Читать книгу: «Сон разума», страница 30
2
Отрезанный от света я словно резко провалился в бездонную пропасть, моментально навалилась тишина, и мой желудок вместе с остатками храбрости упал к моим ногам. Повинуясь минутному импульсу, я сделал машинальный шаг назад. Хрустнула ветка, за ней еще одна. Раздался тихий вскрик. И в этот момент паника полностью овладела мной. Я принялся лихорадочно пятиться назад, пытаясь правой рукой достать свой кольт, намертво зацепившийся курком за ремень наплечной кобуры. И только крепкий ствол дерева, что я в первые пару ужасающих секунд принял за подступивших со спины солдат, смог остановить мое отступление.
Я прижался к стволу спиной и бросил бесполезные попытки извлечь револьвер, страх подстрелить себя или своих друзей пересилил угнездившуюся панику. Опустив руки, я провел пальцами по грубоватой коре, словно пытаясь убедить себя, убедить разыгравшееся воображение, что никакой опасности нет. И только когда кусочек коры распался в моих руках в мелкую труху, я смог перевести дыхание и унять дрожь во всем теле.
Секунда за секундой, один короткий прерывистый вздох за другим, все больше приводили меня в чувство. Паника отступала, позволяя мне вновь мыслить рационально.
Что произошло? Погас свет. Вероятно, сдох генератор, и прожектор попросту выключился, и не было в этом ничего необычного, не было никакой засады. Нас никто не ждал.
Я продолжал безнадежно всматриваться в черноту перед собой, но не видел даже ближайших деревьев, не видел даже своих рук, вплотную поднесенных к лицу. Утерев испарину со лба, я прислушался: тихое копошение, поскрипывание опавших веток, тяжелое дыхание рядом и приглушенное всхлипывание.
Сделав над собой усилие и отринув голос логики, я тихо позвал:
– Наташка?
Секунда томительной тишины.
– Я… я здесь, – всхлипнула девочка.
Голос раздался откуда-то справа. Плачет, нельзя наверняка сказать, что с ней.
– Саня? Пацаны? – увереннее позвал я.
– Здесь, вот черт, мы все здесь.
– Все в порядке?
– Я упала!
– Все в порядке?!
– Да, вроде все.
Понять, кому принадлежали голоса, можно было с трудом. Даже столь хорошо знакомые, они казались лишь тенями прежних голосов их владельцев, так же легко подавшимся панике, как и я.
– Хорошо, двигайтесь на голоса… – закончить я не успел: вспышка света осветила лесную опушку. Только было отступившая паника, чуть с новой силой не ударила меня, спасла лишь вернувшаяся возможность мыслить.
Я услышал тихое тарахтение генератора и осознал, что услышал его не вдруг, что он работал все это время, все так же натужено, все так же умирающе. И именно это открытие вернуло мне чувство времени: в темноте мы провели не больше десятка секунд, что потребовались генератору очередной раз кашлянуть, и продолжить работать на остатках топливных паров.
Свет померк, отражающая поверхность прожектора потускнела, казалось, уменьшившись до размера небольшого желтого пятна, на фоне которого ярко выделалась большая нить накаливания.
Я осмотрелся: Наташка сидела на земле, утирая глаза; Стас и Серега укрылись глубже в лесу; Саня присел за соседним деревом, справа от меня. Кажется, в остальном лес оставался все таким же пустым и безжизненным.
Я кивнул Сане в сторону Наташки и тот все понял без слов. Отыскав взглядом глаза Стаса, я махнул рукой, и мы медленно двинулись вперед. Нужды пригибаться и стараться не шуметь, не было никакой – наши голоса уже давно оповестили бы хозяев о прибытии незваных гостей, но мы все равно продвигались вперед осторожно.
Забравшись в короб вышки, мы обнаружили там лишь еще один кусок брошенного брезента и несколько пустых и дурно пахнущих банок из-под тушенки.
– Что думаешь? – прошептал Стас, присев рядом со мной.
Я еще раз осмотрел короб и убедился, что больше здесь нет ничего интересного.
– Думаю, что тут нет никого, минимум, с вечера вчерашнего дня.
– Почему ты так решил?
Я попытался поднести пустую банку к лицу и дернулся на половине пути.
– Смердит так, словно ее именно тогда и бросили.
Я отпустил банку, и она с металлическим стуком покатилась по дну короба. Руку я брезгливо вытер о штаны.
– А может она тут уже неделю лежит! – настаивал мой друг.
– Ладно, слушай, – отчего-то тоже перешел я на шепот, – мы с мамой часто готовим макароны по-флотски – и не спрашивай меня почему, люблю я их, ясно? – Стас коротко кивнул. – И потому я отлично знаю, как начинает пахнуть эта баночка, если ее не выкинуть в тот же день.
– Вот та, – я переместился с ноги на ноги и указал на соседнюю банку из-под тушенки, – лежит тут уже пару дней. От нее и такой сильный запах. Эту открыли между первой и второй. И судя по всему, тут дежурил один человек.
– А это-то почему?
Прожектор очередной раз вспыхнул, осветив изрядную часть поляны, и я, ухватив друга за голову, пригнул его ниже:
– Ладно, слушай: банки открывали с периодичностью, которую я бы оценил в десять часов, если верить моим ощущениям. Верить им или нет – решать тебе. Если же мы решили им верить, – Стас утвердительно кивнул, и я снисходительно склонил голову, – то я заключаю, что тушенку съел один и тот же человек, что дежурил на вышке.
– Но…
– Тс-с-с, – перебил я его. – Я лучше поверю, что тут перекусывал один человек, чем в то, что наше правительство не может выделить солдатам больше одной банки на двоих в день.
– Хорошо, – шепнул Стас. – Но почему этот короб такой большой? Не слишком ли для одного?
Я с уважением посмотрел на друга и улыбнулся:
– Точно! Вот отсюда у меня такой вывод: изначально, их тут дежурило двое – больше бессмысленно, это расточительство личного состава, – но что-то произошло, и гарнизон уменьшили. Может, отозвали солдат еще куда. Времена не особо спокойные, знаешь ли.
– Но охранять такую тварь в одиночку…
– Возможно, выбора не было, – отмахнулся я. – Любопытнее то, что генератор давно не заправляли, и я нигде не вижу канистр. Ни пустых, ни полных про запас. А судя по запаху и скопленным банкам, тут никого нет уже сутки.
– Думаешь, его отозвали? – Стас обвел руками короб. – Ну, этого, солдата?
– Отозвали, – кивнул я. – И видимо срочно.
– Почему срочно?
– Брезент, – шепнул я, указывая себе за спину. – Прожектор, генератор. Наша армия может не столь скупая, чтобы выдавать паек из расчета один на двоих в день, но и не столь расточительная, чтобы бросать тут все штатное оборудование.
– Это верно, – Стас стукнул кулаком о свою ладонь. – Верно. Верно. Но, так, это, а куда же они делись?
Я, все так же на корточках, добрался до края короба и глянул вниз.
– В разбитый неподалеку гарнизон, – туманно ответил я, разглядывая следы на земле.
– И в какой он стороне?
– Очевидно, что либо в той, – я указал рукой налево, в сторону дороги, что терялась во тьме леса. – Либо в той, – я указал рукой направо, в сторону дороги, что огибала небольшой холм и так же исчезала во тьме.
– А поконкретнее?
– Да откуда мне знать! – вспылил я. – Я же не ищейка, сам смотри.
Стас тоже перегнулся через край и взглянул вниз, где по всей видимой части дороги разбегалось множество следов автомобильных покрышек.
– Следы протектора ведут и в ту, и в другую сторону, – сообщил он мне через минуту.
– Вот именно, – скривился я.
Стас плюхнулся на задницу и, раскидав ноги, спросил:
– Так и куда мы поедем?
На что я лишь развел руками.
Решение мы приняли быстро. Стоило нам только спуститься, чисто интуитивно прихватив с собой брошенный брезент (русский человек всегда захватит с собой все, что плохо лежит – авось в хозяйстве и пригодится), как все вопросы о дальнейшем пути отпали сами собой. Мы просто встали все впятером в уменьшающемся пятне желтого света и посмотрели сначала в одну сторону, а затем в другую. Дорога за нашими спинами убегала прямиком в чернеющую вдали лесную чащу. Та же, что лежала прямо перед нами, огибала холм и исчезала за поворотом, чтобы снова вернуться через добрую сотню метров. А как многие знают, страх перед неизвестным, всегда меркнет перед чем-то осязаемым. Таким образом, не видимый нам путь, показался менее страшным.
Мы загрузились в Морриган и вновь двинулись в путь. Нашу четырехколесную старушку мы бросить не решились, хоть и понимали, что ехать по дороге на автомобиле не самая лучшая маскировка. Но и шагать неведомо сколько пешком – перспектива не из лучших. К тому же, мы решили, что на машине сможем быстро сбежать, если что-то пойдет не так.
Естественно, мы не брали в расчет тот факт, что скрываться на машине в лесу ночью – занятие не из простых. Скорее нас встретит первое же дерево на пути. Но об этом никто старался не думать. А если и думал, то мыслями со всеми остальными делиться не спешил. Все были напуганы, а хорошо знакомый нам салон Морриган внушал какое-никакое спокойствие.
Следующий час мы медленно ползли по дороге вперед, включая ближний свет на несколько секунд, чтобы убедиться в правильности пути. Выглянула луна, и теперь, в ее бледном свете, мы могли двигаться относительно незаметно. Но честно признаюсь вам, что каждый раз, когда очередная вспышка фар освещала лесную дорогу, я ожидал увидеть в их свете бледное от напряжения лицо солдата, дуло автомата которого, направленно прямо на меня.
Но минуты сменяли минуты, складывались в часы, а этот серьезный, но совсем еще юный солдат так и не появился, и я наконец-то смог расслабиться. Даже поддержал Наташку, что вновь ушибла попу и ободрала руку при очередном падении, одним старым анекдотом. Что-то из разряда «Падают как-то русский, китаец и немец в яму».
Мы увидели зарево впереди, когда часы на приборной панели показывали начало четвертого.
– Думаешь, это оно? – спросил Саня, нервно потирая щеку.
Я только кивнул, поскрипывая мокрыми ладонями по обшивке руля. Когда цель, к которой ты двигался так долго прямо перед тобой, нервы отчего-то сдают и холодный разум полностью отдается во власть подступающей панике. Примерно так я чувствовал себя первый раз в постели с девушкой, которая была старше и куда более опытней, чем я.
– Подъедем ближе? – спросил я.
Ответом мне было молчание, и я понял, что мои друзья напуганы так же сильно, как и я.
Осторожно отпустив педаль тормоза, я выключил все огни, и Морриган сплошным черным пятном двинулась вперед. В салоне царило молчание, неслышно было даже усердного сопения Стаса. Я представлял, как здоровяк пытается задерживать дыхание, лишь бы не дать о себе знать, не выдать нас. Я хотел было оглянуться и взглянуть на него, подтвердив свою догадку, но не мог себе позволить оторвать взгляда от разрастающегося пятна света впереди.
Мы остановились, как только завидели первые вышки и прожекторы, светящие яркими лучами света. Наверняка генераторы у них заправлены под завязку. Я неуклюже развернул машину, стараясь управлять ею одеревеневшими конечностями, и скатил с дороги ближе к лесу. Тут ее не было видно со стороны лагеря, но любой проехавший мимо грузовик, обнаружил бы машину без малейших проблем.
– Ладно, – сказал я, с какой-то смутной тревогой разглядывая свою Морриган, – больше мы ничего сделать не можем.
– И откладывать тоже, – подхватил стоящий позади брат.
Я кивнул не оглядываясь. Взгляды были излишни. Все и так все понимали.
Деревьями мы стали пробираться все ближе к гарнизону, стараясь не высовываться и двигаться как можно тише. Мы шли, пригнувшись, и вероятно, даже боялись поднять глаза, боялись увидеть, что там впереди. Вероятно, потому и впали в ступор, когда преодолев очередной холм, внезапно оказались на открытом месте, перед огромным плацдармом забитым выстроившимися по взводам солдатами.
Я заметил, что они не просто стояли здесь, выслушивая инструктаж, они словно ждали кого-то. Командиры взводов нервно переминались с ноги на ногу, а одинокая фигура напротив и вовсе выхаживала взад-вперед.
Вот в лагерь въехал черный внедорожник в сопровождении нескольких военный уазиков. Они остановились прямо посреди импровизированного плаца, и все солдаты вытянулись по команде «смирно». Дверь внедорожника открылась, выпустив сперва удушливое облако табачного дыма, и лишь затем весьма тучного человека в военной форме. Офицерской военной форме.
Вся эта картина разворачивалась у нас перед глазами буквально несколько секунд, а затем яркий столб света выхватил нас из темноты и кто-то громко заорал:
– Нарушители! Нарушители на территории лагеря!
Целую долбанную секунду я стоял оглушенный, подчинившийся воле яркого света, скованный по рукам и ногам, отданный на волю победителя, прежде чем страх дал о себе знать. Я бегом кинулся назад, хватая руками всех, до кого смог дотянуться. Мы поскользнулись, упали, огромным кубарем слетели вниз, но тут же подскочили и принялись бежать дальше, все перепачканные и облепленные опавшими листьями.
Первую минуту погони я считал, что бежал, не разбирая дороги. Я не слышал ничего, кроме громких ударов сердца и шума бьющей рывками по моим венам крови. От этого звука заложило уши. Но вскоре понял, что подсознательно стремился туда, где мы всего несколько минут назад бросили Морриган.
Я не кричал, не указывал путь, я просто подлетел к машине и, запрыгнув в кресло водителя, принялся тарабанить ключом по приборной панели в поисках скважины зажигания. И лишь когда ключ повернулся, а двигатель ожил, я оглянулся и спросил:
– Все на месте?
Мне кивнуло четыре чумазых, перепачканных лица.
Не теряя больше ни минуты, я погнал Морриган наверх, в сторону дороги. Когда машина перевалились через кювет, вильнув капотом, я включил дальний свет. Именно в этот момент произошло то, чего я так сильно боялся весь путь сюда.
Его лицо возникло неожиданно. Словно призрак он материализовался перед нами. Невысокий, щуплый, в нелепо сидящей на лысой голове кепке. Солдат, который видимо, шел пешком от дальней вышки, который волею судьбы опоздал на построение, с автоматом на плече стоял напротив нас.
Первые секунды, он даже не понял кто перед ним. Его рука по привычке скакнула к козырьку, он вытянулся во весь свой небольшой рост, выпятив впалую грудь, желая казаться статнее, чем он есть на самом деле. Он с ужасом смотрел на нас, а мы с ужасом смотрели на него.
А когда он понял в чем дело, понял, что мы не тот, кого все ждут, то неловко потянул за лямку автомата. Я надавил на педаль газа и рванул в объезд солдата. Парнишка раскрыл глаза шире, решив, что мы едем прямо на него и прыгнул в сторону, покатившись по земле.
В салоне царила тишина.
Первые звуки выстрелов раздались неуверенно, словно стрелок не знал, что ему точно делать и палил в воздух. Второй выстрел пролетел совсем рядом. Третий пробил левое заднее колесо, и нас понесло на деревья. За нами послышался рев двигателей.
Я старался удерживать машину как мог, но нас нещадно кидало то в одну сторону, то в другую, колеса то и дело попадали в ямы.
Четвертый выстрел в дребезги разнес заднее окно. Громко закричала Наташка. Последовал удар. Затем всхлип и тишина.
Страх сковал меня полностью. Я больше не управлял Морриган. Я больше не управлял своим телом. Ужас захлестнул меня с такой силой, что я не видел дороги перед собой.
Что с ней? Почему она кричала? Почему молчит сейчас?
Но я не мог повернуть головы. Просто не мог. Меня парализовало от ужаса.
Пятый выстрел лишь шаркнул по кузову Морриган. Шестой и седьмой пролетели мимо. Восьмой разбил зеркальце со стороны водителя.
Моя нога вжала педаль в пол, и мы тащились вперед, с трудом набирая скорость. Деревья мелькали перед нами и словно сами услужливо уступали нам дорогу. Я не мог пошевелить и пальцем.
Девятый выстрел, и он же последний, был, скорее всего, шальным. Он пробил второе колесо сзади.
На такой скорости нас закрутило, кинуло сначала влево, затем вправо. Машину не перевернуло только потому, что она боком влетела в дерево. Еще толчок, новый оборот. Капот Морриган кинуло вверх, и он врезался в толстый сосновый ствол.
Меня кинуло на руль, прижало, сдавило, и тут же отпустило. Я оглянулся на брата. Он ошарашенный, но абсолютно живой сидел рядом. Нас не выкинуло в окно только потому, что траектория, по которой неслась Морриган, была петляющей, что и замедлило ход. А в конце передняя ось на что-то налетела, и нас подкинуло вверх, ударив о дерево.
Я оглянулся: пацаны потирали ушибы, Наташка сидела между ними, и казалось, пребывала в предобморочном состоянии. Но это все не важно! Она цела! На ней ни капли крови! А остальное все не важно.
– Хватайте все, что попадет под руки! – взревел я и принялся тянуть ручку двери, пинать саму дверь ногами, пока она, наконец, не открылась, и я не вывалился наружу.
Я упал с высоты полуметра и только тогда понял, что Морриган налетела на вылезшие наружу корни. Автомобиль стоял под углом, превышающим тридцать градусов.
– Скорее, скорее, – подгонял я, хватая в руки первое, за что зацепились пальцы.
Я нащупал лямку, похожую на лямку рюкзака. Перекинув его через спину, я подхватил шатающуюся Наташку, которая ослабевшей рукой тянула маленькую спортивную сумку.
За нашими спинами раздались крики, и послышался топот ног. Солдаты шли пешком. Вряд ли кто-то решил повторить тот трюк, что устроили мы.
– Бросайте все, – зашипел я. – Бежим.
И мы кинулись бежать между деревьями, не разбирая дороги и стараясь как можно сильнее углубиться в лес. Тогда нам это казалось хорошей идеей.
– Оставить огонь! – кричал лейтенант. – Отставить. Там же дети, там дети…
Солдаты послушались, опустив стволы. Но когда на место аварии вышел тучный майор, обстановка опять накалилась.
Он молча прошелся по лесному настилу осторожно ступая своими сверкающими в лучах фонарей туфлями, прикурил и хмуро уставился на искореженный автомобиль.
– Лейтенант, – тихо произнес один из солдат с автоматом. – Какие будут рас…
– Машину сжечь, – перебил его майор. – Все свободные люди идут в погоню. Лейтенант за мной.
– Что делать с беглецами? – спросил тот же солдат.
Майор долго думал, покручивая пальцами дымящуюся сигарету, а когда повернулся, то глаза его были неотличимы от ночной темноты леса.
– Никого не оставлять в живых, – ответил он.
– Но… товарищ майор, там же дети, – ужаснулся лейтенант.
– Я ясно выразился, лейтенант Шаманов? – сверкнул глазами майор. – Машину сжечь. Никого не оставлять в живых.
Громко скрипя ботинками, майор удалился, унося с собой тошнотворный запах своих сигарет.
– Машину сжечь, – далеким эхом повторил лейтенант.
– А как же лес? – переспросил солдат. – Ведь пожар?
– Я здесь не для того, чтобы отвечать на вопросы! – крикнул лейтенант, вскинув руки к голове, словно хотел прикоснуться к вискам, но все же передумал.
Он вздохнул, опустил руки и ответил в пол-оборота:
– Машину в овраг. Вырыть траншеи, не дать огню распространиться. Потом забросайте остатки землей и ветками. Ни к чему оставлять такие явные следы.
– А что с деть… с беглецами?
Лейтенант остановился, низко опустил голову.
– Всем вернуться в лагерь.
– Но майор…
– Всем вернуться в лагерь, – процедил лейтенант, скрипя зубами. – Теперь это не ваша забота.
– Но тов…
– Отставить, рядовой! Выполнять приказ!
– Так точно, товарищ лейтенант! – и приложив руку к козырьку, солдаты бросились исполнять приказ.
А где-то вдалеке, укрывшись за деревьями чтобы перевести дух, я, до боли закусив губу, наблюдал, как вспыхнуло то, что когда-то было моей Морриган.
3
– Андрюш, идем. – Маленькая ладошка осторожно легла на плечо, сжала его. – Надо идти.
Глаза защипало. Я опустил голову на свое предплечье, тяжко вздохнул, переводя дыхание и молча кивнул. На руке остались длинные черные разводы. Я и не знал, как полюбил нашу Морриган.
Отвернуться и не смотреть на то, как далекие языки пламени осветили крупицу леса, было правильным. Иногда нужно так делать: просто отворачиваться, уходить и оставлять что-то в прошлом.
Наташку все еще пошатывало, но стояла девушка уже уверенно. Сочувствующе улыбалась мне. Я шмыгнул носом и тоже улыбнулся ей в ответ.
– Да, идем. – Я подхватил Наташкину сумку и вместе мы доковыляли до пацанов, что нервозно озирались, растирая ушибленные места.
Можете мне поверить, ушибов и синяков хватило всем. Но я был рад тому, что этим все и ограничилось. Видимо я был прав, и за детьми действительно кто-то присматривает. Возможно, присматривает свыше.
– Готовы идти? – спросил я.
– Только тебя и ждем, – ответил Саня, спешно поднявшись с земли.
Я повернулся к Наташке.
– Ты как? – я осторожно осмотрел ее голову, крови не было. – Сильно ушиблась?
– Так, что звезды посыпались, – честно ответила она. – Думала, сознание потеряю.
– Но сейчас все в порядке, – спешно добавила она. – Могу идти.
– Не мутит? Тошноты нет? Голова кружится?
– Все в порядке, мамочка, – усмехнулась она в ответ.
Я кивнул и перевел взгляд на Стаса, который смог подняться, только с Серегиной помощью.
– Выглядит паршиво, – скривился Серега, переведя взгляд на меня.
– Все хорошо, – тут же отозвался Стас. – Я могу идти.
– Что тут?
– Ему ногу сидением прижало. Смотри, какой синяк.
Я согнулся над ногой Стаса и покачал головой. Выглядело и правда, паршиво. Нога ниже колена немного опухла и посинела, а из множественных царапин сочилась кровь.
– Это может быть перелом, – заметил я.
– Я же говорю: нормально! – повторил Стас сквозь зубы.
– Стоять можешь?
Здоровяк честно попытался встать на обе ноги, но это все, что у него получилось. Скривившись, он облокотился на Серегу.
– Может… – неуверенно начал я.
– Идем, – решительно перебил меня Стас.
– Я ему помогу, – шепнул Серега.
Я понимал, что спорить тут бесполезно, да и выхода у нас другого не было. По нам стреляли. Стреляли и не один раз. Сожгли машину. Кто знает, на что еще они способны.
– Идем, – согласился я и повернулся к брату. – Помоги Наташке, я возьму наши вещи.
Расположившись таким образом, что мой брат и Наташка пошли первыми, Стас с помощью Сереги вторыми, а я замыкал процессию, мы двинулись глубже в лес. И именно в этот момент я и обнаружил первые, если можно так сказать, проблемы.
Как оказалось, второпях, пытаясь помочь друг другу, пацаны захватили только пакет, в котором лежала лишняя одежда с дачи: пара штанов, три больших кенгурушки и еще одна моя рубашка. Я вытащил все это и переложил в спортивную сумку, что захватила Наташка. В ней что-то булькало и поскрипывало упаковкой. Ну, хоть еда у нас будет.
Но самым страшным оказалось то, что сумкой, которую я принял за свой рюкзак, оказался свернутый военный брезент, а лямкой подвернувшейся мне под руку – лямка упрятанной в багажник винтовки Драгунова.
Я даже остановился на секунду, чтобы убедиться в этом. Под плотно завернутой простыней и в самом деле покоилась снайперская винтовка. Сплюнув в сердцах, я отправил простыню в сумку к одежде и продел брезент через лямки, чтобы проще было нести все это за спиной. Минуту я думал бросить винтовку прямо на этом месте, но затем решил не оставлять следов нашего пребывания.
Таким образом, с собой у нас было несколько вещей, что смогут согреть нас в лесу, большое полотно укрывного брезента, сумка со скудной провизией и винтовка, что покачивалась у меня за спиной, все время неприятно колотя меня по заднице.
Я не мог сказать, сколько точно мы шли. В этом лесу всегда царила полночь. Я не видел дальше нескольких метров вперед. А часы, что были моим верным спутником, разбились при аварии. Я заметил это уже в лесу, когда попытался посмотреть время и обнаружил лишь разбитый циферблат, с которого скинул осколки битого стекла. Стрелки остановились, и на этот раз навсегда.
Возможно, мы шли час, загребая опавшие ветки и то и дело спотыкаясь на кривых корнях, возможно и больше. Мы не знали направления, не знали в ту ли мы сторону вообще идем. Возможно, мы давно описали круг и в любую минуту выйдем на дорогу, где нам опять попадется тот щупленький рядовой с автоматом Калашникова на плече. Только на этот раз он не будет медлить, не будет пытаться отдать нам воинское приветствие, не будет пытаться стрелять в воздух. Он просто выстрелит, выстрелит наверняка и на этот раз пуля без помех найдет свою цель.
Я брел вперед ударяясь о каждое дерево, что возникало у меня на пути, терся об него плечом и, отталкиваясь, шел дальше. Тьма все больше обступала меня со всех сторон, а сознание уплывало куда-то вдаль. Я все больше отдалялся от своего тела. Терялся вдали, парил над верхушками деревьев, плыл в пустоте. Она была холодной. Холодной, но нежной. И в этой чуждой такому гиблому месту нежности хотелось раствориться.
Может быть, я на секунду потерял сознание от усталости, а может просто уснул на ходу, так как адреналин давно растворился в нашей крови, принеся с собой обратную сторону его действия – отяжеляющую сонливость. Кажется, я упал, так как очнулся уже стоя на коленях и упираясь руками в твердую землю. Сумка скатилась на бок, винтовка лежала предо мной, ее ремень все еще был перекинут через мою руку.
Я услышал звук падения, и тихий Наташкин вскрик. Поспешил встать на ноги, но сделав два неуверенных шага, вновь упал на четвереньки. Мне потребовалась минута, чтобы разогнать туман в моей голове, прежде чем я смог уверенно встать.
– Стас не может дальше идти, – сообщила мне Наташка, когда я, наконец, добрался до них.
Я оглядел их мутноватым взором и кивнул. Вряд ли я тогда понимал, что именно происходит. Вероятно, даже не видел, как мог друг лежит, скорчившись под ветвями приземистой ели. Я просто знал, что дальше нам не уйти. Мы достигли своего предела, подошли к нему вплотную. А по ту сторону лежит долина смерти.
– Давайте спустимся в ту яму, – предложил я, наугад махнув перед собой.
Мне это не привиделось, в темноте леса и в самом деле различался широкий и длинный овраг, уже поросший травой и кустарником. Он был похож на трещину в земле или одну из ветвей небольшого каньона.
Мы спустились вниз, практически стащив туда Стаса, и устроились в самой его глубокой части. Широкий брезент мы использовали, чтобы накрыть нас сверху, пристроив его на ветви растущего здесь кустарника. Сверху накидали веток и сухих листьев. Такая себе маскировочка, но все же лучше, чем ничего.
Внутри было холодно, и ледяная земля нисколько не улучшала ситуации. Двое штанов мы отдали Наташке и Стасу. Девушке достались мои большие джинсы, но спорить она не стала – тут уж не до внешнего вида. Вторые должен был надеть Стас, после того как мы промоем и перевяжем ногу, но тут обнаружились еще одни трудности.
В спортивной сумке лежало только несколько пакетиков чипсов и пустая на треть бутылка Джек Дениэлс, что осталась у нас с Нового Года, которую мы так и возили все это время в багажнике Морриган.
– Это полный звиздец, товарищи, – заявил я, прижавшись спиной к холодной стенке нашего импровизированного укрытия.
Наташка с ужасом взглянула на нас.
– И что же мы будем делать?
– Торопиться, – только и ответил я.
На этом разговор был окончен, так как бессмысленные рассуждения нам не помогут, а вот нога Стаса нуждалась в осмотре. Наташка плеснула на нее виски и Стас тут же зашипел. Затем девушка сделала солидный глоток прямо из горлышка и, раскашлявшись, принялась стирать кровь. Бутылка перекочевала к Стасу, затем к Сереге, от него к Сане и, наконец, задержалась у меня. Вроде бы тут самое время пошутить, что таким вот образом и передается герпес, но я решил промолчать.
– Не похоже на перелом, – доложила Наташка, после тщательного осмотра. – А у меня их было много.
Я сделал глоток виски и промолчал. Я за всю свою жизнь ни разу ничего не ломал, хоть стройка и была моей игровой площадкой.
– Хотя я не медик, точно сказать не могу. Давайте те палки. Да нет, те, что толще. А ты Сергей, нарви длинных лоскутов из покрывала. Сделаем перевязку.
– Андрей, – она повернулась ко мне, как всегда серьезная в экстренных ситуациях. – А ты отдай мне бутылку, – сказала Наташка, заметив мой помутившийся взгляд.
Я не спорил, просто передал ей виски, но лишь для того, чтобы она сделал еще глоток, который пошел явно лучше первого.
– Так хорошо, – наконец сказала Наташка, утирая лоб. – Будет держаться, но тебе лучше пока лежать.
– Спасибо, – промямлил Стас, пряча взгляд.
К этому моменту бутылка опустела наполовину.
– Это и есть твой план?! – ужаснулся Саня, чуть не уронив почти опустевшую бутылку виски.
Все с ужасом смотрели на меня, и только Наташка задумчиво крутила прядь своих волос.
– А что мы еще можем сделать? – вопросом ответил я. – Вы же понимаете, что мы бессильны. Что могут сделать дети, там, где не справились военные?
– Да что угодно! – вспылил Саня и попытался встать, но брезент выгнулся под его головой, и вниз слетело несколько веток. – Мы уже справлялись и не раз. Да и не с таким, – успокоился он, вернувшись на свое место.
– Не с таким, – подчеркнул я. – Не здесь. Не в это время. Не в такой ситуации. Нам здесь своими силами не обойтись.
– Ладно, ладно черт с ним, – размахивал руками Саня. – Но почему вдвоем?
Серега и Стас молча переводили взгляд с одного на другого, не решаясь ввязываться в спор двух братьев.
– У нас две рации. Кто-то должен остаться со Стасом. Вдвоем мы менее заметны. И, – я достал из кармана Осколок Неба и вытянул его на ладони, – мы не знаем, какой радиус покрывает этот камень.
– Мы не знаем, покрывает ли он вообще хоть что-то!
– Я знаю, – ответил я, вспомнив свою встречу с тварью в своей квартире.
Саня понял меня, я видел это в его взгляде.
– Ну, хорошо, ну допустим. – Он примирительно поднял руки. – Но кто будет вторым. Никто из нас не умеет пользоваться винтовкой.
– Я умею, – спокойно ответила Наташка.
Все взгляды устремились на ее крохотную фигурку в дальней части шалаша.
– Вы не забыли? Мой отец военный. В детстве я стреляла из всего, что может стрелять. Отец возит меня на полигон каждое лето.
– Но, но… сможешь ли ты убить?
– Убить? – Наташка подняла взгляд заметно помутневших голубых глаз на моего брата. – Нет. Думаю, нет.
– Вот!
– Никого убивать не придется, – сурово отрезал я. – Никто из нас не сможет убить человека, не неси ерунды. Мы можем сколько угодно говорить об этом, обсуждать, планировать, но никто не сможет спустить курок. Так что оставим этот вопрос. Нам нужно просто устроить западню, чтобы наши доводы звучали более… – я пощелкал в воздухе пальцами, пытаясь подобрать слово.
– Убедительно? – предложила Наташка, громко икнув в конце.
– Убедительно! – подхватил я, указав на нее пальцем.
Саня поник, опустив руки и вперив взгляд в землю.
– Но это… это самоубийство.
– Оглядись, брат, мы все уже покойники, – мрачно сказал я. – Если мы не разрешим это, то Стас тут просто сдохнет, так как не сможет идти.
Стас тихо ойкнул.
– Мы его здесь не бросим, ведь мы семья. Мы умирали друг за друга в том доме, здесь мы поступим так же. Я сказал, что мы покойники не для красного словца, мы ими и являемся на самом деле.
