Читать книгу: «Саженцы книжной полки»

Анна Бабина

Шрифт:

ISBN 978-5-0062-5221-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

* * *

От нас, дорогуша, на деле не будет толку,

мы – беженцы детства и саженцы книжной полки,

мы – неженки, пешечки, рыцари-неумейки,

бартовские зайцы, забытые на скамейке

под ливнем свинца.

И угрюмо глядит эпоха

на нас. До конца слегонца,

хорошо ли, плохо,

долго ли, коротко

сказка сказывается,

дело деется.

Красна девица

сидит у окна – одна.

Мы болтали ногами, в обломках империи сидя,

зачитали до дыр пресловутые нужные книги,

нас болтало, мотало на ржавых качелях безвременья.

Мы – герои лихого чужого прошедшего времени,

что на нас наступило —

и размазало в хлам.

Научились не верить врагам,

чужакам,

чудакам,

отступали по книжным шкафам,

по болотам забытого текста

в беззаботное верное доброе книжное детство.

Чуешь, зарево гнева в твоей закипает крови?

Повтори, если помнишь, простое «гори, но живи».

Выживай,

выплывай,

не ломайся,

кому говорят!

Зло отступит.

А книги?

Они не горят.

Написанное ночью на скамейке в Александровском парке

Безгрустно и безрадостно. Никак.
Нас покрывает помутневший лак,
как восковые лица на картинах,
которым имманентна немота.
Закат не освежает. Духота
ломается на самой середине,

скрипит во рту, как рыбья чешуя.
Глотаем лето целым, не жуя,
из ракушки, наполненной ликёром
вечерних подворотен и теней,
что кромку мира делают синЕй
и от небес отчёркивают Город.

Над крышей неберлинская лазурь:
я не умею – сможешь? – нарисуй
обоих нас, счастливых и беспечных.
И мы проступим через много лет —
две тени, уходящие в рассвет,
где Город, и любовь, и лето вечны.

* * *
Россия дремлет в меркнущем овраге
у дамбы на изломе января.
Мелькает снег из резаной бумаги
в лимонно-жёлтом свете фонаря.

Ночь не нежна, она груба, как выкрик,
полным-полна сосущей пустоты.
Ложись в снега, укройся ими, выспись,
забудь, кто ты,
забудь врагов – им вскоре будет пусто,
забудь друзей по счастью и беде.
По гулкой черноте шагает путник
в заснеженное русское нигде.

Вертинский спит. В холодном лазарете