Но строитель в белой каске не отреагировал. Возможно, просто не услышал, а возможно был слишком занят. Издалека он показался Прохорову задумчивым, хмурым, но вблизи наоборот, совершенно беззаботным. Причём странно было видеть его именно беззаботным – ведь где такое видано, чтобы строительный начальник, находясь на объекте, просто прогуливался.

– Здрасьте! А-а… я прошу прощения, но мы часом-то не знакомы?..

И настороженность, с которой он обратился, сменилась вдруг узнаванием:

– Никита?! Неужто ты это?!

Такой бури эмоций он не испытывал давно, или, может быть, никогда.

Человек в белой каске, наконец, повернулся к нему. Но взгляд его не был дружелюбным. Скорее даже напротив, устрашающим; впрочем, для Прохорова это уже не имело значения.

– Вот так встреча! Сколько ж лет-то прошло?!

Он обнял своего старинного товарища и горячо пожал ему руку. После чего они вместе куда-то направились.

– Ты меня помнишь?! Это ж я, Федька, Федька Прохоров! Сколько ж это лет-то прошло, а?! Слушай, а ты помнишь, как мы с тобой познакомились? У того карьера, который раскопали за нашей деревней. Мы тогда совсем ещё малыми были. Ты ещё так странно смотрел на меня – мне это почему-то на всю жизнь запомнилось. Как же это нас с тобою угораздило встретиться-то?! И где! На стройке! Кто бы мог подумать! А знаешь, ведь я, наверное, ни за что бы ни решился в тот карьер прыгнуть… Если бы я стоял там один, или, предположим, не ты с этим своим хитроватым взглядом был со мной, а другой кто-нибудь, во мне бы тогда и мысль не зашевелилась. Не знаю, как ты, но я хорошо помню тот день…

– А что случилось потом, после того, как ты прыгнул? Куда ты исчез? – произнёс контрастирующим с его пылкой речью спокойным голосом Никита.

– Я? Исчез? Разве я куда-то потом исчез? Я же тебя потом догнал, вспомни!

Никита остановился, и Прохоров остановился вместе с ним.

– Я-то помню. Но ты после того как в лету канул.

Прохоров призадумался. И не нашёл, что сказать. Вероятно, в чём-то его старинный друг был прав.

– Да, мы не долго с тобой дружили, – спустя некоторое время задумчиво произнёс Прохоров, – а ведь, наверно, могли бы стать друзьями на всю жизнь.

Никита снова сбавил шаг. Покачав головою, произнёс:

– Нет, не могли. У каждого из нас была своя дорога.

– Как так, ведь мы же…

В этот момент они подошли к карьеру, похожему на тот, возле которого их однажды свела судьба. На противоположной его стороне сидели двое мужчин. В одном из них Прохоров узнал своего отца.

Приятели спустились на дно карьера, где им когда-то нравилось гулять.

Отец Прохорова не сильно был удивлён появлению сына. Жестом он предложил ему присоединиться к их компании.

– Батя, ты как здесь оказался? Каким это ветром тебя на стройку занесло?

– Какая ж это стройка? Где ты её здесь видишь? – грубовато и напористо сказал в ответ отец, который был умеренно пьян.

– Этот карьер, к твоему сведению, вырыли чёрт знает, когда. И никому до него дела нету, и не будет ещё лет сто, – нравоучительным тоном изрёк приятель отца, который был уже достаточно пьян. В продолжение мысли нравоучительный тон, однако, исчез – осталась лишь несуразная пьяная речь, из которой Прохоров расслышал только отрывок: – А ты говришь: стройка… Да кому она на…

Прохоров не прочь был присоединиться к честной компании, потрендеть о том, о сём, махануть сотку другую – делать всё равно было нечего… Но спохватился – вспомнил, что пришёл сюда не один. Он оглянулся и увидел, что Никита уже далеко.

– Я как-нибудь в другой раз. Потом! – крикнул он и бросился догонять приятеля.

– Ты так позволяешь ему…– донеслись до него слова, которые точно не хотели его отпускать.

– А что, он уже ведь не маленький!

«Не маленький?!» – повторил про себя с удивлением Прохоров: «Да мне ведь почти сорок!» Отец часто злил и раздражал его, но, как бы там ни было, он, будучи человеком принципов, по-прежнему имел над ним власть.

– Эти друзья-приятели со свету сведут, помянешь моё слово, – кольнуло его напоследок.

– Никита! Никит! Подожди меня! Я с тобой! Ты вроде говорил: у тебя ко мне дело есть! Или мне чего померещилось…

Никита подал ему руку и помог взобраться по сыпучему склону.

Как только они очутились по ту сторону карьера, где, как думал Прохоров, его ждала какая-то работа, из-за туч показалось солнце.

И всё вокруг преобразилось, ожило, и даже наваленные горы земли с пробивающейся кое-где растительностью стали чем-то притягательны. Но это ещё не всё… Буквально на глазах выросли новостройки в ослепительной солнечной позолоте, столь необычные, что трудно было отвести от них взгляд.

– Никита! Никит, ты где?! – спохватился он, поняв вдруг, что стоит один, и вокруг него нет ни души. Тревожным взглядом стал искать приятеля. Нашёл. Никита сидел вдалеке на замёрзшей глиняной глыбе и смотрел куда-то в даль. Прохоров выдохнул. Но на лице его читалась растерянность, переходящая в страх.

– Я не могу почему-то припомнить, видел я раньше на этом месте дома или нет… Нет, они, конечно же, здесь были! Я в смысле… мне вот только непонятно, кто их построил. Неужто МАПИД?

Никита не отвечал. Казалось, он был не здесь. Эта его отрешённость, этот далёкий взгляд вызвали у Прохорова особую симпатию. Вот бы ему смотреть так же, как он – оставив все слова в стороне – в этом есть что-то… что-то чудесное. Его старый друг выглядит точно воин, в одиночестве вернувшийся с поля боя. И даже плащ, который не сочетается с прекрасной солнечной погодой, на нём как нельзя кстати. Всё это внушало Прохорову оптимизм, желание быть вместе с другом и быть похожим на него.

– Нет, МАПИД, конечно стал строить лучше, но такой обалденной красотищи… Мы идём туда?!

Его друг и на сей раз ничего не сказал; но встал, и они двинулись дальше.

– Можно я у тебя всё-таки спрошу?..

Никита ответил взглядом.

– Что у нас там будет за работёнка? Да и, кстати… ты хоть начальство моё поставил в известность, что забрал меня?..

И думая о том, что иначе, как удивительным или таинственным их вояж на соседнюю стройку не назвать, стал сам искать ответ. Тут друг остановился и посмотрел ему в глаза. Его взгляд вызывал противоречивые чувства: он успокаивал и одновременно тревожил.

– Не стоит беспокоиться, – убедительно произнёс он. – Есть другие дела…

«Какие такие дела? Ну да неважно. Неизвестность даже интереснее…Всегда хочется чего-то новенького. Одна и та же работа каждый день ужасно гнетёт».

Настроение просто замечательное. Возможно, оно могло бы быть ещё лучше, если бы ни тень в его сознании, чувство, что после хорошо проведённого времени ему предстоит вернуться к рутине. Такое часто испытываешь во время отпуска, когда думаешь о том, что он, если и не скоро, то всё равно рано или поздно закончится. Впрочем, Прохоров забыл, когда в последний раз хорошо проводил отпуск… Вероятно, правильней было бы сравнивать со школьными каникулами.

– Никит! Знаешь, хочу тебе сказать, что очень рад тому, что мы встретились, хоть и никак в толк не возьму, как это могло случиться… В Минске, на стройке… хотя почему бы и нет? И знаешь, что ещё… мне часто снилось, как мы с тобой идём куда-то или просто бродим, гуляем, и никакие дела нас не заботят… вот, прямо как сейчас.

Никита взглянул на него, и как будто чуть заметно улыбнулся.

– Правда, честности ради, – Прохоров почесал затылок, – складывалось у нас с тобою по-разному. Бывало ведь и ссорились. – Он посмотрел на друга, ожидая, что тот снова взглянет на него и улыбнётся. Но нет, не улыбнулся.

– Глазам не верю! – воскликнул Прохоров, когда они вплотную подошли к диковинным новостройкам. – Кто же это их построил?! МАПИДОМ здесь, конечно, и не пахнет. Наверное, россияне… ну, точно, россияне! Элитные дома клепают!

Они вошли внутрь. Здесь всё было не так, как в тех домах, на которых работал Прохоров.

– Так ты тут, стало быть, прорабом?

Сказав, он кивнул головою вверх, как бы указывая на далёкие вершины.

– Да-а… а просторненькие здесь помещеньица! Колонны, смотрю, арочки, ступеньки какие-то – это куда ступеньки? Ага… Что это? Похоже на заведение типа ресторана…

В то время, как Прохоров рассматривал планировку, Никита с интересом рассматривал его. Недоумение, попытка найти ответ, ребяческий восторг, тень подозрительности – что-то возникало по одну, а что-то по другую сторону стены, отделяющей взрослого от беззащитного ребёнка…

– Нет, это квартира, здесь будут жить люди.

Некоторое время Прохоров молчал. Никита опустил глаза – так как знал, какую реакцию вызовет у друга этими словами.

– А… понятно. Элитная новостроечка, как я сразу и предполагал, – испечённая для новых русских, или там белорусских…Короче, не простым смертным в ней жить. И в заключение Прохоров громко хлопнул в ладоши.

Немного погодя, Никита произнёс:

– Нет, это обычные дома для обычных людей.

Прохоров – тоже не сразу – сказал:

– Вот это да… Сколько ж тут комнат для обычных людей?!

– В этой пять, плюс комната для музея и музыкальная комната. Вон в той, – они прошли чуть дальше, – шесть, и предполагается, что в одной из них будет размещена библиотека.

– Стой… что значит музей, музыкальная комната, библиотека? Что-то я ничего не пойму, – Прохоров усмехнулся. – Ты серьёзно говоришь?

Никита молча смотрел на него.

– Похоже, это какой-то бред, – произнёс Прохоров, отводя взгляд в сторону.

Недавнее удивление, восторг бесследно исчезли, их сменило недоверие, ревность, зависть. Но его друг принял эту перемену как должное, и вёл Прохорова дальше, распахивая перед ним всё новые и новые двери. В одном из помещений, куда они вошли, велись отделочные работы. При виде рабочего, оштукатуривающего колонну, глаза Прохорова заблестели.

– Эй, парень! Ты хоть кельму раньше в руках держал?

Но он явно поспешил с критикой, в которой, разумеется, испытывал потребность. Тот, к кому он обратился (едва взглянув на него) действительно был молод, но при этом и достаточно опытен, в чём легко можно было убедиться. Лицо паренька светилось физической усталостью, трудолюбием и спокойствием. Во взгляде его была учтивость и вместе с тем любопытство.

– А…– осёкшись, издал звук Прохоров. – Что за странные у вас инструменты!.. Никогда раньше не видел таких… Практично, должно быть? А-а… Никита! – бросил он взгляд через плечо. Развернулся на сто восемьдесят градусов. Но Никиты рядом не оказалось. Затем он встретился взглядом с пареньком и тут же опустил голову.

– Да нет, всё в порядке, не обижайся. Нормально ты всё делаешь.

Прохоров присмотрелся к его работе. – Красиво…да-а. Ну, у вас тут и строительство! – В очередной раз окинул он взглядом стены и потолок. – Хоромы настоящие! – И усмехнулся с чувством горечи.

– Слушай, а мой друг, Никита, он у вас прорабом работает… – не то задал вопрос, не то собирался развить какую-то мысль.

А паренёк смотрел на Прохорова так, словно пытался понять, о чём он говорит.

– Никита? – уточнил он. Но, подумав, покачал головой.

– Ну, тот, кто был здесь только что! – начинал нервничать Прохоров.

– А-а-а, – протянул парень задумчиво, – вы сказали, прораб?.. Знаете, не могу вам помочь. Может быть, кто-то другой знает.

– Да-а-а…а ты новенький что ли?

– Прошу прощения…

Прохоров улыбнулся и придал голосу мягкость, чтобы следующая его фраза не прозвучала грубо:

– Плохо со слухом? Говорю, недавно работаешь что ли?

– Недавно, – ответил парень, правда, это прозвучало не как ответ, а как повтор слова «недавно».

– А-а-а, – протянул на этот раз Прохоров, подумав о том, что ситуация получается странная (ведь паренёк кажется совсем не глупым), – ладно, не буду отвлекать, работай.

Почти сразу же после этого разговора Прохоров случайно наткнулся на выход из дома и вышел на улицу.

Солнце светило ослепительно ярко. Когда в последний раз так было?.. Месяц назад? Нет, пожалуй, не раньше, чем в конце прошлого года. Но солнце было не только ярким. Прохоров поспешил снять с себя куртку. Некоторое время он не знал, что с ней делать: нести на плече или вовсе избавиться от неё. В конце концов, выбор обусловил её внешний вид. Вслед за курткой на землю полетели свитер, тонкая кофта и даже майка. Но после этого Прохоров вновь заколебался: правильно ли он делает – ведь на улице зима, зимнее солнце обманчиво, через полчаса может резко похолодать… Почему он так уверенно снял с себя одежду, он и сам не мог понять.