Читать книгу: «Сон разума», страница 15
7
Неизвестно.
Лейтенант сидел на том же самом стуле, под тем же самым военным шатром. Могло сложиться впечатление, что он так там и просидел с самой весны, молчаливый и погруженный в свои размышления. Зимой его слегка припорошило снежком, а то и вовсе засыпало большим сугробом, а по весне снег растаял и ручейками сбежал вниз.
Николай молча осматривал свой поредевший за это время гарнизон и проклинал ту самую минуту, когда его вызвал на ковер старый майор. Этот жирный хрыч, небось, сидит сейчас себе в своем большом кабинете и как всегда протирает задницу, пока они тут носом землю пашут, выполняя его распоряжения. А зима? Зима была лютой, как это всегда бывает в глухой Сибири, так нет же, половину его людей отозвали и расформировали по другим частям и без того сократив численность личного состава до смехотворных нескольких десятков человек. И как, спрашивается работать в таких условиях, когда задница отмерзает, пальцы отваливаются, а люди все чаще начинают шептаться у тебя за спиной?
Лейтенант в отвращении сплюнул и затоптал свой плевок носком ботинка.
Конечно, ситуации кардинально изменилась в начале зимы, когда его людям удалось обнаружить и локализовать объект. Кто же знал, что хренатень будет в прямом смысле прятаться от них? И если бы не выпавшие за неделю месячные нормы осадков, то они наверняка так бы и копались в сугробах, в поисках неизвестно чего.
Да, снег сыграл им на руку. Наверняка эта тварь такого не ожидала. Наверняка даже не думала о таком повороте событий. Против природы ни одна навороченная маскировка не попрет, это точно.
В тот день Николай отправил первый позитивный рапорт начальству. Ответ поступил незамедлительно: локализовать. Так они и поступили: установили максимально незаметное оцепление в радиусе пяти километров вокруг. Хотя кто в этой глуши мог вообще что-то увидеть? Неужели зазевавшийся грибник наткнулся бы на объект, собирая грибочки посреди зимы? Или может быть охотник? Да за все время их пребывания тут, лейтенант не видел даже захудалого воробья на дереве, не говоря уже о иной дичи. Охотиться тут было не на кого. Они сами были добычей.
Дело в том, что первые попытки подобраться к объекту кончились полнейшим фиаско. Лейтенант помнил этот момент так же хорошо, как и свое первое повышение по службе. Зима только началась, но снега выпало столько, что впору было задуматься о лыжах. Военные палатки так сильно занесло снегом, что они напоминали маленькие хижины эльфов на северном полюсе. Сержант тогда влетел в шатер, весь красный и мокрый, не смотря на лютый холод, и забывая о приветствии, затараторил:
– Лейтенант, у нас проблема. Людей, которых мы отправили устанавливать оцепление, нашли десять минут назад. Они впали в своего рода кому. Не отвечают ни на какие внешние раздражители. А их лица… господь всемогущий. – Сержант ухватил себя за грудь, видимо в том месте, где на его шее висел крестик, но так как был закутан до самых ушей, естественно рука его только поскребла толстую военную форму.
– Отставить панику, сержант, – прикрикнул на него лейтенант. – Что случилось? С паузами и расстановкой.
– Наши люди, лейтенант, те что…
– Я понял, – перебил Николай. – Люди из оцепления. Кто именно?
– Нестеров и Приходченко. Оба… вам лучше самому взглянуть.
Николай кивнул и поднялся, натягивая теплую шапку.
– Ведите, сержант.
Они вышли из теплой, отапливаемой палатки, и зашагали по глубоким сугробам, которые вот уже вторые сутки безрезультатно пытаются убрать все свободные люди. И дело было не в их профессиональных качествах снегоуборщиков, а в том, что снег уже валил вот как неделю, не давая и минуту на передышку. Выглядело это все как уборка лужи шумовкой. Хотя, если бы они забросили это дело, то через пару дней лагерь бы превратился в сплошной сугроб с погребенными под ним техникой и людьми.
Они миновали неровный ряд армейских зилков, которым стоять тут еще до весны, или пока не спадут холода. Заводиться большинство машин отказывалось начисто. Оно и не удивительно, учитывая уровень ухода за техникой и общее время их эксплуатации. Технику давно уже пора было списывать и заменять новой. Да только вот кто это будет делать? Кому это выгодно? Возле последней машины они свернули навело и вошли в просторную длинную солдатскую палатку.
Народу в ней было битком. Бока чуть ли не ломились от количества столпившихся вокруг двух кушеток людей. Но тут хотя бы было тепло. В стороне громко гудел генератор и под потолком дружно раскачивались сразу несколько желтых лампочек накаливания.
– Что тут столпились? – рявкнул лейтенант. – У всех дела закончились? Снег расчистили, машины прогрели и оцепление выставили?
Солдаты вытянулись как по струнке и в тот же момент разбежались. У двух потрепанных раскладушек остались только они с сержантом, военный врач Анатолий Лихачев и два его помощника.
– Что тут, док? – спросил Николай, присаживаясь рядом.
Анатолий повернулся и грустно усмехнулся, вынимая сигарету изо рта.
– Сам посмотри, Коля. – Он протянул наполовину выкуренную сигарету Николаю и тот коротко покачал головой. – Может, ты что-нибудь мне сможешь рассказать, потому как я, ни хера не понимаю.
Николай скинул теплые варежки, стянул шапку и склонился над солдатами. Зрелище и впрямь было странным, если не сказать большего. Оба рядовых еще совсем юнцы, восемнадцать от силы. Срочники что ли? Какой черт их сюда забросил? Оба лежат неестественно скрюченные: ноги в стороны, руки приподняты, пальцы застыли, словно пытались схватить что-то. А лица их так вообще страх божий: рты широко раскрыты в немом крике, а глаза стеклянные, как детские шарики. Лейтенанта передернуло.
– Вот и я так думаю, – кивнул Анатолий, попыхивая второй сигаретой.
– Что с ними, Толя? – Лейтенант промокнул шапкой выступившую на лбу испарину.
– А я почем знаю? Впервые такое вижу. Мышцы так сведены, что я грешным делом подумал на трупное окоченение.
– Так они…
– Не пори горячки, Коля, живы твои бойцы.
Николай бросил взгляд сначала на солдат, неподвижно лежащих на раскладушках, а затем перевел его на доктора.
– Понимаю, о чем ты думаешь, – закивал Анатолий, стряхивая пепел себе под ноги. – Выглядят как мертвяки, ей богу. Да только вот пульс у ребят есть. Слабый, но есть. И дыхание, и некоторые мышечные рефлексы. Глаза реагируют на свет. Слабо, но реагируют.
– Так что же с ними, Толя? – жалобно простонал Николай.
– Кома, – ответил доктор, безразлично глядя в потолок армейской палатки. – Это ближайшее, известное нам состояние, подходящее в данном случае по большинству признаков. Надо бы провести некоторые анализы, но тут этого не сделать. – Анатолий повернулся к лейтенанту. – В город бы твоих бойцов, Коля. И лучше в самый ближайший, где есть медицинское оборудование. Без постоянного надзора, медикаментов и капельниц потеряем мы их.
– Ближайший, – встрепенулся лейтенант. – Какой у нас ближайший, сержант? Сержант? – Николай обернулся и уставился на застывшего сержанта, что не мог оторвать взгляда от коматозников. – Рома! Рома, отставить!
Сержант вздрогнул и повернул бледное лицо к старшему по званию офицеру.
– Простите, товарищ лейтенант, ближайший… – Он задумался на секунду, при этом его взгляд вновь скользнул по лицам солдат. – Ближайший с подходящим уровнем медицины будет Канск, но туда добираться придется по главным дорогам. Трассы оживленные.
– Варианты?
– Шахтерский городок, – ответил сержант, сглатывая подступивший ком. – Бородино. Он совсем недалеко. Дороги до него не такие крупные, темные и в стороне от основной трассы.
– Хорошо. – Лейтенант одобрительно взглянул на своего сержанта – перепуган до смерти, а голова работает как надо. – Обеспечьте скорейшую доставку до местной больницы. Выдвигайтесь сегодня же вечером, как стемнеет. Возьмите «четверку» она на ходу. И найдите мне их номер, я сам свяжусь и обо всем договорюсь.
Сержант больше не отвечал, лишь смотрел на раскладушки.
– Сержант? Роман! Роман, вам все ясно?
– Лейтенант, вы это видите?
Николай видел только одно – сержант находится в предобморочном состоянии.
– Идите и подышите, Роман, все…
– Нет, вы посмотрите!
Сержант нащупал болтающиеся в воздухе вилку с розеткой и выдернул штепсель. Палатка в то же мгновение погрузилась во тьму.
– Сержант, что вы?.. – начал было кричать лейтенант, но замолчал, удивленно глядя на солдат в коме.
– Что за едрить его за ногу? – удивился Анатолий, роняя сигарету.
Изо рта и глаз солдат шло тонкое, едва заметное свечение. Оно поднималось сантиметров на десять и изгибалось, словно стремясь выбраться из палатки.
Лейтенант встрепенулся, отгоняя воспоминания об этом мистическом свечении, и прошуршал картами на столе, не для какого-то дела, а просто так, чтобы занять руки. С тех пор прошло почти полгода, и количество жертв выросло до двадцати человек. Все они сейчас в закрытом крыле больницы Бородино и все в одинаковом состоянии. Над ними колдуют спецы из Москвы.
Лейтенант мельком взглянул на отчеты. Ситуация усугубилась под конец весны и добралась до критической отметки примерно… да вот в этот самый момент. Что изменилось? А то, что раньше эта тварь сидела у себя в этой… хрени, да носу не показывала. Выходила только когда кто-то приближался слишком уж близко. Так полегло еще трое смельчаков, что хотели выслужиться. Сам-то лейтенант его не видел, как и остальные солдаты, никто не видел, и оттого слухи какие только не ходили, и некоторым было очень уж интересно на это взглянуть. А чего смотреть-то? Чего смотреть? Упала какая-то хрень! Ракетой по ней и все дела.
Лейтенанту довелось только видеть саму хренотень эту, в которой тварь на них свалилась. Как-то поздним вечером, когда снегопад прекратился, он выдвинулся лично проинспектировать возведение линии, так сказать, обороны: колючая проволока и несколько вышек. Пришлось протянуть линии энергоснабжения и к ним, чтобы установить на каждой вышки по прожектору.
И вот стоят они за деревьями, в километре, не меньше от той полянки, на которой эта хренотень приземлилась, стоят и молчат. Как воды в рот набрали. А что тут скажешь, когда эта хренотень мощными лучами прожекторов подсвечена? Ее хоть и не видно полностью, но лучи-то преломляются, отражаются, а вокруг, словно воздух переливается, как зеркал кто понаставил. И ни движения, ни звука. Тишина как в могиле. Больше лейтенант туда без надобности не ходил.
А надобность возникла только два раза. Первый раз, когда трое смельчаков линию пересекли. Вытаскивать их веревками пришлось, чтоб еще и остальные так же не сгинули. А второй раз, пару недель назад, когда доклад пришел, что тварь прорвала оцепление и в сторону города рванула. Ее пытались остановить, да только все эти бравые ребята сейчас в больнице.
Вот и выходило, что тварь рванула в сторону города, где по осени промышляла. Из тех, кто видел и в строю остался, говорят, что бежала тварь на четырех лапах, низко так к земле, и тащила на себе что-то. Тащила, не тащила – теперь оно все равно. Город в опасности, а майор и сейчас не хочет вводить чрезвычайную ситуацию.
Лейтенант со всей силы ударил кулаком по столу. Черт бы его побрал этого майора! Эта тварь ведь так весь город изведет, а они и понять ничего не смогут.
Ладно, лейтенант, спокойнее, мысли здраво. Если бы тварь хотела, то уже бы извела. И весь город, и весь гарнизон. Чего же она выжидала? Потепления? А вдруг она и впрямь не могла выбраться зимой? Промерзала до костей, или что у нее там. Мы вокруг свою линию обороны возводили, а тварь эта, свою. Да такую, что даже сейчас, когда ее нет, не подойти. Пытались, да только людей так скручивало, что они чуть ли не замертво падали в собственной блевоте. Пытались и в защите ходить и уши затыкали и глаза закрывали, а все одно – два шага за линию и солдат в нокауте. Анатолий тогда предположил, что дело тут не в звуке или оптическом эффекте а влиянии на тело на биологическом уровне, или психокинетическом. Чушь какая-то.
Но, чушь, не чушь, а перейти линию никто не может и все тут. Оборона у этой хрени явно получше нашей.
Ладно, к делу. Что-то тварь эту притягивает в городке. Что-то она там ищет. А иначе чего именно этот город выбрала, ведь вокруг немало более мелких поселений, где промышляй хоть целый год, никто и не заметит. Что же там может быть такого особого? Шахтеры чего отрыли? Да нет, это вряд ли. Тварь-то сверху свалилась, а не из-под земли вылезла.
И тут лейтенанта как обухом по голове ударило. Он кинулся перебирать бумаги уже раз в двадцатый, все знал почти наизусть, чернила пальцы уже разъедают.
– Где-то здесь, – бормотал лейтенант, как в припадке. – Точно помню, что где-то здесь.
Был инцидент. В середине девяностых метеорит упал в окрестностях города. Тогда тоже военных подняли. А вот детальных отчетов нет. Все засекречено. Лейтенант не знал об этом, так как было это задолго до него, а когда попалось на глаза, он не смог сразу сложить два плюс два.
Выловив нужный листок со скудным количеством информации, он крикнул:
– Сержант! Линию мне с майором организуйте.
Сержант, что занимался в данный момент пересменком, тут же подскочил и быстро приставил руку к козырьку.
– Будет сделано, товарищ лейтенант! – ответил он и тут же кинулся в палатку к радистам.
– Придется вам дать пару ответов, майор, – проворчал лейтенант, разглядывая затертый снимок.
8
Так вышло, что на следующий день я к Владимиру Викторовичу не попал. Не попал и на следующий. Он сам мне позвонил и предупредил, что ненадолго уедет из города, призрачно намекнув, что это как-то связано с нашим делом. Я успел только поделиться с ним своими тревожными мыслями по поводу затишья перед бурей, а он меня уверил, что уж чему-чему, а моему чутью в этом деле он верит, и предупредил, чтобы мы все пока держались в стороне от военных и вообще, по возможности, никуда не высовывались. Вернуться он должен был в конце недели.
Мы следовали его совету и никуда не высовывались. Если быть честным, то и высовываться нам было не куда. Для нас началось обычное скучное лето в маленькой провинции. Ходить было некуда, ни кинотеатров, ни развлекательных комплексов у нас не было, и проводили большую часть времени в штабе, который Наташка все время порывалась благоустроить под свой вкус. Иногда мы просто гуляли по улице и вели обычные разговоры обычных школьников на каникулах. Иногда немного напивались, устраивая некое подобие вечеринок, и веселились до упаду.
Казалось, счастливы были все. Все кроме меня одного – вечно угрюмого и скучного как пара кирзовых сапог. Я продолжал каждый вечер смотреть новости и пролистывать «Вестник» по выходным, жадно вчитываясь в каждую строчку, в надежде увидеть что-то… хоть что-то, что даст ответы на мои вопросы.
Но ни по ТВ, ни в газете, не было ни намека на новые случаи заболевания. Больницу уже не охраняли военные, и она вернулась к своему обычному распорядку дня. И только одно закрытое крыло все еще напоминало о событиях проходящего года.
Но знаете, не смотря на все это затишье и всеобщее приподнятое настроение и веру в хорошее, люди почему-то стали забывать, что за отсутствием плохих новостей не крылось и хороших. Люди, которые слегли в кому еще в начале прошлого лета, так из нее и не вышли. Где они? Что с ними сейчас? И почему врачи молчат? Изменилась ли ситуация, и если да, то в какую сторону?
Ответов на эти вопросы не было и это меня мучило еще сильнее. Ощущение того, что буря стоит уже у нас на пороге, не отпускало меня каждый день, и с наступлением нового утра только усиливалось. Я фактически слышал, как она топчется на пороге, как невидимая рука водит пальцем по дверному звонку, выгадывая момент, чтобы напомнить о себе.
Владимир Викторович вернулся в последний день месяца. Он позвонил мне ранним утром, когда моя мама была уже на работе, отрабатывая последние дни перед длительным отпуском, и взволнованным голосом сказал, что нам надо увидится как можно скорее, и назначил встречу на пять вечера. На мой вопрос, почему так поздно, он туманно ответил, что ему еще нужно кое-кого навестить. Дальше допрашивать я не стал. Ответил лишь, что буду точно в уговоренное время и положил трубку. Все что нужно, он расскажет мне при встрече.
Я не стал рассказывать о ней друзьям. Не хотел никого звать с собой. Я смирился, что они счастливы и решил не портить все своим занудством. Если я окажусь не прав, то и знать им это не зачем. Ну, а если все же у моей шизофрении есть основание… что ж, тогда и будем решать по одной проблеме за раз. А пока пусть радуются лету, пусть радуются солнцу.
Хотя, сказать по правде, не очень-то оно нас радовало солнцем, это лето. Последние пару дней погода стояла отвратительная и, не смотря на заявления метеорологов о невысокой облачности и высокой температуре, столбик термометра метался между отметками в плюс одиннадцать и плюс двадцать градусов, все время обильно поливая город дождем. Они словно смотрели в другую сторону, эти метеорологи, или тыкали пальцем в небо, делая свои прогнозы. Порою становилось так холодно и сыро, что выручала только теплая осенняя куртка с капюшоном, чтобы согреться и укрыться от дождя. Ее приходилось всегда носить с собой, и снимать, когда температура резко возрастала.
Подобная погода была и сегодня. Я долго метался возле Морриган, соображая, стоит ли взять куртку с собой или оставить валяться на заднем сидении. Придя к выводу, что лучше уж носить ее с собой, чем промокнуть до нитки, я все же перекинул ее через плечо и закрыл машину, не задумываясь, сунув ключи в карман, хотя обычно и хранил их в сейфе вместе с Миротворцем.
– Уже уходишь? – спросила Наташка. Она стояла, прислонившись плечом к дверному проему.
– Да. – Я замялся: не любил врать друзьям. – Мне надо еще встретится с Антохой и сходить с ним в школу, поставить отметку об окончании летней практики.
– В самом деле? – Наташка вопросительно изогнула правую бровь и сложила руки под грудью.
– Кхм, да, в общем, да. Надо сделать сегодня, чтобы уже освободиться от школы.
– Ну ладно. Удачи тебе.
– Да, спасибо.
Я неуклюже махнул рукой на прощание и, сгорая от стыда, затопал по гравийной дорожке через пустырь.
Застыв через несколько шагов, я неуверенно обернулся. Наташка стояла все в той же позе и не сводила с меня подозрительного взгляда.
– Твоя рация заряжена? – спросил я.
– Ты задаешь этот вопрос уже вторую неделю, – ответила девушка, слегка поведя головой, что говорило о раздражении. – Хватить параноить, Андрей.
Я молча постоял, глядя на нее, и покачав головой, повторил свой вопрос.
– Я не думаю, что тебе есть, о чем беспокоится, – ответила Наташка.
– И все же?
– Да, заряжена и готова к работе.
– А у пацанов?
– И у них тоже. Твоя паранойя заразна.
– Хорошо, – довольно кивнул я. – Держите их при себе.
Наташка похлопала себя по бедру, тем самым говоря мне, что носит ее всегда с собой в своей необъятной и бездонной женской сумочке. Я улыбнулся и продолжил свой путь на этот раз, не оглядываясь.
Перейдя дорогу и скрывшись в тени Наташкиного дома, я оглянулся и убедился, что окна заброшенной стройки черны. Хотя, даже если бы там кто-то стоял, я бы все равно не смог его увидеть с такого расстояния. Но, как говориться: береженного – бог бережет. Может и не уместно, но в точку.
Поднявшись по склону вверх, я быстрым шагом пошел в направлении «Детского мира». Это здание стало еще одним объектом моей паранойи. Точнее не само здание, а вышка сотовой связи. Я сам не мог сказать, с чем это связанно, но каждый раз проходя мимо, я испытывал какое-то неудобство, у меня все сжималось внутри.
То же произошло и на этот раз. Обогнув здание, я зашел со стороны парадного входа. Отсюда вышку не было видно, но ощущение мурашек, словно по телу пустили разряд электрического тока, присутствовал. Он поразил меня, когда до здания оставалось еще метров двести.
Перейдя дорогу, я взглянул на вышку и крепче сжал в кармане Осколок. За это время вышка преобразилась: количество продолговатых цилиндров увеличилось вдвое, добавилось еще с полдюжины «динамиков», а на вершине появился длинный тонкий шпиль, похожий на одинокий рог телевизионной антенны. Ну а чего удивляться? Сотовая связь развивается даже в таком захолустье, как у нас. И все же мне что-то не давало покоя.
Но я не знал что именно, и потому решил двигаться дальше. От стояния на месте и созерцания технологического прогресса ответы сами собой не появятся. Я и так потерял уже немало летних часов, наблюдая за вышкой. И, что еще обиднее, без какого-либо заметного результата.
К дому Владимира Викторовича я подошел в самом начале пятого. Это было одно из моих лучших качеств и мое проклятие: я не любил опаздывать и потому всегда приходил намного раньше положенного срока. Людям нравилась моя пунктуальность, а мне приходилось еще часами толкаться в коридорах или стоять на улице, под порывами сильного ветра и ругать себя за свою дурость. К слову, именно тогда я понял, что на твою пунктуальность, люди всегда отвечают хамством и пренебрежением, являясь с большим опозданием.
Я сидел на лавочке и курил, разглядывая окна дома, не для того, чтобы подсмотреть за тем, что делают его обитатели, а чтобы как-то скоротать время. Мне показалось, что прошло не менее получаса с моего прихода, а когда поднял руку и взглянул на часы, то обнаружил, что еще только двадцать пять пятого. Боже, как же относительно время: у кого-то оно всегда в избытке, а кому-то не хватает даже жалких минут.
Решив, что если Владимир Викторович уже дома, то он не будет против, если я зайду прямо сейчас – сидеть на месте не было никакой мочи.
Дверь мне открыли после первого стука. Владимир Викторович поманил меня рукой внутрь.
– Знал, что ты придешь раньше времени, – сказал он, исчезая в комнате. – Потому и сам вернулся раньше.
Я скинул кеды и прошел внутрь следом за старичком.
– Может, на этот раз присядешь? – спросил он, располагаясь в своем кресле.
Я с сомнением посмотрел на диван и покачал головой.
– Знал, что ты так скажешь, – сухо улыбнулся Владимир Викторович.
– Вообще-то, я хотел сесть, – скривился я и уже двинулся к дивану, когда скрипучий смех старичка остановил меня.
– Кажется из «Матрицы»? – спросил он. – Ох уж эта молодежь. Как же вы зависимы от поп-культуры. Своей головой вообще не хотите думать.
Я обижено застыл на месте, не доходя двух шагов до дивана.
– Поп-культура и я – две вещи разной полярности. – Я скрестил руки на груди и гордо вскинул голову.
– Да ну? – усмехнулся старичок.
– Хотите пример? Пожалуйста. Вот вам пример: сверхпопулярный Твин Пикс и один из его героев, что постоянно разъезжал на байке, не помню, как его зовут. – Я дождался кивка со стороны Владимира Викторовича и продолжил: – В одной из серий он рассказал, что любит выехать на дорогу, выключить фары и выжать из своего «харлея» все, на что он способен. Знаете, что я подумал, когда услышал это?
– Восхитительно? – предположил Владимир Викторович. – В этом кроется дух свободы и независимости ни от чего. Только ты, дорога, и твои чувства. Тоже захотел это испытать?
– Еще чего, – усмехнулся я. – Я подумал: мудак.
Владимир Викторович громко крякнул.
– Да-да, я так и подумал. Ну что за мудак? А как же люди, что могут возвращаться с пикника или прогулки по лесу? А как же встречные машины? Этот придурок поставил под угрозу не только свою жизнь, но и жизни ни в чем не повинных людей. И ради чего? Чтобы потом вот так пантоваться перед красоткой в красном?
– Послушайте. – Я сделал несколько шагов по комнате и остановился, глядя на Владимира Викторовича в упор. – Я не хочу сказать, что я какой-то особенный. Естественно поп-культура влияет и на меня в той или иной степени, как и на всех нас. Я лишь хочу сказать, что, не смотря на все, у меня все же есть своя голова на плечах, и именно этой головой я привык думать и принимать решения. Так что давайте, показывайте, что у вас там есть, и не волнуйтесь по пустякам.
– Убедил, – улыбнулся Владимир Викторович и протянул мне желтоватый от старости листок бумаги с приколотой к нему фотографией, цветной, что говорило о том, что сделана она была уже в конце восьмидесятых. А качество самого снимка и его цветопередача, что, скорее всего, это середина девяностых.
– На что я смотрю? – спросил я.
– Это отделение мотострелкового взвода, что было выслано на место падения метеорита в девяносто пятом, в окрестностях города Бородино.
Я удивленно приподнял брови и отогнул снимок, так как кроме солдат и выжженного круга земли, что я уже видел, там не было ничего интересного. Сам листок оказался рапортом и при этом крайне информативным: все сточки в нем были закрашены черным.
– Что ж, либо это писал врач-иноватор в области рукописного текста, либо я чего-то не понимаю, – сказал я, возвращая бумаги владельцу.
Владимир Викторович снова крякнул и убрал документы в папку.
– Все данные, само собой, засекречены, оттого и все эти черные линии закрывающие текст, – пояснил он. – Суть документа состоит в том, что военные нашли некий разбившийся объект в месте падения. Объект был отснят, упакован и отправлен на базу, данных о которой нет, куда тут же согнали ученных с разных уголков нашей необъятной страны. Дальнейшая судьба объекта засекречена так, что докопаться уже невозможно.
– Откуда у вас эти сведения? – спросил я, исподлобья разглядывая своего престарелого друга, если его можно было таковым считать. А считать таковым я его очень хотел.
– У меня есть свои каналы, дружок, – загадочно улыбнулся Владимир Викторович. – Но их источник раскрывать я не намерен даже тебе, в первую очередь по причине твоей же безопасности и безопасности моего товарища.
Первым порывом было крикнуть что-то вроде: «Вы что, мне не доверяете?», но потом я поразмыслил, как следует, и понял, что в случае если я все же суну нос, куда не следует, а в данный момент я именно этим и занят, и меня непременно схватят, то я выложу все, что знаю. И дело тут не в чьей-то смелости или трусости, а в том, что дело касается государственной безопасности, а я всего лишь ребенок. Если будет надо, они вытряхнут из меня все и могут даже добраться до моей семьи. Тогда на дно пойдет и этот загадочный человек Владимира Викторовича, и на этот случай, мне лучше не знать лишнего.
А вот, кто такие эти загадочные «они», я так для себя и не решил.
– Хорошо, – согласно кивнул я, после всех размышлений.
– Все же умный ты мальчишка, Андрюша, – довольно покачал головой, Владимир Викторович.
– Наверное, вы правы, – не скромно ответил я. – Наверное, поэтому я и жив до сих пор.
– Двинемся дальше? – спросил старый фотограф.
– А это не все? – удивился я.
– Неужели я бы стал вызывать тебя только ради того, что мы и так знали? Да еще и побольше военных?
Я неоднозначно пожал плечами: да кто его знает, может быть, и да, а может быть, и нет. Не знаю как Владимир Викторович, а я для себя вынес кое-что ценное из этого рассказа. Военные точно знают, что с неба что-то упало. Военные точно знают, что это объект не земного происхождения, иначе к чему такой уровень секретности и количество задействованных ученых? И количество военных после очередного «события» в марте прошлого года, говорит о многом. Так что это «жжж», явно неспроста.
Тем временем, Владимир Викторович протянул мне следующий снимок. Я уставился на него, округлив глаза.
– А это у вас откуда?
– Этот снимок мне предоставил один знакомый из… в общем, – Владимир Викторович откашлялся, – не важно. Просто один знакомый.
– Это снимок со спутника.
– Дельное замечание. – Владимир Викторович довольно улыбнулся.
– Хотел бы и я себе таких знакомых, – восхитился я.
– А ты поживи с мое.
Я разглядывал снимок и не узнавал местности. Сперва меня впечатлила картинка, но вглядываясь в сам снимок, я не смог заметить ничего интересного – обычный лес.
– Я не понимаю, – сказал я, возвращая снимок.
– А ты взгляни вот на это. – Владимир Викторович не стал забирать у меня первый снимок и чуть ли не силой втолкал мне второй.
На нем картина была совсем другой. Точнее, картина была все той же, но кое-что изменилось.
– Это что, огни?
– Все верно.
Я смотрел на черно-белое фото, сделанное видимо так же со спутника, либо с какого-то воздушного объекта, с применением неизвестной мне технологии, которая позволяло видеть в ночи в серых тонах. Вот только свет был не белым, как мы привыкли, а каким-то темным, словно с негатива фотографии.
– Это место в ста пятидесяти километрах от города. Там расположена военная база. Правда, эту информацию мой человек не смог ни подтвердить, ни опровергнуть.
Я мельком взглянул на Владимира Викторовича и вернулся к снимку.
– Свет словно окружает некий периметр, – сказал я.
– Верно, – подтвердил старичок.
– Думаете, подсвечивают базу? – спросил я и тут же ответил сам. – Вряд ли. Они так тщательно маскировались, не для того, чтобы выдать себя яркими огнями. Скорее всего, они, таким образом, локализовали некий объект.
– Все верно, Андрюша, я пришел к такому же выводу.
– Но почему? – Я принялся размахивать снимками, словно в меня бес вселился. – Если у них такой уровень секретности, то почему они так себя выдают?
– Может, что-то кардинально изменилось? – предположил Владимир Викторович.
Я застыл на месте.
– Они нашли, но не смогли подобраться ближе. Что-то им не дало это сделать, и они очертили вокруг зону. Так сказать, зону отчуждения, за которую ход заказан. – Я говорил на автомате, слова лились сами собой. Я даже не сразу понимал суть того, что говорю. – Вероятно, объект опасен, может радиоактивен. Или даже хуже того, это может быть линия обороны. Чтобы никого туда не впустить. – Я застыл посреди комнаты. – Или никого оттуда не выпустить.
– Ты быстро соображаешь, – похвалил меня старичок.
– Но что там может такое быть?
– Вот мы и подошли к самому интересному. – Владимир Викторович хитро прищурился и выдал мне очередной снимок. – Двенадцатого мая, в двенадцать пятнадцать, в воздушное пространство России вошел некий объект, который устремился к земле. Попытки его как-то классифицировать не увенчались успехом. Особенно учитывая тот факт, что обнаружить его смогли только когда объект начал снижение. До этого его не улавливал ни один радар. Через несколько минут объект совершил посадку в лесу, который ты и видишь на снимке.
– Подождите, – я нервно дернул плечом. – Совершил посадку?
Владимир Викторович кивнул.
– Совершил посадку? – вновь повторил я. – Не упал, а именно совершил посадку?
И снова кивок. У меня голова пошла кругом, и я чуть не упал. Пришлось присесть на подлокотник дивана.
– Воды? – предложил мне Владимир Викторович.
Я несколько раз качнул головой, скорее прочищая мысли, чем отказываясь от предложенного.
