут в этих местах работать, не у многих есть, но вот у Бажана была, потому что он здоровый лось и мог ее за собой таскать. Но, говорит, Злого слышно, только если возле домика лесника покойного стать в третьем юго-восточном квадрате, а чуть отойдешь – помехи, и он замолкает. Бажану, конечно, не поверили, но он заложился на тыщу евро, что правду говорит, и тогда подручный Толстого и еще двое сталкеров пошли вместе с ним. Возвращаются на следующий день в лагерь, затылки чешут. Говорят: да, как встали возле той сторожки, покрутил Бажан настройку – и голос Злого прорезался. Он так монотонно повторял: Бажан, где ты, это Злой, выходи на связь, эй, ну где же ты… Мы с ним заговорили, так он чуть с ума не сошел от радости, принялся кричать, смеяться, плакать… Мы спрашиваем: где вы находитесь, гражданин Злой? Он говорит: тут долина какая-то между гор. Дорога нас сюда привела, а дальше – нет ходу. Мы назад, а она пропала уже куда-то, не можем ее среди скал найти. Здесь водопадик, речка, два озерца и рощицы. Остатки колхоза еще. Звери всякие. А в горах живут… Тут шипение пошло, вой, треск в эфире. Злой кричит: выведите меня отсюда, братцы! Найдите меня, заберите, помогите… И все, и тишина.

Потом уже Злой ни с кем не разговаривал, не слышал, когда ему пытались отвечать, – хотя иногда отдельные сталкеры или вояки его слышали, в разных местах вдруг голос в рациях, а то и в радиоприемниках всплывал. Он, должно быть, со скуки или в надежде, что запеленгуют его и вытащить смогут, рассказывал, как там оно у них, что здесь и другие люди живут, и как военные с ними сцепились, да как экспедицию в горы отрядили… Последнее вроде бы от него сообщение было про то, что они «на небо залезли». Ну, это так… иносказательно. То есть они до вершин добрались, а потом он выкрикнул: братцы, оно бесконечное! Шар это, наверное, без конца и края! – и все, больше уже не слыхал никто Злого, наверное, рация сломалась.

– А, так вот откуда у легенды про пузыри ноги растут, – кивнул я.

– А ты в них не веришь, значит?

– Нет, конечно. В Зоне много необычного, но пространственные искривления – это уже физика, понимаешь?

Пригоршня помотал головой.

– Не понимаю.

– Это нарушение физических законов.

– Та ну, а аномалии, карусель, к примеру, – это тебе не нарушение, что ли?

– Это локальный феномен гравитационный, а пространственные пузыри всякие… Слишком что-то глобальное, не бывает такого. Ладно, стоп, пришли мы.

Нет, болото не закончилось, но мы наконец добрались до первого барака – длинного, приземистого здания с покатой рифленой крышей и дверью в торце.

– Давай внутрь, что ли? – предложил напарник. – Надоело мне по этой топи прыгать.

Я налег плечом на дверь, открыл, увидел стоящего прямо передо мной мужчину и ударил его веслом по голове.

* * *

Никита сипло крякнул от неожиданности. Незнакомец – босой, в порванном камуфляжном комбезе прямо на голое тело, в синем берете – качнулся. С плеч его свисали ремни; справа было необычное ружье с очень тонким стволом, слева – «ингрэм», легкий пистолет-пулемет, который я не сразу узнал, потому что это была редкая «карабинная» модель с удлиненным стволом и выдвижным прикладом. Висел он там без кобуры, петля из более узкого ремешка продета прямо в предохранительную скобу.

Я врезал ему лопастью по голове; нормальный человек от такого удара свалился бы и вырубился минимум на минуту, но этот лишь упал на колени, схватившись за ружье. Цевье весла после удара сломалось. Как в замедленной съемке, видел я движения незнакомца: вот правый локоть ушел назад и вверх, будто у ковбоя, выхватывающего револьвер, вот пальцы сомкнулись на рукояти, напряглась обнаженная рука, поднимая тонкий ствол, из которого сейчас вырвется и вопьется в мое тело смерть… Никита что-то орал сзади, но я не слышал, вернее, не понимал, о чем он, потому что во все глаза смотрел на то, как странное ружье поворачивается и ствол нацеливается в меня…

Под мышкой у меня просунулась рука. Она вцепилась в пистолет-пулемет на левом боку незнакомца и рывком провернула его так, что ствол обратился назад. Безымянный палец, согнувшись крючком, лег на курок и нажал.

«Ингрэм» выстрелил – пули впились в бок мужчины, вошли ему под ребра. Ремень скрипнул, отдача качнула оружие, но Пригоршня, тяжело дышавший над самым моим ухом, еще сильнее подался вперед и разжал пальцы лишь после того, как левый бок мужчины стал напоминать кашу, а сам он повалился на спину.

– Темный! – выкрикнул Никита, и я оглох, потому что его рот все еще находился в непосредственной близости от моего уха. – Это один из них, слышишь, Химик!

– Слышу, слышу, не ори!

Оказывается, еще только замахиваясь веслом, я затаил дыхание и лишь теперь ощутил это: в груди начало жечь. Я выдохнул, вдохнул опять, присев, стал поспешно расстегивать ремни, краем глаз видя койки вдоль стен, большой железный ящик в конце прохода между ними, двери…

– Вон, сюда бегут!

– Кто бежит?

Не оборачиваясь, я сунул ружье ему в руки, схватил пистолет-пулемет и сорвал с пояса мужчины небольшую сумку.

– Темные! Они услышали… Андрюха, эта база под темной группировкой! Здесь бродяги, слышишь, психи из центра Зоны…

– Так запри двери, быстро! – велел я, наконец поворачиваясь с автоматом на изготовку.

Глава 6

Изнутри на двери и стене рядом с ней были железные «ушки», но засов отсутствовал. Напарник схватил брошенное мною весло и вставил в них.

– Сломают быстро! – крикнул я уже на бегу.

– Больше нечем!

В помещении было полутемно. Слева неподвижно лежал еще один человек в комбезе, лицом кверху и с глубокой раной на груди, а рядом, сжимая большой нож, – сталкер Горбун, весь в крови. Вдоль стен тянулись двухэтажные койки, между ними стояли тумбочки; возле противоположного конца барака виднелся большой металлический ящик, напоминающий старинный сундук с покатой крышкой. Мы успели пересечь бо́льшую часть помещения, когда позади лязгнуло, – я и Пригоршня как по команде упали, откатившись в разные стороны, он за койку, я за сундук. Тот стоял в конце прохода между двумя рядами коек. Напарник оказался ближе к двери, от которой мы бежали; встав на колени, я увидел его сгорбленную спину впереди справа. Боком я положил пистолет-пулемет на железную крышку, направив ствол на дверь. Наклонил голову к левому плечу, чтобы точным выстрелом мне не снесли макушку, вновь приподнялся, выглядывая одним глазом. По сторонам от двери было два узких окошка, и как только в одном из них мелькнула чья-то голова, я выстрелил. «Ингрэмы» легкие, поэтому разброс у них сильный, хотя этот, длинноствольный, бил точнее. Первые пули попали в стену рядом, но потом стекло в окне взорвалось. Одновременно что-то мелькнуло во втором окошке, и тут же Никита, улегшись плашмя на койку и уперев локти в ее край, выстрелил из своего диковинного ружья.

Лучше бы он этого не делал.

Сначала оружие громко загудело, а потом оглушительно взвыло. Из тонкого ствола вырвалась молния, но не такая, как нам привычно видеть в небе, а прямой, как стрела, световой стержень ярко-белого цвета. Это был не лазерный луч, почему-то я сразу решил, что оружие стреляет электроразрядами. И сейчас разряд впился в окно.

Пространство лопнуло, наступила пронзительно звенящая тишина: я оглох. Будто в немом кинофильме увидел, как вокруг лишившегося стекла оконного проема по рифленому железу зигзагами побежала трещина и стремительно описала неровный круг метрового диаметра, после чего оплавленный, почерневший участок стены выпал наружу.

В дыре сначала виднелись небо и край башни с решетчатыми тарелками, а затем возник силуэт. Постепенно звуки начали проникать сквозь ватный заслон в ушах – я уловил приглушенные шумы и неразборчивые крики. Выпрямившись на коленях, направил ствол в сторону пролома. Человек за ним поднял ружье – такое же, как у Пригоршни, – но я нажал на курок первым.

«Ингрэм» затрясся в руке; выстрелы я услышал, как отдаленный стук молотка. Пули прошили темного сталкера, он отпрянул, не успев открыть огонь, и пропал из виду.

Патроны в рожке закончились.

Я вновь услышал отдаленные крики, перевел взгляд вправо и увидел Пригоршню – он спрятался за кроватью, полуобернувшись, махал рукой и разевал рот.

– Пригнись… – угадал я по движению его губ. – Вниз, Химик! Подстрелят!

Тут из ушей будто вынули ватные тампоны – все звуки окружающего мира ворвались в голову, и в это же мгновение до меня дошел смысл происходящего. Да я же стою, подставив лоб и грудь любому стрелку, который вознамерится пальнуть из окон!

Я нырнул вниз, повернулся и сел, прижавшись спиной к сундуку. Вовремя: над головой взвизгнуло.

Но потом все стихло. Должно быть, там, за дверью, оценивали диспозицию и прикидывали, что делать дальше.

– Андрюха, ты как? – крикнул Пригоршня. – Не зацепило?

Я поднял пистолет-пулемет стволом к потолку, вытащил пустой рожок и ответил:

– Нет. Но я оглох совсем, после того как ты… Что это было? У тебя уши не свернулись?

– Я рот разинул перед этим, – ответил он. – Будто чувствовал. Все равно тряхануло сильно, но теперь уже лучше. Тут, на этой штуке, верньер есть.

Ногой я за ремень подтягивал к себе сумку, которую сорвал с пояса убитого под дверями сталкера.

– И для чего он?

– На нем «макси», «норма» и «мини» написано, так я, перед тем как пальнуть, с перепугу на «макси» поставил, ну и…

– Так на «мини» переведи! У меня чуть голова не лопнула! Это электрическое ружье какое-то, оно…

– Лезет! – перебил он. На другом конце барака загрохотал автомат.

Я к тому времени успел раскрыть сумку и как следует рассмотреть свое оружие. Приклад был телескопический, выдвижной, с плечевым упором из стальной проволоки. А в сумке оказалось два запасных магазина. Всего два! Это значит, шестьдесят четыре патрона…

Маловато будет. Я перезарядил, повернул рычажок на ствольной коробке, меняя режим стрельбы. В передней части с нее свисал короткий узкий ремешок, чтобы можно было удерживать оружие второй рукой. Я уже собрался открыть огонь, но Пригоршня опередил меня.

Должно быть, он последовал моему совету, переведя верньер в положение «мини», потому что теперь никакой молнии не было, лишь тончайшая, едва заметная нить прочертила воздух наискось, от койки до окна.

Все-таки Никита классный стрелок: он попал точно в голову того, кто поливал нас автоматным огнем. Оружие мгновенно смолкло, фигура за окном исчезла, и стало тихо.

– Ты видел? – громко спросил он. – У них «стерлинги», а еще…

– Чего? – Я не отрывал взгляда от противоположного конца барака, но пока в окнах никто не возникал. – Это еще что за киберпанковское оружие?

– Какое? Я говорю – «sterling», английские стволы, девятимиллиметровые. Они так себе, но у того, кто вот сейчас стрелял, – у него, кажись, «FN-P90». Вот это хреново, Андрюха.

– Почему? – спросил я.

– Это бельгийский пистолет-пулемет, а бельгийцы оружие всегда суперское делали. Тут, видишь, темновато, но «эфэн» при плохом освещении подсвечивает. Там этот, тритиевый источник.

– Какой? – начал я и не договорил: в обоих окнах возникли фигуры.

Нам просто повезло. Я выстрелил в окно слева, а Никита – в правое, и оба мы попали. Эти ребята решили накрыть нас залпом одновременно из электроружья и пистолета-автомата. Уж не знаю, что они там использовали сейчас, «стерлинг» или этот контрастрайковский «эфэнпэ-девяносто», но автомат послал короткую очередь, после чего смолк, так как по меньшей мере три пули из моего «ингрэма» попали в темного сталкера. Электроружье успело выплюнуть молнию, перед тем как заряд Никиты отбросил второго от окна. Противник не попал. Должно быть, верньер на его оружии был установлен в среднем положении: громыхнуло не очень сильно, но и не тихо. От окна, почти перекрестившись с вылетевшей из ружья напарника световой спицей, протянулся длинный белый прут и уперся в койку над Пригоршней. И она будто взорвалась: горящие обрывки простыни взметнулись вместе с пухом из разлетевшейся в клочья подушки, после чего вся конструкция из железных труб, рамы и пружинистой сетки со скрежетом рухнула на напарника.

Поднявшись на коленях и переключив рычажок, я пустил длинную очередь, которая пересекла оба окна, дверь, описала крутую дугу и вернулась обратно. Никита выпрямился, расставив руки, поднял над собой гору железных обломков и еще тлеющих тряпок, напоминая медведя, который, проснувшись по весне, восстает из берлоги, как какой-то языческий хозяин леса. Выхватив из груды обломков ружье, напарник упал плашмя и пополз, в то время как пули из моего автомата летели прямо над ним. Добравшись до другого ряда коек, расположенного слева от сундука, он залег там.

Как только Никита вновь укрылся, я прекратил стрелять и сел за сундуком, прижавшись к нему спиной. Крикнул:

– Ты как?

– Ой, хреново.

– Задело?

– Не, щеку поцарапал и лоб ушиб. Слушай, Химик… Теперь совсем плохи наши дела.

– Ага, – сказал я, проверяя магазин. Патронов осталось три. Ну и плюс второй рожок – и все. – Видел того мужика, который под стеной возле двери лежит подстреленный? И Горбун рядом?

– Видел, а что?

– Что-что… А то, что второе тело возле водонапорной башни, которое мы тогда не признали, – не Горбун.

– Ну да, и как ты догадался?

– Вот так вот. Значит, под башней там просто какой-то сталкер-бродяга лежал. А Горбун вместе с Медведем сюда дошел, последний из ребят Курильщика, кто выжил. И темные его тут положили. Но не Медведя, потому что не видно его трупа пока.

– Ну да, так и есть, – согласился напарник, помолчал и добавил: – Если они щас сообразят из своего ружья пальнуть в этом… в положении «макси», то…

– Конец нам, – заключил я. – Мой ящик снесет к чертовой матери. Да и от койки твоей…

– Надо в те окна нырять.

Я выглянул слева от сундука. Пригоршня, стоя на коленях позади койки, сгорбившись и уперев в нее локти, целился в сторону двери.

– Те, что за нами, – добавил он, не оборачиваясь. – Или в дверь. Не видишь, заперта она? Рассмотри, я пока окна контролирую…

– Заперта, – ответил я, приглядываясь. – Замок там навесной, большой.

– Значит, в окна…

– Там стекла целые.

– Разбей.

Я поднял «ингрэм» и дважды выстрелил.

– Готово.

– Так… – Он быстро оглянулся, вновь уставился в другой конец барака и сказал: – Так. Значит, ты первый беги. Я скомандую – сразу ноги в руки и туда. Прыгай в окно, там поворачивайся, выставляй в него ствол и целься. Как будешь готов, кричи. Я тогда тоже побегу, а ты стреляй по ним. Все понял?

– Только имей в виду, Никита, эти окна не наружу ведут, там сразу второй барак, – предупредил я. – Сейчас вот разглядел, когда стекло разбил…

Мои слова заглушил грохот и тут же – вой Никитиного ружья. Я развернулся, вскидывая автомат, но все уже смолкло. Напарник выкрикнул:

– Еще одного срубил! Эти темные – психи совсем, без страха, лезут прям под пу… под заряды мои. Что ты сказал, Химик?

– Я сказал, эта стенка – перегородка на самом деле, она барак на две половины делит. И за ней – вторая половина.

Он помолчал.

– Ладно, неважно сейчас. Ты приготовься… Готов?

Я к тому времени успел вставить в «ингрэм» последний рожок и ответил:

– Готов.

– Так… ну… давай!!

Я вскочил. Пригоршня заорал:

– Стой, ложись обратно!!!

Но было поздно – глядя на разбитое окно слева от запертой двери, я бросился вперед.

Хорошо, что я его не послушался. Сзади раздался грохот, темные, должно быть, взорвали дверь, после чего сразу несколько их всунулись внутрь. Напарник выстрелил, и одновременно то же сделал один из сталкеров, установивший свое ружье в режим «макси».

Он попал точно в сундук, за которым я прятался мгновение назад. Тот взорвался, волна раскаленного воздуха и капель расплавленного металла ударила меня в спину, швырнула вперед. А я как раз оттолкнулся от пола, чтобы прыгнуть.

Наверное, я поставил мировой рекорд. Сзади меня будто стукнули кувалдой размером с броневик. Тело взлетело наискось от пола, как стрела, пронеслось в воздухе и, будто в центр мишени, влетело точно в середину квадратного окна. Торчащий из железной рамы осколок стекла взрезал кожу на бедре.

Ревя, как раненый зверь, я свалился на пол, ударившись грудью. Ребра хрустнули, воздух с шипением вышел сквозь сжатые зубы. Из глаз полетели искры, все вокруг вспыхнуло, задрожало, перемигиваясь крошечными слепящими огоньками.

Никита… Он же еще там, за дверью… Мысль эта пришла будто откуда-то издалека – я во все глаза смотрел на то, что было прямо передо мной, всего в полуметре, занимая большую часть этой половины барака и скрывая от взгляда его противоположный конец. Спину жгло, кажется, куртка там все еще тлела. Зад болел, будто мне отвесили сильного пинка. Но Пригоршня… Он остался за перегородкой, с другой стороны, где куча сталкеров из темной группировки, почему-то вознамерившихся убить нас…

Я встал на колени. В позвоночнике хрустнуло. Выпрямился, развернувшись на каблуках, глянул в окно. И увидел, что напарник, не дождавшись моего сигнала, бежит наискось от койки, а с другого конца барака по нему палят в два ствола, и третий сталкер целится из электроружья, ведя стволом вслед за перемещающейся целью… Вскинув «ингрэм», я нажал на курок. Автомат выстрелил и смолк: заклинило. Койка, за которой раньше прятался Никита, взорвалась. Должно быть, пока я не смотрел туда, они кинули гранату, вот почему он сорвался с места.

Пригоршня свалился под стеной, приподнял голову. Ружья в его руках не было. От противоположной стороны барака к нему бежали человек пять и следом в развороченный проем лезли еще несколько.

Он поднялся, выхватив нож. Пули визжали, выбивая искры из железной стены слева и справа от него. Напарник стоял в пол-оборота ко мне, и я увидел растерянность на его лице – это был конец, их около десятка, а с ножом не полезешь на стволы, враги уже рядом, четверо или пятеро одновременно целятся в него…

– Кристалл! – заорал я так, что перекрыл грохот оружия. – Кристалл, Никита! Давай!!! – Мой голос сорвался, по горлу будто наждаком резанули.

Ряд искристых фонтанчиков прошил стену, стремительно подбираясь к напарнику. Он сорвал контейнер с карабина на ремне, распахнул крышку и поднял перед грудью. Пуля с визгом ударила в металлическую стенку. Закричав, Никита швырнул контейнер перед собой. И метнулся к перегородке.

Я увидел, как его плечо словно взрывается, когда в него попадает пуля, как в то место, где напарник только что стоял, впивается разряд из электроружья, а он прыгает в окно по другую сторону от запертой двери – и тут выпавший из контейнера кристалл сработал.

* * *

Артефакт бесшумно вспыхнул, выбросив во все стороны ртутные, с виду – мягкие, а на самом деле острые как бритва лучи. Органику они мгновенно пронзают и останавливаются не раньше, чем заполнят все пространство вокруг, лишь достигнув чего-то твердого вроде бетонных, железных или деревянных стен.

Никита уже лежал, ткнувшись лицом в пол и прикрыв голову руками. А на меня нашла моя обычная завороженность, чтоб не сказать – заторможенность. Будто в замедленной съемке, я видел сквозь окно, как в соседнем помещении расцветает кристалл, как на его лучах извиваются тела, как их разносит в разные стороны, поднимает над полом… Потом один луч дотянулся до окна и вонзился в квадрат пустого воздуха. Я машинально откинулся назад, кренясь, будто дерево на ветру, видя ртутные переливы прямо перед глазами, – откинул голову и начал падать, а луч прошел над лицом, почти вскользь, чуть не задев нос, наискось вверх… Я упал на спину. Луч уперся в потолок барака.

– Мать… мать… мать…

Я повернул голову. Никита приподнялся, держась за развороченное левое плечо. Между пальцами текла кровь. Безумными глазами глянув на меня, он облизнулся, затем, нервно позевывая и кривя рот, привстал.

В пространстве за перегородкой наступила тишина: кристалл перестал расти. Донесся приглушенный стон и быстро смолк. Со стуком что-то упало на пол. Никита неподвижно смотрел в окно.

Я перевернулся на живот и медленно сел, прижимаясь спиной к стене. Во второй половине барака, где мы находились, дул теплый ветер и раздавалось приглушенное гудение.

– Все, – хрипло сказал напарник. – Последнего оно к потолку пригвоздило. Ты видел, какие у них у всех рожи? Вроде это арабы какие-то… Андрюха, сколько кристалл там еще будет?

– Дня три примерно, – равнодушным голосом ответил я.

– А потом что? Ты сам его видел раньше в действии?

– Видел. Потом ртуть эта растворится, стечет, как сосульки, на пол. Потом исчезнет. Трупы к этому времени разъест сильно. Слышь, Никита…

– Жалко кристалла, – перебил он. – Он же почти как око стоит, попробуй его найди!

– Никита, я говорю…

– Тыщи две, а то и три… Эх!

– Забудь о кристалле, – сказал я. – Тут у нас такая штука, из-за которой мы оба вскорости сдохнем.

– Прикалываешься, Андрюха? Давай оставим эти шутки…

– Это не шутки, а карусель, Никита.

Он повернулся и надолго замолчал. Перекрывая помещение от одной стены до другой, в сумерках барака струилась, мерцая тусклыми искрами, закручивалась спиралью огромная аномалия.