Читать книгу: «Сон разума», страница 31
– Пойми еще, когда ты рисуешься, а когда говоришь правду, – пробурчал Саня.
Я пропустил его реплику мимо ушей.
– Мы или сделаем это, или будем тут сидеть, пока не умрем от холода.
– Или пока нас не схватят военные, – подсказал Серега. – Которые тоже, скорее всего, нас убьют.
– Именно. – Я развел руками. – Выбора у нас нет.
Все разом замолчали и стали переглядываться, словно решая проблему телепатически, словно могли читать мысли друг друга.
– Так что, – хлопнул я по земле. – Завтра как стемнеет, мы с Наташкой уйдем в лес.
– Мы и так в лесу, – вставил Серега.
– И исполним наш план. Возражения?
Никто не ответил.
– Вот и хорошо, – улыбнулся я. – А теперь давайте допьем виски, чтобы согреться, съедим эти чипсы и утеплимся как можно сильнее. Ночка будет холодной.
Мою идею поддержали вяло, но согревающий алкоголь все же распили. И тогда, осмелев от выпитого, Серега заговорил:
– Наташка, мы ведь можем умереть.
– Ну да, – кивнула девушка.
– А прошлый раз, перед смертью, ты меня поцеловала, помнишь?
– Помню, – мотнула головой девушка.
– Так может ты это… ну, еще меня поцелуешь?
Наташка смотрела на него секунду, пытаясь сфокусировать взгляд, а затем улыбнулась.
– Да я вас всех расцелую. Идите сюда.
На карачках она принялась двигаться между нами, каждого смачно чмокая в губы. В этом не было ничего сексуального или страстного. Это не был поцелуй между мужчиной и женщиной. Скорее так целуют детей, чтобы от этого звонкого чмока они весело смеялись, утирая губы.
– Ну, это… – промямлил Стас, пряча взгляд.
– Ты чего это Ната… – окончание фразы моего брата потонуло в громогласном поцелуе.
– Готов, Сережа?
– Ага, – довольно улыбнулся парень, складывая губы трубочкой.
Третий чмок. Наташка повернулась ко мне.
– Твоя очередь, Андрей. Где ты там?
Я подтянул под себя ноги и покрепче перехватил бутылку.
– Не подходи ко мне женщина, ты пьяна.
– Да все нормально, – отмахнулся Наташка, потеряв равновесие и завалившись набок. – Давай сюда свои губы.
– Говорю: отстань, женщина. Устроила тут…
– Вот и ладно, – обиженно чертыхнулась она. – Вот пусть она тебя и целует.
– Что? – переспросил я, но ответа не последовало. Наташка уже крепко спала, нелепо уронив руку на лицо.
Я не удивился, обнаружив, что уснули все. Да, виски работает именно так. Особенно в таких количествах.
– Как же хорошо, что я не такой слабый, – усмехнулся я, осушив бутылку.
Окончание своей фразы я произнес, уже заваливаясь набок с бутылкой у лица.
Когда я проснулся, то не понял где я. Не понял где вверх, а где низ. Не понял, где находится моя голова, а где мои ноги. Я четко понимал только одно – у входа в шатер кто-то стоит.
Я приподнял голову и мутными после пробуждения глазами взглянул на вход. Смутно угадывались очертания расплывчатого силуэта. Худенькие ножки, полосатые чулочки, подол светлого платья.
Я подскочил. Скинул с себя кенгурушку, которой меня кто-то заботливо укрыл. И на четвереньках двинулся к выходу.
В голове сильно шумело, а сердце билось так, что готово было выпрыгнуть в любую минуту. В голове билась только одна мысль. Только одно имя.
Я выбрался наружу. Густой туман окутывал близлежащие деревья. В сером утреннем свете мир казался пустым, безжизненным, словно пустая оболочка самого себя. Рядом никого не было.
Я стоял, пошатываясь, все еще сжимая в руке пустую бутылку виски, когда в нос ударил сильный запах хвои. Где-то справа зашуршали кусты.
Я кинулся туда, не раздумывая, не разбирая дороги. Налетал на деревья, бился о них плечами, головой, но все равно продолжал бежать. Кусты рвали мою одежду, заново открывали старые царапины и оставляли новые. Я не чувствовал всего этого, просто не замечал. Мне хотелось только одного – еще раз увидеть ее. Прикоснуться к ней. Почувствовать вновь ее запах.
Скатившись с какого-то холма, краем глаза я заметил движение впереди. Хрупкая фигурка растаяла в тумане на моих глазах.
– Постой! – закричал я, срываясь на шепот. – Подожди.
Поднявшись с земли, я кинулся вперед, в туман. Туда, где второй раз исчезла она.
Остановился я лишь тогда, когда под ногами захлюпала вода. Через пару шагов, она дошла мне до колена. Туман растянуло, и я увидел, что стою на краю небольшого болота, из которого торчат отмершие ветви деревьев, нависшие над водой как памятники канувшим в небытие идиотам, что, как и я, все еще верят. Что, как и я, все еще надеются.
Запах хвои ударил с новой силой. Я упал на колени в воду и закрыл глаза. Целую секунду я чувствовал, как ее теплые руки прикасаются ко мне сзади. Поднимаются по плечам. Сжимают в объятиях. Я чувствовал запах ее тела, чувствовал прикосновение небольшой груди к моей спине. Я ощущал ее дыхание на своей шее.
А когда открыл глаза, передо мной предстало только серое болото, накрытое полотном молочного тумана. Он отступал все дальше, демонстрируя мне высокие стволы сосен, окружившие болото как безмолвные стражи.
Я думал, что вновь поддамся горю, свернусь в воде как малыш и буду рыдать, пока не захлебнусь. Но вместо горя пришла ярость. Яркая, красная, застелившая взор.
– Так, да?! – закричал я, бросив бутылку далеко вперед. – Хвойный запах, в хвойном лесу. Очень смешно! Очень, мать вашу, смешно!
Я не знал, на кого кричу. Возможно, я кричал сам на себя, но с каждым произнесенным словом мне становилось легче. Я сам загнал себя в эту ловушку. Я так хотел увидеть ее еще раз, услышать ее голос, прикоснуться к ее руке, что мои фантазии заменили мне реальность, я все больше тонул в ней. Я так сильно хотел ее увидеть, что стал замечать ее везде. Возможно ли такое, что я сам построил себе тюрьму и сам же в ней заперся?
– Это не честно, – уже шептал я. – Не честно.
Болото не отвечало мне. Да и как оно могло? Лишь тихо переливалось мутной водой.
Я попытался встать, но мою голову поразила такая боль, что из глаз брызнули слезы и повалился обратно на колени. Это была не обычная похмельная головная боль, это было что-то новое, что-то, чего я до этого не испытывал.
Весь мир уменьшился, сузился до размера небольшой пульсирующей точки, что впивалась мне в висок, желая забраться поглубже.
Я так стоял несколько минут, пока боль не отступила. А открыв глаза, я увидел, что весь мир объят яростным огнем. Лес вокруг горел, болото пересохло, а пламя подступало все ближе. Бежать я не мог. Да и зачем? Если все так, то пусть так и закончится.
Закрыв глаза, я стал ждать развязки. Стал ждать того момента, когда горячие языки пламени охватят мое тело и навсегда прекратят мои муки. Я ждал этого, но они все не приходили. И вновь открыв глаза, я увидел все то же болото и все тот же молочный туман.
В тот день голова у меня заболела впервые.
4
Я вернулся в лагерь, когда боль улеглась. Произошло это так же неожиданно, как и началось. Секунду назад мир был белым от заполнившей его невыносимой боли, а уже в следующий миг я ничего не чувствовал. Ничего, кроме бездонной пустоты внутри.
Свою мокрую одежду я списал на невнимательность. Рассказал, что проснулся рано и решил осмотреть окрестности. А так как вниманием я никогда не отличался, собственно, как и терпением, то провалился в болото, не заметив его. Эту ложь приняли охотно. Ну что же, я всегда славился тем, что мог рассказать весьма убедительную историю.
До вечера мы не высовывали и носа наружу, если не считать того раза, когда мы с братом закидали шалаш большим количеством веток, укрыв его настолько надежно, что если кто-то пройдет прямо над оврагом, то все равно ничего не заметит. Если мы, конечно, будем вести себя тихо.
А можете поверить, мы вели себя тихо как мышки. И не то, чтобы мы специально не позволяли себе разговаривать или нарочно сидели не шевелясь, просто нервозность перед неотвратимостью приближения часа Икс, угнетала нас с каждой минутой все больше. А когда на лес опустились первые сумерки, мы привели свой план в исполнение.
– Ты думаешь они услышали? – спросила Наташка, когда спустя три часа мы пробирались по лесу в сторону нависшего над верхушками деревьев светового купола.
– Мы попробовали все каналы, – пожал я плечами. – Кто-то точно услышал.
– И ты думаешь, они пойдут на это?
– Рации небольшие, до лагеря не возьмут. Если кто и принял, то всего пара человек из поискового. Хотя, – я покрутил головой, осматривая лес. – Столько времени прошло, а за нами никто не явился. Мы даже не слышали погони.
– Но тогда план не сработает, верно?
– Верно, – лишь спустя пару секунд ответил я.
– И что мы тогда будем делать?
– Импровизировать.
Наташку этот ответ не удовлетворил, но она не стала больше ничего спрашивать, и молча пошла дальше, придерживая винтовку рукой. Я видел, как она кусает губы, как мыслями погружается все глубже и глубже в себя, но на этот раз я не мог ей помочь.
Темнота хвойного леса была непроницаемой. Небо над верхушками деревьев уже не отличалось цветом от лесной чащи. В полной тишине ночи не раздавалось ни звука, лишь хруст веток под ногами и редкое эхо собственных шагов. Страх словно шел за нами по пятам, подгонял, наступал на пятки, ледяным холодком забирался под одежду. Но это был не старый добрый страх темноты, нет. На смену ему пришел новый, неведомый нами ранее, страх перед неотвратимостью грядущего. И чем ближе мы были к оговоренной точке, тем этот страх становился только сильнее.
– А вот этот твой план, – не удержалась Наташка. – Каковы наши шансы на успех?
– Навскидку?
Девушка слегка кивнула. Я скорее ощутил движение ее головы, чем смог разглядеть в темноте.
– Пять процентов.
– Пять процентов? – Наташка встала как вкопанная. В темноте сверкнули ее глаза, отразив угасающий свет карманного фонарика.
– Да, – замялся я. – Просто округлил.
– Округлил? От скольки?
– От полутора.
В повисшей тишине мы отчетливо услышали тихий рокот десятка генераторов.
– Мы уже близко, – поспешил я перевести тему.
– Но постой… – Наташка ухватила меня за рукав рубашки. – Ты не боишься?
– Боюсь настолько, что если задержимся тут хоть еще на секунду, то я брошусь бежать в обратном направлении. Так что: или сейчас, или никогда.
Наташка вновь с силой закусила губу и кивнула. На этот раз я видел ее лицо отчетливо. Оно словно само светилось призрачным белым светом.
– Тогда идем, – шепнула она.
Следующие метров двести, может триста, а может и целый километр мы шли в тишине, выключив фонарик и взявшись за руки. Остановились лишь тогда, когда огромная стена белого света была в зоне прямой видимости.
– Сколько же там прожекторов! – поразилась Наташка, опускаясь на травяной холмик рядом со мной.
– Они осветили всю зону, как и на снимке, что дал тот солдат.
– Генераторы надо заправлять, обслуживать, они не могут тут стоять одни, без надзора.
– Сомневаюсь, что тут есть постоянная бригада, – успокоил я девушку. – Они не могли себе позволить двух наблюдателей на вышку. Думаю, что людей сюда привозят по необходимости.
– Уверен в этом?
– Нет.
Наташка повернулась ко мне и серьезно посмотрела в глаза:
– Сегодня твои ответы меня не радуют.
– Меня тоже, Полтораш, поверь мне.
Мы лежали на животах, подперев подбородки ладонями, минут десять. Не разговаривали и не смотрели друг на друга. Просто лежали и смотрели на большой световой пузырь впереди. И знаете, чем дольше мы лежали, тем больше мне хотелось вот так и лежать дальше. Никаких забот, никаких решений, никакой суеты. Просто лежать и просто смотреть. Ведь какой бы простой тогда была моя жизнь? И какой пустой.
Я тряхнул головой и поднялся на ноги.
– Пора, – прошептал я.
– Ага, – ответила Наташка и поднялась следом за мной.
– Рация работает?
Наташка достала свою рацию и включила ее; раздался тихий шорох помех.
– Хорошо, – кивнул я и таким же образом проверил свою. – Сколько показывают твои часы? Мои разбились в… тогда.
Наташка поднесла руку к лицу и ответила:
– Половина второго ночи. Есть еще полчаса.
– Нет, – покачал я головой. – Лучше я подожду там.
– А если тебя не найдут? Ведь периметр большой, отсюда хорошо видно. Мы не знаем, где мы точно, и они этого тоже знать не могут.
– Если не смогли отследить сигнал рации.
Наташка секунду помолчала, а затем спросила:
– А они это могут?
– Черт его знает. Иногда мне кажется, что наша армия может все. Но, затем я вижу брезент и три банки тушенки, и моя вера иссякает.
– Не время для шуток, Андрей! – притопнула ногой Наташка, при этом продолжая говорить шепотом. – Отвечай мне серьезно. Я вся дрожу от страха.
– Прости. Я не подумал. Как и всегда. – Я бросил еще один взгляд на купол света. – Я думаю, что если они захотят, то обязательно найдут.
– При условии, что они получили сообщение.
– Да.
– И при условии, что поняли все, что ты им сказал.
– Верно.
– И при условии, что они решили тебе подыграть.
– И, да, но…
– И это еще не говоря ничего о том, что они вообще собираются что-то делать.
– Ну, вот…
– Полтора процента, Андрей!
– Наташ, – я положил руки ей на плечи. – Все будет хорошо.
– Мне бы твою уверенность, – подавленно ответила девушка.
– Ну, или не будет, – пожал я плечами и улыбнулся.
– Дурак! – Наташка толкнула меня в плечо. – Дурак, дурак.
– Сколько так меня не называй, тупее от этого я не стану.
– И умнее тоже.
Мы улыбнулись друг другу и снова погрузились в молчание. На этот раз оно длилось недолго.
– Пора, – повторил я.
– Знаю, – шепотом ответила Наташка.
Мы встали плечом к плечу и вместе последний раз взглянули на купол.
– Как что-то такое красивое, может быть одновременно таким отвратительным? – спросила Наташка.
– Все дело в обстоятельствах, – быстро ответил я и, поправив наплечную кобуру, опустил руку вниз.
Мои пальцы коснулись пальцев девушки. Сначала мы дернулись, поспешили убрать руки. Но спустя секунду наши пальцы встретились вновь. Прижались другу. А в следующее мгновение крепко сплелись.
– Возвращайся, хорошо? – Голос Наташки сломался. Она плакала. Она слишком много плакала в последнее время.
– Хорошо, – ответил я, ничем не выдавая своего волнения.
Несколько блаженных секунд тишины, в течение которых наши руки добела сжимали друг друга.
– Пора, – в который раз повторил я и пальцы расцепились.
Я сразу пошел быстрым шагом, чтобы не вернуться, чтобы даже не дать себе возможности оглянуться. А через мгновение перешел на бег. Так проще. Я всегда бежал. Бегу и сейчас.
Не знаю, сколько времени у меня ушло, чтобы добраться до окраины светового пузыря. Вероятно не много: я бежал так, что ветер свистел у меня в ушах.
Подойдя вплотную к последней стене деревьев, за которой начиналась полоса расчищенная военными, я опустился на пень и начал ждать.
Громкий гул генераторов, треск поваленных деревьев сложенных вместе, что ведомые одним им известными силами скатывались вниз и падали на землю, громкое биение моего сердца, и все равно я услышал близкий треск веток. Поправив шляпу на голове, я повернулся. Я не боялся, просто понимал, что этот треск предназначался мне.
– Вы пришли, – чуть улыбнулся я, заметив темную фигуру среди деревьев.
А в следующую секунду, я увидел, как на свет появилось дуло автомата, и поспешил выхватить свой револьвер.
Никаких шансов. Никаких шансов у меня, медлительного и не тренированного, не было бы, реши мой оппонент сразу убить меня. Потому я просто направил револьвер в его сторону, но курок не взводил.
– К чему это? – спросил я, разглядывая своего ночного визитера через мушку кольта.
Солдат промолчал, лишь сделал короткий шаг вперед, все еще оставаясь под защитой дерева.
– Вы один? – продолжал я, надеясь вывести человека на разговор, прекрасно понимая, что если он заговорит, то шансы у меня будут. Пусть небольшие, но будут. Если же нет… ну, тогда это совсем другой разговор.
Солдат продолжал молчать, лишь бесконечно двигал зрачками, осматривая всю видимую ему территорию.
Молчание начинало меня тяготить. Да и рука, с вытянутым в ней револьвером, начала неметь и опускаться вниз. Пальцы уже покалывало.
– Лейтенант, – позвал я, заметив его погоны.
Мужчина тут же дернулся: я завладел полным его вниманием.
Только сейчас я смог его рассмотреть. Это был высокий мужчина в форме, черные короткие волосы, недельная щетина, с серыми отливающими холодной сталью в свете прожекторов глазами. Но холод этот не был абсолютным, за ним что-то было. Что-то было не в самом взгляде, а далеко за ним. Хорошо упрятано в самой глубине его личности.
– Ты говорил, что придешь один, – произнес лейтенант.
У него был низкий, приятный голос. Он не был похож на голос убийцы.
– Я один, – ответил я, перехватывая револьвер двумя руками.
– А мне так не кажется, – продолжал солдат.
– Тут никого нет, честно.
Лейтенант хмыкнул, и я осознал, как наивно, как по-детски звучат эти слова.
– Хорошо, – наконец сдался я. – Позволите?
Я вновь перехватил револьвер правой рукой, а левой потянулся за рацией. Палец солдата с дуги, перешел на спусковой крючок.
– Я только… – Разведя руки и закрыв глаза, я нажал копку вызова. – Ты видишь нас?
– Очень отчетливо, – раздался Наташкин голос.
– Кто это? – спросил солдат, лишь секунду разглядывая рацию.
– Моя подруга. Она неподалеку.
– Вот как? И что она там делает?
Из динамиков рации раздался хорошо слышимый щелчок, чуть разбавленный помехами.
– Вам знаком этот звук, лейтенант? – спросил я.
– Щелчок затвора снайперской винтовки Драгунова, – без задержки отвил солдат.
– Вы правы, слух у вас просто отменный…
– Андрей! – прикрикнула на меня Наташка.
– Да, простите. – Я откашлялся и продолжил: – Как вы поняли, моя подруга засела где-то с винтовкой и сейчас целится в вас.
Я взглянул на свой револьвер, перевел взгляд на автомат в руках лейтенанта.
– Кажется, у нас тут Мексиканский тупик.
– Ты ведь не понимаешь значения этого термина, верно? – спросил лейтенант, не сводя с меня пристального взгляда.
– Может быть, – признался я. – Но вы у нас на прицеле, так что…
– Твой курок даже не взведен, – оборвал меня лейтенант. – А твоя подруга никогда не осмелится надавить на спусковой крючок, при условии, что она вообще разбирается с какой стороны взяться за винтовку.
Я молчал, потому лейтенант продолжил:
– Так почему бы мне не убить тебя, не завладеть тем, что у тебя есть, а затем не отправиться на поиски твоей подруги?
Вопрос лейтенанта повис в воздухе. Не могу сказать, что я сам об этом не думал. Отсюда и полтора процента.
– Об этом мне говорит тот факт, что вы не выстрелили в меня, когда был шанс. И пришли один.
Я замолчал и постарался незаметно сглотнуть слюну, которая стала ужасно вязкой.
– Может я хотел выяснить, что тебе известно и сколько вас тут, – спокойно ответил лейтенант. – К тому же, с чего ты взял, что я тут один?
Я чуть отступил. Холодный пот прошиб меня, голова пошла кругом. Целую секунду я и в самом деле слышал, как десятки сапог шуршат по траве, а их владельцы подбираются все ближе.
Я не знал, что мне делать. Не знал, как вернуть разговор в нужное мне русло. Как вновь завладеть ситуацией, если хоть на секунду представить, что я ею владел.
Единственный вариант, что я видел, был чертовски рискованным. А потому и показался мне самым заманчивым.
Я опустил револьвер и утер лоб рукой, чуть приподняв полы шляпы.
– Скажем так, я вам доверяю.
Лейтенант чуть повел головой, давая понять, что мой ответ его не устроил.
– Тогда так, лейтенант, – я взглянул ему прямо в глаза. – У меня нет другого выхода. Вы либо выслушаете меня, либо мы все и так покойники.
Я замолчал. Смотрел прямо на него, а серые глаза солдата сверлили во мне дырку.
– Ты сдурел! – долетало до нас из динамиков рации. – Андрей, придерживайся плана!
Я отключил рацию. Наташка не знала мой настоящий план. Я не решился ее посвятить в это.
– Ну что ж, – ответил лейтенант после долгого молчания. – Выкладывай.
Дуло его автомата сместилось вниз.
5
Я медленно двигался по темному лесу. Яркая полоса света осталась за моей спиной. Мысли о том, что мне удалось пройти туда, куда не смогли пробраться военные, туда, где фактически еще не ступала нога человека, совсем меня не радовали. Раньше я бы прыгал от восторга при одной только мысли, что смогу наконец-то столкнуться с чем-то иным, узнать тайну, волновавшую меня всю мою недолгую жизнь. Но все мое существо заполнял липкий, холодный ужас. Оказалось, что встреча, о которой я так долго грезил, была ночным кошмаром во плоти. Даже наши мечты вселенная воплощает крайне ироничным образом.
Я бросил последний взгляд себе за спину: стена прожекторов, пугавшая меня ранее, теперь казалась такой желанной, такой привычной для меня. Такой привычной для этого мира. То же, что лежало впереди, не принадлежало нашему миру.
С трудом оторвав взгляд от линии света, я двинулся дальше. Сперва медленными, неуверенными шагами, а затем все быстрее и быстрее, пока темнота не стала такой непроницаемой, что любое неверное движение грозило мне переломом шеи.
Включив карманный фонарик, я осмотрелся. Меня передернуло от ужаса: длинные тени деревьев и крючковатые ветви кустарников устроили бешеный танец вокруг меня. Они то уносились вперед, теряясь во мгле, то внезапно прыгали мне за спину, словно бешеный зверь, что готовится настигнуть свою жертву. Оказавшись в этом нелепом хороводе ломаных линий, я всем своим существом ощутил истинную природу одиночества. И настоящую форму природного, первобытного ужаса.
Мигнув дважды фонарик погас и долгие две секунды я обливался холодным потом, представляя как скользкая тварь подбирается ко мне сзади, нависает надо мной, готовится схватить своими длинными пальцами. Я не мог пошевелиться, не мог заставить свое тело двигаться. Не мог даже дышать.
Но вот свет вернулся и тысяча теней разом отскочили от меня. Я бешено крутился, освещая фонариком деревья вокруг себя, и за каждым из них я видел притаившегося монстра. Они стояли там, в тени, наблюдали за мной. Они лишь выжидали удобный момент.
Собрав остатки своего самообладания, я двинулся вперед, стараясь больше не оглядываться и не смотреть по сторонам. Я боялся, а страх услужливо подкидывал мне видения, картинку за картинкой, образ за образом. Одного притаившегося покойника из подвала за другим.
Но если не думать о них, если смотреть только вперед, то их как будто бы и нет. И нет страха. Лишь ребенок, что в одиночестве пробирается все глубже в лесную чащу, где его и в самом деле поджидает чудовище.
Я понял, что он заметил меня, заметил, когда я пересек границу света. Видеть он меня, конечно, не мог, он почувствовал, что кто-то проник на его территорию, словно сработала какая-то телепатическая сигнализация. Я ощутил его гнев… и удивление.
Я знал, что смогу это сделать, ведь я уже проникал в его мысли дважды: на крыше магазина и в железнодорожной цистерне. А такой опыт не может не оставить следов. Мы словно все еще были на одной волне, как две рации, настроенные друг на друга. Или как вышка, что передает сигнал и радио, что его принимает.
В этой нелепой цепи он был той самой вышкой, а я лишь меленькой радиостанцией, что посмела принять его сигнал. Я не мог ничего сказать ему, не мог послать образы. Я мог лишь принимать его мысли, и мысли эти все больше мне не нравились. Он знает, что я здесь. Он впереди. И он ждет меня. Ему нужно то, что все это время я носил в своем кармане. За этим он здесь.
Я не знал, сработает ли наш план. Я мог лишь надеяться на это. Но понял, что все в порядке, когда я пересек границу света. Я не упал как подкошенный, не принялся яростно блевать, словно желая выплюнуть наружу все свои органы, а мою голову не сдавила опоясывающая боль, но я не знал, как долго это продлится. Эффект камня мог закончиться в любую минуту.
Я поднял фонарик выше и прибавил шагу. Я не должен был позволять страху мешать мне. Слишком уж много жизней стояло на кону.
Шаги я услышал давно. Они следовали за мной по пятам, терялись в деревьях по левую руку. Я слышал, как кто-то идет по листве, загребая ее ногами, соскальзывая вниз, отодвигая скрипучие ветки. Это ощущение чьего-то присутствия нисколько не пугало меня, даже наоборот, помогало справиться с ужасом одиночества.
Но нет, стоп. Хватит о них. Я должен сосредоточиться на своей цели.
Фонарь мигнул еще несколько раз и его свет померк, чуть ли не полностью теряясь в лесной темноте. Я безрезультатно тряхнул его несколько раз, стукнул о ладонь, но каким бы удивительным фактом это ни было, ни одна их моих манипуляций не помогла. Свет постепенно умирал.
Решив не терять больше времени, я бегом бросился вперед, проламываясь сквозь кусты и огибая деревья. Ветви хватали меня, царапали лицо, шею, руки. Но я так уже привык к этому за последние дни, что все это стало казаться мне чем-то обыденным.
Бежать долго не пришлось. Не успел я запыхаться, как деревья расступились, представив мне картину столь же прекрасную, сколь и внушающую неведанный мною ранее ужас.
Я вышел на большую поляну, размерами чуть меньше футбольного поля с огромной ямой по центру. Но ужас мне внушал не размер, невесть откуда взявшейся поляны, и даже не глубокий кратер в центре, а поваленные вокруг деревья. Все они лежали, закручиваясь по спирали к центру поляны и строго по часовой стрелке. Яма же казалась пустой.
Я услышал шаги слева. Они внезапно становились, и несколько шумных листочков скатились вниз. Я оглянулся, но между деревьями зияла только тьма.
Сделав несколько шагов вперед, я наконец-то смог оторвать взгляд от уложенных причудливой фигурой деревьев и осмотрел кратер. Я не был специалистом, но он не был похож на кратер, который может оставить падающий объект. Где длинный хвост вспаханной земли, где груда обломков, по всему пути падения, и где естественная насыпь, что непременно образуется вследствие торможения, если уж объект так глубоко ушел под землю?
Ничего этого не было. Лишь широкая, ровная яма. Ее словно кто-то специально вырыл экскаватором, а затем выровнял края и укрепил стенки. К тому же, яма была пуста.
Я посветил фонариком в ее сторону, но тусклый луч света до нее не доставал. Я вновь опустил фонарик и принялся по нему стучать, продолжая двигаться в направлении ямы. Шагов через десять, мои усилия были вознаграждены и луч белого, светодиодного света, ударил мне под ноги.
Я улыбнулся и поднял фонарик. Свет прорезал ночную тьму и, повергнув меня в шок, преломился в воздухе над ямой и отразился обратно на землю. Я, раскрыв рот, рассматривал эту необычную аномалию. Свет из моего фонарика доходил до края ямы, а затем ломался. Выглядело это так, словно кто-то ножом вырезал кусок луча длинной около полуметра и сместил его в сторону. Затем он повторил такой же трюк чуть далее, а когда ему надоело играть с ножом, то просто развернул луч обратно.
Я поводил фонариком из стороны в сторону. Картинка изломов менялась, как неизменно и менялся угол отражения, ведя себя абсолютно не предсказуемо, но результат оставался прежним.
Мои губы сами по себе растянулись в легкой улыбке. Яма не была пустой. В ней что-то было. И это что-то имело оптический, мать его, камуфляж.
Я не знаю, сколько бы я стоял и смотрел на игру света, если бы скрытая от глаз конструкция не пришла в движение. Хотя и движением-то это назвать было нельзя. Я лишь ощутил легкую вибрацию земли и в пустоте, справа от меня, появился проем.
Все было совсем не так, как в этих фантастических фильмах, что так будоражили мое воображение. Не было никакого света, что лился из открытой двери, и перемигивания лампочек. Вниз не спустился трап в клубах дыма. Проем просто возник ниоткуда. Такой же черный и пустой, как и тьма между деревьями.
А затем приземистая тень скользнула наружу.
Не двигаясь, я нажал на кнопку с обратной стороны фонарика и свет погас. Щелчок, раздавшийся при этом, показался мне оглушительным выстрелом. Я долго всматривался в темноту, ожидая, когда мои глаза привыкнут, и когда смог все же различить неясные силуэты, то заметил, что тень продолжала хаотичное скольжение, словно выискивая кого-то. Меня она не заметила.
Продолжая наблюдать за существом, я двинулся вперед. Под ногами громко захрустела ветка, а увлеченный своим наблюдением, я не смог вовремя остановиться и ветка переломилась полностью. Ее треск был слышен даже в лагере военных. Так мне показалось.
Существо не среагировало и на этот звук.
Тогда я смелее стал продвигаться ближе к существу, не опасаясь быть обнаруженным. Шагах в десяти от него я остановился. Подходить ближе я бы не рискнул, будь у меня в руках даже автомат Калашникова.
Тень замерла, выгнулась, приподняв над землей свою нелепую плоскую сверху голову. Существо будто бы прислушивалось к чему-то. Но я уже усвоил, что оно меня не слышит, ровно, как и не видит.
Простояв так с минуту, тень двинулась дальше, как собака, что вынюхивает что-то на земле. Или как огромный крокодил, нападающий на свою жертву.
Я продолжал рассматривать его и вскоре поймал себя на мысли, что не просто смотрю – я любуюсь этим существом. Я оторвал от него свой взгляд и мысленно выругался.
– Где ты прячешься?! – раздалось гневное в моей голове.
Я отшатнулся. Мои мысли принялись метаться. Я еще мог что-то сделать с картинами, что возникали при мысленном контакте с инопланетным существом, как-то осмыслить их. Но голос, голос звучащий внутри твоей черепной коробки. Слова, не рожденные твоим подсознанием и принадлежащие кому-то еще – это совсем выбило меня из реальности, погрузив в бездонную пустоту, стерев границы реального мира.
Оглушенный, лишенный зрения и слуха, я стоял посреди вселенской темноты и слушал его голос. Голос, что, не переставая, звучал в моей голове. Я не чувствовал опоры под собой, не понимал где верх а где низ. Право и лево давно поменялись местами. А наполняющая мою голову легкость, лишала возможности задавать вопросы, лишала возможности мыслить. Был только голос.
– Ты сам пришел ко мне. Ты сам этого хотел. Я не звал тебя, не искал с тобой встречи. Но ты здесь… и скажи, это ведь не первая наша встреча? О да, я прав. Я вижу это в твоей голове.
В пустоте передо мной, или в пустоте внутри меня, появился образ высокой твари, что вытянувшись во весь рост, словно обнюхивала воздух перед собой. Существо медленно водило головой из стороны в сторону, а его длинные парные щупальца, безвольно волочились по земле.
– Это был ты. Там был ты. Небольшое слепое пятно. Но ты там был! Это значит, что он у тебя, верно?
Слушая его, я наконец-то осознал, что этот голос, голос которым он общается со мной, принадлежит мне. Я словно против своей воли разговаривал сам с собой. Сам же ковырялся в своей памяти, извлекая наружу воспоминания, что силой пытался подавить.
Тварь в темной комнате, повисшая на одной петле калитка, закрытая дверь в конце длинного, освещенного свечами в канделябрах, коридора. Вспышка огненных волос в толпе.