Должен жить

Юра покраснел.

– Я очень просил, – сказал он тихо. – И все думали, что я догоню. Я опоздал всего на сутки…

Воцарилось молчание.

– У вас есть… э-э… знакомые в Мирза Чарле? – осторожно спросил Юрковский.

– Нет. Я только сегодня приехал. Познакомился на озере с одним товарищем – Иван его зовут. И он…

– А куда вы обращались?

– К администратору гостиницы.

Быков и Юрковский переглянулись. Юре показалось, что Юрковский чуть-чуть отрицательно покачал головой.

– Ну, это еще не страшно, – проворчал Быков.

Юрковский сказал неожиданно резко:

– Совершенно не понимаю: зачем нам пассажир?

Быков думал.

– Честное слово, я никому не буду мешать, – убедительно сказал Юра… – И я на все готов!

– Готов даже красиво умереть… – проворчал Быков.

Юра прикусил губу. «Дрянь дело! – подумал он. – Ох, и плохо же мне. Ох, плохо…»

– Мне очень надо на Рею, – сказал он. Он вдруг с полной отчетливостью осознал, что это его последний шанс и что на завтрашний разговор с заместителем начальника рассчитывать не стоит.

– М-м? – сказал Быков и посмотрел на Юрковского.

Юрковский пожал плечами и, подняв бокал, стал смотреть сквозь него на лампу. Тогда Быков поднялся из-за стола – Юра даже попятился, такой он оказался громадный и грузный, – и, шаркая домашними туфлями, направился в угол, где на спинке стула висела потертая кожаная куртка. Из кармана куртки он извлек плоский блестящий футляр радиофона. Юра затаив дыхание смотрел ему в спину.

– Шарль? – глухо осведомился Быков. Он прижимал к уху гибкий шнур с металлическим шариком на конце. – Это Быков. Регистр «Тахмасиба» еще у тебя? Впиши в состав экипажа для спецрейса 17… Да, я беру стажера… Начальник экспедиции не возражает… (Юрковский сильно поморщился, но промолчал.) Что?… Сейчас. – Быков повернулся к Юре, протянул руку и нетерпеливо пощелкал пальцами. (Юра бросился к столу, схватил рекомендацию и вложил ему в руку.) – Сейчас. Так… От коллектива Вязьминского завода пластконструкций… Боже мой, Шарль, это совершенно не твое дело! В конце концов, это спецрейс!… Да. Даю: Бородин Юрий Михайлович. Восемнадцать лет… Да, именно восемнадцать. Вакуум-сварщик. Стажер. Зачислен моим приказом от вчерашнего числа. Прошу тебя, Шарль, немедленно подготовь для него документы… Нет, не он, я сам заеду. Завтра утром. До свидания, Шарль, спасибо.

Быков медленно свернул шнур и сунул радиофон обратно в карман куртки.

– Это незаконно, Алексей, – негромко произнес Юрковский.

Быков вернулся к столу и сел.

– Если бы ты знал, Владимир, – сказал он, – без скольких законов я могу обойтись в пространстве. И без скольких законов нам придется обойтись в этом рейсе… Стажер, можете сесть, – обратился он к Юре. (Юра торопливо и очень неудобно сел.) Быков взял телефонную трубку. – Жилин, зайдите ко мне. – Он повесил трубку. – Возьмите ваши документы, стажер. Подчиняться будете непосредственно мне. Ваши обязанности вам разъяснит бортинженер Жилин, который сейчас придет.

– Алексей, – величественно сказал Юрковский, – наш… э-э… кадет еще не знает, с кем имеет дело.

– Нет, я знаю, – пробормотал Юра. – Я вас сразу узнал.

– О-о! – удивился Юрковский. – Нас еще можно узнать?

Юра не успел ответить. Дверь распахнулась, и на пороге появился Иван в той же самой клетчатой ковбойке.

– Прибыл, Алексей Петрович, – весело сообщил он.

– Принимай своего крестника, – буркнул Быков. – Это наш стажер. Закрепляю его за тобой. Сделай отметку в журнале. А теперь забирай его к себе и до самого старта не спускай с него глаз.

– Слушаю, – сказал Жилин, поднял Юру со стула и вывел его в коридор.

Юра медленно осознавал происходящее.

– Это вы – Жилин? – спросил он. – Бортинженер?

Жилин не ответил. Он поставил Юру перед собой, отступил на шаг и спросил страшным голосом:

– Водку пьешь?

– Нет! – испуганно ответил Юра.

– В бога веруешь?

– Нет.

– Истинно межпланетная душа! – удовлетворенно сказал Жилин. – Когда прибудем на «Тахмасиб», дам тебе поцеловать ключ от стартера.

МАРС. АСТРОНОМЫ

Матти, прикрыв глаза от слепящего солнца, смотрел на дюны. Краулера видно не было. Над дюнами стояло большое облако красноватой пыли, слабый ветер медленно относил его в сторону. Было тихо, только на пятиметровой высоте шелестела вертушка анемометра. Затем Матти услыхал выстрелы: «Пок, пок, пок, пок» – четыре выстрела подряд.

– Мимо, конечно, – сказал он.

Обсерватория стояла на высоком плоском холме. Летом воздух всегда был очень прозрачен, и с вершины холма хорошо просматривались белые купола и параллелепипеды Теплого Сырта в пяти километрах к югу и серые развалины Старой Базы на таком же плоском высоком холме в трех километрах к западу. Но сейчас Старую Базу закрывало облако пыли. «Пок, пок, пок», – снова донеслось оттуда.

– Стрелки?! – горестно произнес Матти. Он осмотрел наблюдательную площадку. – Вот скверная тварь!

Широкоугольная камера была повалена. Метеобудка покосилась. Стена павильона телескопа была забрызгана какой-то желтой гадостью. Над дверью павильона зияла свежая дыра от разрывной пули. Лампочка над входом была разбита.

– Стрелки?! – повторил Матти.

Он подошел к павильону и ощупал пальцами в меховой перчатке края пробоины. Он представил себе, что может натворить разрывная пуля в павильоне, и ему стало нехорошо. В павильоне стоял очень хороший телескоп с прекрасно исправленным объективом, регистратор мерцаний, блинк-автоматы – аппаратура редкая, капризная и сложная. Блинк-автоматы боятся даже пыли – их приходится закрывать герметическим чехлом. А что такое чехол против разрывной пули?

Матти не пошел в павильон. «Пусть они сами посмотрят, – подумал он. – Сами стреляли, пусть сами и смотрят». Честно говоря, ему было просто страшно заходить туда. Он положил карабин на песок и, поднатужась, поднял камеру. Одна нога треножника была погнута, и камера встала криво.

– Скверное животное! – сказал Матти с ненавистью.

Он занимался метеоритными съемками, и камера была единственным инструментом в его распоряжении. Он пошел через всю площадку к метеобудке. Пыль на площадке была изрыта. Матти со злостью топтал характерные округлые ямы – следы летучей пиявки. «Почему она все время лезет на площадку? – думал он. – Ну, ползала бы вокруг дома. Ну, вломилась бы в гараж. Нет, она лезет на площадку. Человечиной здесь пахнет, что ли?»

Дверца метеобудки была погнута и не открывалась. Матти безнадежно махнул рукой и вернулся к камере. Он свинтил камеру, с трудом снял ее и, кряхтя, положил на разостланный брезент. Потом он взял треногу и понес ее в дом. Он оставил треногу в мастерской и заглянул в столовую. Наташа сидела у рации.

– Сообщила? – спросил Матти.

Ты знаешь, у меня просто руки опускаются! – сердито сказала она. – Честное слово, проще сбегать туда.

– А что? – спросил Матти.

Наташа резко повернула регулятор громкости. Низкий усталый голос загудел в комнате:

– Седьмая, седьмая, говорит Сырт. Почему нет сводки? Слышите, седьмая? Давайте сводку!

Седьмая забубнила цифрами.

– Сырт! – позвала Наташа. – Сырт! Говорит первая!

– Первая, не мешайте! – ответил усталый голос. – Имейте терпение…

– Ну вот, пожалуйста! – сказала Наташа и повернула регулятор громкости в обратную сторону.

– А что ты, собственно, хочешь им сообщить? – спросил Матти.

– Про то, что случилось. Ведь это чепе.

– Ну уж и чепе. Каждую ночь у нас такое чепе.

Наташа задумчиво подперла кулачком щеку.

– А знаешь, Матти, – сказала она. – Ведь сегодня первый раз пиявка пришла днем.

Матти всеми пальцами взялся за физиономию. Это была правда. Прежде пиявки приходили либо поздно ночью, либо перед самым восходом солнца.

– Да, – сказал он, – да-а-а! Я это понимаю так: обнаглели.

– Я это тоже так понимаю, – заметила Наташа. – Что там, на площадке?

– Ты лучше сама сходи посмотри. Камеру мою изуродовали. Мне сегодня не наблюдать.

– Ребята там?

Матти замялся.

– Да, в общем, там… – Он неопределенно махнул рукой.

Он вдруг представил себе, что скажет Наташа, когда увидит пулевую пробоину над дверью павильона.

Наташа снова повернулась к рации, и Матти тихонько прикрыл за собой дверь. Он вышел из дома и увидел краулер. Краулер летел на предельной скорости, лихо прыгая с бархана на бархан. За ним до самых звезд вставала плотная стена пыли, и на этом красно-желтом фоне очень эффектно выделялась могучая фигура Пенькова, стоявшего во весь рост с упертым в бок карабином. Вел краулер, конечно, Сергей. Он направил машину прямо на Матти и намертво затормозил в пяти шагах. Густое облако пыли заволокло наблюдательную площадку.

– Кентавры! – сказал Матти, протирая очки. – Лошадиная голова на человеческом туловище.

– А что? – воскликнул Сергей, соскакивая.

За ним неторопливо спустился Пеньков.

– Ушла! – объявил он.

– По-моему, ты в нее попал, – сказал Сергей.

Пеньков важно кивнул:

– По-моему, тоже.

Матти подошел к Пенькову и крепко взял за рукав меховой куртки:

– А ну-ка, пойдем.

– Куда? – осведомился тот, сопротивляясь.

– Пойдем, пойдем, стрелок! Я тебе покажу, куда ты попал наверняка.

Они подошли к павильону и остановились перед дверью.

– Ух ты! – сказал Пеньков.

Сергей, не говоря ни слова, кинулся внутрь.

– Наташка видела? – быстро спросил Пеньков.

– Нет еще.

Пеньков с задумчивым видом ощупывал края дыры:

– Это так сразу не заделаешь.

– Да, запасного павильона на Сырте нет, – ядовито подтвердил Матти.

Месяц назад Пеньков, стреляя ночью в пиявок, пробил метеобудку. Тогда он отправился на Сырт и где-то достал там запасную. Пробитую будку он спрятал в гараже.

Сергей крикнул из павильона:

– Кажется, все в порядке!

– А есть там выходное отверстие? – спросил Пеньков.

– Есть, – ответил Сергей.

Раздалось мягкое жужжание – крыша павильона раздвинулась и сдвинулась снова.

– Кажется, обошлось, – сказал Сергей и вылез из павильона.

– А у меня треногу помяло, – сообщил Матти. – А метеобудку так покалечило, что придется опять новую доставать.

Пеньков мельком взглянул на будку и снова уставился на зияющую дыру. Сергей стоял рядом с ним и тоже смотрел на дыру.

– Будку я выправлю, – уныло сказал Пеньков. – А вот что с этим делать?…

– Наташа идет, – негромко предупредил Матти.

Пеньков сделал движение, как будто собирался куда-то скрыться, но только втянул голову в плечи.

Сергей быстро заговорил:

– Здесь пробоина небольшая, Наташенька, но это ерунда, мы ее сегодня же быстро заделаем, а внутри все цело…

Наташа подошла к ним, взглянула на пробоину.

– Свиньи вы, ребята! – тихо сказала она.

Теперь скрыться куда-нибудь захотелось всем, даже Матти, который был совсем ни в чем не виноват и выбежал на площадку последним, когда уже все кончилось. Наташа вошла в павильон и зажгла свет. В раскрытую дверь было видно, как она снимает футляр с блинк-автоматов.

Сергей тихонько проговорил:

– Пойду загоню машину.

Ему никто не ответил. Он полез в краулер и завел мотор. Матти молча вернулся к своей камере и, согнувшись пополам, поволок ее в дом. Перед павильоном осталась только унылая, нелепо громоздкая фигура Пенькова.

Матти втащил камеру в мастерскую, снял кислородную маску, стащил с головы капюшон и долго возился, расстегивая просторную доху. Затем, не снимая унтов, он сел на стол возле камеры. В окно ему было видно, как необыкновенно медленно, словно на цыпочках, проехал в гараж краулер. Наташа вышла из павильона и плотно закрыла за собой дверь. Потом она пошла через площадку, останавливаясь перед приборами. Пеньков плелся следом и, судя по всему, длинно и тоскливо вздыхал.

Тучи пыли уже осели, маленькое красноватое солнце висело над черными, словно обглоданными руинами Старой Базы, поросшими колючим марсианским саксаулом. Матти посмотрел на низкое солнце, на быстро темнеющее небо, вспомнил, что он сегодня дежурный, и отправился на кухню.

За ужином Сергей сказал:

– Наташенька наша сегодня серьезная… – и испытующе посмотрел на Наташу.

– Да ну вас, в самом деле! – сказала Наташа. Она ела, ни на кого не глядя, очень расстроенная и нахмуренная.

– Сердитая Наташенька наша! – продолжал Сергей.

Пеньков снова вздохнул. Матти скорбно покачал головой.

– Не любит нас сегодня Наташенька! – добавил Сергей нежно.

– Ну правда, ну что это такое? – заговорила Наташа. – Ведь договорились уже – не стрелять на площадке. Это же не тир все-таки. Там приборы… Вот разбили бы сегодня блинки, куда бы пошли? Где их взять?

Пеньков преданными, собачьими глазами смотрел на нее.

– Ну что ты, Наташенька! – изумился Сергей. – Как можно попасть в блинк?

– Мы стреляли только по лампочкам, – проворчал Матти.

– Вот продырявили павильон, – сказала Наташа.

– Наташенька, – закричал Сережа, – мы принесем другой павильон! Пеньков сбегает на Сырт и принесет. Он ведь у нас здоровенный!

– Да ну вас… – Наташа уже больше не сердилась.

Пеньков оживился.

– Когда же в нее стрелять, как не на площадке… – начал он, но Матти наступил ему под столом на ногу, и он замолчал.

– Ты, Володя, действительно просто ужас какой неуклюжий! – сказала Наташа. – Огромное чудовище, ростом со шкаф, и ты целый месяц не можешь в него попасть.

– Я сам удивляюсь, – честно признался Пеньков и почесал затылок. – Может, прицел сбит?

– Гнутие ствола, – произнес ядовито Матти.

– Все равно, ребята, теперь этим забавам конец, – сказала Наташа. (Все посмотрели на нее.) – Я говорила с Сыртом. Сегодня пиявки напали на группу Азизбекова, на геологов, на нас и на участок нового строительства. И всё среди бела дня.

– И всё к западу и к северу от Сырта, – заметил Сергей.

– Да, в самом деле… А я и не сообразила. Ну, как бы то ни было, решено провести облаву.

– Это здорово! – обрадовался Пеньков. – Наконец-то.

– Завтра утром будет совещание, вызывают всех начальников групп. Я поеду, а ты останешься за старшего, Сережа. Да, и еще – наблюдать сегодня не будем, ребята. Начальство распорядилось отменить все ночные работы.

Пеньков перестал есть и грустно посмотрел на Наташу.

Матти произнес:

– Мне-то все равно – у меня камера полетела. А вот у Пенькова полетит программа, если он пропустит пару ночей.

– Я знаю, – сказала Наташа. – У всех летит программа.

– А может быть, я как-нибудь потихонечку, – спросил Пеньков, – незаметно?.

Наташа замотала головой:

– И слышать не хочу!

– А может… – начал Пеньков.

И Матти снова наступил ему на ногу. Пеньков подумал: «И правда, чего слова тратить. Все равно все будут наблюдать».

– Какой сегодня день? – спросил Сергей. Он имел в виду день декады.

– Восьмой, – отозвался Матти. Наташа покраснела и стала глядеть всем в глаза по очереди.

– Что-то Рыбкина давно нет, – произнес Сергей, наливая себе кофе.

– Да, действительно, – глубокомысленно сказал Пеньков.

– И время уже позднее, – добавил Матти. – Уж полночь близится, а Рыбкина все нет…

– О! – Сергей поднял палец. В тамбуре звякнула дверь шлюза. – Это он! – торжественным шепотом провозгласил Сергей.

– Ват чудаки, вот чудаки! – Наташа смущенно засмеялась.

– Не трогайте Наташеньку! – потребовал Сережа. – Не смейте над нею смеяться.

– Вот он сейчас придет, он нам посмеется! – сказал Пеньков.

В дверь столовой постучали. Сергей, Матти и Пеньков одновременно приложили палец к губам и значительно посмотрели на Наташу.

– Ну что же вы? – шепотом проговорила Наташа. – Отзовитесь же кто-нибудь.

Матти, Сергей и Пеньков одновременно замотали головой.

– Войдите! – с отчаянием крикнула Наташа.

Вошел Рыбкин, как всегда аккуратный и подтянутый, в чистом комбинезоне, в белоснежной сорочке с отложным воротником, безукоризненно выбритый. Лицо его, как и у всех следопытов, производило странное впечатление: дочерна загорелые скулы и лоб, белые пятна вокруг глаз и белая нижняя часть лица – там, где кожу прикрывает кислородная маска.

– Можно? – спросил он тихо. Он всегда говорил очень тихо.

– Садитесь, Феликс, – предложила Наташа.

– Ужинать будешь? – спросил Матти.

– Спасибо, – сказал Рыбкин. – Лучше чашечку кофе.

– Что-то ты сегодня запоздал, – заявил прямодушный Пеньков, наливая ему кофе.

Сергей скорчил ужасную рожу, а Матти пнул Пенькова под столом ногой. Рыбкин спокойно принял кофе.

– Я пришел полчаса назад, – сообщил он, – и прошелся вокруг дома. Я вижу, сегодня у вас тоже побывала пиявка.

– Сегодня у нас тут была баталия, – сказала Наташа.

– Да, – сказал Рыбкин. – Я видел пробоину в павильоне.

– Наши карабины страдают гнутием ствола, – объяснил Матти.

Рыбкин засмеялся. У него были маленькие, ровные, белые зубы.

– А тебе приходилось попадать хоть в одну пиявку? – спросил Сергей.

– Вероятно, нет, – ответил Феликс. – В них очень трудно попасть.

– Это я и сам знаю, – проворчал Пеньков.

Наташа, опустив глаза, крошила хлеб.

– Сегодня у Азизбекова одну убили, – сказал Рыбкин.

– Да ну? – изумился Пеньков. – Кто?

Рыбкин опять засмеялся:

– Да никто. – Он мельком поглядел на Наташу. – Забавная штука: сорвалась стрела экскаватора и раздавила ее. Наверное, кто-нибудь попал в трос.

– Вот это выстрел! – восхитился Сергей.

– Это мы тоже умеем, – усмехнулся Матти. – На бегу, с тридцати шагов прямо в лампочку над дверью.

– Вы знаете, ребята, – сказал Сергей, у меня такое впечатление, что все карабины на Марсе страдают гнутием ствола.

– Нет, – возразил Феликс. – Потом обнаружили, что в пиявку у Азизбекова попало шесть пуль.

– Вот скоро будет облава, – пообещал Пеньков. – Мы им тогда покажем, где раки зимуют.

– А я этой облаве вот ни столечко не радуюсь, – заметил Матти. – Спокон веков у нас так: бах-трах-тарарах, перебьют всю живность, а потом начинают устраивать заповедники.

– Что это ты? – удивился Сергей. – Ведь они же мешают.

– Нам все мешает! – рассердился Матти. – Кислорода мало – мешает, кислорода много – мешает, лесу много – мешает, руби лес… Кто мы такие, в конце концов, что нам все мешает?

– Салат был, что ли, плохой? – задумчиво спросил Пеньков. – Так ты его сам готовил…

– Не попадайся, не попадайся, Пеньков! – сказал Сергей. – Он просто хочет затеять общий разговор. Чтобы Наташенька высказалась.

Феликс внимательно посмотрел на Сергея. У него были большие светлые глаза, и он очень редко мигал. Матти серьезно сказал:

– Может быть, вовсе не они нам мешают, а мы им.

– Ну? – спросил Пеньков.

– Я предлагаю рабочую гипотезу. Летучие пиявки есть коренные разумные обитатели Марса, хотя они находятся пока на низкой ступени развития. Мы захватили районы, где есть вода, и они намерены нас выжить.

Пеньков ошарашенно смотрел на него:

– Что ж, возможно…

– Да ты спорь с ним, спорь! – сказал Сергей. – А то так ему никакого удовольствия.

– Все говорит за мою гипотезу, – продолжал Матти. – Живут они в подземных городах. Нападают всегда справа – потому что у них такое табу. И… они всегда уносят своих раненых.

– Ну, братец… – разочарованно сказал Пеньков.

– Феликс, – попросил Сергей, – уничтожь это изящное рассуждение.

Феликс кивнул:

– Такая гипотеза уже выдвигалась. (Матти изумленно поднял брови.) Давно. До того, как была убита первая пиявка. Сейчас выдвигают гипотезу поинтереснее.

– Ну? – спросил Пеньков.

– До сих пор никто не объяснил, почему пиявки нападают на людей. Не исключена возможность, что это у них очень древняя привычка. Напрашивается мысль: не обитает ли на Марсе все-таки раса двуногих прямостоящих?

– Обитает! – сказал Матти. – Тридцать лет уже обитает.

Феликс вежливо улыбнулся:

– Можно надеяться, что пиявки наведут нас на эту расу.

Некоторое время все молчали. Матти с завистью смотрел на Феликса. Он всегда завидовал людям, перед которыми стоят такие задачи. Выслеживать летучих пиявок – занятие само по себе увлекательное, а если при этом еще ставится такая задача… Матти мысленно перебрал все интересные задачи, которые пришлось решать ему самому за последние пять лет. Интереснее всего было конструирование дискретного искателя-охотника на хемостазерах. Патрульная камера превращалась в огромный любопытный глаз, следящий за появлением и движением «посторонних» световых точек на ночном небе. Сережка бегал по ночным дюнам, время от времени мигая фонариком, а камера бесшумно разворачивалась вслед за ним, следя за каждым его движением… «Что ж, – подумал Матти, – это тоже было интересно».

Сергей вдруг сказал с досадой:

– До чего же мы мало знаем! (Пеньков перестал тянуть с шумом кофе из чашки и поглядел на него.) И до чего не стремимся узнать! День за днем, декада за декадой бродим по шею в тоскливых мелочах. Копаемся в электронике, ломаем сумматоры, чиним сумматоры, чертим графики, пишем статеечки, отчетики… Противно! – Он взялся за щеки и с силой потер лицо. – Прямо за оградой на тысячи километров протянулся совершенно незнакомый, чужой мир. И так хочется плюнуть на все и пойти куда глаза глядят, через пустыню в поисках настоящего дела… Стыдно, ребята! Это же смешно и стыдно сидеть на Марсе и двадцать четыре часа в сутки ничего не видеть, кроме блинк-регистрограмм и пеньковской унылой физиономии…

Пеньков сказал мягко:

– А ты плюнь, Серега, и иди. Попросись к строителям. Или вот к Феликсу. – Он повернулся к Феликсу: – Возьмете его, а?

Феликс пожал плечами.

– Да нет, Пеньков, дружище, не поможет это. – Сергей, поджав губы, помотал светлым чубом. – Надо что-то уметь. А что я умею? Чинить блинки. Считать до двух и интегрировать на малой машине. Краулер умею водить, да и то непрофессионально… Что я еще умею?

– Ныть ты умеешь профессионально, – проворчал Матти. Ему было неловко за Сережку перед Феликсом.

– Я не ною – я злюсь. До чего мы самодовольны и самоограниченны! И откуда это берется? – Почему считается, – что найти место для обсерватории важнее, чем пройти планету по меридиану от полюса до полюса? Почему важнее искать нефть, чем тайны? Что нам – нефти не хватает?

– Что тебе – тайн не хватает? – спросил Матти. – Сел бы и решил ограниченную Т-задачу…

– Да не хочу я ее решать! Скучно ее решать, бедный ты мой Матти. Скучно! Я же здоровый, сильный парень, я гвозди гну пальцами! Почему я должен сидеть над бумажками?

Он замолчал. Молчание было тяжелым. И Матти подумал, что неплохо было бы переменить тему, но не знал, как это сделать.

Наташа сказала:

– Я с Сережей вообще-то не согласна, но это верно – мы немножко слишком погрязли в обычных делах. И такая иногда берет досада… Ну пусть не мы, пусть кто-нибудь все-таки занялся бы Марсом как новой землей. Все-таки ведь это не остров, даже не континент – терра инкогнита, – это же планета! А мы тридцать лет сидим тут тихонько и трусливо жмемся к воде и ракетодромам. И мало нас до смешного. Это правда досадно. Сидит там кто-нибудь в Управлении, какой-нибудь старец с боевым прошлым, и брюзжит: «Рано, рано!»

Услыхав слово «рано», Пеньков вздрогнул и посмотрел на часы.

– Ох, ты! – пробормотал он, вылезая из-за стола. – Я уже две звезды здесь с вами просидел. – Тут он посмотрел на Наташу, открыл рот и торопливо сел.

У него было такое забавное лицо, что все, даже Сергей, засмеялись.

Матти вскочил и подошел к окну:

– А ночь-то какая! Качество изображения сегодня, наверное, наводит изумление. – Он оглянулся через плечо на Наташу.

– Наташа, – предложил Феликс, – если нужно, я посторожу, пока вы будете работать.

– Чего нас сторожить? – удивился Матти. – Я и сам могу посторожить. У меня все равно камера полетела.

– Так я пойду? – спросил Пеньков.

– Ну ладно, – согласилась Наташа, – Во изменение моего приказа…

Пенькова уже не было. Сергей тоже поднялся и, ни на кого не глядя, вышел. Матти стал собирать со стола, и Феликс, аккуратно засучивая рукава, подошел к нему.

– Да брось ты! – сказал Матти. – Пять чашек, пять тарелок…

Он взглянул на руки Феликса и осекся.

– А это зачем? – спросил он.

На правом и на левом запястье у Феликса было по две пары часов. Феликс серьезно сказал:

– Это тоже одна гипотеза… Так ты сам управишься?

– Сам, – ответил Матти. «Странный все-таки парень этот Феликс», – подумал он.

– Тогда я тоже пойду, – сказал Феликс и встал.

Рация в углу комнаты вдруг зашипела, щелкнула, и густой, усталый голос сказал:

– Первая! Говорит Сырт. Сырт вызывает Первую.

Матти крикнул:

– Наташа, Сырт вызывает!… – Он подошел к микрофону: – Первая слушает.

– Позовите начальника, – сказал голос из репродуктора.

– Одну минуту.

Вбежала Наташа в расстегнутой дохе и с кислородной маской на груди:

– Начальник слушает.

– Еще раз подтверждаю распоряжение, – сказал голос. – Ночные работы запрещаются. Теплый Сырт окружен пиявками. Повторяю…

Матти слушал и вытирал тарелки. Вошли Пеньков и Сергей. Матти с интересом следил, как у них вытягиваются лица.

– …Теплый Сырт окружен пиявками. Как поняли меня?

– Поняла вас хорошо, – расстроенно проговорила Наташа. – Сырт окружен пиявками, ночные работы запрещаются.

– Спокойной ночи! – сказал голос. И репродуктор перестал шипеть.

– Спокойной ночи, Пеньков! – вздохнул Сергей и стал расстегивать доху.

Пеньков ничего не ответил. Он сердито засопел и ушел в свою комнату.

– Так я пойду, – сказал Феликс.

Все обернулись. Он стоял в дверях, маленький, крепкий, с непропорционально большим карабином у ноги.

– Как – пойдешь? – спросил Матти.

Феликс удивленно улыбнулся:

– Да что это с тобой?

– Вы слыхали радио? – быстро спросила Наташа.

– Да, слыхал. Но коменданту Сырта я не подчинен. Я же Следопыт.

Он натянул на лицо маску, опустил очки, махнул им рукой в перчатке и вышел. Все остолбенело глядели на дверь.

– Как же это? – пробормотала Наташа. – Ведь его съедят…

Сергей вдруг сорвался с места и, застегивая на ходу доху, кинулся вслед.

– Куда?! – крикнула Наташа,

– Я подвезу его! – ответил Сергей и захлопнул дверь.

Наташа побежала за ним, но Матти схватил ее за руку.

– Куда ты, зачем? – спокойно сказал он. – Сережа правильно решил.

– А кто ему позволил? – запальчиво спросила Наташа. – Почему он не слушается?

– Надо же человеку помочь, – рассудительно ответил Матти.

Они почувствовали, как мелко задрожал пол. Сергей вывел краулер. Наташа опустилась на стул, сжала руки.

– Ничего, – сказал Матти, – через десять – пятнадцать минут он вернется.

– А если они бросятся на Сережу, когда он будет возвращаться?

– Не было еще такого, чтобы пиявка бросилась на машину. И вообще Сережка был бы только рад.

Они сидели и ждали. Матти вдруг подумал, что Феликс Рыбкин уже раз десять приходил к ним на обсерваторию по вечерам и уходил вот так же поздно. А ведь пиявки каждую ночь возятся вокруг Сырта. «Смелый парень этот Феликс», – подумал Матти. Странный парень. Впрочем, не такой уж и странный. Матти посмотрел на Наташу. Способ ухаживания, может быть, действительно немножко странный: робкая осада, не похоже на Феликса.

Матти поглядел в окно. В черной пустоте видны были только острые немигающие звезды.

Вошел Пеньков, неся в руках кипу бумаг, спросил, ни на кого не глядя:

– Ну, кто мне поможет графики вычертить?

– Я могу помочь, – сказал Матти. Пеньков стал с шумом устраиваться за столом. Наташа сидела, выпрямившись, настороженно прислушиваясь.

Пеньков, разложив бумаги, оживленно заговорил:

– Получается удивительно интересная вещь, ребята! Помните закон Дегa?

– Помним, – сказал Матти. – Секанс в степени две трети.

– Нет тебе на Марсе секанса две трети!… – ликующе сказал Пеньков. – Наташа, посмотри-ка… Наташа!

– Отстань ты от нее, – сказал Матти.

– А что? – шепотом спросил Пеньков.

Наташа вскочила:

– Едет!

– Кто? – спросил Пеньков.

Пол под ногами снова задрожал, потом стало тихо, звякнула шлюзовая дверь. Вошел Сергей, сдирая с лица заиндевевшую маску.

– Ух и мороз – ужас! – сказал он весело.

– Ты где был? – изумленно спросил Пеньков.

– Рыбкина на Сырт отвозил.

– Ну и молодец! – воскликнула Наташа. – Какой ты молодец, Сережка! Теперь я могу спокойно пойти спать.

– Спокойной ночи, Наташенька! – вразноголосицу сказали ребята.

Наташа ушла.

– Что ж ты меня не взял? – с обидой спросил Пеньков.

На лице Сергея пропала улыбка. Он подошел к столу, сел и отодвинул бумаги.

– Слушайте, ребята, – проговорил он вполголоса, – а ведь я Рыбкина не нашел. До самого Сырта доехал, сигналил, прожекторами светил – нигде нет, как сквозь землю провалился!

Все молчали. Матти опять подошел к окну. Ему показалось, что где-то в районе Старой Базы медленно движется слабый огонек – словно кто-то идет с фонариком.