Читать книгу: «Сон разума», страница 25

3

– Расскажи, как ты тут очутилась, – спросил я, когда Настя уселась на прилавок, напротив меня. Я практически ее не видел, различал лишь ее силуэт и голубизну новенького платья.

– Мы с Улькой пришли, когда военные погнали нас из больницы.

– Погнали?

– Ага, – девочка кивнула в темноте и заболтала свисающими ножками. – Это было ровно за два дня до начала всего этого. Мы пришли ко мне домой, но мама не открывала. Я открыла своим ключом. А там… – Настя сжала себя худенькими ручками, а я подавил в себе порыв подойти и обнять. – Мама сидит перед колыбелькой брата и светится. Он тоже светится.

Я представил себе темный квадрат комнаты, сумерки за окном. У стены стоит деревянная колыбель, откуда потоками бьет яркий белый свет. Рядом сидит женщина. Одной рукой придерживает колыбель, вторая безвольно упала на бедро. Голова ее свесилась на бок, слегка, не полстью, словно в полунаклоне. Рот широко открыт, глаза застыли. Они излучают яркий свет. Напоминает крайне неудачную картину. Меня передернуло.

– Что было дальше? – спросил я.

– Мы пробыли там два дня. Питались тем, что смогли найти в холодильнике и на полочках в кухне. Съели все детские пюрешки. А потом, одним вечером, я услышала, как скрипнула колыбель.

Наста замолчала, и я увидел, как ее тело затряслось. Поднявшись с пола, я подошел к ней и присел рядом на витрину. Она уткнулась лбом мне в плечо и ее дрожание постепенно угасло.

– Скрипнула… – продолжила она. – Знаешь, – Настя подняла на меня взгляд, и ее глазки сверкнули в темноте, – у нас ведь старенькая колыбель, мы купили ее у знакомых. И коляска старая. У нас не хватает денег на новые вещи, после смерти папа. А те деньги, что вы принесли в коробке с Пухом, мама поделил на две части, и большую поделила еще на две и положила на наши книжки. Ты знаешь, что это за книжки такие?

– Сберегательные, – кивнул я, зная, что Настя этого не видит. – Это как твой личный счет в банке, на который можно вносить средства и снимать их, при этом на твой счет будут начисляться проценты. Проценты небольшие, но к тому моменту как вы подрастете и пойдете в институт, кое-какие сбережения у вас будут. Это очень правильно. Моя мама сделал так же в свое время.

– А-а-а, – протянула Настя со знанием дела. – Тогда понятно. Ну вот, а вторую, меньшую часть денег, мы тратили понемногу на самое важное. Потому и старались тратить чуть-чуть. Потому и покупали подержанные вещи.

– И вот мы сидим с Улькой у нас в квартире, смотрим телевизор. – Настя схватилась за меня двумя руками и ее дрожь передалась мне. – И слышим, как в соседней комнате скрипнула колыбель. Она не скрипела до этого. Не скрипела все эти два дня. А я знала, что скрипит она только когда наклоняется влево. Понимаешь? Там в комнате, кто-то зашевелился.

Я несколько раз провел ладонью по Настиным волосам, гладким как шелк. Я не знал, чем я еще мог помочь.

– Это была не мама. Мама бы позвала меня. Но я все равно заглянула в комнату. Мама пыталась подняться, опираясь рукой на раскачивающуюся колыбель. И с каждым наклоном, я натыкалась взглядом на корчащееся и пускающее слюни существо, что недавно было моим братом. И они оба светились. Мы с Улей завопили и бросились бежать. Выбежали из квартиры в чем были и кинулись на улицу. Думали, что там будет безопаснее, там взрослые. Но все было плохо, очень плохо. Повсюду бродили лампочки и…

– Кто бродил? – перебил я.

– Ну, лампочки… эти, что светятся.

– А, ясно. Мы называем их светлячками.

– Светлячками? Мне так больше нравится.

– И что было дальше?

Настя немного помолчала, усердно жуя нижнюю губу, словно силясь вспомнить, о чем она говорила минуту назад. Как и все дети, она слишком быстро переключается и забывает, что делала минуту назад. Я страдаю этим и до сих пор. И более того, забегая вперед, скажу, что и после тридцати эта проблема осталась со мной.

– Мы побежали по городу, уворачиваясь от холодных лап ламп… светлячков, а вокруг нас бушевал ураган.

– В прямом смысле?

Настя покачала головой:

– Нет, человеческий. Люди носились вокруг, били друг друга, кричали. Ломали двери, выбивали стекла, разворовывали магазины. Драли друг другу лица, за телевизор с большим экраном или полную кассу наличных. Я видела, как какой-то мужик ткнул другого вилами и забрал нагруженную техникой тележку. Скажи, зачем ему все это барахло? Зачем воровать телевизоры и ради этого убивать других в такой час?

– Знаешь, – ответил я после недолго молчания. – Все чаще мне кажется, что люди самые отвратительные существа, что населяют нашу планету. Самые глупые, самые эгоистичные, самые самовлюбленные. И иногда, пока лишь иногда, я начинаю думать, что человечество недостойно выживания.

Мигнула лампочка над головой, засветился и загудел поваленный холодильник с напитками, несколько раз моргнула повисшая на проводах люминесцентная лампа. Все это заняло не больше секунды.

– Что это? – в страхе прошептала Настя.

– Не знаю, – нахмурился я. – Может, пытаются восстановить электроснабжение города?

– Кто? – панически вскрикнула Настя. – В городе остались одни лишь призраки.

Мы посидели несколько минут молча, наблюдая за ожившими на несколько секунд лампами, но больше ничего не происходило, и мы слегка расслабились.

– Рассказывай дальше, – попросил я. – Хочу знать все.

– А дальше, мы с Улей наткнулись на группу людей, что пыталась прорваться в универмаг, потому как с трех сторон их зажимали ламп… светлячки. Нас схватил кто-то из взрослых и принялся перекидывать через разбитые окна, как обычные мячи. Я себе голову ушибла вот тут, смотри. Ну же, смотри. Вот тут.

– Тут?

– Вот тут!

– А потом они полезли и сами. С того дня мы сидим на первом этаже и не высовываемся наружу. Строим баррикады, чтобы ла… светлячки не смогли пробраться внутрь, разбираем продукты, сортируем, делим на равные части для всех. Кроме детей. Нам-то еды нужно меньше. – Я четко различил в Настином голосе плохо скрываемую иронию, но ничего не сказал. – А потом к нам стали сбиваться еще люди, и еще, и еще. Так, что все проходы теперь забиты людьми, которые все время ноют, вопят, ругаются, пытаются бить друг друга, вырывать еду. Дядя Сема еще как-то их успокаивает, но если с ним что-то случится, то мы все тут поубиваем друг друга за банку гороха.

– И вы что, отсюда не выходите? – удивился я.

– Нет.

– Вообще?

– Вообще.

– Сидите тут целыми днями и ждете… чего?

– Я тебя ждала, – неожиданно ответила Настя. – Каждый день говорила Уле, что вы не пропадете и обязательно за нами придете. Вы ведь за нами пришли?

Впервые я был рад тому, что моего лица практически не видно, так как впервые ложь далась мне с таким трудом.

– Ну конечно, малышка, – я погладил ее по голове. – Конечно за вами.

– Я так и знала, – вздохнула Настя, опуская голову мне на плечо.

Минуту мы сидели молча.

– Но ты ведь понимаешь, что нам придется что-то делать? – спросил я.

– Ага.

– Нам придется во всем разобраться самим.

– Ага.

– Может быть, залезть в самое сердце… нет, – я качнул головой. – В самую жопу этих тварей.

– Фу-у-у, – засмеялась Настя. – Не надо к ним лазить в жопу.

– Как пожелаете, моя принцесса.

Настя снова громко захихикала, и этот живой и полный радости звук впервые за долгое время согрел стены этого магазина.

– Это будет опасно, – уже серьезно сказал я. – Мы полезем в самое пекло.

– Именно, – кивнула Настя и гордо и выпятила грудь. – Именно поэтому я и стану твоей женой, когда подросту.

– О, ну конечно. – Я наткнулся на слишком уж серьезный блеск ее глаз. – Что?

– Я не шучу. Ты ведь женишься на мне, когда я стану старше?

– Когда закончишь школу?

Настя кивнула.

– И может быть институт?

– Нет, это слишком долго ждать, ты можешь не дожить.

Я сперва громко крякнул, а затем залился продолжительным смехом. Настя сначала только смотрела на меня с улыбкой, а затем захохотала и сама.

– Высоко же ты меня оцениваешь, – просмеялся я.

– Через десять лет. – Настя протянула мне руку. – Обещаешь?

– Через пятнадцать, – предложил я.

– Двенадцать. Ни тебе, ни мне.

– Хорошо. – Я крепко пожал Настину руку, думая о том, что дети все равно быстро все забывают, тем более обещания, срок давности которых насчитывает целых двенадцать лет. Через двенадцать лет она уже и не вспомнит об этом обещании и не вспомнит обо мне. Это было самое легкое обещание в моей жизни.

– А теперь пойдем, – предложил я. – Уля наверняка там волнуется.

Я увидел, как и без того большие глаза Насти стали и вовсе размером с чайные блюдца.

– Я совсем про нее забыла, – ужаснулась она, спрыгивая на пол, и протягивая мне свою ладошку. – Вот как ты мне голову задурил.

Это было очень забавно слышать подобное от мелкой озорницы с нахмуренными бровками и взглядом в пол оборота головы.

– Уж простите, принцесса. – Я поклонился. – Больше этого не повториться.

Я взял ее руку, и мы пошли мимо разбитых витрин в сторону лестницы на первый этаж.

– Кстати, – подергала меня за руку Настя. – Я давно хотела спросить, можно?

– Можно.

– А почему ты в шляпе?

Я замер, провел рукой по голове.

– Да вашу же… Машу.

– Какую еще Машу? – сильнее нахмурилась Настя.

– Нет, это просто выражение такое. – Я стянул с головы шляпу и растрепал волосы. – Совсем про нее забыл.

– Ничего, – пожала плечами Настя. – Тебе идет.

Я тоже пожал плечами и вернул шляпу на место.

– Ну, идем?

– Идем.

Мы двинулись дальше, ловко лавируя между осколков витрин и хрустя ногами по стеклянной крошке.

– Ты можешь надеть эту шляпу на нашу свадьбу, мама одобрит.

– Какая мама?

– Моя мама.

Я снова остановился.

– Ты сказала об том маме?

– Да, и мама сказала – хорошо. Только мне надо немного подрасти. Она сказала, что ты хороший. Только в глазах у тебя пустота.

– Пустота? – я застыл на месте, руки покрылись мурашками.

– Да, она сказала, что видит такую же пустоту каждый день в зеркале. Как думаешь, о чем это она?

Яркая вспышка огненных волос в зеркале напротив. Во всех неровных гранях разбитых витрин. Резкий запах хвои и миндаля.

– Я не… – Я крутился как ненормальный, как чертов заведенный волчок, но она исчезла. Исчезла, как и прошлый раз. Исчезла, как делала это всегда.

– Что такое? – забеспокоилась Настя.

– Давай уйдем отсюда, – попросил я.

– Давай. Возьмешь меня за руку?

– Хорошо, давай.

– На, держи.

Я сжал ее крохотную ладошку, что полностью потерялась в моей ладони, и мы быстрым шагом направились вниз по лестнице, а аромат хвои еще преследовал нас какое-то время.

– Куда вы пропали? – зашипела на нас Наташка, как только мы спустились вниз.

Я огляделся: Стас и Саня сидели на тюках возле оконных баррикад, которые раскачивались под давлением светляков с той стороны. Вдоль баррикад стояло не меньше полудюжины мужиков, что палками и черенками от лопат отгоняли светляков подальше от стен. Стас и Саня вытирали пот с лиц и дышали тяжело. Их палки стояли рядом.

– Кнопка! – глухо завопила Ульяна и бросилась к ней на шею.

– Улька, прости, – захныкала Настя, я совсем счет времени потеряла.

– У тебя все хорошо? О… у тебя новое платье?

– Ага. – Настя заговорщицки зашептала так, чтобы Наташка все слышала. – У меня и трусы новые. Он выбирал.

Наташка взглянула на меня как на животное с глазами полными негодования.

– Ты чем там с ней занимался? – зашипела она.

– Ты совсем рехнулась, женщина? – я посмотрел на нее с отвращением и отправился к баррикадам.

– Где Серега? – спросил я, подхватывая черенок от лопаты.

– Здесь я… фух…

Серега стоял крайним в ряду слева и со спины я спутал его с одним из мужиков. Все-таки ребята сильно изменились за это время. Я встал с ним рядом и просунул свой черенок в просвет между составленных друг на друга тяжелых скамеек.

Мы отталкивали светляков еще около часа. Работа, скажу я вам, интересная до крайности. Я бы сравнил ее с поеданием супа палочками. Мы толкали их, ослабляя давление на баррикады, они падали, снова вставали, снова шли. Я понимал, что работает это только по причине того, что ряды светляков не такие плотные. Некоторым из них и вовсе становилось скучно и они, разворачиваясь, двигались в обратном направлении. А некоторые начинали преследовать людей, что то и дело мелькали на улице с коробками из магазинов. Но будь толпа светляков поплотнее, задние бы ряды надавили на передние, и тогда вся бы эта баррикада рухнула, и кто знает, что стало бы с людьми.

– А ну-ка, дайте-ка, я их прорежу, – выкрикнул один из мужиков, которого я не видел до этих пор – в сером помятом костюме и галстуке – опуская на скамейку ствол СВД.

Это точно была СВД. Винтовку Драгунова я узнаю где угодно, видел не раз. Не раз и сам пользовался. Конечно без боевых патронов.

Я отскочил от окна и закричал:

– Ты что делаешь, мужик?

Наташка правильно оценила обстановку и быстро сгребла в охапку девочек, закрывая их собой.

– То, что следовало сделать давно, – рявкнул он, прижимая приклад к плечу.

– Эй-эй, потише, – Семен развел руками в сторону. – Оружие ни к чему.

Мы впятером двинулись на стрелка. Он развернулся и направил ствол на нас.

– Хотите присоединится к ним, а? – орал он, пуская слюни. – Ну? Кто?

– Там наши дети, – сказал Семен, поднимая руки.

– Наши родители, наши братья, – закричал я.

– А ну, ты в шляпе, опусти ка свою палочку. Вот так. Медленно. И ты тоже, глиста. Давай. – Он вновь положил ствол на скамью. – Мне плевать, кто там у вас ходит. У меня тут родных нет. И я не позволю им прикоснуться ко мне. Да, не позволю. – Он несколько раз кивнул головой, облизал пересохшие губы. – Да, не позволю. Они уже не люди, вы чо, не видите? Не люди. Они все мертвы. Ваши родные мертвы. А себя я убить не позволю, да. Да, не позволю.

Ближе к концу этой невероятной речи он почувствовал, как холодный металл прикоснулся к его затылку.

– Осторожно убери палец с крючка и вынь винтовку. – Я положил большой палец на курок, а указательный держал на спусковой скобе. Я знал, что камора напротив ствола пуста, а курок не взведен, но он этого не знал, и это должно было сыграть мне на руку. – Вот так, осторожно.

– Что ты делаешь? – загнусавил он. – Нас всех поубивают здесь из-за тебя.

– Заткнись, – прошипел я. – Давай сюда винтовку.

– Нет я… – Он сделал шаг назад, прижал винтовку к груди.

Я взвел курок, барабан хищно щелкнул и провернулся. Теперь это было оружие несущее смерть.

– Винтовку, – повторил я, стараясь не смотреть на то, как к нему со спины подбирается человек в камуфляжных штанах и темной футболке, наверняка защитного цвета.

– Нет, не отдам! – завопил «костюм» и уже начал направлять винтовку на меня, когда его скрутил человек в камуфляже. Быстро, одним точным движением.

Я выдохнул и поставил курок на полувзвод, а затем вернул барабан на место – пустой каморой напротив ствола. А глядя на то как «камуфляж» держит «костюма», я и вовсе убрал пистолет в спрятанную под рубашкой наплечную кобуру.

– Возьми у него винтовку, – обратился ко мне «камуфляж».

Я забрал оружие из ослабевших рук «костюма» и протянул ее «камуфляжу».

– Нет, – покачал он головой. – Я больше не возьму это в руки. Придержи у себя, тебе явно с оружием не впервой обращаться, а при возможности выброси эту хрень куда подальше.

Я протянул винтовку Сереге, но заметив, как заблестели его глаза, передумал, и отдал ее Наташке.

– Фух, я так испугалась, – пробубнила Настя, уткнувшись мне в живот.

Я рассеянно погладил ее по голове и повернулся к Наташке:

– Собирайтесь, уходим через полчаса.

Наташка оглянулась на пацанов, но они ничего не сказали.

– Опять? – завелась она. – Опять ты ведешь себя как хам и злющий, безразличный ко всему грубиян?

Я хотел было ответить, не знаю что, но хотел, даже успел открыть рот, как это сделала за меня Настя:

– Все потому что хоть кто-то тут должен перестать мотать сопли на кулак и начинать действовать. Пока вы тут ноете, как не справедливо с вами обошлась судьба, как хорошо вам было в прошлом, он пытается изменить эту судьбу и создать для нас новое будущее.

– Но… но при этом не обязательно быть говнюком… – пробормотала ошарашенная Наташка.

– Кому-то же надо! – закричала Настя. – Кто-то должен стать говнюком, что бы делать то, на что у других не хватает смелости и сил. Вы думаете, вести вас за собой и искать верный путь так просто? А вы сами пробовали? Далеко вы смогли уйти? А тут еще вы вечно ноете под ухом человеку, что жизнь свою положит, лишь бы вывести вас.

Настя гордо дернула головкой и взяла меня за руку.

– Пойдем, – громко сказала она, чтобы слышали все. – Оставим их наедине со своими мыслями. Если хоть какие-то мысли и роятся в этих пустых головах.

Я молча последовал за девочкой сбитый с толку и, чего там говорить, восхищенный.

В холле стояла тишина, никто не перешептывался и даже не дышал. Все смотрели на нас. Наташка неуверенно переминалась с ноги на ногу, перекладывая винтовку из рук в руки. Даже «камуфляж» и скрученный «костюм» стояли обернувшись. Первый в задумчивости, второй в хмуром безразличии.

– Здорово ты их, Настя, – восхитилась Ульяна, когда мы подошли.

– Именно так должна вести себя настоящая жена, – громко заявила Настя, горделиво подняв голову. – Всегда на стороне мужа, всегда готова вцепиться кому угодно в горло за него. И даже, если такое случится, что муж окажется не прав, то она должна принять его сторону, а дома тихо и спокойно объяснить, в чем именно он был не прав, положив его голову себе на колени.

Тишину не нарушил никто.

– Ох, – вздохнул я. – И откуда ты все это знаешь?

– Хорошую ты себе женушку нашел? – заискивающе улыбнулась Настя.

– Хорошую – не то слово. Ну, так откуда?

– Я просто много читаю, – шепнула она.

– А вот этот ответ – лучший из всех, что я слышал за последние несколько месяцев.

Настя зарделась и впервые смущенно опустила голову, прикрываясь волосами.

– Ну вот, – вздохнула Ульяна. – У вас тут любовь-морковь, а я никому не нужна.

– Как это не нужна. – Я потрепал Улю по голове. – Еще как нужна. Особенно когда вернутся твои родные.

– Вернутся? – Глаза Ули загорелись.

– Конечно, вернутся, – вместо меня ответила Настя. – Они все сделают, им не впервые.

Это Настя тоже сказала достаточно громко, чтобы услышали все мои друзья и смущенно отвели взгляды.

– А когда все закончится, ты будешь свидетелем на нашей свадьбе, – закончила Настя и в зале послышались смешки.

– Помни, – сказал я. – Пятнадцать лет.

– Десять, – поправила меня Настя.

– Двенадцать, – сказали мы в голос и рассмеялась. Уля присоединилась к нашему смеху.

– Куда ты все время смотришь? – спросила Настя, когда мы просмеялись, и проследила за моим взглядом. – Тот мужик?

– Не показывай пальцем, – сказал я. – Это не красиво.

– Извини. На того мужика?

– Ты указала всей пятерней. Это тоже не красиво.

– Извини. Так на него?

– Да. Махать рукой в его сторону и кивать со всей силы головой, тоже не хорошо. Видишь, он нас заметил. Тебе мама не говорила, что на незнакомых указывать нехорошо? Да и вообще указывать некрасиво.

– Говорила.

– Сколько раз?

Я оглянулся: Настя показывала два пальца.

– Два? – усмехнулся я.

Наста кивнула, с улыбкой закусив губу.

– Ну, ясно, клубничка. – Я потрепал ее по голове. – Мне надо поговорить с тем человеком. Ты сможешь посидеть с Улей и Наташей?

– Смогу. А ты его знаешь?

– Нет, но очень хочу познакомиться.

– Почему? Он знаменитость?

– Нет, клубничка, думаю, он военный.

Я встал, и Наташка тут же села на мое место, что говорило о том, что она внимательно слушала весь наш разговор. Я прошел мимо, взглянул на брата. Он вопросительно смотрел на меня. Я кивнул ему. Он встал и подошел ко мне.

– Ты это…

– Ага.

– Не того…

– Нет.

Саня помолчал. Я тоже. Мы пошли дальше.

– Ты это, сисястая, губу-то не раскатывай. Он теперь мой, – сверкнула глазами Настя, когда Наташка села рядом.

– Я тебе не нравлюсь? – спросила Наташка.

– Ты-то мне нравишься, сиськи мне твои не нравятся.

Наташка удивленно опустила взгляд на свою грудь.

– А что с ними не так?

– Да все с ними так, – скривилась Настя, отводя взгляд. – В этом-то и проблема.

4

Когда мы с братом подошли ближе, мужчина перевел на нас взгляд темных глаз. Он полулежал на мешках набитых одеждой, поглядывая на улицу в просветы баррикад. Дебошир сидел скрученным в нескольких шагах с руками, сведенными за спиной и мрачно поглядывал на нас.

– Позволите? – спросил я, указывая на соседние мешки.

Мужчина безразлично пожал плечами.

– Я знал, что вы подойдете, – сказал он, когда мы с братом сели.

– Вот как? – Я быстро глянул на брата и тот слегка кивнул.

– Вас таких всегда видно издалека.

– Таких? – переспросил я. – Каких таких?

Мужчина убрал руки за голову, все еще не глядя на нас.

– Таких, которым не сидится на месте и они всюду суют свои носы. – Тут он впервые посмотрел прямо мне в глаза. Во взгляде не было злости или раздражения. Он смотрел твердо и совсем не так, как взрослые обычно смотрят на детей. Как на равного. И это смущало.

– Я просто хотел спросить, вы только не обижайтесь, – неуверенно начал я.

– Так спрашивай. – Он снова уставился в окно.

Возня снаружи уже не была такой сильной. Казалось, что светляки начали успокаиваться: не толклись снаружи, не ломились в окна. Большинство из них все еще медленно двигалось вдоль магазина, но многие уже стояли, застыв словно статуи.

– Сигнал пропадает, – сказал мужчина. – Слышите?

Я прислушался и в самом деле услышал, что шорох помех и гул призрачных голосов сходит на нет. Рация успокаивалась.

– На этот раз даже часа не продлилось. Нам повезло. – Он снова взглянул на меня. – Так что ты хотел спросить?

Я неловко поерзал на мешке, набитом явно пуховиками.

– Я заметил вашу форму и… она явно военного образца. Вот я и хотел спросить…

– Не дезертир ли я часом? – закончил за меня мужчина.

Я смущенно отвел взгляд.

– А кто его знает? – усмехнулся он. – Кто его сейчас разберет? Я могу лишь сказать, что эти ублюдки оставили нас тут одних. Гарнизон отозвали, бросив всех зараженных солдат. Бросив тех, кто еще не успел заразиться.

– Думаете, это вирус?

Он вонзил в меня взгляд острый как лезвие.

– А что думаешь ты?

– Я? Ну, я… – Поерзав на мешке и приведя мысли в порядок, я ответил: – Не думаю, что это вирус или что-то подобное. Я думаю, есть некая система, к которой нас подключают, тем самым контролируя наше поведение и, думаю, наше сознание.

– Как в Матрице? – спросил он.

– Как в Матрице.

Мужчина смотрел на меня целую минуту, ничего не говоря и не отводя взгляда. Смотрел с легкой улыбкой на губах.

– А ты ничего, – наконец сказал он. – Смышленый.

Саня легонько ударил меня кулаком в плечо и кивнул в сторону военного. Я поднял ладони и слегка качнул ими, показывая брату, что не стоит спешить в этом деле.

– Так вы со мной согласны? – спросил я.

– Да. Нет. Не знаю. Какой ответ правильный?

– Я не…

– А дело в том, что никто не знает правильный ответ.

– То есть, ни правительство, ни военные, не в курсе того, что здесь происходит?

Мужчина с улыбкой посмотрел на меня.

– Пересмотрел «Секретных материалов»? Да брось, не отводи глаз, я все вижу. Ты молод. Я понимаю. Но что бы там себе не надумал, государство или военные не в курсе всего, что происходит в этом мире. Как раз наоборот, мы знаем о нем катастрофически мало. – Мужчина снова уставился в окно, за которым улица полнилась лишь звуками завывания ветра. – Как оказалось.

– Но что-то вы должны знать, – настаивал я. – Хоть что-то. Прошу вас. Это очень важно.

– Ты решил, что сможешь сделать то, чего не смогли военные? – Лицо мужчины рассекла насмешливая улыбка, но он предпочел не смотреть мне в глаза, словно чего-то стыдясь.

– Я мог бы попробовать. – Я оглянулся на брата, ища поддержки. – Нам уже не впервой.

– Да, – быстро подтвердил брат. – С нами уже было нечто подобное в прошлом году.

Мужчина продолжал улыбаться еще минуту, а затем его улыбка увяла.

– И что же было в прошлом году? – спросил он, приподнимаясь на локтях.

– Это не важно, – покачал я головой. – Мы просто теряем время, которого у нас и так нет. Просто скажите, вы можете нам чем-то помочь или нет?

– С какой стати? – он снова опустился на мешки. – С какой стати мне помогать вам? Хотите сдохнуть, просто выходите на улицу. Я не хочу брать грех на душу.

– Но мы знаем кое-что! – взорвался я.

– Да что вы можете знать, – отмахнулся военный.

– Например. – Я вскочил. – Например, то, что военные оцепили некий участок леса, километрах в ста пятидесяти отсюда. Он обнесен забором и по периметру стоят вышки, к которым проведено электричество.

Мужчина дернулся, резко сел и принялся махать на меня руками, призывая меня к молчанию.

– Например, что военные уже знали о возможности… вторжения, назовем это так. Еще в девяносто пятом они нашли некий объект, разбившийся на холме возле городского озера.

– Ш-ш-ш-ш-ш! – сквозь зубы зашипел на меня мужчина.

– Или, например, что это вовсе не кома. – Я указал рукой в сторону окна. – Это сон. Все эти люди спят. Подчиняясь силе некоего импульса, что прошел по городу, как минимум, в три волны, они впадают в своеобразный сон. Не знаю, с какой целью, не знаю, как это происходит, но уверен, что это так. Верно?

– Стой. Тише, тише. – Мужчина похлопал по мешкам. – Садись. Да садись же, не выделывайся. Ты говоришь – сон?

Я кивнул и уселся на мешки, скрестив руки на груди.

– Ты в этом уверен?

Я снова кивнул.

– Мне рассказала одна девушка, что подверглась влиянию своей светящейся мамы. Да и сам испытал на себе.

Мужчина сжал правой рукой подбородок.

– Сон? Сон. Что же, это может иметь смысл.

– Вы о чем? – насторожился я.

– Эта тварь… – он замолк и уставился на нас.

Мы с братом переглянулись.

– Чужхищтос? – спросил я.

– Нет… кто?

– Ну, чужхищтос… – я принялся указывать на себя руками и называть приметы. – Кожистое лицо, как у змеи, голова тарелка, черные как у краба глазки…

– Да-да, это он. – Мужчина снова замахал руками, призывая нас говорить тише. – Откуда ты знаешь?

– Я его видел.

– Видел?

– Видел у себя дома.

– И что… что он там делал?

– Вероятно, искал вот это. – Я достал из кармана Осколок и показал его военному.

Тот даже отшатнулся слегка, словно боясь попасть под его влияние.

– Откуда это у вас?

– Из разбившегося объекта в девяносто пятом.

Рука мужчины медленно поднялась вверх, а указательный палец уткнулся мне в плечо.

– Так это вы. Вы были там, так? Вы его забрали? Черт, я так и знал, что там было что-то еще. Должно было быть.

Я склонил голову и подбросил камень на ладони.

– Хоте взглянуть поближе?

– Ну уж нет. Хватит с меня этого дерьма.

Мужчина устроился на мешках поудобнее и отвернулся.

– Так может, вы все же расскажете нам то, чего мы не знаем? – не выдержал мой брат. – Мы поделились с вами информацией. Ваша очередь.

Военный бросил взгляд через плечо и огляделся. Но на нас никто не смотрел. Все потеряли к нам интерес, как только шум за окном утих. Люди принялись бродить туда-сюда, выходить на улицу в поисках припасов. Рядом был только скрученный «костюм», но и его мы совсем не волновали, по крайней мере, не так сильно, как стянутые за спиной руки.

– Мы знаем не много, – сказал он, после долгой паузы, в течение которой мой брат потерял терпение, а я – надежду. – Эта тварь свалилась на нас в штуке, похожей на яйцо. Оно использует какой-то камуфляж – штука эта, а не существо – потому его трудно найти в лесу. Корабль испускает какие-то волны, которые не позволяют никому подойти к нему ближе, чем на полкилометра. Но эти волны мы никак не смогли зафиксировать или хоть как-то технически подтвердить. И тогда, наши умники решили провести некоторые эксперименты.

– Что за эксперименты? – спросил я, воспользовавшись возникшей паузой.

– Нетрадиционные, – пробурчал военный. – В ходе которых, умники выдвинули теорию, что волны эти, психокинетические… или как их там.

– Они их смогли зафиксировать? – усомнился я.

– Нет, оттого и выводы столь… фантастические. Они исходили из идеи, что когда все варианты учтены и отброшены, то самый невероятный и окажется правдой.

– Интересная интерпретация, – усмехнулся я. – Кажется, они тоже читали…

– Не занудствуй, – быстро прервал меня брат.

– Да, прости. Так, что вы говорили?

Мужчина перевел взгляд с меня на брата и обратно. Помолчал минуту, разглядывая нас, а затем, словно придя к какому-то выводу, все же продолжил:

– Мы выяснили, что у существа нет как минимум четырех из пяти основных органов чувств, отвечающих за зрение, обоняние, осязание и слух. Но если учесть, что у существа нет рта, то и органов отвечающих за вкус думаю, тоже нет.

– А как вы это выяснили?

– Машины, – коротко ответил военный.

– Машины, – передал я брату, покивав головой и выгнув губы дугой.

– Машины, – покивал он мне в ответ, подражая моей мимике.

– Машины, – закатил глаза мужчина. – Мы отправляли к нему машины. Они легко преодолевали границы зоны и подбирались к кораблю максимально близко. Эта тварь, – мужчина скривился и плотно сжал губы. – Эта тварь его не видела и не слышала, пока не побиралась слишком близко, и только тогда обращала внимание на то, что что-то движется навстречу. И только машины! Людей она распознавала издалека.

– И что дальше было с этими машинами? – поинтересовался я.

– Не знаю. Ни одна обратно не вернулась. Мы теряли контроль и машины пропадали. Все данные, что успели снять, потом обрабатывались и рассматривались под микроскопом. Не в буквальном, конечно же, смысле.

– Ну конечно же, – скривился я, давая понять, что мы не малолетние идиоты.

Мужчина этого не заметил, а потому продолжал:

– Проанализировав все данные, мы пришли к выводу, что существо не видит, и не слышит, и вот это все прочее. А черные глаза носят скорее рудиментарный характер.

– А, ясно, – кивнул Саня и повернулся ко мне. – Какой характер?

– Я потом тебе объясню.

– Но это не мешало ему распознавать живых существ: людей, собак, кошек, даже чертовых крыс.

– Биополе? – спросил я.

– Возможно.

Я задумчиво покрутил пальцами Осколок.

– Что-то еще?

– Да, – кивнул мужчина и навис надо мной. – Оно никогда не спит.

– Что? – я вздрогнул, камень чуть не выпал из моих рук.

– Оно никогда не спит. Пока оно было в корабле, мы все время фиксировали в нем движение. Эта тварь не спит.

– А когда оно выбиралось в город?

Военный удивленно на меня посмотрел.

– Ой, да бросьте, вы же не думаете, что я единственный, кто его видел? Наверняка оно частенько отлучалось.

– Этого мы не знаем, – скрипнул зубами мужчина. – Не знаем, куда оно исчезало и что делало.

– Подготавливало обрушение?

– Обрушение?

Я обвел рукой вокруг, и он кивнул, понимая, что я имею в виду. Встав, военный прошелся взад вперед, ткнул ногой в бок «костюма», тот взвизгнул и протяжно завыл. Получил еще один пинок. Замолк.

– Думаю, это все, что мне известно, – сказал военный, присаживаясь на свое место. – Затем мой взвод отправили сюда, сопровождать раненых.