Записки дождю

Как же хорошо, что в школе не узнали, где я нахожусь. Это была бы катастрофа. За несколько дней до того, как сообщить Кире мои новости, мы с ней немного повздорили, но ничего особенного. Я была уверена, что она поймёт и поддержит меня, несмотря на прошлые обиды, но видимо, наша ссора была предпосылкой для того, чтобы бросить меня и, сообщив ей свой диагноз, я только подлила масла в костёр, на котором сама же горю. Я сказала ей, что я больна, она рассмеялась, подумала, что я шучу, но потом я показала ей справку. Она пару минут лицезрела её с улыбающимся лицом, но потом улыбка перелилась в недоверие, а потом недоверие переросло в гнев.

–если каждый сейчас начнёт по психиатрам ходить, у каждого встречного будет такая бумажка с диагнозами, которые одними названиями только пугают. Успокойся уже. И убери это, пока кто-нибудь не увидит, – сунув мне справку в руку, со злой насмешкой сказала Кира.

–Кира, я ведь тебе не впервой это говорю. Я чувствую, что во мне что-то странное происходит. И меня это очень пугает. Не сочти меня за маленького ребёнка. Я не могу просто взять и проигнорировать то, что сидит во мне. Прошу поверь. Я ведь не выдумываю это, – оправдывалась я.

–а по-моему ты только это и делаешь. После ухода твоего отца ты стала сама не своя. Эти твои попытки начать курить, накопление денег на татуировку, попытка отрезать волосы. Это все ты делала, чтобы привлечь внимание к себе.

–согласна, я была глупой тогда. Мне было плохо, но я ведь справилась с этим наваждением. Мы справились,– перебила я Киру.

–и хватит с меня твоих закидонов. Я больше не стану тебя вытаскивать из пучины, которую ты сама для себя создаёшь.

–но ведь, – я не успела сказать. Кира небрежно ткнула пальцем в справку и сказала: «и это, извини, конечно, но это бред полный»,– она встала со скамейки (мы были во дворе школы) и начала от меня медленно отдаляться.

–Кира, не оставляй меня. Я обещаю что разберусь со всем этим, но без тебя мне никак,– она не реагировала, – не оставляй меня, это..... это нечестно,– наконец, она обернулась и сказала: «нечестно здесь только то, что все те дни и даже ночи, проведённые с тобой. С твоими соплями и психозами, я могла и должна была провести с мамой и бабушкой. Мы больше никто друг другу»,– она вытащила из заднего кармана джинс наушники и ушла.

Это был наш с ней последний разговор.

Фенобарбитал и аспирин. По одной таблетке.

А теперь.... Рик. А что Рик? Рик Рик объелся черник. Jaja смешно. Не стану отрицать, он мне нравится. Он понравился мне с самого первого взгляда. Тогда в кабинете доктора Рича. Но он не был бы моим. Что за глупости. Он не был бы моим ни при каких обстоятельствах. Но мечтать ведь не вредно. Я бы, наверное, отдала бы ему свою девственность. Он, (помимо доктора Рича) единственный хороший парень в моей жизни. Хотя, быть может, он такой только здесь, в стенах этой больницы. Может, после работы он приходит домой, садится за телевизор, открыв банку пива, и думает о том, как ему уже осточертели эти гребаные психи. Как ему осточертело нянчиться со взрослыми людьми в стенах этого душевного каземата. И может в постели он не так уж и хорош, как я представляю. Что? Нет, я ничего не представляла. У меня нет на это времени. У меня есть только время на то чтобы жалеть себя. В горле собирается горький комок и слезы пробиваются сквозь мои попытки остановить их. Прости меня. Прости меня, Рейчел!

Прости, моё дорогое тело. Я не должна тебя убивать. Не должна, но.... назад уже пути нет. Меня ничего хорошего не ждёт в будущем. Мне незачем.... Не для кого.... Не для чего… Продлевать свое существование, чтобы однажды, когда я, например, буду час стоять в очереди за авиабилетами, мне нахамит какая-нибудь престарелая женщина, которая и десяти минут не продержалась, меня снова охватит дрожь и я плюну на всё и просто убегу оттуда, под осуждающие возгласы окружающих.

Господи. Меня постепенно начинает одолевать дрожь. От макушки, по щекам, по шее, по груди, заставляя соски напрягаться, по животу до самых щиколоток. Горячие слезы постепенно остывают, оставаясь на переносице и вливаясь в уши. Допиваю оставшиеся таблетки фенобарбитала и ещё одну таблетку аспирина.

Как бы я хотела быть обычным человеком, быть как все. С обычными проблемами, мыслями, делами, с обычной жизнью. Как бы я хотела каждое утро тяжело вставать, но с лёгкими мыслями завтракать и идти на учёбу. А на учёбе со всеми здороваться и чтобы со мной все здоровались и улыбались, потому что когда- то я им помогла с практической работой по физике или одолжила 50 центов на студенческий обед. Как бы я хотела иметь лучшую подругу, хотя бы одну, чтобы делиться с ней секретами, обсуждать социальные сети и парней, как бы хотела, чтобы меня любил парень, чтобы гулять с ним, крепко взявшись за руки, говорить обо всём на свете от того, какое мне платье надеть на выпускной до того, как же можно сильнее разогнать частицы в адронном коллайдере, чтобы переписываться с ним ночью, отправлять сердечко, а в ответ получать десять. Видно, я уже слишком стара для всего этого. У меня никогда не было ничего подобного. У моей бывшей подруги (интересно, она меня вспоминает?) было много подруг и поклонников и разных романтичных историй, я ей завидовала в душе, но вида, конечно, не подавала. Я ведь не виновата, что болезнь отрезала меня от мира, что мне приходится теперь быть здесь, страдать от бессонницы из – за таблеток, непроходимости кишечника из за недостатка движений, головной боли, тошноты, приступов плача и ещё много- много всего. Моими родителями стал доктор Рич, моим другом – Рик, если я имею право так думать, моим домом – психиатрическая больница, моими братьями – санитары и мед братья, моими сестрами – пациентки, у каждой из которых в голове свой бардак. Но это все – наш общий бардак, каждый из нас борется с самим собой – это нас объединяет. То есть, объединяло. И наконец! Сегодня! Я перестану быть частью всего этого! На моем надгробии будет написано Рейчел Дельверн 06.11.2001-28.09.2016. Люди будут подходить и охать, какая молодая девушка умерла. А в моей медицинской карте будет написано – самоубийство. Передозировка: ацетилсалициловая кислота, фенобарбитал, диазипам. А я… Я буду, скорее всего, гореть в аду. Бог же, такой умный, что пожизненного мученика, который убьёт себя, отправит в вечное пламя, а не дарует ему вечный покой. Плевать. Назад пути нет. Ну, есть, конечно. Я могу сейчас побежать к медсестре и сказать, что наглоталась таблеток, и мне промоют желудок, но я не буду этого делать. Мне больше никто и ничего не нужно. Пытаясь избавиться от комка слез в горле, я хотела глубоко отдышаться, но у меня не вышло. Воздух как будто не выходил и не заходил теми порциями, какими я заставляю вбирать свой организм. Секундой другой и мне дико свело поджелудочную. Я схватилась за живот и начала крутиться по кровати из стороны в сторону. Живот не отпускало. Боже, избавь меня от этого. Я хочу умереть быстро. Пожалуйста. Мышцы повсеместно до сих пор временами сокращались. Я почувствовала, как меня начинает подташнивать и тихонько начало потрясывать тело. Пугает ли меня все это? Конечно, но это все скоро закончится. Абсолютно все закончится. Страх закончится. Боль закончится. Предательства закончатся. Думаю ли я, что перейдя черту, я окажусь в том месте, где были мои родные и знакомые? Да, но этого не будет. Я знаю. Будет ад. Рая не будет. Я не окажусь в лучшем мире. Но я буду в мире, отличном от этого. Моей оболочки не будет. Будет лишь моя энергия – моя душа. Живот потихоньку начало отпускать, но нельзя позволять рвоте вырваться, иначе это все бесполезно. Слезы беспрерывно текли. Я уже не могла этому препятствовать. Будто все слезы, что есть в моем организме, решили обрести свободу. Теките. Я освобождаю вас. Я больше не буду в вас нуждаться. И ни в ком не буду. Я как дерево, которое ещё семечком посадили в землю, взрастили до размера десятилетнего ребёнка, а потом забыли, оставив медленно умирать без воды и света. Я как ретро мотоцикл, который купил какой-то богатый любитель на каком-нибудь мотошоу, и теперь он стоит в гараже и пылится, и иногда этот богач смахивает пыль, минут 10 любуется и снова оставляет. Я как слишком большой мыльный пузырь, который спонтанно появившись, так же спонтанно взорвался, оставив после себя лишь влажный туман. Я как листочек, который, не дождавшись осени, преждевременно оторвался от своего дерева и теперь сохнет и тускнеет с каждым днем все сильнее. Я как чувство влюблённости, который ощущает парень лет 16-ти к четырнадцатилетней девочке, которая даёт ему списывать контрольные, и которую он иногда провожает домой, но потом появляется новенькая, которая в свои 15 выглядит на все 20 и он даже не вспомнит, как зовут ту добрую девочку 14-ти лет. Я как дешёвая скульптура в общественном парке, которая поначалу была привлекательна, а теперь всякие быдло пишут на ней отвратительные слова. Это чувство полной ущербности, либо надежда на освобождение, либо надежда на скорейшую смерть. До сих пор мне не хватало смелости что-нибудь с собой сделать, потому что боялась физической боли, боялась нанести боль родным и друзьям, но теперь, я поняла, что они не боятся сделать мне больно, предать меня, а значит, они не сильно огорчаться, когда узнают, что исчез из мира такой проблемный человек, как я.

Я обняла свой кожаный дневник и отвернулась к стене. Он тяжелый от всех тех слов, которые в нем написаны. Вся моя жизнь в нем, и мне обидно, что она уместилась в этой маленькой книжице. Там все. Все мои тяжкие мысли, переживания, боль, доставленная уколами, словами и поступками людей, размышления о Рике, о долгожданном дожде, вся моя жизнь в психиатрической больнице. Она не была домом для меня, она была домом для моего подсознания, которое так жестоко и безжалостно вытолкнула из жизни реальность.

Стена во власти тьмы, но подаёт надежды на то, что скоро её осветит солнечный свет. Не знаю, сколько по времени я так лежала, как показалось мне, больше часа. Но это, наверное, не правда. В коридоре никого не было слышно. Я подумала, что я оглохла и хотела создать руками какой-нибудь звук, чтобы проверить, но..... не смогла пошевелить ею. Господи, надеюсь, это ненадолго. Потом я попыталась двинуть ногой – не вышло. Первая стадия. Мышцы больше не слушают меня. Это больше не моё тело. Ни языком, ни губами я не смогла пошевелить. Но я до сих пор дышала, видела и думала. Я пыталась сделать глубокий вдох, но я смогла только отрывисто вобрать в себя чуть – чуть воздуха. Господи, ну же давай, чего ждёшь?! Мои веки сами закрылись, я не смогла ничего сделать. Ну, вот и всё. Я… Я больше не могу видеть. Я не могу пошевелить глазами. Я… Я умираю. В грудь будто ударило током и… и я больше не могу дышать. В сознании мрак. И… Тьма. Кромешная.

Конец.

(17.07.17-18.05.19)