Читать книгу: «Сон разума», страница 14
5
– А еще мне нравится ходить по магазинам. Ну, знаете, – девушка по имени Вера с копной русых волос непринужденно взмахнула рукой, – не ради покупок или пустых трат, а скорее ради самой прогулки. С друзьями или родителями. Мне нравится просто так ходить и рассматривать вещи, иногда примерять.
Мы сидели в маленьком уютном кафе почти в центре города за столиком у окна, который явно вмещал компанию куда больше нашей. Я сидел спиной к выходу на стуле, Наташка и ее подруга Вера – миленькая, стоит заметить, – сидели напротив на широком диване красного винила. Девушки пили молочные коктейли, а я большую колу, которая в те времена была особо вкусной.
Не смотря на популярность заведения, в это время там было практически пусто. Оно и не удивительно: рабочий день в самом разгаре. Помимо нас только две девушки в дальнем конце заведения и один парень у самой кассы, что явно заигрывал с официанткой, девушкой в облегающем голубом наряде, белом переднике, длинными красивыми ногами и высоким хвостом светлых волос.
– Но вот тратиться по пустякам я не особо люблю, – продолжала Вера. – Да и в кафе вот тоже редко заглядываю. И вообще, привыкла везде сама за себя платить. Ну, знаете, не люблю я, когда за меня мальчики платят. Лучше уж разделить все поровну.
Наташка приподняла голову и чуть заметно мне кивнула, как бы говоря: «Вот видишь? А я что тебе говорила?». Я непроизвольно улыбнулся и поспешил поднести к губам высокий стакан с колой. А эта Вера была и в самом деле не так плоха, как я думал изначально. Красивая, даже слишком – красивые всегда проблемные, – изящный изгиб губ, большие серые глаза, светлая кожа без единого изъяна, и волосы длинные и ухоженные. Чего уж говорить о ее фигуре – фантастика. Светло-зеленое платье так элегантно облегает ее тело, что взгляд сам притягивается намертво.
Кто знает, все может быть.
– Вера, а ты любишь читать? – словно бы между делом спросила Наташка. – Вот, например, Андрей…
– Ой, терпеть не могу, – выпалила Вера. – Кто вообще будет этим заниматься в наше время, когда существую фильмы и телевидение?
Та-дам. Великие Челюсти схлопнулись.
В моей голове вскричало сразу несколько голосов: Гомер и его «Д’оу», Барт с бессменным «ай, карамба» и, конечно же, великий и ужасный Эрик Картман с незабываемым «да твою ж мать».
– Нет, ну серьезно? Читать? А телевизор тогда для чего придумали? Это же прогресс! Мы ведь не сидим возле пещер и не копаемся палками в говне? Так чего нам тогда возвращаться в прошлое и брать в руки книги, когда все можно узнать из телевизора?
Вера не замечала моего взгляда и, вероятно, не ощущала, как сгустился воздух вокруг нашего столика и как над нами заискрили молнии. Наташка вот моего взгляда не выдержала: смущенно отвернулась и уставилась в окно, безрезультатно пытаясь поймать языком соломинку в стакане с коктейлем.
– А как же проза? – спросил я. – Великие произведения…
– Сейчас все экранизируют, – быстро нашлась с ответом Вера. – Вот и «Властелин колец». Ты смотрел «Властелина колец»?
Я утвердительно кивнул. Она даже не спросила, читал ли я, с ходу: смотрел.
– Кому надо читать длиннющую мутатень, когда есть фильм на два часа с симпатяжкой Орландо Блумом?
– А поэзия?
– Поэзия? – Вера пожала плечами. – Я не особо люблю поэзию.
Я тоже, если честно. Так, к слову пришлось.
– Но вот, например. – Вера на секунду задумалась, подняла глаза к потолку и даже закусила язычок от напряжения. А затем просветлела и торжественно произнесла: – Сквозь грядущего прошлого тьму, колдун стремится путь найти. Но шанс один меж двух миров…
– «Огонь, со мной иди», – закончил я. Да, я тоже смотрел сериал.
– Ну вот! – Вера радостно захлопала в ладоши. – Вот и поэзию можно найти по ТВ. Ну, разве это не чудо?
– Чудеснее не бывает, – саркастично ответил я, а себе под нос добавил: – Щас обосрусь от радости.
Короткое, но звонкое «бум» оповестило нас о том, что пришло время покинуть заведение. Это Наташкин лоб с таким звоном соединился с оконным стеклом.
Мы вышли из кафе и остановились.
– Проводим тебя? – спросила Наташка.
Вера внимательно на нас посмотрела и качнула головой:
– Нет, мне надо маму встретить. Тут недалеко. – А затем она перевела взгляд на меня. – Ну… так мы еще увидимся?
– Конечно, – уверенно кивнул я, хоть уверенности не было и в помине.
Девушка просияла.
– Ну, тогда ладно. Пока. Пока, Ната. – Она помахала нам рукой и весело зашагала своей дорогой.
Мы с Наташкой с минуту смотрели Вере вслед, и я поймал себя на мысли, что не могу оторвать взгляда от ее обтянутого платьем зада. Смутился, опустил взгляд. Снова поднял. Да это какой-то магнит!
Переглянувшись, мы с Наташкой зашагали в другом направлении.
– Так ты серьезно? – спросила она через минуту.
– Что? – не понял я.
– Серьезно хочешь с ней еще встретиться?
– Почему бы и нет? – Действительно? Почему бы и нет? – Она очень милая.
– Правда ведь? – обрадовалась Наташка. – Да и с ее задницы ты взгляд не сводил.
Я кашлянул в кулак и предпочел смолчать.
– Ты мне другое скажи, – вместо оправдания спросил я. – Где ты их находишь? Все эти девушки на самом деле очень красивые и эффектные, хоть и глуповатые, но каждая по-своему мила. Неужели у них могут быть проблемы с парнями? Ни в жизни не поверю. Чего они все вдруг мной заинтересовались?
Наташка отвела руки за спину и устремила взгляд к небу.
– Ну, понимаешь, я много им про тебя рассказывала.
Я внимательно наблюдал за девушкой. Наташка смотрела только на небо.
– Я вообще в последнее время говорю только о вас. – Наташка как-то грустно улыбнулась и вернулась к созерцанию небес. – И время все свободное провожу только с вами. Девчонки меня поначалу в пацанки записали, а как я начала про вас рассказывать, так и вовсе обвинили меня в том, что я их забыла и променяла на пацанский гарем. Представляешь?
Наташка посмотрела на меня и рассмеялась. Я улыбнулся в ответ. Ну а что? Можно сказать и так. Только Наташка была для нас больше чем хозяйка гарема, много больше.
– Пойдем ко мне, – внезапно предложила она.
Я аж поперхнулся от такого предложения. Уставился на нее как баран на новые ворота.
– Ты не так понял, – рассмеялась Наташка, хватаясь за живот.
– Что-то ты этому уж больно сильно радуешься, – надулся я.
– У меня просто отец вернулся, говорит ненадолго. Так вот, Серега мне вчера рассказал, что вы видели.
Я на секунду сбился с шага, но быстро восстановил хладнокровие.
– Гулять ходили? – как бы между делом спросил я.
– Нет, что ты. Он мне звонил вечером.
– Вот как?
Наташка остановилась и повернулась ко мне.
– Стой, ты что, ревнуешь?
– Нет. Что? С чего бы? Что ты несешь?
Я смутился. Отвел взгляд.
– Да брось, – вновь рассмеялась Наташка. – Ты же знаешь, что я вас всех люблю одинаково.
Я кивнул.
– Ну, вот и пойдем. – Наташка подхватила меня под руку и дальше мы уже зашаги вместе.
– Так вот, – продолжила она. – Ты ведь знаешь, что мой папа военный, так.
– Ага.
– Вот и зададим ему прямой вопрос. Он ведь мой отец.
– Попробовать можно, – согласился я. – Только вряд ли он выдаст нам какую-то информацию. И тут неважно дочь ты ему или нет.
– Попытка – не пытка, – здраво заметила Наташка.
Дальше мы зашагали прямо по Ленина, перейдя дорогу, направляясь в сторону «пятиэтажек», в ту квартиру, в которой весьма неординарно встретили Новый Год. Наташка весь оставшийся путь рассказывала про свои экзамены.
– Вот и осталось мне только географию сдать и физику. Еще немного и вернусь к вам полностью.
– Ага. Скорей бы.
Наташка замолчала и серьезно на меня посмотрела.
– Да что ты такой?
– Какой? – удивился я, выныривая из своих размышлений.
– Все время будто со мной и будто бы тебя тут нет.
– Я думаю.
– В этом твоя проблема.
Я удивленно уставился на Наташку. Она улыбалась.
– Все думаешь, и думаешь. И ничего вокруг не замечаешь. Вот совсем. – Она несколько раз шутливо дернула меня за руку. А затем ее лицо тоже стало серьезным. – Об этом, да?
Я осмотрел полупустой и необычайно тихий город и внутри все содрогнулось.
– Отчасти, – ответил я. – Но последние два дня я все думаю о Пиковой Даме.
– О ней? – Наташка задумчиво потерла подбородок. – А чего о ней думать? Было и было. Не первый раз для нас.
Я поколебался еще одно мгновение и выдал ей все свои мысли. И о ведьме рассказал, и о ее схожести с Дамой. Поделился мыслями о том, что все это пахнет очень плохо и, так или иначе, имеет отношение либо к дому, либо к самому Перевозчику.
– Думаешь, он вернулся? – спросила Наташка с тревогой в голосе.
– Нет, – я отрицательно покачал головой. – Не думаю. Вряд ли он вообще это может. Вряд ли он вообще еще существует. Но, ты не можешь отрицать, что все это как-то связано.
– С тем, что стоит за ним?
– С тем, чью тайну хранят все эти твари ночи. И чем больше я об этом думаю, тем сильнее меня засасывает в эту бездну.
Наташка сочувствующе покивала и погладила меня ладонью по плечу. Остаток пути мы прошли молча.
Через десять минут мы уже стояли перед дверью квартиры Наташкиного отца. Она позвонила в дверной звонок, и я содрогнулся от одного этого звука, вспоминая ужас новогодней ночи.
Дверь открыл высокий подтянутый человек с густыми седыми усами. Прямо-таки хрестоматийный вояка из голливудского фильма, только в русской его интерпретации. В идеально выглаженных темно-серых брюках и белой рубашке.
– Наташа, – улыбнулся он. – Вот так сюрприз, доченька. Решила навестить меня?
Наташка шмыгнула в квартиру и обняла отца. Я неловко топтался на пороге.
– А ты еще кто такой? – сурово спросил ее отец, уставившись на меня немигающим взором. – Ухлестываешь за моей доченькой?
– Пап! – насупилась Наташка.
– Ты смотри мне, у меня ведь и оружие есть, знаешь?
– Пап, ну ты чего? Ты же его знаешь. Завязывай.
Я стоял как вкопанный, не зная провалиться мне на этом месте или нет. Только в этот момент я осознал, что никогда не знакомился с родителями девушки в подобной обстановке. Так сказать, один на один. В прошлом нас Наташка представляла всей оравой пацанов, а до знакомства с родителями моих подружек дело никогда не доходило.
Засада!
– Ладно, ладно, – смягчился Наташкин отец. – Проходи, Андрюха, проходи. Напугал я тебя, а?
– Не то слово, – честно признался я. – Правда, сейчас я больше волнуюсь о чистоте своих штанов.
Я не знал, что несу. В таких ситуациях, мой язык всегда летел впереди мыслей. Даже мысль о том, что не плохо бы думать, перед тем как что-то говорить, пришла ко мне только сейчас.
Но Наташкин отец только громко рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
– Люблю я людей, которые могут признавать свои слабости, – он снова сурово на меня посмотрел. – И свои ошибки. Вы ведь ни каких ошибок не совершали?
– Па-а-ап!
– Нет, – ответил я, с трудом сдержав чуть не вырвавшееся у меня «сэр». Таким людям прямо хочется говорить «да, сэр» или «нет, сэр». Словно они для этого и рождены.
– Ну ладно, ладно, проходите.
Мы прошли по длинному коридору в зал. Весь путь я старался не смотреть в зеркала, опасаясь того, что одно из отражений ведьмы могло там задержаться и стоит мне взглянуть в зеркало, как сморщенное лицо с дряблой кожей продемонстрирует мне свой звериный оскал.
– Пап, мы хотели у тебя спросить, – взяла быка за рога Наташка.
– Нет, – быстро ответил ее отец. – Еще рано. Вот лет после тридцати, и когда вы ж…
– Пап. Хватит. Я. Серьезно, – с расстановкой и хорошо выдержанными паузами произнесла Наташка. – Мы хотели спросить про город.
– Про город? А что с ним? – наигранно отстраненно спросил ее отец, нарочно не встречаясь с нами взглядом.
– Про эти болезни. – Наташка нашла меня взглядом, и я кивнул ей. – Мы видели, как вчера привезли военного в таком же состоянии.
Мужчина дернулся, все напускное спокойствие исчезло как небывало.
– Видели? Кто еще видел? – чуть ли не вскричал он.
– А… только мы. – Наташка явно была растерянна.
– Кому успели сказать?
– Мы… никому.
Его взгляд метнулся ко мне.
– Никому, – подтвердил я (Никому, сэр).
– Вот и помалкивайте, – зашипел он. – Вы не представляете, во что впутались.
– Но, пап, люди заболевают. И этот объект, что упал в девяносто пятом…
– Упал? – мужчина вскочил на ноги и кинулся к Наташке. – Откуда ты знаешь?
– Я видела… – Наташка совсем растерялась. Ее напуганный взгляд смещался от отца ко мне и обратно.
– Ты не могла, тебя тогда в городе не было.
Он уставился на меня:
– Ты?
– Да (Сэр, так точно, сэр).
– Что ты видел?
– Метеорит (Метеорит, сэр).
– Метеорит?
– Да (Да, сэр).
– Подходил к нему?
– Нет (Никак нет, сэр).
Мужчина продолжал буравить меня взглядом еще минуту. В этот момент я был благодарен судьбе, что стал неплохим лжецом. Да что там, отличным лжецом. Учитывая мое прошлое, врать мне приходилось постоянно. Всем. Повсюду.
На моем лице не дрогнул ни один мускул. Я смотрел ему прямо в глаза, при этом, не теряя недоумевающего выражения.
Наконец он кивнул.
– Хорошо. – Повернулся к дочери, что все это время сжимал руками. – Больше никаких вопросов, ясно?
– Но папа?
– Ясно?
– Так точно, товарищ полковник.
Я удивился, но предпочел смолчать. Я никогда не видел Наташку такой. Нет, не напуганной – встревоженной.
– Парень? – он смотрел на меня.
– Так точно, товарищ полковник.
Он удовлетворенно кивнул.
– Поставлю чай.
И он вышел из комнаты. Мы с Наташкой переглянулись.
– Странно все это, – сказала Наташка полчаса спустя, когда мы шли по улице обратно. Чаепитие не особо-то задалось, а разговор обошелся парой-тройкой дежурных вопросов об экзаменах. Прощались мы под пристальный взгляд голубых глаз. – Я отца таким только однажды видела. Испуганным.
Я молча слушал.
– Но испуганным не за себя – за меня. Я тогда каталась на скейте вместе с папой. Нет, он не катался, он присматривал за мной. Я слишком близко подъехала к горе и не смогла остановиться. Меня просто понесло вниз на ужасной скорости. Я думала, что умру. Разобьюсь. Но все обошлось. Отец всю дорогу бежал за мной, ну куда там ему угнаться за скейтом летящим с горы. Внизу он обнял меня и немного покричал, но не со злости, а от страха. Сказал, что видимо за детьми присматривают высшие силы, в то время как безответственные родители глядят по сторонам.
– Глубокомысленно, – заметил я.
– Ты не находишь, что это то же самое, что сказал бы и ты?
Я удивленно повернулся к Наташке:
– Может быть. Очень похоже на меня. А с чего ты вдруг спросила?
Наташка грустно улыбнулась, помялась и ответила:
– Я просто слышала, что девушки всегда… – тут она запнулась и покачала головой. – А ладно, не важно.
Я пожал плечами. Неважно, так неважно.
– Так вот, в тот момент он выглядел в точности, как и сегодня. Он боится.
– За тебя?
– За всех нас. Боится за город. И страх этот очень силен.
– Ты думаешь это… – остаток фразы потонул в реве двигателей.
– Что это? – закричала Наташка. Я ее не услышал, скорее, прочитал по губам.
Мимо нас на огромной скорости пронеслись сразу две машины скорой помощи и следом за ними два военных уазика. Метрах в ста за ними, отставая и натужно ревя стареньким двигателем, ехал крытый военный зилок.
Вся эта процессия промчалась мимо нас вниз по Ленина. Нам не надо было объяснять, куда они спешат. Из важных объектов в той стороне была только больница.
– Господи, – прошептала Наташка, когда звон в ушах немного стих и можно было услышать хотя бы свои мысли. – Что это значит?
– Что ситуация снова усугубилась, – ответил я.
Наташка крепко ухватилась за мою руку и прижалась всем телом. Ее лоб уткнулся мне в плечо. Я смотрел на нее и думал, что сейчас где-то в длинном извилистом доме, похожем на змею, один подтянутый полковник надевает свою форму, спеша на поступивший вызов, наверняка по секретным каналам.
– Ничего, – прошептал я, проведя рукой по Наташкиным волосам. – Мы с этим справимся.
– Ага, – так же шепотом ответила девушка. – Если нас не накроет большая и волосатая п…
6
Вероятно, я ошибся. Ситуация не то что не усугубилась, а даже наоборот как-то улучшилась, что ли. За целую неделю с момента инцидента со скорой помощью и военным эскортом не произошло ровным счетом ничего. Хоть об этом и не было объявлено ни по ТВ, ни в свежем выпуске «Вестника», конечно же, весь город об этом знал. Таковы реалии маленьких городков: вести тут разносятся со скоростью пули и уже к вечеру того же дня весь город знал о необычной процессии на центральной улице и сделал соответствующие выводы.
Но неделя выдалась спокойной и тихой. Появившиеся военные патрули куда-то исчезли и опустившаяся на город апатия и глубоко затаившийся страх перед эпидемией, постепенно отступили. Занятия в школах, ровно как и экзамены, закончились, и наступили заслуженные летние каникулы. Детки вновь стали робко выходить из домов на улицы, и все чаще можно было встретить гуляющие по вечерам парочки.
Я брел по Ленина в сторону нашего штаба, из наушников доносились гитарные раскаты группы «Король и Шут». Навстречу мне то и дело попадались люди, на лицах которых проступали робкие улыбки. Вероятно, люди решили, что отсутствие плохих новостей – это признак новостей хороших. Возможно, врачи нашли вакцину против неизвестного вируса и сейчас вовсю ее тестируют. Недалеко уже то время, когда первых пострадавших наконец-то выпишут из больниц и все это превратиться в страшный сон, который только и останется что вспоминать на очередном праздновании дня города, сопровождая речью о силе духа горняков.
Двигаясь, все время прямо, тем же маршрутом, которым мы шли с Наташкой, я сосредоточенно рассматривал горизонт и прислушивался к звукам в надежде вычленить аномалию, что-то, что укажет на правильность моих суждений. Знаете, я не скептик, и не пессимист. Реалистом я себя тоже не могу назвать. Всегда считал, что между пессимистами и оптимистами, реалисты болтаются как говно в прорубе, и ровно столь же они необходимы миру. Просто я был из тех людей, которые не считают отсутствие новостей – хорошими новостями. Я скорее считал это затишьем перед бурей.
Хотел бы я оказаться неправым? Отчасти. Почему отчасти? Да потому что на другое не способно мое раздутое эго, требующее всегда и везде быть первым и всегда и во всем быть правым. Но, с другой стороны, это была именно та ситуация, когда лучше переступить через свое эго, чем разбираться с последствиями.
Минуту поколебавшись на светофоре, я все же решил идти дальше обходным путем – прямо и прямо по Ленина. Обычно мой маршрут пролегал за зданием общежития, мимо закрытого ныне «Зверинца», далее вглубь дворов, что выводили прямиком к пустырю и старому заброшенному зданию, в котором и располагался наш штаб. Я понимал, что шансы увидеть или услышать что-то, ничтожно малы и таким путем я только прибавлю себе лишние сотни метров пути, но ведь против себя не попорешь, а что-то внутри меня тянуло в обход.
Я слушал музыку, но не слышал ее. Все тексты, знакомые до последней запятой, сейчас были мне менее важны, чем окружающая действительность. Я всматривался в лица, в окна домов, в покрытые молодой зеленью деревья и не видел ничего странного. Это было обычное лето, обычного провинциального городка. Я даже почувствовал некоторое разочарование и мгновенный стыд, за это нелепое и такое не нужное сейчас чувство.
Дойдя до того места, откуда разумное увеличение пути превращается в неразумное, а именно до поворота на девяносто градусов перед зданием «Детского мира», я посмотрел в обе стороны дороги и уже собирался переходить, когда меня что-то остановило.
Это было не чувство и не предчувствие, и даже не внезапно нахлынувшее озарение. Это было нечто совсем иное, как внезапная память о давно минувшем сне.
Я смотрел на здание «Детского мира», большого белого здания с кучей открытых площадей и высоких окон, который ловили солнечный свет в любое время дня. Раньше это здание полностью соответствовало своему названию. Это и в самом деле был мир для маленьких деток с кучей магазинчиков и зон отдыха. Сейчас же, здание практически полностью пустовало, и занятыми оставались несколько отделов, где нашли свое убежище офисы телефонной компании, нотариальной конторы и бог знает чего еще, никаким боком детей не касающееся.
Но внимание мое привлек не сам магазин, а установленная на его крыше антенна. Это была первая, и пока единственная, вышка сотовой связи в городе. В то время сотовая связь только-только развивалась в нашем захолустье и потому антенна притягивала взгляд. Это сейчас никого подобным видом не удивишь – антенны разбросаны по всему городу так, что и плюнуть негде, а тогда это было в диковинку.
Я смотрел не нее и не мог понять, что не так. Высоченная конструкция с длинным шпилем, белыми цилиндрами и неким подобием параболических антенн. Хотя, эти окружности скорее напоминали собой динамики колонки, нежели антенны. Я не знал, как должны были выглядеть вышки сотовой связи, но что-то мне подсказывало, что не совсем так.
Знаете, у меня было такое дурацкое ощущение, словно в мое отсутствие кто-то переложил вещи в моей комнате. Но не так что бы прям далеко. Например, поменял местами будильник и фигурку ксеноморфа. Это разница в несколько сантиметров, она не бросается в глаза. Или вот еще вариант: переставил книги. Вряд ли вы в точности запомните их расположение, если не страдаете соответствующим расстройством, но вернувшись в комнату, будете смотреть на них и думать, что что-то не так. А вот что именно не так, вы, скорее всего, не поймете.
Я смотрел на эту вышку минут двадцать, но так и не понял, что меня тревожит, и какие вещи поменяли в мое отсутствие. Плюнув сгоряча, я перешел дорогу и зашагал в сторону штаба, не переставая бормотать проклятия себе под нос.
Как это ни удивительно, но до штаба я добрался первым. Комнату на втором этаже заброшенной стройки я обнаружил пустой, а железную решетчатую дверь закрытой. Я не стал ее открывать, и просто спустился вниз, в помещение, где мирно дремала Морриган. Открыв дверь, я впустил немного солнечного света и принялся протирать губкой автомобиль, который давно уже считал своим.
Воду мы сюда приносили из Серегиного дома, что стоял прямиком за пустырем. Таскали канистрами и алюминиевыми бидонами на десять литров. А затем, приволокли со свалки пустые бочки и принялись наполнять их водой про запас. Серега был не против. Его мама тоже. В те времена еще не было никаких счетчиков водоснабжения и все платили равную цену, сопоставимую с той, что выплачивали владельцы небольших забегаловок.
Я часто приходил сюда, чтобы просто помыть машину. Я считал, что Морриган может так же заскучать, простаивая в темном пыльном гараже, как и человек, который месяцами не выходит из дома.
Саня окликнул меня, когда я уже протирал литые диски моей малышки.
– Давно ты здесь? – вместо приветствия, спросил он.
– Около часа, – ответил я.
– Пойдем. Все уже наверху. Ждем только тебя.
– Сейчас. Только закончу.
– Наташка тоже пришла, – между делом упомянул брат. – Говорит, что сдала все экзамены и теперь полностью принадлежит нам.
Я хладнокровно кивнул.
– Передай ей, чтобы была осторожнее со своими заявлениями.
Брат хмыкнул и ушел. Я слышал, как шоркают его кроссовки по пыльным ступеням над моей головой.
Неспешно закончив домывать оставшиеся два колеса, я бросил губку на полочку, вытер руки старым дырявым полотенцем и поднялся к остальным.
На подходе к двери я услышал шорох и топот ног. Глубоко вздохнув, я вошел в комнату. Мое кресло было пустым, но в нем явно кто-то только что сидел. Я взглянул себе под ноги: ровным рядком вдоль стены стояло четыре пары кроссовок. Идеально чистый новехонький линолеум сверкал в лучах заходящего солнца. Что же, подумал я, лучше поздно, чем никогда.
Стянув свои кеды и добавив их к ряду остальных, я прошел в комнату и плюхнулся в кресло. Оно протестующе заскрипело. Да, милое мое, дни твои сочтены. Огляделся. Серега и Стас сидят на диване, Саня и Наташка в креслах, по обе стороны от маленького столика. Их, вместе с линолеумом, принесли сюда от Наташки, когда они с мамой затеяли ремонт в конце прошлого лета. Комнатка облагораживалась. Неизменными оставались лишь плакаты и вырезки с голыми женщинами на стенах, от которых Наташка воротила нос, но ее революция была моментально подавлена мужским твердым «нет». То есть через долгие уговоры и упрашивания и поиски выгодного только стороне истца компромисса. На плакаты мальчиковых групп мы не согласились, так что сошлись на расширении коллекции Эми Ли, Шарон ден Адель и Тарьи Турунен. Правда, пришлось все же снять несколько наших обнаженных девочек, чтобы освободить место для рок-див. Я же говорю: компромисс.
Лица друзей светились счастьем.
– Вы чего такие довольные? – угрюмо спросил я.
– Так, а чего бы и не порадоваться, если все обошлось? – ответил вопросом Серега.
– И чего обошлось-то?
– Неделя прошла, а новых жертв нет.
Я перевел взгляд на Саню. Уж от кого, а от брата излишнего оптимизма я не ожидал. Все же он лучше других знает, что нам часто везет, но всегда везет как утопленникам.
– Че он такой угрюмый? – Саня ткнул Наташку локтем и та захихикала.
– Просто наша тучка всегда серенькая, – ответила Наташка, сверкая глазками. – И когда она права и когда ошибается.
Саня улыбнулся. Серега надменно скривил губы. Стас удивленно открыл рот. А вот я господа, я нахмурился. И только Наташка сияла как новогодняя елочка, строя мне глазки.
– Не знаю, – пробурчал я, поднимаясь с кресла. – Я вашего оптимизма не разделяю.
– Да брось. – Голос Наташки был очень ласковым, а взгляд нежным. Это успокаивало. – Все обойдется.
Когда она так говорила, то в это хотелось верить. Я кивнул и опустился на место. Взглянул на девушку.
А она изменилась. Серьезно изменилась. Когда мы с ней только познакомились, она была совсем еще девчонкой. Красивой, фигуристой, но девчонкой. А сейчас словно расцвела. Сильно похудела. Вы не подумайте, Наташка никогда не было толстой, но сейчас она словно стала еще меньше, черты лица заострились, а рубашка, в которой от натяжения груди оторвалась пуговица, теперь спокойно сходилась там, где надо. Наташка даже вынула булавку и вернула пуговицу на свое место. И улыбалась она теперь совсем по-другому.
Я опустил подбородок на свой кулак и подумал о том, что стоит все-таки пригласить Веру на свидание. Может быть завтра? Или послезавтра? Завтра мне надо заглянуть к Владимиру Викторовичу, он звонил, сказал, что раскопал что-то. Вот так. Значит, позвоню ей послезавтра. А номера-то нет. Тогда Наташке позвоню, у нее точно есть.
От этой мысли стало легче, и я даже скованно улыбнулся.
– Предлагаю за это выпить. – Наташка извлекла из пакета бутылку шампанского. Простого, Советского.
Я удивленно приподнял брови.
– Осталось с Нового Года, – пояснила она. – Вот я и решила припрятать. Так и знала, что пригодится.
– Все же, мы плохо на тебя влияем, – покачал я головой и Наташка улыбнулась.
Серега первым кинулся за стаканами. Бокалов у нас не было, что естественно, зато старых советских стаканов – хоть отбавляй. Советское шампанское и советские граненые – идеально, как по мне.
Раздав стаканы, Серега принялся за бутылку. Громкий хлопок, и пробка устремилась к потолку. Срикошетив, она вернулась обратно и задела вазочку на столике между Саней и Наташкой. Вазочка наклонилась, завалилась набок и раскололась надвое.
– Все равно она мне никогда не нравилась, – пожала плечами Наташка.
Вот ведь чертова девка, прямо-таки с языка сняла.
Серега разлил всем поровну шампанского, а остатки оставил в бутылке, решив не наливать себе, а пить прямо так – из горла. Что сказать – это в его стиле.
– Ну, за что выпьем? – нетерпеливо спросила Наташка.
– Чтобы деньги были и с…
– Заткнись! – Стас с силой двинул Серегу под ребра и тот согнулся пополам, тихо постанывая.
– Вот урод, – выдохнул Серега.
– А нечего херню нести.
– Да пошел ты.
Саня улыбался. Наташка смеялась. Я хмуро смотрел на все это и тихонечко злился.
– Ладно, ладно, – прохрипел Серега, справляясь с болью. – Давайте за то, что все хорошо закончилось.
Все поднялись. Встал и я.
– За успех, – улыбался Саня.
– За удачу, – улыбалась Наташка.
– За семью, – тихо вставил я, оглядывая довольные лица друзей.
– За семью, – хором повторили все.
Мы выпили. Шампанское было теплым и отвратным на вкус. Но тогда нам было на все плевать, тогда мы готовы были пить что угодно, и не воротить нос.
– Хорошо пошло. – Серега довольно вытянулся на диване и громко рыгнул.
– Культура так и прет, – вздохнул Стас и отодвинулся от него.
– Да иди ты, заешь куда!
Я повернулся к окну и выглянул наружу. Было еще светло. С чистого неба грело яркое летнее солнышко. Казало, это был обычный день, обычных, вполне себе заурядных школьников на каникулах. Расцветающая природа говорила нам, что все хорошо. И только все мои чувства вопили об обратном.
Теплая ладонь осторожно легла на мое плечо. Я оглянулся. Наташка стояла рядом, в руке стакан, на лице играет легкая улыбка.
– Все будет хорошо, – прошептала она мне на самое ухо.
– Когда ты так говоришь… – просипел я и отвернулся.