Анни внутренне говнится – дома её точно ждёт Па, и ни он, ни Ма – не Лиззи, тогда Анни шла бы домой быстрее, и не пропускала школу, если бы только Лиззи так захотела. Анни звонит, Па открывает, <привет. Уверен, что сегодня в школе ты не появлялась>, Лиззи хочет послать его, вместо этого молча разувается, притворно улыбается и прячется в ванной. Анни промывает больную пяточку и заклеивает пластырем. Анни садится на унитаз и долго разглядывает последнее фото на своём айдроиде. Когда струя иссякает, Анни целует экран.

Ма выходит из метро, достаёт бутылочку воды, льёт себе на голову, струя течёт по спине, провоцируя мурашки. Ещё пятнадцать минут, Ма может поехать на автобусе, там духота и люди, Ма идёт пешком, бабка крошит жёсткий крекер голубям, приговаривая что-то о засушливой манде. Ма не принимает это на свой счёт – мало ли о чём или о ком эта бабка, может, она о себе, а может о дочке или внучке, которая забила на неё и не навещает, не звонит хотя бы раз в неделю. Ма заходит в магазин и не покупает ничего – на кассе до Ма доходит, что с обеда денег у неё не прибавилось. Она оставляет кассиру эту крохотную бутылочку, как раз хватило бы, чтобы дойти до дома и не засохнуть. Ма останавливается, расчёсывает влажные волосы, убирает расчёску в рюкзак, молнию заедает, Ма с ней не борется и продолжает движение.

Па заело этим бургером из электрички, Па смотрит на костяшки пальцев в ссадинах; звонит Ма, он берёт сигарету и идёт встречать её.

Анни не выйдет их встретить.

Па пользуется лифтом тогда, когда ему нужно вверх. Вниз он почти бежит, перепрыгивая по три-пять ступенек за шаг.

Шаг у Ма короткий, она так сильно хочет домой, а ускориться не может. Вот она у подъезда, обнимается с Па, хочет его поцеловать в губы – крепко-крепко, резко отшатывается в сторону и картинно морщится – Па курил. Они садятся на лавку на детской площадке, Ма рассказывает долгий день, долгую часть дня, Па сочувствует, Па проникается и грустит, переживания заставляют стиснуть зубы и он увядает, ему завтра не просыпаться с утра пораньше, а Ма нужно, она не возьмёт выходной посреди недели, она так не может, Па знает это своё выражение лица – коровьи глазки, когда невозможно терпеть и хочется встать на металлическую решётку под напряжением.

Пока родителей нет, Анни возится на кухне, варит кофе, решётки на газовой плите прогорели – такая она старая, такая она печальная, если сильно ударить сковородкой или кастрюлей, решётка осыпается чёрными и чёрно-рыжими хлопьями. Анни спешит и торопится, Анни смахивает пену и наливает кофе в чашку. Чашка белая, но налёт от напитков на внутренних стенках уже плохо отмывается.

Ма и Па наконец-то наговорились и заходят в подъезд, Па вызывает лифт, они грузятся и ползут наверх. Ма кладёт голову на плечо Па, <тебе опять плохо?>, лифт добирается до нужного этажа.

Анни гладит плечо – будто кто-то её укусил – и готовится молчать, когда с ней попытаются заговорить. Хочется в туалет.

Ма и Па заходят домой, Па хочет в туалет, но Ма говорит, что сначала нужно вымыть руки. <Да я сейчас обоссу всю квартиру>. Ма мотает головой – ничего не знает, ей нужно, чтобы Па терзал свой хуй исключительно чистыми руками – он же суёт его в неё, а не в какую-нибудь другую Ма, она надеется. Па бежит в ванную, видит унитаз, но ещё так долго, открывает кран, Па топчется на месте, как и все мы здесь, выдавливает жидкое мыло – опасная первая капля уже впиталась трусами, намыливает руки, ополаскивает и поворачивается к унитазу. Пластиковый звук неподнятой крышки.

Анни прислушивается к звукам из-за двери. Цели нет, её не попросят открыть дверь или выйти. Когда шум становится ровнее, Анни раздевается.

Ма идёт в душ, Па сидит на кухне и, слушая шум воды, играет в маджонг. Ма отмывается, желает спокойной ночи Па и двери в комнату Анни, ложится и вырубается. Па ищет айдроид Ма – тот, что с ежедневным будильником – и кладёт на столик рядом с диваном, второй её айдроид он ставит на зарядку.

Анни вытягивается на диване и включает бесшумный – как сказать – вибратор.

Па заходит на ютуб и вытягивается на кухонном полу, головой на батарее.

Ма спит.

Анни конвульсивно оргазмирует.

Па дрочит на видео из раздела public, где актёры разыгрывают сценки съёма обычных сучек, прохожих, за деньги. Па переключается с одного видео на другое – не может кончить, финал видео никак не удаётся авторам, он считает. Фальшивые деньги, фальшивые актёры, когда очередной сучаре заливают пизду спермой, Па удовлетворяется. Па не смотрит видео, где видно лица мужчин.

Ма спит.

Анни засыпает с рукой между ног.

Па моет измождённый хуй. Идёт на кухню за салфетками и вытирает пол. Обновляет твиттер, листает и идёт на диван к Ма.

Ма и Па спят.

Анни спит.

В субботу, в выходной Ма, первый семейный день за долгое время. Семья идёт в музей или галерею, Ма не помнит точно. <Галерея>, подаёт голос Па, <сначала Герман Нитч, потом – флюксус>. Ма до ебени жопы что первое имя, что второе (это имя? Название? Место?), Па разбирается в этом намного лучше, он успел заинтересовать этим и Анни – сегодня, в принципе, её день, для неё этот выход и траты. Анни может это оценить, на что очень рассчитывают родители.

Анни взволнована и рассержена, просчитывает и оценивает ситуацию. Отказывается от завтрака, торопится выйти. Венские акционисты против Лиззи. Флюксус против Лиззи. Анни заранее ворует деньги для серьёзных мероприятий, для мероприятий, уводящих её от дома как минимум на две-три станции метро. Лиззи увидит Нитча завтра – с помощью Анни. Лиззи удивится, Лиззи взмокнет – с участием Анни. Лиззи будет водить пальцами по пояснительным табличкам и проговаривать текст – имена, года, предустановленный смысл, экспозиция оборвётся лестничным переходом, Анни и Лиззи уверены, что хотят продолжить. Сегодня Анни надела нижнее бельё, поэтому ей срочно нужно поменять трусы.

И как бы Па и Анни не убеждали Ма, поменять её отношение к этим художникам и акционистам им не удалось. Ма ни капельки не поняла, разглядывая "картинки" и объекты, видео не зашло ни с первого, ни со второго раза. Ма хочет в Третьяковку – мишек в лесу и понимать не надо, смотри и наслаждайся, а плексиглас – ну, это как-то тупо. <Плексиглас? А может, это были сексус, плексус и нексус?>. Ох как Па не любит, когда Ма ничего не запоминает. Когда путает такие простые вещи, такие очевидности для базово образованного культурного человека. <Почему для тебя это тупо?>. А Ма ох как не любит вопрос почему от Па. Да просто так, тупо и всё. <А что НЕ тупо? Что, по ТВОЕМУ мнению, не тупо?>. Ма давно уже знает, что не надо вступать в эту игру Па, не надо отвечать ему, провоцируя на ещё большие расспросы, но и молчать нельзя – тогда Па заебёт её каким-нибудь одним единственным вопросом, формулировку которого он забудет, повторив его несколько раз вслух. Стоит Ма слегка переформулировать вопрос, как Па теряется, вспоминает и не может вспомнить, ЧТО он хотел узнать у Ма. Сейчас Ма делает робкий заход – наверное, опрометчиво – и вступает в игру тупо-не тупо, называя

Анни играет дочь.

Айвазовского, Куинджи, ээ, Ма вспоминает, вспоминает, Лукас Кранах. <Какой из всех?>. Ма дёргает свои пальчики, она недавно видела эти имя и фамилию под какой-то картиной в непонятном паблике, вспоминает, вспоминает – были ли там ещё какие-то подписи, этих Кранахов сколько вообще? Может, это название группы художников – как плексиглас, как венские акционеры. Ма огрызается – в том смысле, чего Па пристал к ней, она не претендует на должность искусствоведа или критика, она хочет смотреть – композиция, построение кадра. <А в каком стиле писал Айвазовский?>. Па не слышит последней реплики Ма. Ма не слышит Па, зря она поддалась и сыграла, такой хороший день, а Кранахи и Па сейчас испортят его, сольют, как

Анни сливается со своим айдроидом.

будто у Ма слишком много хороших дней в будущем и надо бы уменьшить их количество, чтобы и другим хватило. Ма не хочет делиться.

После галереи семья идёт в кафе, у Па сильно перекошено лицо ещё и из-за этих трат, хотя он и говорит, что плевать ему, он не зарабатывает и это не его деньги, Ма знает лучше него, как ей распорядиться своими деньгами. Ма думала, что они сходят в кафе и выпьют кофе или сидра, поговорят о чём угодно, только не о её работе, да и покушать стоит, культура очень энергозатратна. Ма избегает неудобств и раздражённого Па любыми способами, которые знает, которые уже использовала, только вот результат обычно сильно её расстраивает. Ма стала такой обидчивой.

Ма останавливается и говорит Па, что в кафе идти необязательно, они зайдут в магазин и купят хорошие чесночные багеты или чиабатту с оливками, а кофе возьмут в кофикс – Ма там ещё не всё попробовала. <Нет-нет, пошли-ка в кафе. Я согласен. Возьму тёмного вязкого пива, а вы выпьете и съедите, что запланировали>. Ма передумала, Ма теперь вообще домой хочет. <Пошли в кафе! Есть, пить, тратить бабки! Пойдём!>. Ма домой хочет. <Что не так-то опять?!>. Ма стоит на месте, Ма наполнена слезами. Па трогает её за плечо, Ма резко поворачивается, чтобы сбросить руку.<Начинается, блядь..>. Ма достаёт бумажные платочки и быстро уходит от Па.

Анни украдкой пересчитывает украденные деньги – мелкие бумажки – и посылает всех в задницу.

У Па кончились слова. Злой, он бежит за Ма, хватает её, она вырывается и изменившимся голосом требует отпустить её. <К чему эти представления на улице? Мы можем поговорить нормально?>. Конечно же Ма не будет говорить, Па неуклюже обнимает её, Ма дрожит и всхлипывает, держит руки за спиной. Па отпускает Ма, смотрит ей в глаза. Ма разворачивается и уходит.

Анни ушла уже далеко, если бы это было кому-то интересно.

Кто-то задевает Па плечом, когда он идёт по улице за Ма, <дороги мало что ли?>, перед Па извиняются, он не прекращает метать хуи. Па не догоняет Ма, не сокращает расстояние. На пешеходном переходе красный человек будет ещё 65 секунд, Па подходит к Ма, <прости, что я был так резок. Я борюсь со своими вспышками раздражения и злости>, Ма не смотрит на него, спрашивает, давно ли он стал таким добреньким, что повлияло на такое резкое изменение в его настроении – оп – какой хороший Па, как замечательно Па умеет притворяться, будто ничего не случилось. Молчание на пять секунд красного человека. <Ну хватит уже, мне очень стыдно за себя>. Ма посылает Па без указания места и говорит как сплёвывает, что хочет побыть одна. <А мне что делать? Куда мне идти?>. Па мог бы уже и выучить ответы, сколько раз слышал – что хочешь и куда хочешь – а до сих пор надеется на новые слова. Он потерял Ма из виду. Её обида – или что это такое – пройдёт, ей нужно время до завтра, до обеда или ужина, зависит от глубины переживаний. Па привык к выходу таких эмоций Ма, а всё равно растерян, отходит в сторону от потока, <сука, сука, сука> – ни о ком он сейчас не думает, ни от кого он сейчас не отказывается. Докурит, пойдёт по набережным – только не домой.

Лиззи нет дома. У неё такой же семейный выход – на юбилей к бабушке. Юбилеи легко испортить. Анни затеряется в Сокольниках, понятно же – только не домой.

Ма не делает ничего нового – идёт в парк или сквер успокаиваться, как бы ей ни хотелось домой, там будет хуже, нельзя, переждать и осмыслить, пусть и думать по большому счёту не о чем. На деревянной скамеечке выцарапаны слова и символы, так одиноко – и это так хорошо, что именно сейчас лучше быть не может. Ма закрывает глаза и вытягивает ноги. Щенок хаски испуганно гадит под скамеечкой.

Па дошёл до Преображенки и теперь идёт обратно, перейдя на другую сторону набережной, под мостами и на два метра выше уровня воды. На Сыромятнических шлюзах смотрит на вонючий водопад и шлюпки, собирающие мусор из воды.

Анни вместе с какими-то детьми гуляет в фонтане и собирает мелочь, обманывает и ворует их добычу, дети злят её, она обещает утопить их по одному и бьёт рукой по воде. Девочки смеются, мальчики бросают в воду ботинки Анни, которые она оставила на бортике.

Ма заснула на скамеечке, её разбудил чей-то нечаянный удар по мыску ботинка. Рюкзак на месте, всё остальное тоже. Какая рассеянная, какая безответственная Ма. Она смотрит на экран айдроида – пусто, наверное, можно возвращаться домой.

Па идёт по пустынной набережной, за высоткой в Котельниках сворачивает во дворы – ещё немного потянуть время, ещё немного размышлений о прекрасном топорике fiskars с удобной ручкой. <Как под меня сделана>, накручивается Па,

Своею рукой мать зарубил —

Теперь ему спокойнооооааа.

(song <Счастье некрофила> playing)

всплывает эта строчка из "сотворения грязи", конечно, никого рубить Па не собирается, если только себя немного, да и не порубить, а тонко настрогать. Ничего нового: апатия – боль – кратковременная эйфория, время можно не засекать – до первого слоя бинта или шва капроновой нитки.

Зря Анни связалась с детьми – их много, они её превзошли, не оставив ни одной сухой ниточки, ни одного сухого волоска. Анни не носит лифчика, а дети не в курсе, чем могут заинтересовать их её сиськи размера 1.5. Анни ищет освещённые солнцем места – высохнуть, снять с себя нечего, но хочется. Одежда прохладная и мерзко липнет к коже.

Ма заходит домой, идёт к зеркалу и разглядывает родинке на груди, кожа светлых оттенков с красными пятнами – признак сильнейшего стресса. Ма включает чайник и идёт в душ.

Подойдя к подъезду, Па включает музыку, чтобы войти в нужное состояние – немного агрессивное, но не злое; паранойя предлагает свой расклад – нужна защита,

Wind on the street, wind in the heart,

I see the edges and I'm ready to start.

придётся оправдываться, допрос, обвинения, защита, защита,

I close my eyes – I want to be blind,

One more step and one more line.

одно и то же, одна и та же инсценировка, блядь. <Они будут молчать как минимум до завтра. Когда дерево гордости падает, я

One more line in the plane of the roofs,

When it's scary around, you go into groups.

сажаю его снова, отпиливаю плохие ветки и укрепляю корни, чтобы в следующий раз оно выстояло>.

Hiding in the crowd, you shout about moral.

I'm still alive, and you're finally mortal.

*(unnamed song playing)

Па не дожидается лифта и поднимается наверх пешком.

Анни хочет пойти домой пешком. Ссадина на пяточке корректирует её планы, Анни заползает в метро, через кольцо получится быстрее, Анни едет через центр, только чтобы не запачкаться даже воздухом Комсомольской – гниющим и смуглым. Обувь высохла и выглядит ужасно.

Ма высохла после душа, выпила кофе и спит. Или притворяется.

Закрыв дверь на ключ – Анни выходит из себя, когда приходится звонить и ждать, пока откроют – Па разувается в коридоре, сомневается, что сейчас сделать – пойти к Ма или в ванную. Он проходит мимо комнаты, где лежит Ма – спит. <Избегает>. Па лезет в инструменты за топориком fiskars.

Анни пролезает под оградительной лентой – мудаки не спускаются в переход, им нравится перебегать через восемь полос и скрывать свою поломанную личность под чёрными пакетами. Ниже тротуара здесь не упадёшь, люди пялятся на труп и обсуждают, и цокают языками, и едят, и молятся, и принимают мигалки скорой за праздничный салют. Анни кидает в сторону чёрного пакета две железных десятки из фонтана.

Ма во сне долго ворочается, пока не перекатывается на другую половину дивана.

Па размышляет над утоплением в ванной, в одной руке удерживая топорик fiskars, а в другой – яйца.

Возможно, в другой раз Анни домой не пойдёт. Игра в допущения ей не нравится, но альтернативы для себя она пока что не видит. Анни проворачивает ключ в замке два раза, её никто не встречает.

Ма спит, некому её беспокоить.

Утопление не состоялось, Па выныривает, сопли стекают по его губам, он умывается остывшей водой, не надо никому грубить, ни с кем выяснять отношения, успокоиться, а завтра всё будет как раньше, Па будет прощён и все обвинения будут сняты.

Анни снимает с себя вещи, пропитанные фонтанной водой. Лиззи уже вернулась, Лиззи дала знать об этом Анни, Лиззи хотела бы встретиться – субботний вечер, она провоцирует Анни на поздний выход, понимая, что встретиться они не смогут. Лиззи не представляет, как ей дождаться завтра. Анни садится на подоконник и звонит Лиззи. Они обмениваются "как я по тебе скучала", пересказывают каждая свой день, Анни волнует действительно важная вещь – мокрая ли сейчас Лиззи. Лиззи переключает на видео.

Ма чувствует, что уже не одна, включает айдроид (отключала, когда спала, чтобы не достали), идёт на кухню и наливает воды. Листает ленты соцсетей, пьёт кофе, заедая его берлинским пирожным.

Укрывшийся в плед с головой Па не может уснуть, перед закрытыми глазами текут ленты слов и предложений, призывающие подумать о них, записать, осуществить или хотя бы понять содержание. О сне там ни слова.

Анни и Лиззи ни слова не говорят друг другу.

Когда читать становится нечего, а внутреннее молчание напрягает, Ма пробирается к шкафу, который полностью занят книгами Па, смотрит на названия, тут же их гуглит и в итоге ничего не выбирает. У Ма и Па разные вкусы. Они даже не могут выбрать фильм, который устраивает их обоих. Обычно Па согласен смотреть то, что выбрала Ма – чтобы потом обосрать фильм, соответственно, обосрать её выбор и её интересы. Её интеллектуальный уровень.

Уровень заряда близок к нулю и Па откладывает айдроид в сторону, ищет шнур питания (он у Ма на кухне), прекращает искать, прячется в плед.

Анни ищет салфетки.

Ма смотрит сериал и пьёт красное вино.

Па смотрит на часы, <бля>, бьёт кулаком по дивану, меняет руку под головой, уснуть не удаётся.

Анни выбрасывает салфетку в окно, закрывает его и прислоняется головой к стеклу. Продолжаются оргазмы, уже не такие сильные, Анни плотно сдвигает ноги и упирается руками в подоконник.

Сдвинув грязную посуду на столе в кучу, Ма ставит айдроид на зарядку, чистит зубы, моет пизду, тщательно вытирается, натягивает пижаму – и спать.

В голове Па звучат грустные скрипки и голос, напоминающий голос ебучего пастора или проповедника, призывает разъебать алтарь и сжечь старух, продающих свечки. Наверное, Па уже крепко спит.

Анни хорошо спит после оргазмов.

Ма быстро засыпает.

Па просыпается первым,

Бывает, что хочется разрушить всё, что есть*

выполняет комплекс упражнений для рук и пресса (нельзя толстеть, нельзя жиреть),

И оставить только руины.*

находит пятничный "коммерсант weekend" и уходит с ним в ванную,

И нет ни желания, ни сил*

обычно Па набирает ванну и плещется там раз в неделю – в субботу, вчера он не успел из-за галереи – всем была нужна ванная, чтобы прихорошиться перед выходом. Сегодня конкурентов нет, Па

Что-то новое делать.*

*Ноги Винни-Пуха – <Радуга> is playing.

включает водичку погорячее, ложится и открывает журнал.

Дома душно, Ма заставляет проснуться пересушенное горло, она открывает окно и ищет бутылочки с водой – их у неё много.

Анни спросонья ищет айдроид, чтобы посмотреть время. Раньше двенадцати ей вставать ни к чему.

Ванна наполнилась раньше, чем Па успел дочитать журнал. Он вынимает пробку, успевает дочитать, пока вода сливается. Поднимается, откладывает журнал, закрывает шторку, готовый вздрочнуть.

Ма открывает все доступные ей шторы и садится завтракать.

Когда нужно просыпаться и куда-то идти, Анни не сидит на кровати, медленно выходя из сна, а одёргивает одеяло и резко встаёт. Сейчас она спит.

У Па снова проблемы с дрочкой – он вспомнил всех девушек, с которыми трахался в своей жизни, восстанавливал по памяти какие-то трахи, а до финиша так и не дошёл – хуй просто падал, когда Па был готов кончить. <Бля, да что ж такое-то> – вот и всё, что говорил Па. Через полчаса струя всё-таки вылилась на фоне очень слабого оргазма, Па смыл с себя пот и сперму, прилипшую к волосам на ляжке, и отправился завтракать.

Ма гладила свои, волосы, о чём-то задумавшись, когда в кухню вошёл Па. <Доброе утро> он сказал, а больше ничего. С виноватым видом достал свой холодный кофе и сел напротив, залипнув в айдроид. Ма не ответила на утро, взяла чашку с недопитым чаем и ушла в комнату.

Анни спит в своей комнате.

Взяв овсяное печенье, Па запихивал его в себя так, будто опаздывает. А всё дело в игноре, а всё дело в том, что Па надеялся решить проблему молчания уже утром. Па ёрзает на стуле, какие, на хуй, соцсети. Па идёт к Ма. <Долго ты меня будешь игнорить?>. Очень-очень тихо – Па сейчас ёбнется на пол в конвульсиях от напряжённого вслушивания – он слышит, что Ма просит его ещё громче поорать, тогда, может, ей сразу станет лучше. Она всегда так говорит, когда тон Па ей неприятен.

Ма неприятно и не хочется разговаривать. Ма думает – а не уйти ли ей на улицу, не побыть ли ей одной. Но для начала она говорит Па, тихо и спокойно, чтобы оставил её одну на время. <А мне что делать? Куда идти, чтобы не попадаться на пути твоего уединения?>. Все знают ответ: любимый, что хочешь и куда хочешь.

Анни отвечает на сообщение от Лиззи.

<Может, мне приносить тебе текст или писать на почту, чтобы ты не считала, что я ору? Или, может, мне просто постоянно молчать и подавать голос, когда ТЫ разрешишь? А?>. Нет, Па не остановится. <Почему тебе трудно поговорить со мной?>.

Почему ей трудно поговорить с ним? Ма продолжает игнор, упрекает Па, что не может кушать, когда он выясняет с ней отношения, <это не выяснение отношений>, когда он кричит на неё, <я спокоен>, когда рядом с ней в таком <да каком?!> настроении. Ма выбирает момент и ускользает в ванную, ёбнув дверью.

Анни подходит к двери своей комнаты, блякает, достаёт из тумбочки пластиковую бутылку и наполняет мочой – она слышит, что происходит, она терпела и не вытерпела. Не закручивая бутылку крышкой, она швыряет её в открытое окно, накидывает длинную – до колена – футболку и выходит к Па.

<Доброе утро> – Па приветствует дочь, закрывая окно на кухне. <Уходишь?>. Анни кивает, открывает холодильник и берёт холодный кофе пармалат, смотря в глаза Па, поднимая брови и и покачивая рукой с напитком. Па кивает ей в ответ. Когда молчать надоедает, Па уходит курить, Анни – одеваться для Лиззи.

Ма говорила бы реже, но как молчать на работе? Да множество ситуаций, где без озвучивания не обойтись. Ма пенит правую ногу, сбривает полоску волос и опускает бритву в воду. Волоски всплывают и липнут к коже.

Анни выщипывает ненужные волоски на лобке и вокруг пизды – из-за Ма, занявшей ванную (и туалет заодно), никакого соблюдения гигиены не получается. Анни нервничает, Анни заранее чувствует себя неуверенно.

Па возвращается с перекура, ложится читать.

Ма полулёжа добривает вторую ногу и намыливает пизду.

Анни не успевает выкинуть выщипанные волосы, одевается и выходит на улицу. В рюкзаке у неё флакон жидкого мыла для интимной гигиены и бутылка негазированной воды. У метро Анни заходит в мак, очередь в туалет на четыре кабинки – семь человек. Анни симулирует тошноту, рыгает, одной рукой держится за живот, другой прикрывает рот, складывается пополам и протискивается к кабинкам. Дожидается щелчка защёлки на двери – когда кто-нибудь просрётся – не переставая кривляться.

Дома ничего не происходит – Па читает, Ма кривит губы, заметив ранку на ноге.

Анни закрывает дверь в кабинку ногой, локтем поднимает запирающую хуйню – или как она там называется. Предыдущая посирушница предсказуемо не смыла за собой, Анни бьёт кулаком в кнопку смыва в стене, достаёт салфетки, мыло и воду, расстилает салфетки на ободке унитаза, садится. Моет руки, потом увлажняет и вспенивает пизду. Смывает мыло, вытирается, плюёт в унитаз и так же кулаком запускает смыв.

Ма выбритая и увлажнённая кремом, с одним полотенцем на голове, а с другим на теле заваривает барбарисовый чай.

Анни расталкивает жиреющие тела и бежит к метро. Лиззи на месте, пишет, что сиськи мёрзнут на ветру.

Сиськи подруг Генри Миллера Па не возбуждают – их здесь вообще нет.

Ма чирикает с подругами. Многое обсудили, кроме проблем Ма – ну кому об этом нужно знать, кроме неё самой.

Анни сама не своя, бежит вверх по эскалатору на Кузнецком, находит на выходе Лиззи и обнимает её сиськи, ткань тонкая, Анни гладит соски и целует Лиззи в шею. Потом Анни обнимает Лиззи целиком – держит руками за спину, пока руки не сползают к заднице.

Начинает болеть спина, Па потягивается и решает, что хочет кушать.

Кровь приливает к лицу Ма – конечно, столько сидеть, наклонившись к айдроиду, Ма потягивается и делает несколько разминочных упражнений, размахивает руками и ногами.

Анни гладит Лиззи по голой ноге, когда они сидят напротив большого коллажа, и рассказывает о том, что это может значить (по её мнению, ага, которое она услышала от Па). Анни очень хочет быть интересной. Лиззи не воспринимает её рассуждения, но продолжает изучать коллаж. Восприятию мешает рука Анни между ног.

Дома как между полок с алкоголем в магазине ночью – тихо и грустно.

В галерее шумно – громкая английская речь, максимальная эмоция – fuck и производные. Анни и Лиззи с радостью подфакивают (фак фак, фак, фак, фак), они закончили с флюксусом, чтобы смотреть Нитча, нужно переместиться в другую галерею с женским именем. Подруги идут пешком, самое главное – не заходить на Красную площадь, тошнотное место для имбецилов с манией величия. Они доходят до Скарятинского, стеклянные двери раздвигаются перед ними, образуя тёмную щель, в которую Анни и Лиззи по очереди проникают (пассаж можно переделать, но нам же нужен ещё какой-то намёк на сексуальность – как в дешёвых плохих книгах).

Ма дочитывает скучную книгу. Па с отношением к своей книге не определился.

Осмотрев объектную часть экспозиции, Анни и Лиззи садятся в крошечном затемнённом зальчике с экраном во всю стену, где на репите воспроизводятся документальные съёмки акций Нитча и других художников, не определяемых Анни без пояснительных титров. Лиззи расстёгивает бежевую блузку (раз, два, три, четыре пуговицы) и кладёт руку Анни себе на грудь, которая не сильно больше, чем 1.5 подруги. На коленях у Лиззи рюкзак. Анни закусывает губу, но на Лиззи не смотрит и рукой не двигает – не гладит грудь, не мнёт её, не водит пальцем по ореоле. Лиззи убирает руку Анни со своей груди, задирает юбку, зажимает в кулаке два пальца анниной руки и засовывает себе в пизду, совсем неглубоко. Увлажняет их, вынимает и вкладывает в приоткрытый рот Анни. Анни смотрит, как мужики на экране машут серыми тряпками друг перед другом и сосёт.

Тряпка – это Па. <Да, конечно>.

Рюкзак Лиззи падает на пол, пока Анни застёгивает две из четырёх пуговиц у неё на блузке – это только для того, чтобы прилично выйти, как знать, сколько раз они сюда придут в будущем. Подруги идут в сторону Большой Бронной – там магазин, там вкусные чесночные багеты, а потом вверх по Тверской до Белки, где можно легко выйти к железной дороге. На перегоне от Беговой до Тестовской можно хорошо спрятаться, Лиззи захватила с собой покрывало, которое расстилает на склоне. Шум третьего кольца. Анни откусывает от багета и пьёт лимончелло из горлышка.

Ма спит с айдроидом в руке, Па мечется по квартире и пьёт холодный кофе пармалат.

Анни и Лиззи отдыхают, держась за руки, лежат на склоне и смотрят на небо, на проезжающие поезда, Анни смотрит на Лиззи, а Лиззи – на Анни, они снова признавались друг другу в любви и тут же занимались ей, и Лиззи было всё равно, сколько лишних волосков Анни просмотрела и поэтому не выщипала, кого это ебёт. Когда все слегка пьяненькие, тела становится гибче, а намерения – твёрже.

Ма выспалась, Ма ищет Па, находит, они стоят лицом к лицу, пока Па крепко не обнимает Ма, зафиксировав прощение. Ма ещё обижена, поэтому объятия не взаимные. Па выслушивает, что он никогда не должен повторять подобного поведения, Па соглашается, <мне трудно себя контролировать, я борюсь с этим>, положив руки на плечи Ма и смотря на её правое ухо. Ма говорит, что она очень сильно устаёт после таких ссор и становится непродуктивна, ни к одному из запланированных дел она так и не приступила в течение дня. <Прости меня, пожалуйста>. И Па, и Ма знают, что ничего от этих слов не поменяется.

Лиззи лежит на Анни и, смотря ей в глаза, беззвучно шевелит губами и покачивает головой из стороны в сторону, будто поёт. Ничего не слышно – по первому пути тащится товарный состав.

Родители Анни выходят в магазин за парой бутылочек пива и какими-нибудь сладостями. Они уже выбрали фильм, чтобы убить вечер, а на улице так хорошо, что Ма не хочет домой, зовёт Па прогуляться к набережной.

Анни так нравится ощущать кожу Лиззи своим телом, так нравится, так приятно и волнительно, она целует лиззин нос, расстёгивает её блузку и задирает свою футболку до подбородка. Анни гладит волосы Лиззи и хочет спросить, и хочет узнать, стесняется и слёзы появляются у Анни в глазах.

Па спрашивает у Ма, не замёрзла ли она здесь на ветру у воды. Ма отпивает из бутылки Па и кивает в сторону уточек.

Анни улыбается и плачет, Лиззи гладит её по щекам и голове – что такое, моя любимая, ты чего – Лиззи смотрит по сторонам и снова на Анни, прижимается щекой к её груди, слушает её всхлипы.

Па о чём-то рассказывает – его обычно прорывает после игнора – а Ма и не слушает его, бросает хлеб в грязную воду, облокотившись на ограждение набережной. Па умолкает и тогда Ма просит сфотографировать её с уточками. Хлеб кончился, уточкам здесь уже неинтересно.

Анни трёт глаза до красноты – Лиззи всё ещё здесь, с ней, тёплая и расслабленная. Анни сглатывает, а потом говорит сквозь улыбку, что так сильно хочет трахнуть Лиззи по-настоящему, что так сильно хочет, что Лиззи, Лиззи..Лиззи, что скажешь?