Цитаты из книги «Билли», страница 2
Это была, да и есть, та часть Франции, где уже давно ничего не течет, ничего не происходит, одно сплошное разложение. Да, этот край гниет… Он умирает… Край, где хорошие парни слишком много пьют, слишком много курят, слишком сильно верят в лотерейное счастье, слишком сильно вымещают свою злость на близких и на животных.
Спасибо тебе за мою жизнь, спасибо за его жизнь, за моих любовников, за мою собаку цвета фуксии, я ее обожаю, и, слава богу, никто никогда не будет по ней стрелять, спасибо тебе за Париж, за мою бабульку, которая меня изводит, но исправно платит все обязательные платежи, спасибо за мой фургончик, который еще ни разу меня не подвел, спасибо за пионы, за душистый горошек и за "разбитое сердце", за то, что я больше не бухаю, но выпить могу, спасибо, что больше не плачу по ночам, спасибо, что у меня теперь всегда есть горячая вода, спасибо, что я работаю в столь приятно пахнущем месте.
О да, как же это прекрасно - быть такими же идиотами, как парижане! Злиться из-за дрянного прокатного велика, из-за того, что кто-то припарковался там, где разрешена только остановка, из-за несправедливого штрафа, переполненного ресторана, разрядившегося мобильника или невнятно указанного графика работы какой-нибудь барахолки.
Это так хорошо, так хорошо, так хорошо...
Лично мне это никогда не надоест!
... не надо бояться Парижа, ни уж тем более парижан - таких сереньких и худосочненьких, что их одним щелчком можно уложить на лопатки. Эти люди, которые платят за маленькую чашечку черного кофе 3,20 евро, не представляют для нас никакой опасности... То, что мы приехали из села, пусть это гнилой и дерьмовый край, но это даёт нам, по крайней мере, одно преимущество: мы крепче. Значительно крепче. И храбрее.
(...) жестокие, глупые, пьяные и злые, без устали строгающие детей, на которых им глубоко наплевать, которых они учат пи́сать в пивные банки, едва успевая их опустошать, стрелять из карабина по новорожденным котятам и, не задумываясь, подтираться письмами из мэрии; они обкуривают их с самого детства табачным дымом, роняют пепел на их школьные тетрадки, бьют их по поводу и без и оставляют на ночь одних в холодном трейлере, когда хотят спокойно отдохнуть и потрахаться всем вместе, чтобы наделать новых детей, на которых им глубоко наплевать и т.д.
- Завтрак подан,- сказал он мне.
- Франки? Это ты? Ты не умер?
- Нет, пока еще нет... Тебе и на этот раз не удалось...
Ты Франк, я Билли. Моя поехать с тобой, твоя ни о чем меня больше не просить.
Она готова сломать свою жизнь ради своих принципов.
Хочешь, чтоб я тебе рассказал весь этот кошмар? Свою битву не на жизнь, а на смерть? Жизнь в условиях домашнего террора?
Тогда заткнись, пожалуйста, хотя бы на пару минут. Успокойся. И оставь нас в покое со своей беспонтовой звездой, послушай...
Нет никакой счастливой звезды. Нет никаких небесных сил. Бога нет. На этой чертовой планете нет никого, кроме нас, и я тебе уже тысячу раз говорил: мы, мы, и только мы. И нечего всякий раз прятаться в своих дерьмовых воспоминаниях о доморощенной космогонии, слишком удобно.
Ненавижу тебя такой. Ненавижу, когда ты погружаешься в эдакое самолюбование. Знаешь, это ведь каждый может - предать анафеме чужие недостатки, не свои. Ненавижу видеть тебя такой же, как все...Только не ты... Только не Билли... Только не моя единственная и неповторимая Билли...
Мир - бездонная клоака, где безобразнейшие семьи карабкаются, извиваясь, на горы грязи; но у нас есть нечто священное и высокое ,чего нет у них и чего им никогда у нас не отобрать: это мужество. Мужество, Билли... Иметь мужество не быть как они... Мужество, чтобы их одолеть и забыть навсегда. Так что НЕМЕДЛЕННО прекрати рыдать, или я брошу тебя прямо здесь, а сам смоюсь со своей парочкой санитаров во всеоружии.
Так что с любовью не шутят, о'кей, но взамен успокой меня, со всем остальным-то нам можно шутить, или как?
