100 великих загадочных смертей

Однажды ночью наставник грубыми движениями разбудил юношу, взвалил его на спину и вынес наружу, после чего, по словам Каспара, «стало совсем темно». Он не знал, сколько времени прошло после того, как неизвестный поднялся с ним вверх по холму или по лестнице, но затем его накормили, неизвестный поставил его на ноги и, обхватив сзади руками, стал учить ходить. Таким образом, кое-как переступая, Каспар продвигался вперёд. Неизвестный раз за разом повторял фразу о кавалеристе, пока мальчик не запомнил её наизусть, не понимая, что она значит. Каждая попытка поднять голову пресекалась окриком и приказом смотреть себе под ноги.

Затем они отправились в путь. Несколько раз, когда он уставал, его клали на землю вниз лицом, потом снова поднимали, и путь продолжался. Так они шли вдвоём два дня и две ночи. Несмотря на проливные дожди, они не останавливались на отдых в постоялых дворах, не разговаривали с встречными крестьянами, спали на голой и грязной от дождя земле. На третий день неизвестный переодел Каспара в чистую одежду, надел на него ботинки, после чего идти стало куда тяжелее; затем незнакомец, показав на ряды домов вдали, назвал их «большой деревней», научил, что спрашивать и как искать дорогу к Новым воротам, сунул ему в руки конверт и исчез навсегда.

Ансельм фон Фейербах отметил, что потрясение ребёнка, когда на него вдруг навалились звуки и краски внешнего мира, вполне естественно. Не исключено, что Каспара везли в телеге, пока он был в бессознательном состоянии, или в его питьё вновь подмешали опий. Поэтому определить, сколько времени продолжался путь, невозможно. Фейербах указал, что момент появления был выбран исключительно удачно – на Троицын день обитатели Нюрнберга имели обыкновение отправляться прочь из города, и шанс появиться незамеченными был велик. Биндер полагал, что неизвестный, доставивший Каспара в Нюрнберг, хорошо знал город и окрестности и, возможно, в прошлом служил в городском гарнизоне или в одном из квартировавших здесь полков.

С 18 июля 1828 до октября 1829 года Каспар жил у Даумера. У него появилась собственная комната и настоящая постель. Каспар уверял, что, лёжа в этой постели, он стал видеть сны. Уже к концу августа он научился говорить и писать (хотя и с орфографическими ошибками), связно выражать свои мысли, заинтересовался собственным прошлым и своей потерянной семьёй.

Следовало приучить Каспара к еде иной, чем хлеб и вода. Ему стали варить овощные супы на воде, постепенно увеличивая количество овощей, что он сам воспринимал как улучшение вкуса. Вместе с хлебом он приучался есть выпечку, сухие овощи, затем в суп стали добавлять несколько капель мясного бульона, а к хлебу – кусочки разваренного мяса. Это разнообразие скоро дало свой результат. Каспар начал расти, прибавив за год пять сантиметров.

17 октября 1829 года, в субботу, Даумер пошел на свою обычную утреннюю прогулку, в то время как его мать и сестра были заняты уборкой. Каспар отправился в уборную и там услышал тихое звяканье дверного колокольчика, словно бы придержанного рукой, затем увидел скользнувшую по двору тень. Он услышал крадущиеся шаги, которые затихли у двери в коридор. Каспар высунул голову в маленькое окно, выходившее на лестницу, и увидел человека, приникшего к стене и кого-то подстерегавшего. Как он вспоминал позднее, убийца был одет в щегольской чёрный костюм, тёмные панталоны, кожаные чёрные (или жёлтые) перчатки, начищенные чёрные изящные башмаки и чёрную же круглую шляпу. Лицо его было замотано чёрным шарфом, а в руках он сжимал широкий нож мясника.

Каспар почувствовал сильный удар в голову и, падая, услышал: «Ты должен умереть раньше, чем успеешь покинуть Нюрнберг!» Каспару показалось, что он узнал этот голос. Очнувшись, юноша понял, что лежит на полу, а лицо у него залито кровью. Кое-как он добрался до дому и, плохо понимая, что он делает, вместо верхнего этажа спустился в подвал. Позднее фрау Даумер, удивляясь, что Каспар не является к обеду, нашла его там по пятнам крови на ступеньках. На лбу у него зияла широкая, но неопасная рана размером с палец. В бреду он бормотал: «Чёрный… чёрный человек… как трубочист… заточён в погреб…»

После покушения бургомистр приставил к Каспару охрану. 15 июня 1831 года Каспар, гостя у фон Фейербаха, рассказал об одном странном инциденте. Когда он остался один, в дом вошли двое неизвестных. Один «весьма злобного вида», с усами и короткой бородой, стал расспрашивать Каспара, что он пишет. Каспар ответил, что автобиографию. Второй взял листы и принялся читать, в то время как чернобородый продолжал расспрашивать Каспара о его жизни. Неизвестного интересовало, часто ли Каспар ходит на прогулки, посещает ли школу и чему учится. Найденыш не скрывал, что выходит из дому редко, так как чувствует боль в ногах. Незнакомцы, закончив расспрашивать и читать, направились к дверям и спросили о небольшом строении во дворе. Каспар ответил им, что это уборная, затем ответил ещё на несколько вопросов. Когда же мальчик поинтересовался, откуда прибыли эти двое, то получил ответ, что они прибыли издалека и название места ему ничего не скажет, после чего ушли.

После Даумера Каспар жил у главы муниципалитета Иоганна Бибербаха. В марте 1830 года Каспара посетили лейтенант фон Пирх и следом за ним известный в то время берлинский комик Сафир. Они предположили, что Каспар, быть может, родом из Венгрии и немецкий для него не родной. Оба решили, что Каспар в детстве слышал, хотя и забыл, венгерские слова и выражения. Однако расспросы произвели гнетущее впечатление на Каспара, и их пришлось прервать. Вскоре Каспар встал на табуретку, чтобы достать с полки книгу, потерял равновесие и, чтобы не упасть, схватился за выступ стенной панели. Однако вместо этого у него в руках оказался заряженный пистолет, висевший тут же на гвозде, и по неосторожности Каспар выстрелил в себя. Пуля оцарапала ему лоб, и вбежавшие немедленно в комнату полицейские обнаружили Каспара на полу без сознания с залитым кровью лицом. Допускали, что это была попытка самоубийства.

После этого Каспар поселился у барона Готлиба фон Тухера. Там он встретил Филиппа-Генри, графа Стенхоупа и племянника Уильяма Питта-младшего. У этого лорда была далеко не блестящая репутация. 31 мая 1831 года он появился в Нюрнберге, собираясь «усыновить Каспара и забрать его с собой в свой замок в Кенте». Тухер ему поверил. Стенхоуп вскружил Каспару голову рассказами о «высоком положении», которое у него отобрали, но справедливость должна быть обязательно восстановлена. Каспар легко поддался на лесть, и их стали постоянно видеть вместе держащими друг друга за руки, причём лорд прилюдно обнимал и целовал мальчика, возбудив тем самым в городе сплетни о «неестественном характере» их отношений. Фон Тухер и Даумер были возмущены поведением лорда, но тот принялся хлопотать перед городским советом о передаче Каспара под его опеку. Получив ответ, что опекуну следует доказать свою платёжеспособность, он уехал в Мюнхен, затем в Инсбрук и вернулся с векселями на очень крупные суммы, выданными почему-то германскими торговыми домами. В это время Каролина, графиня Альберсдорфская, заявила, что Стенхоуп служит орудием кого-то, кто хочет оторвать Каспара от его друзей, чтобы убить мальчика.

В июле 1831 года фон Тухер вместе с Каспаром и полицейским офицером по имени Хикель предприняли поездку в Венгрию, но найдёныш не узнал ничего и не понимал местных наречий. В октябре того же года один венгерский аристократ с сыном посетил Каспара. Тот якобы вспомнил, что в детстве отзывался на имя Иштван и некоторые венгерские слова показались ему знакомыми.

В ноябре 1831 года лорд Стенхоуп отправился в Ансбах, в гости к фон Фейербаху, передав Каспару золотые часы, кольцо и цепочку, а также 500 гульденов наличными. Фон Тухер разрешил Каспару оставить у себя подарки, но деньги забрал, мотивируя это тем, что найдёныш был слишком молод, чтобы распоряжаться столь крупной суммой. Из-за этих денег Каспар впервые рассорился со своим опекуном, требуя, чтобы с ним перестали обращаться как с младенцем. Фон Тухер, понимая, что найдёнышу вскружила голову лесть, написал Стенхоупу отчаянное письмо, умоляя оставить Каспара в покое, но безрезультатно.

21 ноября 1831 года лорд Стенхоуп официально потребовал передачи ему опекунства над Каспаром, обещая дать тому достойное образование и воспитание. Попытки фон Тухера и фон Фейербаха собрать деньги по подписке в фонд Каспара Хаузера и, таким образом, обеспечить его будущее успеха не имели. Каспар 24 ноября поддержал просьбу лорда, и она была удовлетворена. 10 декабря лорд перевёз Каспара в Ансбах и поселил в доме школьного учителя Иоганна Георга Мейера, изводившего Каспара мелкими придирками. Для охраны Каспара в Ансбахе был назначен отставной солдат, который должен был раз в день посещать дом, чтобы убедиться, что с найдёнышем всё в порядке, и сопровождать его во время прогулок. Стенхоуп уехал 28 января 1832 года и прислал Каспару несколько сентиментальных писем, но больше не вернулся в Ансбах.

Тем временем распространились слухи, что Каспар на самом деле является наследным принцем Бадена (официально – умершим в колыбели в 1812 году). В марте 1832 года фон Фейербах поехал в Мюнхен, где беседовал с королевой Баварии Каролиной, и начал своё расследование. Он передал офицеру полиции Эберхардту портрет Каспара и прядь его волос, чтобы определить, не был ли Каспар ребёнком, родившимся у священника Гутенбера и девицы Кинингшайм. Но эта версия не подтвердилась.

Каспара определили переписчиком бумаг в ансбахский апелляционный суд. Работа занимала несколько часов в день, остальное время он продолжал брать уроки у Мейера. Четыре раза в неделю к Каспару ходил учитель латинского языка. 20 мая 1833 года он прошёл лютеранскую конфирмацию.

29 мая 1833 года фон Фейербах, разбитый параличом, скончался. Распространились слухи, что его отравили, так как он слишком близко подошёл к разгадке тайны Каспара Хаузера. Сам фон Фейербах тоже так думал. Правая рука уже не действовала, потому на листе бумаги он с трудом вывел левой: «Мне что-то подсыпали». Записка эта осталась в семье Фейербах и была затем утрачена. Врачи описали болезнь фон Фейербаха как «имевшую нервный характер», но причин её понять не могли. Трижды казалось, что полицай-президенту становится лучше, но всякий раз его состояние вновь резко ухудшалось. Каспар был глубоко потрясен известием о его смерти.

29 сентября 1833 года Каспару Хаузеру предположительно исполнился 21 год. Он совершил поездку в Нюрнберг, где встретился с Биндером и Даумером и был представлен королеве Каролине и её сыну, королю Людвигу. В октябре 1833 года лорд Стенхоуп объявил о возвращении в Ансбах и попросил найти для него гостиницу, но не приехал. В ноябре он вновь написал, что собирается в гости, на сей раз в сопровождении жены и дочери, и вновь обещания не сдержал. В начале декабря Хикель уехал из города. 11 декабря Каспар навестил его жену и во время визита обронил мимоходом, что один «знакомый» приглашает его в городской парк посмотреть, как будут копать артезианский колодец. Фрау Хикель посоветовала ему не ходить, а вместо этого посетить бал, который должен был состояться в ближайшие дни. Каспар последовал её совету.

14 декабря 1833 года Каспар до полудня работал в суде, затем отправился к пастору Фурману, чтобы помочь ему изготовить несколько упаковок для рождественских подарков. Закончив работу, в сопровождении пастора он покинул дом, но на полпути извинился, заявив, что ему нужно зайти к «юной фрейлейн», живущей по соседству, но в три часа дня направился прямиком в городской парк, где неизвестный, отведя его в укромное место под предлогом передачи некоего важного документа, ударил его в грудь длинным ножом. Мейер считал, что «Хаузер сам нанёс себе рану, чтобы снова вызвать к себе внимание». Когда Каспар в этот субботний день около четырёх часов пришёл, шатаясь, к Мейеру, тот не поверил его рассказу.

Он схватил Каспара, получившего, как выяснилось позже, четыре смертельных ранения, и заставил вернуться в городской сад (по другой версии, Каспар сам попросил Мейера побывать на месте преступления, чтобы рассказать ему о произошедшем в деталях, но малодушный профессор пытался уклониться от этой миссии). Всю дорогу Мейер выговаривал смертельно раненному Каспару за ослушание. Каспар смог пройти большую часть пути, прежде чем ноги его подкосились. Его отнесли в дом Мейера, где к Каспару вернулось сознание. Он рассказал, что к нему обратился человек в чёрном пальто с пелериной, в цилиндре, с усами и бакенбардами: «Не вы ли Каспар Хаузер?» Услышав ответ, незнакомец потребовал от Каспара обещания, что тот никому не расскажет о том, что ему предстоит узнать. Получив желаемый ответ от заинтригованного юноши, незнакомец вручил ему кошелёк с пурпурными кистями, тут же упавший на землю. Каспар, нагнувшийся за кошельком, немедленно получил удар ножом в бок, а незнакомец скрылся.

Убийство Каспара Хаузера в саду Ансбаха. Рисунок 1911 г.

Мейер счёл рассказ Каспара выдумкой. К его мнению присоединился и Хикель. Призванные доктора поначалу не посчитали рану серьёзной, однако состояние Каспара постепенно ухудшалось, а члены магистрата едва ли не до самой смерти мучали его расспросами в надежде получить ключ к расследованию преступления, пастор Фурман горячо убеждал своего подопечного облегчить себе душу обнародованием гнетущей его тайны, слабеющий Каспар всем им отвечал, что наибольшую горечь вызывало недоверие к нему. 17 декабря в 10 часов вечера он умер. Одними из последних его слов были: «За этой мышью охотится слишком много котов…», «Мама, мама, приди!», «Дама… светская дама… да помилует её Господь!» и «Я устал, очень устал, а путь ещё долгий…» На месте, где Хаузеру была нанесена смертельная рана, воздвигнут памятный камень со словами: «Здесь один неизвестный был убит другим неизвестным» (лат. Hic occulto occultus occisus est).

У истории Каспара Хаузера хеппи-энда не случилось. Из-за упорного недоверия Мейера никто не поднял тревоги и время оказалось безвозвратно упущено. На следующий день хлынул дождь, окончательно смывший всякие следы. В талом снегу остался лежать только выпавший из рук Каспара шёлковый кошелёк пурпурного цвета, в котором нашлась записка, изготовленная таким образом, что прочесть её можно было только в зеркальном отражении. Текст её гласил следующее:

«Хаузер вам сможет точно описать

как я выгляжу

и откуда я взялся.

чтобы не утруждать Хаузера,

я вам сам скажу что

я появился _ _

я появился с с _ _

баварской границы _ _

на реке _ _

я вам даже

имя скажу: М.Л. О.»

Убийцу не нашли. Посмертное вскрытие, выполненное докторами Альбертом, Хорлахером и Хейденрайхом, показало, что рана была нанесена длинным ножом. Нож пробил сердечную сумку и ушёл вправо почти до брюшной полости. В вопросе, могло ли это быть самоубийство, доктора не смогли сойтись во мнении. Доктор Альберт категорически отрицал подобную возможность, в то время как доктор Хорлахер допускал её при условии, что Каспар при жизни был левшой и отличался недюжинной силой. Мейер, немедленно подхвативший версию самоубийства, стал утверждать, что Каспар прекрасно владел левой рукой, а для того чтобы вонзить в себя нож, упёр его рукояткой в ближайшее дерево. Доктор Альберт возражал ему, что Каспар в последние дни своей жизни отнюдь не выказывал уныния или печали, а наоборот – танцевал на балу, строил планы на будущее и собирался записаться в полк. Третий врач – доктор Хейденрайх – не смог окончательно остановиться ни на одном из предположений.

Оказалось, что мозг Каспара имел чрезвычайно малые размеры, как будто нормальное развитие младенца было искусственно остановлено. Лёгкие также были малы, а печень, наоборот, значительно увеличена, что подтверждало, что ребёнок долгие годы находился почти постоянно в сидячем положении. Однако самым значительным был вывод, что Каспар был помещён в заключение отнюдь не с рождения (хотя и раньше семи лет), а, вероятнее всего, в три или четыре года.

На могиле найденыша написали: «Здесь лежит Каспар Хаузер – загадка своего времени: неизвестное происхождение, загадочная смерть 1833».

Лорд Стенхоуп послал Каспару письмо из Мюнхена, датированное 16 декабря (по мнению Эванс, дата не соответствовала действительности). В письме лорд извинялся, что не может приехать, так как неотложные дела призывают его на родину. Но по всей Германии уже было известно о смерти Хаузера. Вызванный в Мюнхен, лорд пытался уверить королеву Каролину, что ничего не знал об убийстве, тогда как молва утверждала, что его видели неподалёку от Ансбаха. Королева дала ему понять, что считает его прямо или косвенно виновным в произошедшем, но отпустила восвояси.

Король Людвиг Баварский объявил награду в 10 тысяч гульденов за поимку убийцы. Было доказано, что кошелёк не принадлежит Каспару и почерк на записке, по-видимому, не совпадает с его почерком. Каспар перед смертью успел описать нападавшего – тому было лет сорок, он был около 1 метра 80 сантиметров ростом, носил чёрную остроконечную шляпу и синий плащ, ниспадавший до колен. Краем плаща незнакомец прикрывал лицо.

Хозяин гостиницы «Gasthaus zum Falken» показал, что похожий человек остановился у него за день до убийства. Ему было по виду лет 30–40, незнакомец был смугл, черноволос, носил чёрную бороду, лицо у него было сплошь изрыто оспинами. Одежда, впрочем, была другой. Это были зелёная куртка, чёрный галстук, серые брюки и сапоги на высоких каблуках со шпорами, из чего хозяин заключил, что незнакомец прибыл верхом. Однако, уходя, он надел именно чёрную шляпу и синий плащ. Хозяин припомнил, что человек этот сидел в одиночестве в общем зале, полном других приезжих, а на вопрос, откуда он приехал, ответил, что путь ещё долгий, а погода мерзкая. Речь, по мнению хозяина, выдавала в нём образованного человека. Кроме того, в день убийства школьный учитель Зейц видел незнакомца в королевском парке, медленно уходившего от него прочь по другой тропе. Около двух часов пополудни тот же незнакомец наведался в гостиницу «Циркель», где осведомился, когда отправляется почтовый дилижанс на Нордлинген, и получил ответ, что он может выехать на этом дилижансе через час, если покончит к этому времени со своими делами. Около трёх часов дня чернорабочий по фамилии Лайх увидел в парке незнакомца в сопровождении Каспара Хаузера, которого знал в лицо. Они вышли через калитку, причём Каспар двигался первым, а незнакомец шёл сзади. Всего незнакомца видели семь человек.

Книга фон Фейербаха о Каспаре Хаузере была направлена в качестве подарка вдовствующей королеве Каролине Баварской 27 января 1832 года. Криминалист пришел к выводу, что Каспар, вероятно, был сыном короля. В подтверждение был приведен сон в пересказе самого Каспара, где он видел себя в каком-то дворце. Фейербах считал, что родители найденыша состояли в законном браке. Иначе можно было бы просто подбросить новорожденного в приют. Преступники были людьми весьма высокого ранга, раз огромная награда в тысячу флоринов для любого, кто мог бы навести полицию на след преступников, покушавшихся на Каспара в доме Даумера, так и не была востребована. По законам Баварии убийце грозил бы эшафот. Фон Фейербах решил, что на карту была поставлена жизнь, смерть или политическое влияние личностей столь высокопоставленных, что мальчика нужно было убить любой ценой, чтобы кто-то другой смог занять его место и пользоваться властью и богатством, по праву принадлежавшими жертве.

По мнению Фейербаха, долгое заключение Каспара могло быть средством спрятать его и таким образом спасти. По воспоминаниям мальчика, его каморка была совершенно чистой, так что он всё время своего заключения ничем не болел. Там не было ни мышей, ни крыс, ни мух, ни даже пауков. На мальчике не было никаких паразитов. Погрузив его в сон, тюремщик менял на нём одежду, стриг ему ногти и, возможно, мыл ребёнка, сколь то было в его силах. Сами рубашки, которые он носил в заключении, были, по воспоминаниям Каспара, куда белее и тоньше той, которую тюремщик заставил его надеть перед путешествием в Нюрнберг. Кормили его мягкими белыми булочками с кориандром и укропом. Белый хлеб со специями трудно было представить в доме бедняка. В камере у Каспара было два деревянных солдатика, деревянная собачка, лошадка и т. д., а также разноцветные бантики, чтобы их украшать. Неизвестный ни в коем случае не желал погубить ребенка. Ему самому приходилось приносить тайком еду для ребёнка и потому ограничиться хлебом и водой. Фон Фейербах сделал вывод, что неизвестный пытался спасти ребёнка от убийц. Он считал, что потенциальный убийца не выполнил приказа. По мнению фон Фейербаха, речь шла о единственном королевском сыне, смерть которого открывала дорогу к престолу для родственника монарха. Чтобы не вызвать подозрений, ребёнка подменили на мёртвого или умирающего, возможно, в тот момент, когда принц был реально болен. Незаконный наследник должен был разделаться с принцем. Фон Фейербах назвал единственную семью, которая могла удовлетворять всем поставленным требованиям, – великий герцог Бадена Карл и его жена Стефания Богарне.

Карл Фридрих, маркграф, а позднее – великий герцог Баденский (1728–1811), после смерти своей первой жены Каролины-Луизы Гессен-Дармштадтской вступил во второй, морганатический брак с Луизой Каролиной Гейер, баронессой фон Гейерберг, ставшей рейхсграфиней фон Хохберг. Под этим именем главная предполагаемая «злодейка» осталась в истории. В этом браке родилось четверо сыновей, притом что молва упорно делала графиню фон Хохберг любовницей младшего брата герцога Людвига. Дети графини могли унаследовать престол только в случае смерти всех законных наследников мужского пола. Череду смертей открыл великий герцог. Во время поездки в Швецию карета, в которой он находился, перевернулась, и он стал единственной жертвой инцидента. Престол унаследовал его внук, Карл-Людвиг, пользовавшийся репутацией пьяницы и дебошира. По настоянию Наполеона он женился на троюродной сестре пасынка императора Евгения Богарне Стефании. В этом браке родились двое сыновей и три дочери. Первый сын появился на свет 29 сентября 1812 года и умер 16 октября того же года при неясных обстоятельствах. По свидетельству кормилицы, её отпустили накануне домой, но после возвращения она обнаружила стражу у покоев мальчика, и её отказались пустить внутрь под предлогом, что он заболел. Мать ребёнка, Стефания, также не смогла пройти через этот кордон. Ей отказывали из опасений, что она сама может заболеть. Затем было официально объявлено о смерти ребёнка. Второй сын, получивший имя Александр, родился в 1816 году, но не дожил до года, хотя все три дочери благополучно выросли, отличаясь отменным здоровьем.

В 1818 году, в возрасте 32 лет, умер герцог Карл-Людвиг, и престол за отсутствием сыновей наследует его дядя Людвиг, 54-летний холостяк, имевший, впрочем, несколько незаконнорожденных детей. В 1830 году он умер, по слухам, от яда, и престол занял старший сын графини Хохберг Леопольд – сводный брат Людвига I по отцу Карлу Фридриху Баденскому.

Фон Фейербах обратил внимание, что Каспар якобы родился 30 апреля 1812 года. Старший сын Стефании также родился в 1812 году и умер 16 октября, в то время как Каспар был отдан неизвестному якобы 7-го числа того же месяца. А 30 апреля – это день рождения младшего сына Стефании – Александра. Здесь фон Фейербах предположил, что неизвестный просто спутал даты рождения обоих братьев. Кроме того, фон Фейербах полагал, что нельзя сбрасывать со счетов ненависть графини фон Хохберг к Стефании, хорошо известную современникам, да и сами слухи, упорно связывавшие Каспара с баденским домом, не могли возникнуть сами по себе.

По мнению историков Элизабет Эванс и Генри Писа, ребёнком, подменившим наследного принца, был сын Иоганна Блохманна, садовника в поместье графини Хохберг. Этот ребёнок был больной и нежизнеспособный, а возможно, был отравлен. Именно в это время Блохманн получил пост старшего садовника и прибавку к жалованью. Убивать ребёнка, по мнению Писа и Эванс, никто не собирался. Поначалу его отдали на воспитание какой-то няньке или гувернантке. Даумер, расспрашивая Каспара о снах, спросил, что за герб он видел. По памяти Каспар изобразил эту «картинку» – животное, напоминающее льва, скипетр, скрещённые шпаги и крест. В 1929 году немецкий историк Фриц Клее отыскал нечто подобное в замке Бойгген на Рейне, по соседству с Базелем, о котором народная молва и раньше твердила, будто здесь и содержался в своём заключении Каспар.

В 1996 году с пятна крови на кальсонах, предположительно принадлежавших Каспару и хранящихся ныне в музее Ансбаха, был взят генетический материал. Образец направили в институт судебной медицины при Мюнхенском университете и в судебно-экспертную лабораторию в Бирмингем (Англия). Кровь для анализа предоставили двое потомков Стефании Богарне по женской линии. Результат оказался отрицательным – если допустить, что панталоны действительно принадлежали Каспару, он никак не мог быть родственником Стефании, великой герцогини Баденской.

В 2002 году анализ повторили, взяв образцы генетического материала со шляпы, брюк и пряди волос. Всего 6 образцов, ДНК которых оказались идентичными между собой. Кровь для анализа дала Астрид фон Медингер – потомок Стефании по женской линии. Анализ проводился в институте судебной медицины Мюнстера под руководством профессора Б. Бринкмана. Результат оказался положительным – цепочки ДНК совпали на 95 %. Таким образом, вероятность, что Каспар был действительно сыном Стефании, очень высока, хотя с этим результатом согласны не все исследователи.

Баденская версия происхождения Каспара Хаузера представляется нам наиболее убедительной, и реальных альтернатив ей пока нет. Убийца же должен был быть близок к правившему в Бадене в 1830–1852 годах герцогу Леопольду (1790–1852), чьим правам на престол угрожал Каспар. Не исключено, что первоначально его передали в какую-то простую семью, а потом, когда возникла угроза разоблачения, решили от него избавиться, но убийца не смог убить младенца, а предпочел его спрятать. Лорд Стенхоуп, возможно, надеялся раскрыть тайну Каспара, а потом шантажировать тех высокопоставленных лиц, которые организовали покушение.