Стражи белых ночей

Иллюстрации Ксении Почтенной

Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»

© Н. А. Колотова, А. А. Ремез, текст, 2016

© К. О. Почтенная, илл., 2016

© «ГРИФ», 2016

Глава I
«Они пропали!»

Великолепные здания, вызлащенные утренним солнцем, ярко отражались в чистом зеркале Невы, и мы оба единогласно воскликнули: «Какой город! Какая река!»

Константин Батюшков. «Прогулка в Академию художеств»

Ранним июньским утром троллейбус номер десять ехал по Невскому проспекту. Большинство петербуржцев ещё спали, что, собственно, и следует делать в шесть часов утра в воскресенье. Были, впрочем, и ранние птахи, которые уже нашаривали ногами дряблые тапочки возле кроватей, а были и те, кто совсем не ложился прошедшей белой ночью: ведь надо же хоть однажды испытать нечто похожее на безумный восторг, описанный классиками…

Водитель Иван Антонович Осиянный недовольно поглядывал в зеркало на пустой салон. Нормальные люди по выходным в шесть утра на троллейбусах не ездят!

Он вполз громыхнувшим номером «десять» на Аничков мост, зевнул… да так и остался с разинутым ртом. «Вот те на!» – подумал Иван Антонович. Именно так – «Вот те на!!!» – подумал бы всякий житель Петрова града при виде странного зрелища: на мосту не было коней. Да, да, именно КОНЕЙ. В то время как бронзовые мускулы укротителей по-прежнему сияли в лучах утреннего солнца.

На лице Ивана Антоновича – он уже катил дальше по главному проспекту города – застыло такое же недоумение, как и на лицах атлетов, раскинувших по воздуху оставшиеся без работы руки…

* * *

День главного специалиста по чрезвычайным ситуациям (хотя все за глаза его называли «Наш ЧП») тоже начался нервно, но это было в порядке вещей. Выходных у специалиста не случалось уже давно, что постепенно привело к потере всех друзей, не состоявших на госслужбе.

Прежде чем беспокоить губернатора, Наш ЧП обычно разбирался в ситуации сам. В данном случае нужно было побеспокоить вице-губернатора, так как глава города находился в ответственной зарубежной командировке. Поэтому, узнав об утренних событиях, специалист надел тёмные очки и собрался ехать в центр, дабы понять, что, собственно, подразумевалось под этими «их нет» и «они пропали». Но в тот момент, когда Наш ЧП уже садился в машину, его мобильник запел «Гимн великому городу» и на дисплее высветилась рожица с рогами. Это был не кто иной, как номер два в телефонной книжке специалиста по ЧС, вице-губернатор Северной столицы Виталий Павлович Землегляденко.

– В чём дело? – без «доброго утра» сказал Землегляденко.

«Уже знает», – подумал Наш ЧП и ответил:

– Еду разбираться. Доложу по обстановке.

– Едешь? Едем вместе. Жди через минуту.

И ровно через минуту специалист по чрезвычайным ситуациям сидел в чёрном автомобиле и пожимал руку Виталию Павловичу.

Решили ехать на злополучный мост и оттуда прямо в Смольный. Пока ехали, надежда Нашего ЧП на то, что всё это – глупый розыгрыш, постепенно угасла.

Перед Манежем неразлучные братья Диоскуры приветствовали друг друга выброшенными вверх кулаками. У Землегляденки мелькнула мысль: «Не грех бы перечитать книжку “Мифы Древней Греции”, ведь не знаешь, что и подумать, глядя на пустые мраморные тумбы, которые раньше подпирали животы двух вздыбленных коней, укрощённых… как их там… ура, вспомнил – Кастором и Полидевком. Кони-то куда делись? Кому? Зачем?»

На Исаакиевской площади взорам руководителей города предстала большая толпа. Сначала руководители решили, что это очередной митинг очередных недовольных, но, подъехав ближе, увидели, что люди стоят молча, бутылками не швыряются и транспарантами не размахивают. Толпа, задрав головы, смотрела на Николая I. Он висел в воздухе над пьедесталом, а под ним была абсолютная пустота! Император утратил всё своё величие, вид имел непрезентабельный и очень несчастный.

Машина развернулась и направилась вдоль Александровского сада к Невскому.

Впервые за долгие годы, проведённые на госслужбе, специалисту по ЧС было нечего сказать. Все предположения казались в данном случае одинаково нелепыми.

Водитель включил радио. Передавали новости. Дикторша не стала «тянуть резину» и сразу сообщила, что исчезли львы, стоявшие у входа в Русский музей. Остались одни «мячики», которые, – тут голос дикторши стал ехидным, – «не худо бы и побелить, что ли». «Зануда…» – подумал Наш ЧП, всё больше мрачнея.

– Ну, вы что, докла… – потребовал было Виталий Павлович и осёкся, увидев, что Пржевальский лишился верблюда. Этот новый пробел в скульптурном убранстве города окончательно вывел из себя обычно уравновешенного Землегляденко.

– Вандалы? Террористы? Диверсанты? Скинхеды? Олигархи? Красные? Зелёные? Кто допустил, я вас спрашиваю? Куда вы смотрели? Что я скажу губернатору? – закричал заместитель главы Петербурга и замахал рукой перед носом специалиста по ЧС. В гневе заместитель был страшен.

– Успокойтесь, Виталий Павлович, – только и мог сказать растерянный специалист, потому что все вышеназванные варианты он уже в голове прокрутил и отбросил как невозможные. Впрочем, был ещё один вариант: скульптуру могли похитить инопланетяне. Но вслух высказать эту версию Наш ЧП не решился.

– Скандал! Разгар сезона, юбилей города! К нам едут туристы со всего мира, завтра прилетают китайцы! Китайцы прилетают! Они, между прочим, будут решать, строить ли тут новый Диснейленд! Эх вы! Прошляпили ценности… культурные!

Машин выехала на Невский. Землегляденко позвонил председателю Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры и узнал, что она уже в курсе произошедшего и не в курсе, почему оно произошло. Наш ЧП, в свою очередь, просветил председателя касательно её прямых обязанностей, сделав упор на слово «охрана», и сказал, что уж раз Землегляденко в воскресенье едет в Смольный, значит, остальным отлежаться в гамаке не удастся. Председатель вовсе в гамаке не лежала. Не было у неё никакого гамака! Звонок специалиста застал её на рыбалке, а для рыболова нет большей неприятности, чем сматывать удочки в разгар клёва.

– А вы всё сидите? – спросил расстроенный Виталий Павлович по телефону у начальника ГУВД. – Кто работать за вас будет? Пушкин? – и похолодел.

– Кстати, как он там? – вице-губернатор неожиданно охрип.

– Кто? – не понял Наш ЧП.

– Пушкин!

– Стоит. Я уже проверил, – сказал Наш ЧП.

Землегляденко вздохнул с облегчением, откашлялся.

На Малой Садовой в это время толпились влюблённые парочки, заглянувшие в известный уголок города покрутить шар-фонтан. Рядом с ними мамаши и папаши пытались унять ревущих детей.

Если бы Виталий Павлович оказался там, его глазам предстало бы душераздирающее зрелище.

Маленькая белокурая девочка горько плакала, тянула маму за руку и спрашивала: «Где же собачка?» Другие дети, вдохновлённые её примером, выпячивали сковородой нижнюю губу, жалобно, но требовательно всхлипывали, повторяя друг за другом: «Собачка!

Хочу собачку!» и указывали на статую фотографа, у чьих ног обычно стоял толстый бронзовый бульдог. Этот памятник до сегодняшнего дня был достопримечательностью номер один на популярной пешеходной улице.

Мальчик постарше крепко держал папу за руку. Папа, раздражённый тем, что не смог выполнить обещание и не сфотографировал ребёнка с этой самой собакой, пытался сына отвлечь, показывая на разноцветные коробки в витрине супермаркета…

Но Землегляденко душераздирающего зрелища не видел.

Едва его машина припарковалась на углу Фонтанки и Невского, мобильник заиграл «Союз нерушимый». Побледнев, заместитель главы города сказал «алло» и услышал голос, известный всей стране.

– Виталий, где скульптуры?

«Уже знает», – подумал вице-губернатор, отвечая, что непременно выяснит где, и кого надо накажет.

– Самому доложил?

– Нет. У него там дел хватает. Зачем волновать непроверенной информацией. Разберёмся.

– Гляди, Виталий.

Это совсем не порадовало Землегляденку.

Несколько минут машина стояла. Наш ЧП молчал. Вице-губернатор смотрел в пустоту. Пустоту укрощали мускулистые красавцы с четырёх сторон Аничкова моста.

Невезуха! Почему неподдающееся никакому здравому объяснению городское ЧП случилось именно теперь, в столь недолгий период его властных полномочий! Что он скажет губернатору? Может, действительно, позвонить, пусть прерывает свою командировку и разбирается сам. Его же на смех подымут. Конец карьере! А вдруг это шанс, наконец-то посланный судьбой, шанс сделать что-то выдающееся! Он найдёт скульптуры, оправдает оказанное доверие и войдёт в историю!

* * *

Корреспондентка программы «Новости по-нашему» Лизавета Окладная «рисовала основные черты лица». Личный опыт подсказывал оператору Семёну Кипелову, что в этот процесс лучше не вмешиваться. Он установил камеру и даже занял более выгодное место, опередив коллегу из «Известий». Лизавета убрала пудреницу и помаду, кивнула, Семён дал отмашку, а те, кто в этот момент переключились на «Седьмой канал», увидели бодрую корреспондентскую улыбку и услышали следующее:

– В городе орудует группа особо циничных грабителей. Ещё никогда Петербургу не наносилось такое жестокое оскорбление. За моей спиной вы видите, а вернее, не видите коня, который долгие годы носил на своей спине фигуру Александра III.

Крупный план: висящий в пустоте император перед Мраморным дворцом.

– И это не единственный случай похищения скульптур. Кто за этим стоит? Подробности в следующем выпуске.

С похожими сюжетами в этот день выступили все городские программы новостей. Надо сказать, что именно журналисты обнаружили связь между загадочными исчезновениями: неизвестных похитителей интересовали только представители фауны.

Непостижимым, однако, был не только сам факт пропажи скульптур, но и чрезвычайная аккуратность вандалов. Не осталось никаких следов: ни хвостов, ни рогов, ни копыт. Не менее поразительно было и то, что бронзовые фигуры всадников, лишённые своих скакунов, вопреки закону всемирного тяготения, не упали на землю, а продолжали спокойно висеть в воздухе, причём вместе с теми, кому удавалось на них забраться.

Горожане забыли обо всех проблемах и строили догадки по поводу исчезновения скульптур. Их версии, надо сказать, не особенно отличались от тех, которые выдвинул вице-губернатор.

Но были и более оригинальные точки зрения. К примеру, пенсионер Павел Васильевич Тыквин утверждал, что скульптуры забрали буржуи для украшения собственных вилл.

Известный искусствовед Марк Оправа, попивая жидкий кофе в арт-подвале на Литейном, говорил, что исчезновение скульптур – это экспериментальная акция, глобальный урбанистический перформанс и буквальная реализация метафоры опустошения.

Городская прокуратура возбудила рекордное количество уголовных дел по факту хищения культурных ценностей, однако было абсолютно неясно, где искать преступников, совершивших такие фантастические деяния.

Эта неразбериха заставила понервничать бизнесмена Вятского. Он держал летнее кафе на берегу Невы, рядом с Дворцовой пристанью. Районное управление внутренних дел, не зная, с чего начать, пыталось обвинить бизнесмена в краже Сторожевых львов. Но за отсутствием вещественных доказательств, а главное, мотива преступления, Вятского оставили в покое.

Все сколько-нибудь значимые памятники были оцеплены, зевак на местах преступления сменили милиционеры.

Землегляденко выступил по телевидению с обращением к горожанам, призывая всех сохранять спокойствие.

После него на экранах телевизоров, настроенных на «Седьмой канал», появилась Лизавета Окладная, с несколько нарушенной причёской и без всякой улыбки.

Вместе с оператором она носилась по городу целый день, совершенно забыв про пудреницу. Текст пришлось писать в машине, потом лететь в монтажную, а после сдачи сюжета снова ехать на съёмку. Ведь надо было во что бы то ни стало опередить Марата Жаворонкова из «Известий»!

Лизавета сказала «добрый вечер», но даже те, кто привык смотреть на жизнь с оптимизмом, ей не поверили.

– Как уже сообщалось, в городе совершён ряд сенсационных краж. Случившееся не имеет аналогов в истории Петербурга.

Нарезка крупных планов: пустые постаменты с одинокими каменными шарами у Русского музея, укротители без укрощённых на Аничковом мосту. Оседлавший воздух Пётр I перед Михайловским замком. Мост, с висящими без всяких опор стальными тросами, который уже нельзя было назвать Львиным. Колесница Славы на Нарвских воротах. Слава держит в руках поводья, гордо устремив взгляд туда, где ещё вчера были головы шести прекрасных коней.

– Итак, Петербург лишился своих знаменитых символов. Скульптуры представителей фауны пропали без следа. Сейчас уже ясен принцип хищений. Исчезли творения скульпторов, изображавшие… то есть, изображающие животных целиком. Рельефы (в кадре зайцы на фасаде дома номер один-три по Каменноостровскому проспекту) и скульптурные детали зданий (в кадре грифоны на балконе дома номер двадцать шесть по Дворцовой набережной), животные на оградах (в кадре решётка моста Лейтенанта Шмидта) и множество скульптурных голов (в кадре львиная маска с кольцом в зубах) остались, к счастью, на своих местах. Рядом со мной находится представитель правоохранительных органов Петербурга. Представьтесь, пожалуйста.

– Сержант милиции Иванов.

– Мы с господином Ивановым стоим сейчас на знаменитом Львином мосту, где ещё недавно сидели львы работы скульптора Соколова. Вы видите, уважаемые телезрители, милиция уже готова к несению ночного караула. Но, собственно, что здесь охранять? Господин Иванов, объясните, пожалуйста.

– Поступил приказ оцепить территорию моста до следующих распоряжений, – сказал хмурый милиционер Иванов: его дома ждала жена.

Жена Иванова в этот момент смотрела новости и думала, что муж у неё – ого-го!

– Никто не взял на себя ответственность за хищение памятников. Мы будем держать горожан в курсе событий. Смотрите «Новости по-нашему» завтра, в двенадцать тридцать на «Седьмом канале», – заключила в кадре Лизавета Окладная.

Сюжет шёл в записи. Сама Лизавета в этот момент смотрела «Известия» и ела соевый гуляш с морской капустой. Настроение было прекрасное. Марат Жаворонков – бывают же такие дурацкие бакенбарды – рассказывал зрителям всё то, что Лизавета им уже успела рассказать. Ну конечно, он никуда не бегал: позади него в течение всего сюжета маячила ограда какого-то здания. Интересно, зачем он вообще там снимал? Лизавета придвинулась ближе к экрану, чтобы разглядеть решётку над бакенбардами.

Кусок сочного соевого мяса застрял у неё в горле.

– И последнее. Ещё вчера здесь, у дачи Безбородко на Свердловской набережной, дом сорок, сидели двадцать девять каменных львов с тяжёлыми цепями в зубах. Они появились у этой ограды в конце восемнадцатого века и с тех пор являлись неотъемлемой частью ансамбля усадьбы. В этом парке любили прогуливаться маленькие и большие петербуржцы. Честно говоря, объяснить одновременное исчезновение всех львов я не в силах! Кто может совершить такое? Вы видите, одинокие цепи остались висеть так, словно их по-прежнему сжимают львиные пасти. Пока рано делать выводы, но, скорее всего, сегодняшние события никак не связаны с тем, что мы называем словом «хищение». Марат Жаворонков, Лев Мошкин, «Известия», Петербург. Приятного вечера!

Шли новости спорта…

Стройная брюнетка рассказывала о погоде (сегодня летнее солнцестояние, самый длинный день в году)…

Препротивные веснушчатые дети ели йогурты…

Смазливый мужик мыл голову знаменитым шампунем…

Город Петра звал праздновать свой юбилей…

Всё это время перед глазами Лизаветы стояла зияющая пустота двадцати девяти цепей, никого не связывающих и никого не удерживающих.

* * *

После долгого заседания в Смольном вице-губернатор возвращался домой. С другого конца планеты его непосредственный начальник (всё-таки узнал, вот они, средства массовой информации!!!) дал понять Землегляденке, что, если через три дня скульптуры не будут находиться на местах, то… Воображение Виталия Павловича отказывалось представить своё будущее в указанном случае.

В течение последних десяти часов сведения поступали из разных районов города. Они были ошеломляющие, опустошающие и не желали укладываться в голове. Под конец заседания, в ответ на бесконечные «ахи» и «охи», Наш ЧП лязгнул зубами и сказал, что в ситуации должны разбираться профессионалы… Все, даже вице-губернатор, с облегчением тотчас доверили ему руководство операцией по спасению (от кого?), ну, в общем, по раскрытию…

Первое, что сделал Наш ЧП, – приказал строительной фирме «Возвращение» закрыть все пустующие места. Дело касалось только больших скульптур, в основном, лошадей. Причём, закрыть так, чтобы отсутствие многочисленных символов Петербурга было максимально незаметно. На мелкие дыры в архитектурном ландшафте можно было пока не обращать внимания.

Через несколько часов на месте конных статуй, в том числе и на Аничковом мосту, стояли аккуратные деревянные ящики. Мало того, предприимчивые мастера «Возвращения» успели украсить их большими цветными постерами с фотографиями творений Клодта. Всё было сделано быстро, профессионально, интеллигентно.

К великому сожалению, ни одна живая душа в Петербурге не подозревала, что на самом деле грозит городу. Не знал об этом и Наш ЧП.

Не имели понятия о страшной опасности ни Иван Антонович Осиянный, оставивший свою «десятку» ночевать в троллейбусном парке, ни милиционер Иванов, зевавший на Львином (ну, не Безльвином же!) мосту.

Если бы истинная причина стала известна Виталию Павловичу, он вряд ли бы смог жевать ромовую бабу (а ведь жена строго-настрого запретила ему есть всухомятку) и вообще вряд ли думал бы о еде.

Над городом висела белая ночь, в Неве отражалось молочное небо без звёзд.

Проезжая мимо Сенатской площади, Виталий Павлович машинально бросил взгляд на знаменитый символ города. Землегляденко вздохнул. Бац! Его словно дёрнуло током.

– Останови! – крикнул он шоферу.

Тормоза завизжали.

Виталий Павлович выскочил из машины и подбежал к Медному всаднику. Следом затопали утомлённые телохранители. Милиционеры, стоявшие в оцеплении, нервно отдали честь. Землегляденко, не веря своим глазам, уставился на Петра. Великий император тоже уставился на Землегляденку. Брови нахмурены, очи вот-вот начнут метать молнии. Господи Иисусе! Конь грозного властителя стоял на месте!!!

На мгновение мелькнула надежда, что весь этот ужасный день был сном. Но взгляд Виталия Павловича скользнул ниже, под копыта бронзового скакуна…

Сердце бухнуло, покатилось к ногам, вернулось обратно и застряло где-то на полпути к горлу.

Гениальная находка Фальконе – олицетворение побеждённого зла, змея, извивающаяся подло и страшно, – ИСЧЕЗЛА!

– Господи Иисусе! – только и мог прошептать вице-губернатор.

Глава II
Домашнее задание

 
Нет времени у вдохновенья. Болото,
Земля ли, иль море, иль лужа, —
Мне здесь сновиденье явилось, и счёты
Сведу с ним сейчас же и тут же.
 

Борис Пастернак. «Петербург»

Ксюша не очень-то любила рисовать красками, особенно акварелью. Акварель требует аккуратности: если положишь слишком много слоёв, рисунок перестанет быть прозрачным. А если переборщить с тёмными цветами, получится грязь. Краски нравились Ксюше, только пока они оставались в аккуратной новенькой коробочке, каждая в своей ячейке, словно разноцветные мармеладки. Начнёшь рисовать, гармония нарушится, и акварель потеряет всю прелесть. Так что Ксюша предпочитала тушь и перо. Даже самая заурядная прямая линия, появившаяся из клювика пера, обещала стать началом чего-то непредсказуемого.

Ксюшин стол был завален обрывками бумаги с лилиями, оленями и дворцами. Это создавало тот самый беспорядок, без которого, конечно, нельзя представить себе ни одну мастерскую художника. Мама Ксении, однако, не считала разбросанные по комнате рисунки признаком артистизма. Привыкнув к идеальному порядку на работе, она всеми силами боролась с неаккуратностью дома.

Действительно, трудно вообразить музейные экспонаты, сваленные кучей посреди зала. Ксюшина мама – старший научный сотрудник Музея – в отличие от всех нормальных мам, по выходным работала. Потому что суббота и воскресенье – прекрасные дни, чтобы пойти в музей. И об этом знают все.

В эту субботу у мамы было открытие выставки «Живопись катастроф».

В такие дни Ксюша не любила ходить к маме на работу, потому что мама бегала туда-сюда, нервничала, говорила не своим голосом, а Ксюше приходилось довольствоваться общением с музейными бабушками, которые неизменно восклицали: «Какая ты уже большая!» – и бесконечно интересовались её учебными достижениями и планами на будущее.

Папа сегодня, наверное, помчался на встречу с заказчиком. В данный момент он работал над сценарием рекламного ролика. На питерский рынок нужно было продвинуть очередное растворимое картофельное пюре. Папа три дня кормил Ксюшу этим самым пюре, наблюдая за её реакцией. На третий день Ксюша сказала, что её тошнит от рекламируемого продукта, и папа расстроился: ребёнка замучил, а стоящая идея так в голову и не пришла. К счастью, вмешалась мама и сказала, что сделает пюре сама, из настоящей картошки, и ради этого даже оторвалась от своей диссертации. Коробка с растворимым пюре отправилась в мусорное ведро.

Итак, в субботу, кроме Ксюши и кошки Пуси, дома не было никого. Здесь нужно сделать отступление, потому что Пуся была не из тех кошек, которую можно просто мимоходом упомянуть. Белый меховой ком ангорской породы, с медовыми глазищами, мокрым носом и шрамом на подбородке (последствие неудачной охоты на голубя, который упорхнул с подоконника, а Пуся вылетела вслед за ним) являлся одновременно и всеобщим любимцем, и домашним террористом. Количество съеденных кошкой комнатных растений недавно перевалило за дюжину.

По выходным Пуся любила просыпаться пораньше и орать под дверью. Кчленам семьи относилась по-хозяйски, «что моё – то моё». Чужих вниманием не баловала, никогда ни к кому не ластилась и терпеть не могла выражение «ути-пуси». Но всё это ей прощалось за красоту и грацию, за редкое удовольствие услышать добродушное урчание, за то, что во время самой пустяшной простуды она становилась и сиделкой, и грелкой, и подушкой. В общем, за то, что она была кошкой.

Как раз сейчас Пуся развалилась на Ксюшином столе и лизала лапу. А Ксюша уже два часа пыталась придумать иллюстрацию к роману «Собор Парижской богоматери». Эту работу в числе двадцати других задал на лето преподаватель живописи. Персонажи романа Ксюше нисколько не нравились, да к тому же она знала, что половина девочек из группы изобразит танцующую Эсмеральду, а половина мальчиков – уродского Квазимодо. Люди у Ксюши получались не очень хорошо: с руками, которыми запросто можно было обнять слона, слишком маленькими головами и ногами, способными сгибаться в четырёх местах. Зато животные, птицы и рыбы на её рисунках казались живыми, настолько точно схватывала она контуры и характерные черты. Всякие немыслимые чудища тоже удавались ей хорошо. Когда-то она даже заняла первое место в конкурсе детских рисунков «Мой Змей-Горыныч».

Сегодня, как назло, работа не спорилась. Может быть, виной тому было яркое солнце.

Задребезжал звонок. Ксюша отложила карандаш и вместе с Пу-сей (та считала своим долгом всякий раз проверять, кто это вдруг заявился) побежала к дверям. Прежде чем открыть, она, конечно, посмотрела в глазок и увидела своего приятеля Петруху, который по обыкновению корчил зверскую рожу. Ксюша засмеялась и, поворачивая ключ, вспомнила день, когда папа ввинтил глазок. Они с Петрухой тогда целый час смотрели через стеклянный кружок друг на друга и так смеялись, что потом у них болели щёки.

– Хай! – сказал Петруха и вошёл. – Как дела?

– Нормально. Рисую.

– A-а… А где твои?

– На работе. А ты не уехал на дачу?

– Неа. Чего там делать? Опять заставят полоть или воду таскать. Скукотища! Мама поехала. Что рисуешь?

– Иллюстрацию к «Собору Парижской богоматери». Задание по живописи.

– А, знаю, мультик такой есть.

– Мультик! Это роман Виктора Гюго. Ты, естественно, не читал…

– Естественно. А почему ты сейчас-то рисуешь? Ещё ведь только июнь, а в школу – в сентябре. Вот какая ты… заучка.

Ксюша терпеть не могла, когда он её так называл.

– А ты-то! Не знаешь, кто такой Гюго! Серость непролазная! Вам что, на лето ничего не задали?

– Задали, конечно. Угадай с трёх раз что.

– Читать жирный список книг, да?

– Угу… Угадай, зачем я пришёл.

– A-а, чтобы я опять рисовала тебе комиксы! Нет уж, второй раз это не пройдёт!

– Ну, Ксюха, ты чего, тогда ведь сделала!

– Тогда ты болел.

– А я и сейчас болен. «Я очень, очень болен. Мне поможет только клубничное варенье».

– Хе! Ты же знаешь, у нас никакого варенья нет, мама его в жизни не варила.

– Если ты нарисуешь мне этого… Дубровского, я принесу тебе банку, не, две банки варенья.

Конечно, варенье Петрухиной мамы – это чудо, а не варенье. Но культурное просвещение важнее!

– Балда! Пушкина читать надо. Для общего развития.

– Бе-бе-бе! – Петруха дёрнул подругу за хвостик. Ксюша терпеть не могла, когда её дергали за хвостик. Детский сад какой-то!

– Это самое… в магазин пойдёшь? Мне тут велели ванилин купить. Ты должна знать, где его продают. Это ведь краска такая, да?

Ксюша рассмеялась.

– Серость беспробудная! Ладно… Всё равно мороженого хочется. Подожди, я только сумку возьму.

На улице было жарко и пыльно. Собаки лежали с высунутыми языками, бабки сидели, сняв шерстяные платки, обмахивались газетами.

Ксюша увидела пустую банку из-под лимонада, кажется, папа его недавно рекламировал, и стала её пинать. Лимонад был ужасный! Ксюша ударила по банке ногой со всей силы, та отлетела и вдруг врезалась в чьи-то остроносые босоножки со стразами. «О, нет!» – подумала Ксюша. Перед ней стоял дракон о трёх головах – Заревская-Пряжкина-Таранова – сокращённо ЗПТ, божьей немилостью в этом году переведённые в 5-й «Б». Они почему-то невзлюбили Ксюшу и постоянно старались ей напакостить.

– Кого я вижу! – очень противным голосом сказала Пряжкина.

– Это же наша Замазка! Со своим женишком. Сладкая парочка! – и они гадко засмеялись.

– Посмотрите, какие у нас модные джинсы! Последний писк! – ядовито заметила Таранова.

Ксюша, делая вид, что никаких ЗПТ не существует, пошла дальше. Петруха весь набычился и покраснел, но тоже молча двинулся следом.

– Предлагаю подарить ей суперстойкую помаду на первое сентября, – вдогонку сказала Заревская.

– Зачем? Она не знает, как ею пользоваться! Ха-ха-ха!!! – и они опять рассмеялись хором, будто по отдельности не умели.

От этого смеха Ксюша съёжилась.

– Замазка!!! Не гуляй допоздна! Мамочка будет нервничать! – неслось вслед.

Врезать бы им как следует! Или пусть на них, как в кино, кто-нибудь выльет ведро помоев. Или нет, лучше так: прямо сейчас во двор въедет на мопеде Владик Антипов, остановится рядом и скажет: «Не хочешь прокатиться?» Ксюша сядет позади него, они рванут с места по двору, чуть не проехавшись по острым носам пряжкинских туфель, а эти мегеры будут стоять, раскрыв рты, и ужасно, ужасно завидовать, потому что они все только о том и мечтают, чтобы потанцевать с Владиком на школьной дискотеке…

Обо всём этом думала Ксюша. На глазах выступили проклятые слёзы. Петруха тоже был мрачнее тучи.

– Наплюй, – буркнул он, наконец.

– Угу, – рассеянно ответила Ксюша.

Они шли молча ещё некоторое время, и Ксюше вспомнились гадости, про которые она уже успела забыть. История с дневником… О, какие дуры! Нет, сама хороша, зачем притащила его в школу. Все смеялись, и Владик тоже. Небось, загордился, что она такое о нём написала. А паук, которого они подсунули ей в пенал… Господи, как она визжала! Бррр, лучше и не вспоминать.

Тем временем ребята подошли к магазину. Петруха угостил Ксюшу мороженым, настроение у обоих сразу улучшилось. Ксюша выбрала своё любимое, ванильное, и сказала:

– Ты никогда не думал, почему оно называется «Ванильное»? Там твой ванилин. Это такой порошок, его кладут в десерты, чтобы они вкусно пахли и вообще становились лучше. Его продают там же, где и перец.

– Класс! Никогда бы не подумал. Какая ты умная!

Настроение у Ксюши снова стало хорошим.

– Я это знаю, потому что это моё любимое мороженое.

– А моё – «Сахарная трубочка».

– Прямо не верится, что его делают из молока. Ненавижу его.

– Молоко нормальное, если в нём пенки нет.

– Пенка! Гадость!

С пакетиком ванилина друзья поспешили обратно, и, не сговариваясь, пошли кружным путём. Снова встретиться с ЗПТ совсем не хотелось.

После прогулки Петруха поднялся к себе на второй этаж, напоследок дёрнув Ксюшу за хвостик. Ксюша обозвала его балдой и тоже пошла домой, на два этажа выше, где обнаружила папу, валявшегося на диване с таким видом, словно он целый день ел одни молочные пенки.

– Привет, пап!

– Привет, Кузя. Где была?

– В магазине. С Петрухой. А ты чего лежишь?

– И не спрашивай.

Ксюша знала, что на самом деле это означало «Ну спроси же меня скорее, что случилось!!!»

– Папочка, что случилось?

– Кузя, твой отец – бездарь.

– Ну вот, опять…

– Я объелся этим китайским пюре, но в голове ни одной мысли кроме: «Просто добавь воды!» А это уже было!

– А может, придумать что-нибудь про маму: вот она пишет диссертацию, ей готовить некогда, она раз – и съела пюре. И сразу всё дописала.

Папа нахмурил лоб. Потом сел и сказал:

– Гениально! Это не будет продукт для домохозяек! Долой кухонное рабство! – крикнул папа, просияв, и Пуся, вышедшая на Ксюшин голос, шарахнулась. – Посмотрим, посмотрим…

Секундой позже из кабинета донеслось стрекотание папиного ноутбука.

Вечером пришла усталая мама. Почти сутки она была на ногах. Накануне открытия выставки всю ночь вешали картины, многие из которых доставили из других городов в последний момент. Но глаза у мамы сияли. Несмотря на лето и субботу, на открытие пришло довольно много народу. Знакомая журналистка Окладная даже сделала целый сюжет.

Семья собралась на кухне. Все делились новостями за день.

– На выставке был тот искусствовед из «Анонса», Марк Оправа, – рассказывала мама, – долго ходил по залам с блокнотом, значит, можно ожидать какого-нибудь опуса. Надеюсь, понятного.

– Мам, я хочу на эту выставку. И Петруху возьму. А то он такая непролазная серость. Надо ему культурно просветиться.

– Хорошо. Давайте завтра. И обрати внимание на небольшую картину из города Т. «Гибель Парадиза». Художник неизвестен. Когда распаковывали, я даже развеселилась. Этакая сатира. Пётр Первый висит на шпиле Петропавловки, болтает ногами, а весь город погружается под воду.