Читать книгу: «Мечта», страница 3

ЭТАП ВТОРОЙ
«иди к МЕЧТЕ»

Глава 7

«Ты здесь уже три месяца! Почему ничего не делаешь?!», – вдруг истошно завопит в голове голос Майка. Даже умудрится перекричать If today was your last day группы Nickelback.

Я останавливаюсь, тяжело дыша, чувствуя, как пот струится по шее и спине, снимаю наушники, смотрю на время. Полчаса без остановки. Личный рекорд. Довольная, падаю на поваленное дерево.

– О! Я молодец, не находишь? Если бы не ты, может, и больше бы пробежала! – Пью воду.

«Любишь ты перекладывать с больной головы на здоровую».

– Верно подметил, – смеюсь, – часть моего рассудка здорова, а часть сошла с ума. Интересно… могла бы я стать уникальным случаем в практике какого-нибудь Фрейда? Диагноз: частичное сумасшествие. Звучит, а?

«Не понимаю, почему, ты не хочешь признать, что и вовсе сумасшедшая? Почему частично-то?», – усмехается Майк и садится рядом, изящным жестом поправив белые брюки. Недавно заметила, что Майку безумно идет белый цвет. Теперь он носит только белые водолазки или рубашки и белые костюмчики.

– Не знаю. Мне так больше нравится, – я пожимаю плечами и вытягиваю ноги, облокотившись на широкий ствол. Смотрю на чистое серовато-голубое небо, делаю несколько глубоких вдохов. – Здесь очень красиво и воздух почти чистый. Гляди сколько людей. Как в кино. А у нас в парках никто не бегает.

Я с удовольствием смотрю на бегунов, велосипедистов, роллеров и просто гуляющих людей – по парам и в одиночестве. Красно-желтые деревья наблюдают вместе со мной, иногда взволнованно или насмешливо перешептываются, сбрасывая с себя недовольные или уставшие листочки, которые одиноко кружатся в прозрачном сером воздухе мимо лавочек с витыми спинками, падают яркими пятнами на аллеи, тропинки и все еще зеленый ковер травы

«Тебе здесь больше нравится?» – с притворным участием спрашивает Майк.

– Конечно, даже не смотря на огромные расстояния и безумный ритм жизни. Помню, когда я приезжала в гости к Лизе я до жути боялась находиться в метро одна, а чтобы поехать куда-то самой – да ни за что! А сейчас я чувствую себя вполне легко и свободно, мне даже нравится. Все пугали, что люди здесь злые, дорогу не подскажут, доброго слова не скажут. Почти стихи. А я уже подружилась с двумя бабульками из подъезда, и ни разу не заблудилась. И, можешь, хоть петь в метро, хоть танцевать, никто не посмотрит на тебя, как на психа. А у нас? Мне так нравилось доводить до недоумения злобных пассажирок в маршрутках, приветливо улыбаясь им.

«Нашла чему радоваться».

– А почему нет? Вечно ты ворчишь, как старый дед. Все здорово! Я живу недалеко от центра, пусть и в убогой квартире без мебели и сплю на полу, зато не в коммуналке. Работаю на двух работах, вижусь с Лизой. Без ее помощи мне, конечно, туго пришлось бы, особенно поначалу. Учу английский, бегаю, хожу на курсы самообороны. Мы с Лизой даже один раз в театр сходили, а скоро на балет пойдем. А фотографии… Я у нас столько пешком никогда ни ходила. Замечательно ведь. – Махаю рукой сухощавому дедушке с аккуратной седой бородкой в голубом спортивном костюме и белой повязке на морщинистом лбу. Устав бегать, он останавливается отдышаться и слышит, как я болтаю сама с собой. Напившись, дедушка тепло улыбается, и бежит дальше. – Вот видишь.

«Да. Он все время бегает в тоже время, что и ты», – недовольно бурчит Майк.

– Думаешь, маньяк? – улыбаюсь я. – Ну, с ним я справлюсь. Конечно, я пока мало приемчиков освоила, но уж со старикашкой разберусь.

«Какая самонадеянная стала. С Егором когда знакомиться пойдешь? Зачем кота за хвост тянешь?», – Майк резко поворачивается ко мне. Лицо строгое и серьезное, как у генерала из «Времени».

– Ох… Его сейчас нет в стране и… Нет, я еще не готова. Подожду, пока занятия в школе начнутся. Уже три дня осталось, и 1 октября. Знаешь, я немного боюсь.

«Ну-ну. А после будешь ждать, пока занятия в школе закончатся?», – зло усмехается Майк.

– Нет, два года это слишком, – смеюсь я

Поднимаю с земли желто-зеленый кленовый лист, верчу в руках, вспоминая события, приведшие меня в этот день. В них не было драматизма, только страх выглядеть глупой и смешной в глазах друзей и родных. Как объяснить внезапное желание отказаться от налаженной жизни и уехать в неизвестность в погоне за призрачной мечтой – нарисовать портрет знаменитого актера? Я провела немало бессонных ночей, выдумывая оправдания для близких и убеждая саму себя, что Москва вовсе не город чудовищ в котором бесследно исчезают наивные провинциалки или погибают надежды на лучшую жизнь, задыхаясь в пустоте равнодушия и жестокой конкуренции за место под солнцем. Но я не хочу сражаться и выживать, я хочу рисовать и фотографировать. И представляя себя, гуляющей с фотоаппаратом по городским улицам, я нашла оправдание и повод одновременно. В поисках подходящих курсов фотографов, я набрела на сайт Британской Школы. Читая статьи о самой школе, ее выпускниках и проектах, я загорелась искренним желанием учиться в ней, но только на отделении «дизайнер интерьера». Я плакала от досады и злости, когда поняла, что обучение займет два года (в мои двадцать восемь лет!), и что денег на его оплату мне не собрать за всю жизнь. И чем нереальней казалась возможность учебы, тем сильнее я хотела туда поступить, временно забыв об истинных мотивах. Решение (для первого года обучения) нашлось в простых математических выкладках сложившихся из моих накоплений, долгосрочного денежного займа у моей сестры Кати и мамы, арендной платы за мою квартиру, а так же в обещании Лизы Гречневой, институтской подруги, помочь с жильем и поиском работы.

Благодаря поддержке мамы и Кати, в обход бурного протеста папы, до сих пор не желающего со мной разговаривать, я сумела решиться уехать еще до поступления в школу – первый экзаменационный поток должен был начаться в августе. Пока искала жилье, работу и подготавливала портфолио, я жила у Лизы, помогая ей по хозяйству и присматривая за дочками. Лиза и ее муж старались помочь мне найти хорошую работу, но не удалось – камнем преткновения стало мое незнание английского языка. В начале июля я устроилась администратором в салон красоты (не совсем, но похоже на ту работу, что я выполняла раньше – курирование поставок оборудования и материалов) посменно и с условием, что в дальнейшем мне может понадобиться дополнительный день для учебы; и официанткой в кафе (сейчас одна из девочек, с которой у меня сложились дружеские отношения, зовет в ночной клуб, но я пока в раздумьях) с тем же условием. Зарплаты не самые высокие, но чаевые иногда радуют. Самое главное – это сменный график, который без проблем позволит мне совмещать работу и посещение занятий, которые будут проходить два раза в неделю с 11.00 до 18.00.

Поступить оказалось не так сложно и страшно, как мне представлялось. Я даже не успела осознать, что сдаю экзамен – приветливо встретили, мило и обстоятельно расспросили о том «что? как? и почему?», а в конце собеседования куратор курса фотографии с доброй улыбкой сказала: «если в этом потоке не поступишь на дизайнера, повтори попытку на фотографа». Узнав о зачислении, я как безумная визжала от счастья в трубку сестре. До сих пор смешно вспоминать. И немного обидно в тоже время – не смогла вспомнить, чему еще я так бурно радовалась в своей жизни. А еще, совсем чуточку, стыдно перед мужем Лизы, за наше веселое празднование с танцами и выпивкой в ночных клубах. Последний раз я возвращалась домой пьяной и под утро на пятом курсе института, и тоже в обнимку с Лизой.

«Все-таки маньяк», – насмешливо говорит Майк.

– Где? – я поднимаю взгляд и вижу того самого дедушку-ниндзя. Седые волосы, забранные в маленькую кулю на макушке, усиливают образ. Забавный. Взгляд мутноватых голубых глаз приятный, открытый и приветливый. – Здравствуйте.

Дедушка, остановился всего в нескольких шагах, и смешно хмуря кустистые брови, разглядывает меня, словно я витрина в магазине.

– Здравствуй, птичка-говорунья.

«Точно маньяк. Только маньяки сразу прозвища придумывают».

– Вы что-то хотели? – невольные опасливые нотки все-таки звучат в моем голосе.

– Да, – он улыбается. Зубы белые, вставные, но улыбка от этого не кажется менее доброй и искренней. – Присесть. Позволишь?

– Конечно. Вы тоже не любите сидеть на лавочках? – я делаю жест рукой в сторону свободных скамеек вдоль аллеи.

– Тут воздух чище. И девушки симпатичнее, – мило улыбается он.

– Тогда присаживайтесь.

Дедушка садится и тут же встает.

– Ну, все, побежали?

– Что? – не понимаю я.

– Ты уже засиделась, а вроде бегать пришла. Думаешь, сможешь обогнать старика? – брови вопросительно взмывают вверх, тонкие губы сквозь бороду хитро улыбаются.

– О, я…

– В компании веселее, – смеется он, и, не дожидаясь пока я встану, стартует.

Я минуту сижу в растерянности, а потом вскакиваю и бегу за ниндзя-дедушкой, не обращая внимания на истошные вопли Майка: «Дурище! Маньяки всегда с виду добрые!».

Глава 8

Первый день занятий пролетает легко и не заметно. Наверное, все потому, что мое внимание сосредоточено не на лекциях, а на одной из студенток нашей группы. Она выделяется из всех, не столько своей утонченной восточной внешностью, сколько солнечным светом, окутывающим ее теплым и нежным сиянием, так же, как неземной свет ангелов. Этот свет притягивает меня, словно огонь мотылька. Иногда, забываясь, я пристально разглядываю ее, погружаясь в идеальные черты бледно-золотистого лица; восхищаясь угольной чернотой длинных ресниц и бархатистостью темно-карих глаз; прислушиваясь к дыханию коралловых губ; впитывая изящные и грациозные движения ее тела и рук.

Думаю, она чувствует мой взгляд, так как иногда презрительно поводит плечиком или рукой, так стряхивают надоедливого насекомого, но ни разу не оборачивается, видимо привычная к восхищенным мужским и завистливым женским взорам. Я чувствую себя виноватой за то, что своим вниманием доставляю ей неудобство, возможно, отвлекая от слов преподавателей, но, вправду, ничего не могу с собой поделать. Просто, как художницу, меня очаровывает ее совершенная красота, а, как человека, меня притягивает солнечное тепло, исходящее от нее, и опять же, как человек, я не могу избавиться от ощущения, что мы уже встречались.

Поглощенная мыслями о том, где же я могла видеть Солнечную Девочку и как умудрилась об этом забыть, я выхожу из здания школы, пребывая в абсолютном заблуждении, что внутренний автопилот без приключений выведет меня к остановке.

ЧЕРТ!!!

Остальные нецензурные слова и словосочетания, проводившие белый глянцевый Lexus не подлежат передаче. Продолжая браниться и трясти руками, будто сумасшедшая ведьма, читающая заклинания, я в ужасе смотрю на свои любимые светло-голубые джинсы, покрывшиеся грязными мокрыми точками.

– Ты с дороги-то отойди, идиотка! – слышу я насмешливый голос. И новая волна грязных брызг окатывает меня с головы до ног.

Бранные слова в моем лексиконе закончились. Я, молча, открывая и закрывая рот, смотрю, как черный BMWX5 медленно и осторожно паркуется, затем из него выходит обладательница насмешливого голоса. Солнечная Девочка. Может, мне уже мерещится?

«С твоей способностью населять голову странными персонажами, это вполне возможно», – хихикает Майк.

А Солнечная Девочка подходит ко мне, грубо берет за руку и тянет за сбой. Через несколько шагов мы останавливаемся, я вырываю руку, набирая полные легкие воздуха, но возмутиться так и не успеваю. Под ее взглядом, полным черной ярости, я лишь шумно выдыхаю и молча, пристыжено, потираю запястье.

– Ты, правда, тупая, что ли? – Она буквально выплевывает слова, столько в них презрения. – Стоит посреди парковки, хлопает глазками, как ребенок, впервые попавший в Диснейленд. Говоришь, уйди, а она ни шагу. Совсем мозги отказали? Я чуть не сбила тебя! Или это у тебя хобби такое, под дорогие машины кидаться?

Точно! Вспомнила!

Это случилось в первую неделю моего пребывания в Москве. Не помню, о чем я думала тогда. Может, о Егоре Саматове, может, вела внутренний диалог с Майком, но, как и сейчас, я пребывала в иной реальности и ничего не замечала вокруг. Я просто шла, не понимая, что подхожу к проезжей части, а время «зеленых человечков» еще не наступило.

– Берегись!

Под испуганный крик и дикий визг тормозов, я в одно мгновение оказалась лежащей на асфальте, чувствуя резкую боль в обеих руках, и шее.

– Идиотка! Совсем мозг не работает?!

Я с трудом, шея стала деревянной от боли, поднимаю взгляд на свою спасительницу, испуганно смотрящую на меня сверху вниз. За копной длинных черных волос я почти не могу разглядеть ее лицо.

– С тобой все в порядке? Не ушиблась?

Я отрицательно качаю головой, не в силах сказать ни слова от растерянности и испуга. Пытаясь справиться с собой и невольными слезами, вызванными скорее злостью на себя, а так же дикой болью в руках (болит запястье, но я ни как не могу понять какой руки), я оглядываюсь по сторонам, но мир будто размазали водяными красками, оставив единственным ярким и отчетливым пятном красивое восточное лицо.

– Вот и хорошо. – Она присаживается передо мной на корточки. Ее потрясающе красивые глаза оказываются почти на уровне моих глаз. – В следующий раз, когда решишь броситься под машину, выбирай менее оживленное место, чтобы уж наверняка. Не стоит пугать народ и вешать на невинного человека убийство.

Я не собиралась…

Но слова, так и не сказанные, повисают в пустоте. Она резко встает и растворяется в толпе, вновь ставшей реальностью. Потирая левое запястье, зудящее болью, я еще несколько минут сижу на асфальте, не обращая внимания на удивленные или презрительные взгляды проходящих мимо людей. Почему в сердцах столько равнодушия? Почему никто не спросил, не нужна ли мне помощь? Почему, спасла, но не дождалась благодарности?

Я невольно потираю левое запястье. Я ведь часто вспоминаю о том случае и своей спасительнице, всегда мысленно благодарю ее, желая счастья и здоровья, иногда, гадая – если увижу вновь, смогу ли узнать?

– А та машина тоже была дорогой? – спрашиваю я с радостной улыбкой. Думаю, именно так улыбаются люди, неожиданно встретив давнего знакомого, которого мечтали, но уже отчаялись найти.

– Какая? – Солнечная Девочка недоуменно смотрит на меня, почему-то опасливо отступает назад.

– Из-под которой ты спасла меня в тот раз. Помнишь? Бросила на асфальт, прочла лекцию и исчезла.

Она морщит лоб, затем звонко смеется, видимо вспомнив меня.

– Так вот почему ты весь день глазела на меня? – Черт! Мне, правда, должно быть стыдно? – Прости, я очень спешила в тот день. – Она пожимает плечами. – Мне некогда было возиться с тобой. Кстати, надеюсь, ты ничего себе не повредила?

– Нет, – почти правда. Да и какое значение имеют несколько ссадин и ушибов, по сравнению со спасенной жизнью? – Я ведь, так и не успела сказать тебе «спасибо».

– Можешь сказать сейчас, – великодушно разрешает Солнечная Девочка.

– Спасибо, что спасла меня. – Я делаю шаг вперед. – Честно, я очень благодарна тебе, только не знаю, как выразить это словами или поступками. Да, и можно ли выплатить подобный долг.

– Можно, – смеется она, качая головой, будто я ее забавляю. – В следующий раз, спасешь мою жизнь.

– Такими вещами нельзя шутить! – возмущаюсь я ее беспечностью и равнодушию к моей искренней благодарности.

– Точно-точно, но всякое, может, случиться. Ведь, как известно, дороги судьбы неисповедимы, а справедливость всегда торжествует.

Она меня дразнит?

– При чем здесь судьба? – недовольно ворчу я.

– А тебе, не кажется, что сталкивая нас при таких обстоятельствах, мадам Судьба хочет, что бы мы стали подругами? – Невозможно понять, серьезно она говорит или шутит.

– Я не верю в Судьбу… – не очень уверенно бормочу я и, напуганная ее прямотой, растерянно добавляю: – О… мне кажется, что для подобных выводов нет оснований…

– У тебя что, куча друзей и еще один будет обузой? – с насмешкой спрашивает она.

– Нет, наоборот, я только приехала в этот город и почти никого здесь не знаю.

– Точно, судьба. У меня вот, совсем нет друзей, и мне просто необходим один экземплярчик. – Я различаю в ее голосе улыбку.

– Эй, по-твоему, друзья – это товар, который покупают в магазине? – подхватываю ее шутливый тон.

– Эх, если бы это было так, то уверяю тебя, у меня был бы их миллион. – Она разворачивается и идет на парковку.

– И каждый день новые. Один под цвет глаз, другой под цвет сумочки, третий под цвет туфлей или машины, – поддразниваю я, не совсем понимая, почему послушно, словно собачка на поводке, иду за ней.

– Эй… я не настолько легкомысленна! – смеется она, останавливаясь у BMWX5. – Хотя… – тут она резко разворачивается, чуть не сбив меня с ног. По ее хитрой улыбке, понимаю, что намеренно. – Легкомысленность, иногда, здорово облегчат жизнь.

– О. Не совсем верное утверждение, вряд ли легкомысленные люди хотя бы догадываются о том, что жизнь весьма сложная штука.

– Быть может, – с глубокомысленным видом соглашается Солнечная Девочка и протягивает мне руку. – Так что, будем дружить?

– Да, – я пожимаю ее ладонь. – Таня Алфеева.

– Алия Устинова, – она широко улыбается. – Ну, что, Таня Алфеева, поедем, отпразднуем начало новой дружбы и заодно первый учебный день?

– Я только «за». А куда поедем?

– А куда ты хочешь?

– Я пока плохо ориентируюсь в местной индустрии развлечений.

– У тебя странный юмор, – усмехается Алия. Да я и не шутила! – Ну, тогда пойдем в мое любимое Кафе. Залезай.

Мы садимся в шикарный автомобиль, пахнущий кожей и дорогими духами Алии. Пока Солнечная Девочка уверенно выезжает с парковки, я стараюсь справиться со своим наивным восхищением, мне ведь никогда не приходилось ездить в таких дорогих машинах. По дороге мы обмениваемся первыми впечатлениями о школе и преподавателях, о выставленных программой обучения требованиях – обе довольны. И с каждой минутой вместе, ее заявление о том, что нам судьбой предназначено стать подругами начинает казаться вполне логичным. А к тому времени, как мы подъезжаем к кафе, я уже уверенна в том, что знаю Алию, если ни всю жизнь, то, как минимум, лет десять точно.

Удивительно, но кафе оказывается не фешенебельным и удьтрадорогим, как я в тайне боялась, а милым и уютным, с интерьером, сделанным под дерево и яркими цветными акцентами в виде картин на стенах, мягких подушек на стульях и диванах, полупрозрачных занавесок, разделяющих столы.

– Мило, правда? – Алия довольна моей реакцией. – Нам одно. – Она берет меню у официанта в белой униформе и ярко-зеленом фартуке, протягивает мне. – Напитки за мой счет. – В протестующем жесте поднимает руки, когда я хочу возразить. – Не обсуждается.

– Но это не честно, – пытаюсь настаивать я.

– В какой-то степени, – смеясь, соглашается Алия и подмигивает. – Но, все же глупо не пользоваться привилегиями вип-клиента и отказываться от бесплатной выпивки, не так ли? И, да, пить мы будем коктейли, так как я не переношу чистый алкоголь. Не вкусно, – она смешно морщит носик.

– О! Согласна! Я тоже люблю коктейли, а еще я не ем мясо

– Ого. Вегетарианка или веганка? Почему сразу не сказала? Поехали бы в какой-нибудь соответствующий ресторанчик. Я никогда не бывала в таких. Ну, ладно, в следующий раз. Тогда, рекомендую попробовать пасту с овощами. Я тоже ее буду… А еще здесь вкуснейшие сырники.

С восхищением наблюдаю, как Алия делает заказ. Я бы могла бесконечно любоваться ею, нежится в лучах внутреннего света, исходящего от нее и наделяющего все вокруг красотой и волшебством.

– А почему ты не ешь мясо? Так любишь животных? – Она внимательно смотрит на меня, будто что-то решая для себя.

– О. Не знаю, как правильно объяснять свою позицию, чтобы не выглядеть лицемеркой. Отчасти мое решение продиктовано любовью к животным, но так как я ничего не делаю для их защиты или спасения, как, например, те люди, которые спасают бездомных кошек или собак, выхаживают их, или те, кто состоит в организациях по защите прав животных, я не могу это утверждать в категоричной форме. – Я неуверенно пожимаю плечами, не зная стоит ли продолжать.

– Не стесняйся, рассказывай.

– Ладно… Знаешь, когда-то люди верили в то, что Земля плоская и стоит на Трех Китах, а их самих Боги, всемогущие повелители стихий, слепили из глины по своему образу и подобию. Затем, свергнув языческих богов, так похожих на них самих своей жестокостью и склонностью к разврату, люди уверовали в свое божественное происхождение и обрели высший смысл жизни в служении Священным Законам Создателя. При этом они продолжают оправдывать собственные слабости и грехи, существованием неких демонов, желая снять с себя всю ответственность за совершаемое ими самими зло. Сейчас же человечество, взбунтовавшись против религии, которая в любых своих формах, ставит человека в положение служителя высшим силам, исповедует животное происхождение и верит, что является венцом творения природы, а потому ее властелином и повелителем. И теперь, хищная сущность человека служит оправданием и правом на убийство, как мелких тварей, так и себе подобных. Я же считаю, что каким бы ни было истинное происхождение человека, божественным или животным, прежде всего он, как единственное создание, из ныне известных, обладающее разумом, был создан не для господства над природой и всеми живыми существами, а, чтобы заботиться о ней и ее творениях. Говорят, что животные не обладают сознанием, не понимают, что живут и не помнят о смерти; а человек понимает, что живет и, что смертен, и это возвышает его над животным миром. Но, на мой взгляд, это все то же самое, повторяющиеся в тысячелетиях, оправдание собственной неразвитости, не способности осознать истинное предназначение жизни, заключающееся не в потреблении ее благ, и не техническом прогрессе, а в духовном развитии. При этом я не считаю, что человечество должно отказаться от благ цивилизации и вернуться к природе, а просто должно научиться ценить жизнь, Жизнь, во всех ее проявлениях и видах, и направить все возможности и ресурсы своего высшего разума на ее совершенствование и развитие. – Я перевожу дыхание. – И отказом есть мясо и нести личную ответственность за смерть живого существа, я не пытаюсь показать, что лучше других, а просто хотя бы на сотою долю, хочу соответствовать своим убеждениям. Как-то так. – Я замолкаю и в смущении опускаю глаза, так как не привыкла настолько смело и откровенно выражать свои взгляды на жизнь. Обычно я предпочитаю молча проглатывать свое мнение, если оно идет вразрез с общепринятым, не желая выслушивать обвинений в наивности, идеализме или юношеском максимализме, а так же презрительных предложений снять розовые очки и повзрослеть.

– А ты оказывается намного интереснее, чем кажешься с первого взгляда, – с широкой улыбкой говорит Алия, согревая мое сердце солнечным теплом, прогоняя из души мрачные тени привычных страхов и неуверенности. – Хотя, есть ли смысл настолько усложнять привычные и простые вещи? – Она с притворным непониманием хлопает ресницами.

– Есть, – смеюсь я. – Сущность человека и заключается в том, чтобы из простого создавать сложное.

– Ой-ой… больше не надо. – Алия протестуя, выставляет вперед руки. – С меня на сегодня хватит сложных вещей.

– Ну, что ж… – с притворным разочарованием вздыхаю я. – Обсудим новые рецепты? Или наряды… Аллы Пугачевой? Или ее личную жизнь разберем по косточкам?

Алия делает страшные глаза, а затем начинает громко смеяться. Я невольно вторю ей. Отсмеявшись, мы некоторое время сидим в молчании.

– Почему у тебя нет друзей? – вдруг спрашиваю я. Черт! Я же обычно никогда не задаю подобных бестактных вопросов, но… у такой красивой и дружелюбной девушки должно быть миллион друзей.

– Не сложилось, – Алия пожимает плечами, я замечаю грусть в темных глазах. – Моя мама ненавидит Россию, мы уехали из страны, когда мне было двенадцать. Конечно, мы часто приезжали, чтобы навестить отца, бабушек с дедушкой. Три года мы жили в Испании, после два года во Франции, потом переехали в Англию. А три года назад мама погибла в аварии, в которой я отделалась лишь царапинами. – Я накрываю ее руку, сжавшуюся в кулак, своей. – Мне было двадцать. Папа хотел, чтобы я закончила учебу в Англии, – ее голос дрожит – Но я не могла… все время ходила по тем местам, где мы бывали с мамой… и ненавидела наш дом. – Нежно глажу ее холодную руку, всем сердцем досадую на себя за то, что спросила и, одновременно поражаюсь тому, что Алия так смело и открыто говорит о пережитой боли. – И я вернулась сюда. Первый год я безвылазно прожила с бабушкой в нашем загородном доме, на второй, поехала учиться в Италию на дизайнера… проучилась полгода и поняла, что не могу. Когда мы с мамой жили в Испании мы часто ездили в Италию, в основном по магазинам, конечно… мама обожала дорогую одежду. – Грустная улыбка черной тенью ложится на ее светлое лицо, болью отражается в глазах. – Знаешь, в тот день, когда я спасла тебя, был мамин день рождения… у нас была с ней традиция, в наши дни рождения, мы ехали в аэропорт или на вокзал и наугад выбирали город, где будем праздновать. Весь день мы вместе гуляли, изучая достопримечательности, объедались вкусностями, а возвращаясь домой, уставшие, но безумно счастливые, спали в объятиях друг друга… – Алия всхлипывает, пальцами трет уголки глаз, и снова улыбается, только на этот раз улыбка выглядит неискренней.

– Ты, наверно, хорошо говоришь на иностранных языках? Почему не выбрала Британское направление? – пытаюсь отвлечь Алию от печальных мыслей.

– Нет… может, я и решу потом завершить образование в Англии, но пока даже мысль о возвращении в эту страну, вызывает во мне панику. Да, я хорошо говорю на всех трех языках, чуть-чуть на татарском, мама меня учила, а когда жила в Италии, я и итальянский начала изучать. Мне очень легко даются языки.

– Здорово. А я даже английского не знаю, – я тяжело вздыхаю. – О! Наши коктейли.

Оказывается, напитки давно принесли, а мы и не заметили. Одновременно берем изящные широкие бокалы.

– За встречу!! – в голос произносим мы под звон фужеров.

– Ты так забавно говоришь «О», – замечает Алия.

– Наверное, переняла манеру произношения из какого-нибудь сериала.

– Ты тоже смотришь? Я за то время, что дома сидела столько пересмотрела, что теперь в голове полная каша. Я обычно в оригинале смотрю, чтобы речь не забывать.

– Я пытаюсь смотреть в оригинале, но пока очень тяжело, не воспринимаю на слух и все.

– Привыкнешь со временем…

Мы болтаем, наслаждаясь разговором больше, чем едой и коктейлями. После ужина, оставляем машину у кафе и идем гулять по городу. Алия, не стесняясь, берет меня под руку или за руку. Мы веселимся и дурачимся, словно пятнадцатилетние тинэйджеры, то дефилируем танцующей походкой, то прыгаем или бегаем друг за другом, смеемся во весь голос, не обращая внимания на провожающие взгляды парней и мужчин. Боже, кажется, я действительно не вела себя так легко и раскованно со времен школы, то есть одиннадцать лет. С ума сойти! И за два с половиной года – это первый день, когда я не вспоминаю о Егоре Саматове и не говорю «спокойной ночи» его фотографии.

Глава 9

Все серое. Обнаженные деревья, выстроившиеся в две ровные линии вдоль заснеженной дороги, и низкое небо над головой. И одинокая девочка в грязно-белом платье, стоящая босиком на снегу, тянущая руки вверх к тусклому кусочку солнца, не способному согреть ее замерзшее сердце.

«Когда ногам холодно, на сердце тепло», – Майк цитирует лейтмотив дорамы²* «Райское дерево».

Я перевожу взгляд с нарисованной мною картины за окно. Там тоже идет снег. Большими белыми хлопьями падает на землю, машины, деревья, дома, прохожих, окутывая мир волшебной белой пеленой.

– Я так и не досмотрела… Но, надеюсь, главные герои перестали рыдать и нашли свою любовь, которая, как и хотела Хана, была бы прекраснее снега… «Я расскажу о людях, которые пришли из снега и скрылись в снегу…». Такая красивая идея и такое слезное воплощение… «Около моего дома, где никогда не тает снег…». Я бы хотела побывать там. Странно, раньше меня никогда не тянуло в Японию.

«Влияние ниндзя-дедушки», – усмехается Майк, вставая рядом.

– Не говори, – я с улыбкой вспоминаю Всеволода Захаровича, которого так и зову ниндзя-дедушкой, и, думаю, ему даже нравится. А мне нравится, когда он называет меня птичкой-говоруньей. Ему восемьдесят три, но он бегает быстрее и дольше меня. И, да, с теми боевыми приемчиками, что я освоила, мне ни за что с ним не справиться, так как у дедушки черный пояс по дзюдо и высший дан. Или кю. Я так и не разобралась, что выше. Не усваивается и все тут. Я люблю слушать рассказы Всеволода Захаровича об истории дзюдо и духовных установках, о его молодости и участии в соревнованиях, он даже принимал участие в Олимпийских играх 1964 года, проходивших в Токио; истории об Японии, в которой он прожил почти двенадцать лет, оставив тренерскую деятельность в возрасте шестидесяти пяти лет. А семь лет назад вернулся в Россию, чтобы попрощаться с детьми и внуками, так как ему диагностировали рак, который вскоре отступил. Всеволод Захарович хотел снова уехать в Японию, только дети не отпустили. Он скучает по востоку, но радость обучения внуков и правнуков искусству дзюдо постепенно вытесняет печальные мысли. Всеволод Захарович все зовет меня в школу своего внука, где он иногда ведет занятия, но у меня все не складывается, а бегаем мы каждое утро, потом сидим на поваленном дереве и болтаем, или идем пить кофе в ближайшее кафе.

«Кажется, тебе везет, не находишь? Ниндзя-дедушка. Алия – Солнечная Девочка, которая путает тебе все карты. Из-за нее ты даже в школу к дедушке попасть не можешь, перейти на другую работу, встретится с Егором Саматовым» – Голос Майка пропитан сарказмом.

– На самом деле везет. Всеволод Захарович прекрасный человек. И Алия. Мне кажется, что с ее появлением, моя серая жизнь наполнилась яркими красками. – Я перевожу взгляд на картину. – Думаю, если девушка дотянется до солнца, то сможет согреться.

«Только она не дотянется. Так как ее солнце не Алия, а Егор Саматов. Или ты забыла?», – Майк садится на пол под окном, прислонившись спиной к обшарпанной батарее, холодной, как и пустая комната, вдоль стен которой, расставлены картины, в одном углу чемодан с ворохом одежды на нем, а в другом стопка сложенных одеял, служащих постелью, рядом открытый ноутбук.

Я обнимаю себя, в молчании смотрю на снежинки за окном, а потом беру белую, голубую и желтую краски и начинаю переносить их узоры на стекло. Спустя два часа сквозь ледяные бело-голубые кружева в комнату просвечивает мягкий желтый свет зимнего утра. Теперь мою комнату будет освещать искусственное солнце.