В рамках этого проекта мне хочется вспомнить жизнь 60-80-х годов прошлого века. Когда СССР, оправившись от последствий социальных проектов эпохи Ленина-Сталина и восстановившись после Великой Отечественной войны, наконец-то получил четверть столетия для более-менее нормального развития. Как и чем жил тот народ, который окружал меня в те годы, я и попытаюсь очертить.

Моё детство, да и большая часть юности, связаны не с Москвой и Ленинградом. И даже не Киевом. А с самой удалённой от них столицей «республик свободных» – Алма-Атой. Если ещё точнее – с Научным городком казахстанских физиков, посёлком Алатау, в котором располагались два института Академии Наук Казахской ССР. Институт ядерной физики (с атомным реактором!) и Институт физики высоких энергий (с ЭВМ «БЭСМ-6). Там и работали в основном наши родители. Ну а мы, их дети, учились в местной школе (СШ №21).

Однако отдалённое географическое расположение наших весей не должно смущать гордого книгочея из Европейской части бывшего СССР. Мы все тогда жили в одной стране, по одним законам и обыкновениям. Одними мечтами и чаяниями. В едином порыве строили… Кто думает, что это было не так, пусть бросит в меня камень! Тем более что в условиях тотального интернета это не сложно и абсолютно безопасно.

Что мы знали про Сталина?

В начале декабря в СССР мелькал самый невразумительный и неоформленный праздник – День Конституции. Утверждён он был ещё в 1936 году. Однако в наше время никто уже не называл принятый тогда Основной закон «Сталинской Конституцией».

Детсадовцы 1960-х. Тут стоит и будущий гендиректор Национального ядерного центра.

Про Сталина мы почти и не вспоминали, особенно молодые. Да и старики предпочитали хранить молчание. По крайней мере, я не припомню, чтобы мне попался тогда хоть один «упёртый сталинист». При этом мы всё ещё обитали в окружении тех, кто пару десятилетий кряду и жил и умирал с именем Сталина (или от имени Сталина). Но кто знал – помалкивал, а «Архипелаг» Солженицына в СССР не издавали.

Про Культ вспоминали, как про казус. Мама, Людмила Ильинична, рассказывала, как она не могла унять рыданий, когда узнала о смерти «Вождя народов», а отец, Вячеслав Фёдорович, подтрунивал над ней. А сам, когда расходился, пел под гитару, вспоминая вымаранные слова, типа: «Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин» (в знакомых нам с детства пырьевских «Трактористах» этих строк уже не было), а в Гимн СССР мог лукаво вставить уже не звучавший «второй куплет».

Слова из песни. Мы их уже не пели.

Что симптоматично, мы, молодые, особенно и не стремились узнать чего-нибудь о Сталине. Хотя и передавали друг другу что-то наивное о культе и лагерях. Но для нас Сталин уже не был значимым персонажем истории.

Из учебников «Истории СССР» и «Истории партии» его имя было уже почти полностью вычищено. Его знали в основном как персонажа Великой Отечественной войны. Главным образом благодаря кинофильмам, таким например, как «Освобождение» или «Блокада», где фигура Сталина стояла где-то за спиной прославленных военачальников вроде Жукова.

Но вернусь ко Дню Конституции. Уже в наше время, в 1977 году, к празднованию 60-летия Октябрьской Революции страна обрела новый Основной закон. «Брежневский» (хотя вернее – «хрущёвско-брежневский»). Праздник, перенесённый с 5 декабря на 7 октября, однако так и не стал полноценным.

Но и против никто не выступал. Народ воспринимал День Конституции как дополнительный выходной, что само по себе было радостно – и малым, и старым.

В армии в этот день солдатам-срочникам разрешалось лежать на койках и ничего не делать. Лафа!

Выборы в Верховный Совет СССР. Фойе поселкового Дома Культуры. 1970 год.

Наиболее ответственно к выборам в СССР подходили самые старшие поколения. Посёлок. 1967 год.

Вы выбирали – вас выбирали

На эти же дни часто выпадали выборы во всяческие Советы. Эти дни были в нашем Посёлке своеобразным сходом жителей. Люди шли голосовать, заранее сговариваясь о времени со своими друзьями-приятелями.

Многие, при этом, старались прийти на избирательный участок пораньше. Но тому были причины весьма далёкие от желания поскорей исполнить гражданский долг. Прямо на «участках» традиционно разворачивалась бойкая торговля: книжками, ширпотребом, продовольственными товарами. В том числе – дефицитными.

Так что, самые активные избиратели имели больше шансов «взять» (по случаю выборов!) какую-нибудь нехитрую докторскую колбасу, сыр, а то и маленькую баночку «бразильского кофе». До закрытия участка, понятно, всё это не залёживалось.

Но для нас, лиц, не достигших ещё избирательного возраста, самым интересным в такие дни было кино, которое весь день крутили в кинозалах. Бесплатно! Избирательные участки тогда располагались вовсе не в школах. В клубах.

Демонстрировались исключительно советские ленты, которые уже в то время стали киноклассикой. Обязательными были – «Свинарка и пастух», «Кубанские казаки», «Цирк». А ещё – «Республика ШКИД» и «Юность Максима». Фривольные песенки беспризорников и маргиналов из этих картин («У кошки – четыре ноги…», «По приютам я с детства скитался…», «Где эта улица, где этот дом, где эта барышня, что я влюблён…») знал каждый уважающий себя ученик младших классов – после очередных выборов они становились особенно популярными. В кино, в такие дармовые дни, дети сидели до полного изнеможения.

Когда же нам повязывали пионерские галстуки, наше участие в днях всенародных волеизъявлений становилось более полноценным. Пионеров, попарно, ставили к урне для бюллетеней – в почётный караул. Каждому избирателю, пришедшему отдать свой голос за «нерушимый блок коммунистов и беспартийных» мы, бодро вскидывая руки в пионерском приветствии, «отдавали честь».

И я не припомню, что к этой почётной обязанности кто-то относился без должного пиетета. Напротив, в пору взросления такие «приобщения» воспринимались весьма и весьма серьёзно. Если бы отношение к своей стране у взрослых, было таким же нешуточным, как у детей – Советский Союз здравствовал бы и поныне!

Для самого младшего поколения выборы были увлекательной игрой. Посёлок. 1967 год.

Но когда приходила пора совершеннолетия, и мы становились избирателями, к избирательным урнам уже и не тянуло. Зачем? Всё ведь было ясно и так!

Единственное моё воспоминание, связанное с участием в выборах – армейское. Но в армии-то особо и не спрашивали – кто и за кого хочет голосовать, да и хочет ли. Водили строем.

В очередь!

После 5 декабря до самого Нового года праздников в советском календаре не было (если не считать отраслевого Дня энергетика – 22 декабря). В стране начиналась радостная суета предновогодья. Время, преисполненное светлыми детскими мечтаниями о предстоящей ёлке и день ото дня длиннеющими очередями.

…Значительная часть жизни жителей СССР проходила в очередях. И это воспринималось поколениями как неизбежность. Хотя и не очень приятная, но совершенно необходимая для нормальной жизни в социалистическом обществе. Никаких массовых альтернатив такому «распределению» в стране не существовало.

«Рабочая очередь» в наш поселковый хозмаг. Женщины пришли к открытию. На всякий случай. 1960-е.

Печально? Но вот в чём парадокс. В подавляющем большинстве своём в советских очередях покорно стояли люди, во многом более счастливые, нежели пресыщенные посетители нынешних супермаркетов и торгово-развлекательных центров. Наверное, всё-таки важный посыл для счастья – не отсутствие трудностей, а возможность их преодолеть.

Очереди не кончались, но никто особо не голодал. И каждый был более-менее уверен, что завтра будет лучше, чем вчера (хотя очереди в этом «завтра», скорее всего, никуда не денутся – а как без них?).

В очередях стояли в основном женщины – наши мамы и наши бабушки. Что-то перепадало и нам. Иногда в очереди стояли «по очереди»: кто-нибудь из резвых детей занимал, потом сменялся терпеливой бабушкой, а бабушка вечером передавала эстафету родителям, возвращавшимся с работы.

Ещё одна очередь? Нет. Свадьба! «Друзья» жениха штурмуют дом невесты. Нам тут «фейки» не нужны.

Стояли за всем – начиная от молока и овощей на зиму и заканчивая парфюмерией, шариковыми ручками, книжками и колготками. Парадоксальная советская промышленность производила огромное количество товара, который был никому не нужен. А всё то, что пользовалось мало-мальским спросом, годами пребывало в разряде дефицита.

Особая ажитация начиналась тогда, когда в магазин «завозили» что-то редкостное. То, чего не было на прилавках – сливочное масло, колбасу, мясо, шоколадные конфеты, чай, сапожки, рубашки и т. д. Или «импортное», сделанное в братской Болгарии, Чехословакии, ГДР. Очередь в отделы в этих случаях, зачастую выстраивалась раньше, чем начиналась торговля. Так, на всякий случай. Кто-то что-то у кого-то узнавал – и этого было достаточно для запуска процесса (хотя сведения далеко не всегда соответствовали действительности).

Мир без пластика. Товар в магазинах заворачивали в бумагу. В крупных – в «фирменную».

– Что дают? – этот сакраментальный вопрос-идиома звучал каждый раз, как кто-то приближался к очередному концу очередной очереди (пробиться к началу и посмотреть – «что», часто бывало проблематично).

– Да, говорят, вроде кофе растворимый будет. Бразильский!

– Бразильский? А кто – крайний-то?

– Вон мужчина…

– Вы? Я за вами!

– Тут за мной ещё трое занимали…

В то время как из хвоста доносилось это обычное: «За мной ещё трое занимали», из начала неизменно слышалось: «Женщина, вас тут не стояло!» Встречались тогда такие прожжённые специалистки, которые умудрялись «занимать место» сразу в нескольких параллельных очередях. Или дважды, а то и по несколько раз, в одной и той же. Ведь количество товара, отпускаемого «в одни руки», было строго ограничено. Разборки и скандалы сопровождали очереди непременно.

Жители СССР умели обходиться малым. Но всегда старались выглядеть достойно. Посёлок 60-х.

Однако, несмотря на перманентные эксцессы, очередь была образованием очень устойчивым и стабильным. Все стоят – и мы стоим. Возмущались не очередями, а чьим-то поведением в очереди.

Очередь в СССР, если хотите, может считаться ещё и предтечей соцсетей в современном обществе. Там находили себе друзей, там замечали своё счастье, там узнавали последние новости о том, что произошло, и о том, чего не было в принципе.

Наиболее дефицитные товары поступали в магазины уже проданными. Этикетка начала 1970-х.

Свою роль во всём играл не только товарный дефицит, но и ограниченность торговых площадей. В 1961 году в Алма-Ате существовало всего 8 магазинов конторы «Гастроном», 3 магазина «Горхлеботорга» и несколько «овощных». Правда, имелось множество мелких «магазинчиков» и «сарайчиков», где продавали продукты первой необходимости. Несмотря на то, что в следующем десятилетии число торговых точек значительно увеличилось, очередей меньше не стало.

О продуктах. В Союзе в те времена уже не голодали, но как только человеку требовалось что-то выходящее за рамки обыденного (к всенародно любимому Новому году такого требовалось в большом количестве!), он тут же озадачивался и начинал вертеть головой в поисках хвоста очереди. Потому что очередь была вернейшим признаком того, что «что-то дают». А изрядное количество стояльцев указывало на то, что дают что-то действительно нужное.

…Сколько же километров таких очередей приходилось выстаивать нашим родителям и бабушкам, чтобы порадовать чад и достойно встретить очередной год! В стране, в которой в те времена жили так беззаботно и безалаберно, всего всем всегда не хватало. Хотя магазины были завалены и затоварены под завязку.

Но эпоха Перестройки, когда всё это залежалое в одночасье было выметено с витрин и полок, была ещё далеко за горами.

Почтовый пакуется груз

В советские годы нашу страну буквально с самого начала декабря охватывал ещё и эпистолярный ажиотаж. Все вдруг вспоминали об изобилии родных и близких, разбросанных по разным уголкам необъятного Союза. И садились писать поздравления дорогим своим людям (чтобы после, весь год, со спокойной совестью не вспоминать о них вовсе). Почему так рано? А вот почему.

В огромном Советском Союзе, где почта оставалась наиболее важным элементом связи между людьми, самые массовые почтовые излияния граждан приходились на праздники: 8 Марта, 23 февраля, 1 Мая, 9 Мая, 7 ноября. Но больше всего писали к Новому году, который, в силу своей безыдейности и беспафосности, стоял особняком от всего прочего и был любим всеми. Не случайно и разнообразие новогодних открыток своей сюжетной пестротой на порядок превосходило всё то, что пересылалось ко всем прочим датам.

В стране существовало два вида письменных почтовых сообщений – «простые», добирающиеся до адресата неделями по железным дорогам, автотранспортом и ещё бог знает чем, и «авиа» – их получатель в идеале получал в течение нескольких дней. Конверт для авиапочты (с красно-синим косым «бордюрчиком») был несколько дороже (7 копеек), чем обычный (5 копеек), потому многие люди, особенно старой закалки, предпочитали переписываться по-простому, экономя какие-то жалкие грошики, что, однако, при интенсивности тогдашних эпистолярных контактов жителей СССР могло составлять солидную сумму.

Означенные сроки доставки, понятно, относились к ординарным дням календаря. Но если земляки-алмаатинцы, например, отправляли в среднем 110 000 писем (данные 1982 года) в день, то перед новогодними праздниками этот показатель переваливал за миллион! Нагрузка на почту, транспорт, почтальонов давала о себе знать, и движение корреспонденции в эту пору значительно замедлялось. Вот почему писать поздравительные открытки начинали загодя (а получали их ещё половину января).

«Письмо писем» в такие дни становилось своеобразным семейным ритуалом, без которого не мыслилось полноценное пришествие Нового года. В стране всеобщей грамотности, в которую превратился Союз к 1960-м годам, писали все. Бабушки и дедушки, папы и мамы, дяди и тёти, братья и сестры. Каждого из своих отпрысков родители приучали к эпистолярной деятельности сразу, как только школа учила его писать.

Новогодняя открытка из прошлого. 1979 год.

…На первый взгляд причина вымирания малых эпистолярных форм – бурная компьютеризация нашего быта и мышления. Действительно, зачем нерационально тратить время на покупку открыток, выдумывание текстов и поиск синего почтового ящика, когда всё это делается ныне несколькими тычками по экрану смартфона и щелчком «мышки» компьютера?

Однако истинная причина исчезновения камерно-почтового жанра мне видится не в технологиях. За прошедшие десятилетия мы сами изменились настолько, что, доведись кому встретиться с собой прежним – не факт, что признал бы! И если раньше мы писали и отписывали всем адресатам с тем лишь, чтобы заверить, что всё по-прежнему, всё незыблемо, живы, мол, здоровы и вам того же, словом – заряжали друг друга бодростью и поддерживали оптимизмом, то теперь так не получается. Шаг через ту временную грань, эпоху всеобщего зубовного скрежета, когда любая попытка общения влекла стандартный пакет негатива на голову визави, сильно поубавила желание общества общаться и откровенничать в прежнем формате. Кому нужен дополнительный ворох проблем, неразрешимых в принципе?

…Вспомнить о тех почтовых открытках, которые весь ХХ век – неиссякаемым потоком текли между городами и весями, связывали любимых, друзей, родственников, едва знакомых, романтических приятелей, сослуживцев, соучеников и солагерников, – может каждый. Кто только не повыбрасывал по глупости «старых писем» при очередной генеральной уборке.

А тот, кто помнит, как «звучит» написанное письмо, «опущенное» в ближайший почтовый ящик, наверняка вспомнит и ту перемену «тональности» переполненного ящика перед Новым годом! Случалось, что засунуть свою корреспонденцию в прорезь было проблематично.

Почтальон – он?

Понятно, что одной из важнейших и узнаваемых (и долгожданных) фигур того времени был почтальон. Вернее, почтальонша – в СССР эта тяжёлая профессия была отдана в женские руки.

«Толстая сумка». Посёлок. 1966 год.

Советская письмоносица («с толстой сумкой на плече») знала в лицо каждого, кому разносила почту. Так что часто корреспонденция переходила из заветной сумки в руки случайно встреченного адресата «по дороге». Но в свой почтовый ящик все всё равно заглядывали по несколько раз на день.

Раньше каждый знал номер своего почтового отделения не хуже, чем собственный адрес или домашний телефон. «Алма-Ата 82» – почтовое название нашего Посёлка и тот адрес, на который приходили корреспонденции не только со всех концов Союза, но даже и из-за границы. Своеобразный код, до сих пор хранящийся в памяти многих.

«Алма-Ата 82». Почтовое отделение.

Любому советскому жителю название его почтового отделения было знакомо сызмальства ещё и потому, что каждого из нас родители приучали к «почтовой культуре» сразу, как только школа выучивала нас писать. По крайней мере в том эпистолярном потоке, который несколько раз в году захлёстывал и 82-е почтовое отделение, и всю «Почту СССР», были и наши капельки.

И потом, поразъехавшись по Союзу после окончания школы, все мы продолжали держать связь с домом через ту же почту. «Алма-Ату 82». Присылая домой открытки-поздравления, телеграммы-молнии («Скучаю шлите деньги») и письма-отчёты, получая обратно денежные переводы, продуктовые посылки с яблоками и ценные бандероли с тёплыми носками.

Отсюда же, с почты, осуществлялись междугородние звонки. Для них были оборудованы две кабинки со стеклянными дверями. И хотя наши поселковые дома и квартиры были почти сплошь телефонизированы, многие предпочитали звонить с почты – здесь, среди прочих, бесконечное время ожидания звонка тянулось не так фатально.

На почте подписывались на любимую периодику – «Пионерскую правду», «Юный натуралист», «Юный техник», «Моделист-конструктор». И даже умудрялись пополнять свои филателистические коллекции и собрания открыток.

Ну, а на этих снимках – школьная экскурсия на почту. Наше почтовое отделение, кстати, доселе сохранило своё место в том же самом помещении, на первом этаже здания Поссовета (а ныне – акимата), где и появилась в самом начале своего существования. Время же съёмок, предположительно, год 1967—68. Школяры – класс моей сестры Ляли.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?