Читать книгу: «Сон разума», страница 24
2
Следующим пунктом нашей остановки был Наташкин дом, где она проверила свою маму. Затем дом Сереги. Он отсутствовал чуть дольше, чем все остальные.
– Наверное, на горшок побежал, – резонно предположил Саня. А дело было в том, что именно Серега больше всех страдал от дачного туалета, благоухающего всеми ароматами лета и продуктами человеческого существования.
Серега вернулся минут через десять, и мы двинулись к следующему дому. Пришла очередь Сани и Стаса проверить своих родных. Мой брат поднялся к бабушке с дедушкой и провел инспекцию за нас двоих, Стас же этажом выше навестил своих родителей.
– Я бы предпочла сейчас сидеть впроголодь на твоей даче, чем видеть все это, – мрачно произнесла Наташка, протиснувшись вперед между двумя креслами.
Я глянул на черный, казалось вымерший город, и скривился, отводя взгляд в сторону.
– Мы бы не сидели впроголодь, – ответил я Наташке, спустя минуту. – Совсем скоро пойдут первые огурцы, а они у нас очень вкусные. И горох. Он у нас невероятно сладкий.
– Сладкий? – не поняла Наташка.
– Ага, сладкий, – подтвердил Серега, выглядывая в боковое окно.
– Как это? Не поняла.
Я повернулся к девушке всем корпусом и уставился на нее.
– Ты что, никогда не ела горох?
– Ну как же, в баночках такой. Отличный гарнир.
– А в стручках?
– В чем?
Я растерялся. Никогда раньше мне не доводилось объяснять человеку, что такое стручковый горох. Я пытался изобразить пальцами, но выходило совсем плохо.
– Не надо мне такого показывать, Андрей, – сурово прошипела Наташка.
– Да я же… нет…
– Просто поверь, он очень сладкий и вкусный, – поставил точку Серега. – А сейчас заткнитесь. Давайте помолчим.
Мы с Наташкой переглянулись и замолчали. И действительно, в тишине, последовавшей за нашей перепалкой, мы смогли различить множество странных звуков: тихие хрипы, стоны, легкие удары. Даже шепот ветра в листве не мог заглушить мучения страдающего в агонии города.
– Город не вымер, – заметил я. – Город продолжает жить. Только вот…
– Только вот – что?
Я посмотрел на Наташку:
– Жизнь эта совершенно иная.
– Не люблю твои театральные паузы, – скривился Серега.
– А я твои философские рассуждения. – Наташка взяла слово «философские» в кавычки своими тоненькими пальчиками.
– Нет, серьезно, – продолжил настойчиво я. – А может мы как тот придурок в «Я – легенда»? Он ночами убивал мутантов, думая, что настал конец света. А на самом деле, это была лишь новая ступень эволюции и он единственный мудак, который не эволюционировал. А эти «мутанты», ночами рассказывали всем про идиота, который ночью бегает по городу и мочит их всех.
– И к чему ты клонишь?
– А к тому, радость моя, что возможно это, – я указал пальцем на шатающегося в сторонке светляка, с которого Серега не спускал глаз, – новый этап нашего развития. Некий переходный этап эволюции, после которого мы мутируем, или эволюционируем в новый вид существ. Как бабочка, что вылупляется из кокона.
Минуту в машине царила гробовая тишина, разбавляемая лишь громким Наташкиным сопением.
– Чушь какая-то, – наконец выдала она, протискиваясь еще дальше вперед. – И вообще, на что ты там все время смотришь?
– Вон там, видишь?
– Что это?
– Понятия не имею.
В конце дома, у которого стояла припаркованной наша Морриган, вниз убегала длинная автомобильная дорога, с обратной стороны которой расположился еще один дом, перпендикулярно нашему. Из-за его крыши в небо поднималось странное, бледное зарево, словно кто-то там жег костры с белым пламенем. Или разом зажег сотни ярких лампочек. А прямо над заревом, подсвеченные снизу белым, в небе висели карикатурно тяжелые, черные тучи.
– Думаешь, это сразу за домом? – спросил Серега.
– Вряд ли. Скорее всего, еще дальше.
– И что это, мать его?
– Не знаю, мать его.
Саня и Стас вернулись одновременно. Вероятно, даже квартиры проверяли вместе, что было вполне резонно, так как количество доступных нам раций сократилось на одну.
– Только не говори мне, что ты собрался поехать туда, – сказал Саня, проследив за моим взглядом.
– И в мыслях не было, – ответил я, запуская двигатель.
– Ага, как же.
Задним ходом я выкатил на дорогу и развернул машину. Дальше наш путь лежал к последней точке маршрута – «пятиэтажкам». И пока Саня вслух рассуждал, что же он сейчас застанет дома, я не мог оторвать взгляда от зеркала заднего вида, в котором то и дело мелькало таинственное зарево в короне черных туч.
– Тревогу за родных в тебе видно не вооруженным глазом, – пробормотал Саня и отвернулся к окну.
– Прости, ты что-то сказал?
Я бросил на него взгляд, затем повернулся к остальным и наткнулся на их осуждающие взгляды. Наташка покачивала головой.
– Ой, ну простите, что я не ною тут как вы и не предаюсь бессмысленным рассуждениям, а всего-то пытаюсь придумать, как вытащить нас из этой задницы, в которой мы оказались, прошу заметить, не по моей вине.
Я в ярости саданул рукой по рулю и сжал его так, что побелели костяшки. Молча уставился на дорогу, продолжая внутренне гореть и извергать проклятия, вперемешку с отборным многоэтажным матом, стараясь больше не открывать рта, хотя хотелось неимоверно. Хотелось, наконец, высказать все и послушать, что же придумали наши великие сломленные мыслители, которые не могут и часа провести, чтобы не хныкать о том, как все плохо обернулось. Оно уже обернулось! Алло! Пускать слюни и перебирать «что бы было бы, ели бы» и «а вот если, вдруг, все будет так», нет никакого смысла. Все, что остается – это собрать яйца в кулак и сделать все, что в наших силах, или, хотя бы, попытаться сделать.
– Ну и какой план? – спросил Саня, не поворачивая головы.
Левой я извлек из кармана сигарету и прикурил ее от зиппо, огонек которой заметно дрожал в руках, от переполняющей меня ярости.
– А такой, – рявкнул я. – Если вы слишком напуганы, что бы проверять то странное зарево, которое явно не от гирлянд в небо херачит, то я просто отвезу вас к универмагу и там высажу, а сам двинусь проверять.
– Один?
– Один. Хотя бы ныть никто не будет.
Минуту мы сидели в тишине. А затем Наташка спросила:
– Почему к универмагу?
– Когда мы проезжали мимо, я увидел темные силуэты в разбитых окнах. Там есть люди. Может, что-то от них узнаем, если они переждали третью волну в городе, то могут знать больше чем мы.
– А с чего ты взял, что это не светляки?
Я уничтожающе взглянул на Наташку, и она отвела взгляд.
– Светляки – светятся, – буркнул я и выдохнул дым в открытое окно.
Проверка квартиры моего брата заняла минут пятнадцать, которые я в гордом одиночестве провел в машине, куря и рассматривая зарево через лобовое стекло. Я уже догадывался, где это и что это примерно такое. Знал, что раньше волновался не напрасно, и теперь понимал, что внутренним чувствам хоть иногда можно доверять. И если не конечная, то одна из точек нашего маршрута точно пролегает через это зарево.
Я опустил взгляд, выбросил окурок в окно. Вот просто так: не в пепельницу, не затушил об урну и не опустил в нее. Просто бросил как было и черт бы с ним. Ушли все. Оставили меня одного. А если со мной что-то случится? Если на меня нападут, а я этого и не замечу, то, что тогда? А вот тогда и получат, что заслужили, когда польют слезки над моим холодным трупом, тогда и поймут.
Нет, как такое вообще может быть? Просто так собрались и все ушли. Им что вообще на меня плевать? Да и пусть катятся себе на здоровье. Мне и без них хорошо. Сам со всем справлюсь, мне не в первой. Подумаешь, какие нежные. А мне вечно потом за них всю работу делать.
Ты смотри-ка, идут. Перешептываются. Наверняка обо мне говорят. Что, времени в доме не хватило все обсудить? Надо еще мне это показать? Надо же какая слаженность. Да и идите вы в жопу.
Я дождался, когда они сядут в машину – разговоры тут же смолки! – и запустил двигатель, ничего не говоря и ничего не спрашивая, стараясь даже на них не смотреть.
Я старался никоим образом не выдавать своего эмоционального состояния и потому вел себя как обычно: не гнал машину как ненормальный, но и не ехал еле-еле, все так же внимательно осматривал перекрестки, хоть и знал, что вероятность появления на них машин стремится к нулю. Лицо я тоже сделал максимально простое, не замаранное бесчисленным множеством негативных эмоций. И только одно меня выдавало – я ни на кого не смотрел. Вообще не смотрел в зеркала, опасаясь наткнуться там на чей-то взгляд и разгореться поновой.
До универмага мы добрались быстро, но в такой тишине мне показалось, что прошли не десять минут, а добрых два часа. Я припарковался с обратной стороны магазина в зоне выгрузки и заглушил двигатель.
Нужно было что-то сказать, так как все сидели смирно и не особо-то спешили покидать салон. Наверняка что-то там обсудили без меня и пришли к какому-то общему решению, а теперь сидят, гады, и молча выжидают, когда я начну.
Я молча вылез и хлопнул дверью. Никто не пошевелился. Я видел взгляды, которыми они обменивались, когда я выходил. Видел, и это меня злило еще сильнее. Я вдохнул холодный воздух, выдохнул. Вдохнул еще раз. Повернулся.
– Вам что, нужно особое приглашение? – Почти бесцветно, если бы не истеричные гневные нотки.
Они снова переглянулись. Злоба внутри меня достигла критической массы, и в тот момент, когда я должен был взорваться, громкий гул помех сотряс воздух вокруг машины.
Я увидел, как от невероятной силы импульса, самопроизвольно закрутились ручки радио Морриган, а ползунок ушел до отказа вправо.
Пацаны в машине что-то кричали, но я не разбирал их голосов за шумом помех Морриган. Оглянулся. Как раз вовремя, так как за моей спиной уже собралось не меньше десятка светляков, что медленно тянулись ко мне, протягивая руки.
Первого я просто оттолкнул от себя. Кажется, это была женщина, так как ладони мои уперлись в бугорки в районе груди. Невероятно холодные, невероятно твердые, словно ледяные шарики. Сработало это неплохо: светляк завалилась на спину, смешно раскидав ноги. За ее спиной тут же возник следующий и принялся хватать меня мокрыми ледяным руками, приближаясь ко мне хрипящим и пускающим слюни ртом. Свет его глаз ослеплял меня, заставляя меня щуриться и пятиться назад.
На очередном шаге я двинул светляку в челюсть и тут же сам завопил от боли: чувство было таким, что я ударил о бетонную стену. Но этого хватило, чтобы светляк немного отступил. В этот момент ко мне подлетел Стас и влепил светляку битой по голове, от чего тот последовал за своей предшественницей.
– Ну, спасибо, что нашли на меня время, – прошипел я, баюкая ушибленную руку.
– Дружище, да ты чего… – растерялся Стас, беспомощно оглядываясь по сторонам.
– Дверь! – закричал я на Наташку. – Дверь закрой, женщина.
Наташка дернулась и хлопнула дверью. Она была последней, кто покинул машину. Я нажал кнопку на пульте и двери Морриган заблокировались.
– Быстро к складу! – скомандовал я и принялся размахивать руками, управляя ими как самолетами, заходящими на посадку.
Я видел, что стальные жалюзи дверей – а иначе я их никак назвать не мог – уже приподнялись на метр и в проемах люди махали нам руками. Расстояние до дверей мы преодолели быстро, на ходу отмахиваясь от светляков битой. Еще двое получили ощутимые удары от Стаса и заметно приотстали.
– Давайте сюда, – крикнул кто-то по ту сторону дверей.
– Давай, – я грубо наклонил Наташку и чуть ли не пинком послал ее внутрь.
Повернулся к Сереге.
– Я сам. – Он панически вскинул обе руки в воздух. – Сам.
Он опустился на четвереньки и быстрым гуськом забрался внутрь. Его примеру последовал Саня. Затем Стас. Здоровяк лег на бетон и просто перекатился на ту сторону.
Я оглянулся: светляки окружали со всех сторон, наполняя улицу за магазином непередаваемой какофонией хрипов и низкочастотным гудением, а свет, льющий из их рта и глаз, освещал улицу не хуже лучей армейских прожекторов. Даже такая поздняя ночь казалась ярким днем в их свете.
Я ухватился за нижний край двери, ногами проскользил внутрь и там меня уже подхватили две крепкие руки и затащили в темноту склада. Дверь за моей спиной с шумом закрылась, опустившись до земли. Лязгнули замки.
– Ну, вы блин даете, молодежь, – усмехнулся один из наших спасителей, по голосу мужчина лет сорока. – Каким же вас ветром сюда занесло?
– Мимо проезжали, – ответил я. – Спасибо, что помогли.
– Да ерунда. Кем бы мы были, если бы не помогли?
– Разумными засранцами, – буркнул его напарник – черная пухлая фигура в темноте.
– Не обращайте на него внимания, – посоветовал нам жизнерадостный голос первого мужчины. – У него всегда настроение отвратное. Жрачки не хватает, вот он и пухнет с голоду.
– А не пошел бы ты, Семен!
Мужчина, которого назвали Семеном, расхохотался и под заразительный звук его смеха, мы и вступили в магазин через распахнутые двустворчатые двери.
Картина, которую я увидел, лишь сильнее вогнала меня в состояние апатии и гнетущей тоски. Я понимал, что увижу тут немало людей, может с десяток, может чуть больше. Но их тут было не меньше сотни и все они больше походили на беженцев из горячей точки, чем на жителей нашего маленького городка. Они сидели на мешках, сумках, свернутых куртках, а кто и вовсе на полу. Расположились вдоль стен, заняли все проходы. Прилавки магазина были перевернуты и использованы как замена разбитым стеклам. Центр магазина был расчищен и завален разными коробками и мешками, предположительно с продуктами.
– Ну, – распахнул руки Семен. – Добро пожаловать к нам.
Я пошел вперед, мимо нестройного ряда сидящих на мешках женщин с детьми на коленях, которые провожали меня недобрыми взглядами.
– И так есть нечего, – шептались у меня за спиной достаточно громко, чтобы я мог это слышать.
– Еще ртов притащили.
– Да побойтесь бога, это же дети.
– Да какие это дети – боровы. На них еды не напасешься.
– Заткнись, Нинка, а если бы твое дитя потерялось?
Я шел вперед все быстрее, не поднимая головы, и стараясь не смотреть на людей. Я не знал, боялся ли я увидеть презрение в их глаза или с презрением взглянуть на них. Прошло всего несколько дней, а большая часть населения города уже превратилась в мерзких эгоистов, готовых вцепиться тебе в глотку, лишь бы избавиться от лишнего рта. А может и не превращались они ни в кого? Может просто пришло их время? Может они наконец-то смогли проявить свою истинную суть?
Я оглянулся: друзья шли в нескольких шагах следом за мной. Все до единого так же смотрели в пол.
– А я знала, что вы в порядке, – раздался голосок из темного угла.
Я оглянулся. Отыскал взглядом темную худую фигурку на мешке с сахаром. Присмотрелся.
– Ульяна? – выдохнул я.
– Привет, – девочка помахала мне рукой.
Но это был не тот голос. Не он меня окликнул. Я присмотрелся внимательнее и заметил еще одну девочку в темноте угла.
– Настя? – позвал я.
Тень кивнула.
– Она давно там сидит, – сказала мне Ульяна, когда я подошел к ней и встал рядом.
– Почему?
– Не знаю, меня она не подпускает.
Я сделал несколько неуверенных шагов в темноту и взглянул в полные слез глаза Насти.
– Что случилось? – спросил я.
Девочка несколько раз качнула пальчиками, подзывая меня ближе. Я подошел. Она вложила свою маленькую ладошку в мою и притянула меня к себе.
– У нас ЧП, – прошептала она мне на ухо. – Я описалась.
Я отвел лицо и кивнул, серьезно на нее взглянув, показывая, что больше слов не нужно – я все понял.
– Наташка, – позвал я, и девушка вынырнула откуда-то из темноты и сплетения тел. – Посиди с Улей.
– Улей? Какой Улей? Где Уля?
– Да вот же, у тебя под носом.
– Ой, и правда. Привет, Ульяна.
– Привет, Наташа.
– Так, – обратился я к Насте. – Внимание отвлечено, самое время начинать операцию «Чистые трусы».
Настя громко фыркнула и прикрыла рот рукой. Я сжал ее ладошку и повел за собой вокруг мраморных перил на лестницу, ведущую на второй этаж. Девочка молча трусила со мной рядом, стыдливо оттягивая вниз майку и стараясь прикрыть темное пятно между ног на явно новеньких синеньких штанишках.
Мы миновали первый отдел второго этажа с техникой и дисками для моей «PlayStatoin». Повернули возле отдела с золотом, закрытым решеткой, но все равно разграбленным. Оставили за спиной второй отдел бытовой техникой, сверкающий разбитыми витринами и свернули в отдел подростковой одежды.
– Так, присядь пока здесь, – попросил я, отпуская Настину руку.
Девочка с явной неохотой отпустила мои пальцы и зашла за прилавок.
– Я сейчас. Жди здесь.
– Хорошо.
Я прошелся по магазину и собрал все, что, по моему мнению, могло подойти девочке по размеру. Захватил несколько пушистых полотенец и девчачьих трусов.
– Так, прикрой-ка глаза, – велел я, опуская все вещи на прилавок.
– Зачем?
– Прикрой.
– Хорошо.
Я с силой пнул поваленный автомат с бутылками воды, колы, спрайта и прочими напитками, которых там почти не осталось. Стекло не выдержало и брызнуло внутрь. Но, конечно оно было коварным, и как все коварные стекла, брызнула осколками и наружу.
– Уже можно открывать?
– Открывай.
– Зачем ты разбил холодильник? – поинтересовалась она, стягивая мокрые штанишки.
– Чтобы… эх… достать воды. – Я выпрямился и продемонстрировал ей бутылку питьевой воды.
– Хочешь пить? – спросила она, запуская мокрые трусы в полет. Они громким чавком приклеились к витрине с телевизорами, которая сейчас пустовала. Мы в голос засмеялись.
– Нет, – ответил я, когда приступ смеха миновал. – Смотри.
Я намочил одно из полотенец водой и протянул Насте. Она вопросительно подняла бровки.
– Вытрись, – сказал я.
– Фу-у-у. – Девочка надула губки и сморщила носик. – Не хочу.
– Хочешь ходить облитая своей же собственной мочой и источать недвусмысленные ароматы…
– Все, все! Я поняла.
Настя выхватила полотенце из моих рук и принялась тщательно вытираться, так яростно орудуя полотенцем, что капли летели во все стороны.
– Смотри не сотри себе там все до основания, – усмехнулся я.
– Дурак! – крикнула Настя и кинула в меня мокрое полотенце. Увернуться я не смог, и оно медленно скатилось по моему лицу.
Когда моим глазам предстало испуганное лицо Насти, я скривился и прошипел:
– Отделать бы тебя сейчас по заднице, да ты стоишь там голожопая.
– Прости. – Настя приложила руки к лицу и принялась раскачиваться. – Думала, промажу.
– Ну да, как же, – проворчал я, вытирая лицо вторым полотенцем. – Надевай трусы.
– Что это? – Настя растянула трусики с Винни Пухом. – Я что, по-твоему, ребенок?
Мне хотелось ответить, что, по-моему, да, так как это ты у нас тут описалась, но я вовремя остановился. Настя доверилась мне, открылась мне. Кто знает, сколько ребенок тут мучился, сидя в описанных штанишках, и не имея возможности поговорить хоть с кем-то, ведь все вокруг видят в тебе только угрозу. Лишний рот.
Потому я просто ответил:
– Прости, других не было.
– Ладно, тогда, – кивнула Настя, сильно тряхнув своими длинными светлыми волосами.
Она быстро натянула трусики, периодически полностью скрываясь за прилавком, а уже через минуту предстала передо мной в голубеньком милом платьице, заведя руки за спину и покачиваясь на носочках.
– Ну как я тебе? – спросила она смущенно.
– Как маленькая принцесса, – ответил я с улыбкой, которая никого не могла обмануть, даже маленькую девочку.
– Что такое? – спросила она, подходя на шаг ближе.
– Ничего.
– Я ведь все вижу. – Еще на шаг ближе. – Поссорился с друзьями, да?
– С чего ты взяла?
– Я видела, как ты на них смотришь. И как они смотрят на тебя.
– Слишком ты многое видишь, для своего возраста.
Настя серьезно на меня глядя откинула прядь волос за спину, и это мне показалось очень уж уморительно.
– Я уже взрослая, – заметила она. – И вижу очень много.
Я ей вымученно улыбнулся.
– Ну, так за что ты на них злишься?
Я задумался на секунду и ответил:
– Не знаю.
– А если не знаешь, то чего тогда вообще злишься?
Я грустно вздохнул. Это маленькое миленькое создание, похожее в этом платьице на принцессу из сказки, в эту самую минуту, кажется было намного старше и намного мудрее меня.
– Иногда, – я провел ладонью по ее худенькой руке. – Иногда мы просто злимся друг на друга. Так бывает.
– Тебе плохо да?
– Да.
– Знаешь, что мне всегда помогает, когда мне плохо?
– Нет. Что?
– Обнимашки.
Настя раскрыла объятия и призывно махнула руками. Я улыбнулся и обнял ее худенькие плечики. Настя прижалась, и мой нос утонул в ее мягких волосиках. Она пахла клубникой.
– Ну как? – спросила она, отстранившись от меня. – Помогает?
– Немного, – кивнул я.
– Хочешь, еще обниму?
Я раздумывал лишь мгновение.
– Хочу.
И Настя обняла меня снова. Крепко, самозабвенно, как это могут делать только маленькие дети.