Зона-51

–Бросьте, – махнул рукой Голицын. – Конечно бы, упустили. Филби прав – ссориться в ту пору по таким пустякам было бы государственным преступлением почище любой измены. Сейчас же его измена вашей разведке, в верности которой он хоть и не клялся, но все же регулярно поставлял ей информацию по линии МИ-6, налицо. Она выражена все в том же умолчании. Он отлично знал про то, как был сбит «У-2». Знал, каким образом Советы выследили абсолютно невидимый самолет-разведчик. Знал, что накануне они обращались – конечно, не называя фамилий и названий – за консультацией по этому вопросу к английскому военному ведомству. Но ни о чем вас не предупредил, в силу чего вы, глазом не моргнув, отправляете Пауэрса вглубь Советского Союза, где его сбивают доработанной при помощи англичан моделью «С-75». И вы до сих пор об этом ни сном, ни духом, так как все военные контакты с Лондоном – в его компетенции. И не узнаете, пока он будет сидеть на этом информационном канале.

–Доказательства?

–Простите, картотеку и переписку с агентами КГБ мне с собой прихватить не разрешил.

–Что ж… – немного помолчав, произнес Энглтон. – Информация насчет Копацкого требует проверки. Насчет Пеньковского тоже. А что касается Филби, то тут я бы с вами поспорил. Он – убежденный антикоммунист, английский колониалист, сын крупного британского чиновника в правительстве Индии, имеет блестящее классическое воспитание, окончил Кембриджский университет…

–Это не показатель, вы как разведчик должны это понимать, – начал было спорить его собеседник, но тут же осекся и интригующе сменил тему. – Что ж, я предвидел, что в случаях с Копацким и Филби вы мне не поверите…

Энглтон опустил голову. Конечно, информация, что сообщил Голицын, была серьезной, но слепо доверять первому попавшемуся перебежчику «оттуда» было бы верхом безрассудства. Надо было – хотя бы для вида – дать ему понять, что протекция Штатов дорого стоит. И что простыми россказнями типа «хочу в царство свободы, не могу жить при Советах» оплатить билет в новую жизнь не получится.

–В таком случае, я скажу, что в Москве осведомлены о размещении американских ракет в Турции…

–Ну это секрет Полишинеля…

–…и в качестве ответной меры Хрущев уже утвердил план стратегической операции под кодовым названием «Анадырь», в рамках которой советские ракеты будут размещены на Кубе. ²⁵

Вот тут Энглтон по-настоящему опешил. До него уже ранее доходили неточные и отрывистые сведения о том, что Хрущев планирует, в ответ на попытку США подобраться через дружественную Турцию к советским границам на Черном море, разместить баллистические ракеты на Кубе, которая была, по сути, советским анклавом на территории, приближенной к США и по этому поводу даже подвергалась попытке захвата со стороны ЦРУ (полгода тому назад, в рамках высадки в заливе Свиней), но информация об этой «ответной мере» была непроверенной и сверхсекретной. Кроме него, знать об этом мог только Даллес. Ну или Хрущев. И, если этот «посыльный» советского лидера оперирует такими фактами, то, скорее всего, они соответствуют действительности – эта информация была слишком тайной, чтобы быть провокацией.

–И не только, – продолжал Голицын. – Попытка мистера Кеннеди стать ближе положенного к советским границам на Черном море очень разозлила Никиту Сергеевича. Так, что в Кремле решили устранить его… Только не думайте, что о планах такого рода высшие государственные чиновники распространяются раньше времени со своими холопами. Нет, все не так. Эта информация поступила в КГБ от ГРУ, а туда – от господ Вильсона и Кекконена.

–Вы имеете в виду президента Финляндии и лидера английских лейбористов?

–Да. Дело в том, что мистер Вильсон был завербован еще в начале 40-х. Будучи президентом Совета по торговле в конце 1940-х годов, Вильсон находился в торговых миссиях в СССР и был в хороших отношениях с Анастасом Микояном и Вячеславом Молотовым. Он продолжил эти отношения, когда лейбористы стали оппозицией, и его знания британской политики были высоко оценены КГБ.²⁶ Он же высоко ценил и господина Кекконена, дружившего со Сталиным с тех же самых времен и приведенного к власти в стране не без помощи советских силовых структур. ²⁷

–А они как узнали про планы Хрущева? – удивился Энглтон.

–Как у нас говорят, по пьяной лавочке, – ответил Голицын. – Никита Сергеевич проболтался Кекконену. Финн, он сам большой любитель выпить, и Хрущева всегда поит во время официальных визитов. Ну тот и не сдержался. А потом вошел в раж и, желая показать свою значимость во время встречи с официальной английской оппозицией, сказал Вильсону, что, если парламент Соединенного Королевства не изберет его премьером, дав ему возможность проводить линию сотрудничества с Советами – а он, как вы знаете, лейборист крайне левого крыла, – то КГБ просто убьет Макмиллана, так же, как Кеннеди. Англичане сейчас слабы, Суэцкий кризис почти убил империю, и понятно, что советские шпионы покрыли тело умирающего льва так же, как тело настоящего льва на перед смертью покрывают всевозможные паразиты. Так что близость Вильсона и Хрущева вполне объяснима… А уже Вильсон и Кекконен, как люди подневольные, завербованные, обязаны были эту информацию передать своим кураторам в ГРУ и Комитете. Что они и сделали.

–Почему же Пеньковский – едва ли не третий человек в ГРУ – нам ничего не сообщил? – недоумевал его собеседник.

–Вы отвечаете на свой вопрос, который задали в начале встречи. С Пеньковским вся ясно, он проиграл.

Энглтон понял, что его визави явно не блефует, но информации за последние несколько минут было так много и она была столь серьезной, что требовала срочного осмысления. Причем, не в одиночку.

–Спасибо, мистер Голицын, – как будто сменив гнев на милость, заговорил он. – Сейчас вас отвезут в отель. Там вы будете ждать нашего решения. Надеюсь, вам там будет комфортно и безопасно. Во всяком случае, мы приложили для этого все усилия.

21 декабря 1961 года, Вашингтон, округ Колумбия

Директор ЦРУ Аллен Уэлш Даллес принимал своего заместителя Джеймса Энглтона в одном из столичных офисов Управления. До сегодняшнего дня оно не имело центрального помещения, в котором бы размещались все службы – они были раскиданы по Вашингтону, в не обозначенных табличками кабинетах внутри малоприметных магазинов или промышленных небоскребов. Строительство центрального офиса, занимающего целое здание, велось сейчас в Лэнгли, но до окончательной сдачи объекта в эксплуатацию было еще далеко,²⁸ и потому мастодонту разведки приходилось встречаться с журналистами, осведомителями и шпионами, а также собирать заместителей на совещания в плохо приспособленных для этого кабинетах в разных районах столицы.

–Бентли, Бентли… – пробормотал Даллес, выслушав до конца доклад своего заместителя по итогам встречи с Голицыным. – Да уж, доставила нам эта дамочка хлопот во время подготовки Нюрнбергского процесса. Вернее, не она сама, а те, на кого она нас вывела…

Даллес занимался подготовкой Нюрнбергского процесса и знал, что советские шпионы в Вашингтоне осенью 1945 года прикладывали недюжинные усилия, чтобы сорвать его проведение. Инициатива США провести процесс (в пользу которой свидетельствует, помимо прочего, проведение его именно на территории Нюрнберга, занятого американскими войсками) грозила вскрыть мировой общественности не просто дружбу Третьего рейха и СССР перед войной, но и основанные на личной симпатии Гитлера и Сталина территориальные претензии последнего в отношении Польши. Конечно, союзники, утверждая Устав Трибунала, договорились, что про пакт Молотова-Риббентропа речь в процессе не зайдет, но вот про казнь военнопленных в Катыни речи не было.

–Тогда, – говорил Даллес, – Сталин начал искать варианты срыва процесса в соответствии с международным правом. Его юридический советник, бывший прокурор, замаравший себя участием во всех крупнейших политических процессах 1930-х, Андрей Вышинский, хоть и перешел на службу в МИД, но не перестал быть специалистом в области юриспруденции. Он-то и подсказал ему, что суда не будет, если признать всех подсудимых невменяемыми. Таким образом, противники процесса убивали одним выстрелом двух зайцев – не только спасались от гласного судебного разбирательства, но и лишали какой бы то ни было состоятельности слова сподвижников Гитлера, могущих подтвердить его дружбу со Сталиным. Кто поверит сумасшедшим?

Самоубийство одного из подсудимых, Лея, в канун процесса как нельзя более подходило на роль информационного повода для проведения экспертизы. И судебно-психиатрическая экспертиза вскоре была назначена. Проведение ее было поручено военному психиатру Дугласу Келли. Что тут необычного, спросишь ты? А то, что он был учеником другого американского психиатра, доктора Альфреда Коржибски, поляка по национальности. А тот в Первую мировую служил в Русской Императорской Армии, куда пришел из… охранки, царской тайной полиции! И, по стечению обстоятельств, в это же время в охранке служил не кто иной, как Иосиф Сталин! В ту пору я добыл много доказательств этого факта. ²⁹

–Но тогда эта экспертиза ни к чему не привела…

–Да, Келли нам удалось отставить – выяснилось, что его назначение экспертом пролоббировал не кто иной, как Декстер Уайт, который курировал подготовку процесса над финансистами рейха и потому имел отношение к сенатской комиссии, ведавшей кадрами для Нюрнберга. Шпионский скандал вокруг Уайта не дал нацистам избежать ответственности… Но сейчас мы не об этом.

–Ну почему же? – вскинул брови Энглтон. – Опять русские шпионы вставляют палки в колеса мировой политики и внутренней политики Штатов…

–…и наша задача – им помешать, – продолжил мысль его шеф. – Значит, говоришь, они обложились агентами влияния? Что ж, зная, кто такие Вильсон и Кекконен, и то, что без участия Советов им бы никогда выше депутатов нижней палаты местного парламента не продвинуться, поверить в это можно. Как и в то, что Джей-Эф Кей стоит поперек горла Союзу из-за наших действий в заливе Свиней. Конечно, с нашей стороны это была провокация, попытка столкнуть лбами Джека и Хрущева, пусть даже и без ведома первого, но она того стоила. Теперь Советы показали свою истинную заинтересованность в Кубе. И в этом вопросе они не остановятся ни перед чем, включая убийство Президента. Это и понятно – такой анклав внутри Соединенных Штатов. Им ничего не было и не будет так важно, как пребывание рядом со своим стратегическим противником. Ведь, находясь у нас под носом, на Кубе, они смогут заглядывать даже туда, куда обычно им заглядывать не положено. И, соответственно, держать нас за причинное место, регулируя, как ты правильно подметил, наши действия по всем основным направлениям международной политики. Что это де-факто означает? Проигрыш в «холодной войне», мягкую капитуляцию на продиктованных врагом условиях мира с тем, с кем вообще никаких договоренностей заключать нельзя!

–И как мы поступим? – спросил Энглтон.

–Боюсь, что в свете сказанного этим Голицыным у нас не остается иного выбора, кроме как вернуться к плану трехлетней давности.

–Плану ликвидации Кастро?

–Да, – кивнул Даллес, – к операции «Мангуст». Думаю, сейчас самое время ее возобновить. Конечно, докладывать об этом Президенту мы не будем – он настроен к нашим врагам даже слишком дружелюбно, и его эта инициатива на данном этапе спугнет, даже, если мы расскажем ему про этого русского перебежчика. Поэтому согласовывать операцию мы будем с генеральным прокурором.

–С Бобби? – спросил Энглтон, имея в виду брата Президента и мысленно восхищаясь Даллесом, который придумал ловкий тактический ход, воспользовавшись ситуацией, при которой левая рука не знает, что делает правая, но обе принадлежат одному и тому же человеку.

–Именно. Он нам точно не откажет… А что касается этого перебежчика, то, думаю, ему можно верить – слишком много совпадений, причем, стратегического характера, такими бы Советы просто так, с целью приманки, разбрасываться не стали, – но пока все же держать на небольшом расстоянии. Поверь мне, я знаю, о чем говорю – советские шпионы обладают уникальной способностью проникать в святая святых врага, играя подчас на грани фола.

В это время в кабинете Даллеса зазвонил телефон. Он обмолвился с собеседником парой коротких неоднозначных фраз, а потом повесил трубку и, в растерянности подойдя к окну, закурил свою знаменитую трубку.

–Что случилось, Аллен?

–Знаешь, незадолго до встречи с тобой я поручил нашему английскому представительству, – так он обычно ласково именовал резидентуры, – выйти на связь с мистером Филби. Уж очень занимательной показалась мне информация относительно тех его кембриджских друзей, что были разоблачены в 52-ом в Лондоне. Я сам с ним знаком, и знаком хорошо, и потому решил еще раз проверить состоятельность информации этого Голицына.

–И что?

–В том-то и дело, что найти его не представилось возможным. Он исчез.

–То есть как – исчез? – удивился Энглтон. – Высокопоставленный работник МИ-6 испарился из Лондона?

–Именно.

–И где он может быть?

–Его непосредственное начальство считает, что в Москве… – пробормотал явно обескураженный шеф ЦРУ.

–Вот даже как?!

–Да. И это еще раз укрепляет меня в мысли о том, что со стартом операции «Мангуст» затягивать нельзя.

Досье (операция «Мангуст» и ее предпосылки). Чтобы понимать уровень международной напряженности той поры, надо кратко охарактеризовать общий внешнеполитический фон, создаваемый обеими сторонами «холодной войны» в мире в конце 1950-х- начале 1960-х годов. Что там происходило?

1956 г. XX съезд КПСС, тяжелейший удар по авторитету Советского Союза, после чего в США появились мысли об отбрасывании коммунизма, поутихшие было после неоднозначного окончания войны на Корейском полуострове, которую США и их сателлиты вели под флагом ООН. События в Венгрии не заставили себя долго ждать. И сказать, что советское руководство испугалось, – не сказать ничего. Но, испугавшись, оно сделало в целом верный вывод, что на удар надо отвечать двойным ударом.

Октябрь 1956 г. – март 1957 г. (активная фаза: октябрь – ноябрь 1956 г.). Суэцкий кризис. Открытый, можно сказать публичный, распад Британской империи. Нет, распадаться она начала в сентябре 1940 г., когда стареющий британский лев начал распродавать наследство империи. Имеется в виду знаменитая сделка по обмену прав аренды на 99 лет (интересно, вспомнит ли об этом кто-то в 2039 г.?) британских баз в Вест-Индии на 50 потрепанных американских эсминцев. Но более очевидный и унизительный символ конца эпохи, чем Суэц, трудно представить. Британская империя перестала существовать как значимая геополитическая сила, став частью пыльных книжных полок в заштатном книжном магазине. Впрочем, и СССР, и США было над чем задуматься после кризиса.

Октябрь 1957 г. – первый советский спутник. Легкий пока еще холодок прошел по спинам тех, кто понимал, хотя большинство американцев посчитали, что это всего лишь дорогостоящая игрушка. На Западе мало кто по-настоящему понял, что произошло.

Май 1960 г. Инцидент с U-2 Гэри Пауэрса, первый подход к неизъяснимому. Момент истины для советского руководства, почувствовавшего себя беззащитным, когда самолет шел вглубь страны с непонятными целями. А затем – чувство новой уверенности в своих силах, когда обломки самолета рухнули под Свердловском.

12 апреля 1961 г. Полет первого человека в космос, крупнейшее мирное наступление СССР. Величайший политический, технологический и имиджевый прорыв страны и народа, расцененный властью, как прорыв идеологии.

14–16 апреля 1961 г. Провальная операция в заливе Свиней, в ходе которой ЦРУ планировало руками кубинских политэмигрантов свалить режим Фиделя Кастро на Кубе, но безуспешно.

Август 1961 г. Строительство Берлинской стены или «Антифашистского вала» в зависимости от идеологической позиции читателя. Фиксация окончательного разделения сфер влияния в Европе. Надо быть очень наивным, чтобы не понимать, что в условиях замораживания противостояния в Европе энергия конфронтации пойдет куда-то еще. Вопрос в том – куда.

Октябрь 1961 г. Размещение американских ракет в Турции. Возникновение крайне серьезного вектора уязвимости СССР, которую невозможно было компенсировать в рамках обычной для тогдашнего СССР военной политики. Трудно отделаться от мысли, что размещение 15 ракет Jupiter в районе г. Измир было, скорее, фактором политического давления на Москву, своего рода приглашением к превентивному удару для Кремля, полностью развязывавшему руки американским военным.

30 октября 1961 г. Испытание термоядерной «царь-бомбы» в СССР мощностью 50 мегатонн. Советский ответ на нагнетание напряженности был асимметричным, но сказать, что он был эффективным, трудно.

Июнь 1962 г. События в Новочеркасске. Руководство Советского государства расстреливает голодную демонстрацию рабочих и в то же время, их же руками строит себе ядерное и оружейное превосходство в «холодной войне».

Октябрь 1962 г. Арест в Москве американского шпиона Олега Пеньковского, роль которого в Карибском кризисе не ясна, но, похоже, намного значительнее, чем считается. А за арестом – начало крайне сложных процессов внутри советского руководства, закончившихся громкими отставками, в том числе и людей, имевших более чем прямое отношение к неизъяснимому, – генерала армии Ивана Серова и главного маршала артиллерии Сергея Варенцова.

Реальный эндшпиль наступил через два года – в октябре 1964 г., когда из политики ушла вторая главная фигура Карибского кризиса и всего политического пространства тогдашнего мира, Никита Хрущев. Вернее, Хрущева из политики вывели. Думается, именно по причине его странной и очень уж «миролюбивой» роли по отношению к американскому Президенту, трагически погибшему годом ранее. ³⁰

Кто-то может сказать, что на данном внешнеполитическом фоне позиция США выглядела более слабой; кто-то – выдвинуть аналогичное утверждение в отношении позиции СССР. Но никто не станет спорить с тем, что напряженность в отношениях между двумя странами последовательно нарастала, и втянут в этот конфликт был весь мир…

27–28 октября 1961 г. после нарастания напряженности в американо-советских отношениях вокруг Берлина на протяжении всего лета и кульминации в августе, когда Хрущев отдал распоряжение о строительстве стены между Восточным и Западным Берлином, генерал Люсиус Клей, личный представитель президента Кеннеди в Западном Берлине, провоцирует 16-часовое танковое противостояние между США и Советским Союзом у Берлинской стены. Кеннеди посылает по неофициальным каналам срочное сообщение Хрущеву, после чего тот начинает отвод танков, создав прообраз разрешения Карибского кризиса год спустя.

Возможно, Карибский кризис был одним из наиболее опасных моментов в истории человечества. В течение 13 дней с 16 по 28 октября 1962 г., когда Советский Союз установил ядерные ракеты на Кубе, президент Кеннеди открыто требовал, чтобы Никита Хрущев немедленно демонтировал и вывел их с Кубы. Кеннеди также установил морскую блокаду, преградив тем самым путь советским кораблям, следовавшим к острову. Игнорируя тот факт, что ракеты США уже были размещены в Турции на границе с Советским Союзом, Кеннеди назвал развертывание советских ракет на Кубе «преднамеренно провокационным и необоснованным изменением статус-кво, что неприемлемо для данной страны». ³¹ Несмотря на воинственную позицию Кеннеди, возможное разрешение кризиса путем взаимных уступок с его стороны и со стороны Хрущева не было положительно оценено поборниками жесткого курса в холодной войне.

Ракетный кризис возник, потому что, как писал в своих мемуарах Никита Хрущев: «Мы были совершенно уверены, что вторжение [в залив Свиней] было только началом, и что американцы не оставят Кубу в покое». Чтобы защитить Кубу от угрозы повторного вторжения со стороны США, Хрущев сказал, что «он решил установить ракеты с ядерными боеголовками на Кубе, не ставя в известность об этом Соединенные Штаты до тех пор, пока не будет слишком поздно что-либо предпринимать». ³² Его стратегия преследовала две цели: «Главное, как я считаю, размещение наших ракет на Кубе будет сдерживать Соединенные Штаты от опрометчивых военных действий против правительства Кастро. Кроме того, что наши ракеты будут защищать Кубу, они также смогут выровнять то, что Запад любит называть “балансом сил”. Американцы окружили нашу страну военными базами и угрожали нам ядерным оружием, а теперь они на себе испытают, каково это знать, что вражеские ракеты направлены на них».

На самом деле воевать никто не был готов. 12.09.1963 на совещании в ОКНШ Кеннеди, опираясь на доклады своих военных советников о ядерном превосходстве перед СССР, предложил «нанести упреждающий удар», чем поверг их в шок. Казалось бы, почему, ведь и внешнеполитическая обстановка, и историческая ситуация выражали всеобщую готовность к войне? Не потому ли, что война в данном случае была для американского военного истеблишмента лишь средством пиара, зарабатывания денег, поддержания авторитета и не более? Таким образом, понимая, что превентивный ядерный удар приведет к удару встречному, агрессивные военные круги Штатов все же не рассматривали реальную перспективу войны. То же творилось и в СССР, чьи военачальники по воинственности не уступали верхушке ОКНШ.

Еще в феврале 1963 года Хрущев предложил своему Совету обороны провести полномасштабное реформирование советских вооруженных сил. Когда главнокомандующий сил Варшавского договора маршал Андрей Гречко стал убеждать Хрущева, что он должен вооружить армию тактическим ядерным оружием, советский лидер отказался, приведя вполне конкретную причину. «У меня нет денег», – сказал он. ³³

Затем он представил свое радикальное видение советских вооруженных сил. Он собирался резко сократить самоубийственный с экономической точки зрения военный бюджет. Он хотел оставить «очень небольшую, но очень квалифицированную армию». Помимо ядра – ракетных войск стратегического назначения, – по его словам: «Остальная армия должна строиться на региональной милиционной основе. Ее бойцы могли бы жить дома, заниматься полезным трудом, но какое-то время тратить на военную подготовку. Под ружье они становились бы только при возникновении реальной опасности для государства». Даже советские ракетные войска можно свести к минимуму, считал Хрущев. Заводы, которые производили ракеты, затем могли перейти на выпуск мирной продукции, например речных судов.

Предложение Хрущева в феврале 1963 г. по радикальной реорганизации армии и конверсии советских ракетных заводов удивило членов его Совета обороны. К ужасу своих генералов, он вновь вернулся к своему плану миротворческих преобразований в октябре 1964 г., за месяц до того, как был отстранен от власти.

В это же время Кеннеди, не меньше конфликтуя со своим военным истеблишментом, пытается протянуть Советам руку дружбы. Так, в сентябре 1961 и декабре 1962 годов Кеннеди отказался вводить войска в Конго, чем спровоцировал сближение с СССР после смерти Патриса Лумумбы, и поставил под угрозу милитаристские планы верхушек СССР и США. Надо сказать, что за три дня до того, как Джон Кеннеди занял пост президента США, 17 января 1961 г., конголезский премьер-министр Патрис Лумумба был убит бельгийским правительством при участии ЦРУ.³⁴ Как заметила автор книги «Конголезские телеграммы» (The Congo Cables) Мадлен Калб, «по большей части ощущение необходимости неотложных действий в первые недели января [1961 г.], которое привело к смерти Лумумбы, проистекало… от страха перед предстоящими переменами в Вашингтоне», связанными с инаугурацией Кеннеди. ³⁵

В Африке и Европе Кеннеди получил широкую известность как сторонник африканского национализма. Он даже включил поддержку африканского движения за независимость в свою предвыборную кампанию 1960 г., неоднократно повторяя: «Мы потеряли позиции в Африке потому, что не замечали и не хотели замечать потребности и чаяния народов Африки». В ЦРУ серьезно отнеслись к симпатиям, проявляемым Кеннеди к африканскому национализму. Приближалась его инаугурация, и глава резидентуры ЦРУ в Леопольдвиле Лоуренс Девлин заявил о «необходимости принять “решительные меры”, пока не станет слишком поздно».³⁶ Аналитик ЦРУ Пол Саква отметил в одном из интервью, что решение передать Лумумбу в руки его убийц приняли люди, «получавшие финансовую поддержку и постоянные советы из резидентуры ЦРУ». ЦРУ поспешило, и Лумумба был убит руками бельгийских партнеров Управления за три дня до того, как Кеннеди принял присягу в качестве нового президента США.

Понятно, что в интересах военщины был ввод войск США в Конго после этого провокационного убийства с целью наращивания военного влияния на черном континенте и остановки советской экспансии там же. Кеннеди сознательно этого не делает.

Далее. 19 марта 1963 г. на пресс-конференции в Вашингтоне спонсируемая ЦРУ боевая организация кубинских политэмигрантов «Альфа-66» заявляет о совершении нападений на советские «базу» и корабль в кубинской акватории, в результате которых погибли или были ранены несколько человек. Нападение в кубинских водах, по словам тайного советника «Альфа-66» от ЦРУ Дэвида Атли Филлипса, преследовало цель «поставить Кеннеди в неловкое положение и вынудить его выступить против Кастро». А уже 31 марта 1963 г. президент Кеннеди приказывает принять меры против боевых кораблей кубинских эмигрантов, управляемых ЦРУ из Майами. Министерство юстиции под руководством Роберта Кеннеди ограничивает передвижение противников режима Кастро у побережья Майами, а береговая охрана захватывает их суда и берет под арест команды.

Далее. В июне 1963 г. Кеннеди совершает противоречивый шаг, программой которого стало выступление 10.06.1963 в стенах Американского университета, где он рассказал о впечатляющей картине мира будущего. С одной стороны, он приказывает начать вывод войск из Вьетнама, чтобы прекратить лить американскую кровь. С другой – оставляет без ранее обещанной поддержки президента Вьетнама Нго Динь Зьема, на чью сторону явно склоняются ОКНШ и ЦРУ. Конечно, в известной степени Нго был сам в этом виноват, так как ему не нравилось усиление контроля американской военщины над вооруженными силами Вьетнама и усиление контроля ЦРУ над всеми видами местной власти; не веря пока в реальность своих мечтаний, он весной 1963 года начал требовать вывода войск. Сказано – сделано…

Однако, уже 8 мая 1963 года во Вьетнаме начался буддистский кризис, вызванный запретом правительства в День Рождения Будды сделать исключения из ранее принятого закона о запрете демонстрации религиозной символики в общественных местах. Прихожане стали выражать недовольство, а армия ответила им огнем, ошибочно приняв их выступления за атаки оппозиционных правительству вьетконговцев, для борьбы с которыми на территории страны и находился ограниченный контингент американских войск. Началась полномасштабная гражданская война, в ходе которой Зьем не мог отстоять ни одну сторону – снимая католиков с должностей высшей государственной власти и назначая на них по ошибке обиженных буддистов, он вызывал недовольство первых. Притесняя последних – их ярость и неприятие. Видя все это, Кеннеди понимает, что втягивать свою армию в войну на другом континенте – дело неблагодарное, и решает отозвать войска. Перевес сил оказывается на стороне просоветски настроенного «Вьетконга».

Далее. Еще одной причиной недовольства Кеннеди со стороны его силовой верхушки стала его мирная политика по отношению к президенту Индонезии Сукарно, возглавлявшему движение неприсоединения, но склонявшемуся больше в сторону СССР. Сукарно пользовался в Вашингтоне дурной славой из-за своей антиамериканской риторики и воинствующего национализма третьего мира. Хотя Сукарно утверждал, что придерживается нейтралитета в холодной войне, американские аналитики считали его симпатизирующим Советскому Союзу. По крайней мере, он принимал военную помощь от Советов.

Тем не менее Кеннеди, который в Сенате прямо выказывал поддержку недавно получившим независимость странам третьего мира, в 1961 г. тепло встретил Сукарно в Белом доме. Сукарно, в свою очередь, надеялся принять Кеннеди в Индонезии. ЦРУ же хотело смерти Сукарно и свертывания того, что оно называло «предвзятостью в мировой политике». Заместитель директора ЦРУ по планированию Ричард Бисселл в интервью отнес конголезского лидера Патриса Лумумбу и Сукарно к одной и той же категории расходных материалов: «Лумумба и Сукарно были двумя самым плохими людьми на государственной службе, о которых я когда-либо слышал. Это были бешеные псы… Я считал, что они представляют опасность для Соединенных Штатов».³⁷ Заговоры с целью убийства таких людей, признал Бисселл, порой могут представлять «неверные решения», но только в тех случаях, когда они проваливаются. Он настаивал, что заговоры с целью убийства таких «бешеных псов» «не были чем-то безнравственным», и сожалел лишь о том, что некоторые заговоры ЦРУ провалились и стали достоянием гласности.

О заговоре ЦРУ против Сукарно стало известно еще при администрации Эйзенхауэра. Осенью 1956 года Фрэнк Уиснер, тогдашний заместитель директора ЦРУ по планированию, сказал главе Дальневосточного отдела Управления: «Думаю, пора поджарить Сукарно пятки».³⁸ После этого Управление приложило руку к мятежу индонезийских военных в 1957–1958 гг., предоставило мятежникам оружие и даже использовало эскадрилью самолетов без опознавательных знаков для бомбардировки верных Сукарно войск. ³⁹ Тайное участие ЦРУ открылось после того, как один из летчиков, Аллен Поуп, сбросил бомбы на церковь и рыночную площадь, убив много мирных жителей. Поупа сбили и по имевшимся при нем документам идентифицировали как наемника ЦРУ. Четыре года спустя Сукарно помиловал приговоренного к смертной казни Поупа в ответ на личную просьбу Роберта Кеннеди, которую генеральный прокурор высказал во время своего визита в Индонезию. Роберт Кеннеди представлял своего брата, и таким образом его визит укрепил связь Сукарно с обоими Кеннеди.

В отличие от ЦРУ, президент Кеннеди хотел сотрудничать с Сукарно, а не ликвидировать его путем переворота или покушения. В 1961–1962 гг. президент выступал посредником в переговорах между Индонезией и ее бывшим колониальным хозяином, Нидерландами, когда назревала война между ними. Мирное разрешение индонезийско-голландского кризиса, которого Джон Кеннеди добился через ООН, позволило спорной территории Западного Ириана (Западная Новая Гвинея) перейти от Нидерландов под управление индонезийского правительства с предоставлением народу Западного Ириана возможности получить к 1969 г. независимость. В результате для ЦРУ Кеннеди оказался пособником врага. Как выразился Бисселл, «поддерживая притязания Индонезии на суверенитет над Западным Ирианом, мы можем непреднамеренно помочь укреплению режима, который по своей природе враждебен по отношению к США».⁴⁰ Кеннеди, напротив, смотрел на ситуацию глазами Сукарно. Он сказал: «Учитывая такие вещи, как поддержка, которую ЦРУ оказывало в 1958 г. [антиправительственному] мятежу, частые антиамериканские высказывания Сукарно можно понять». ⁴¹