С годами Ирод все более укрепляет свои позиции у владык Рима как верный проводник интересов империи в Иудее. По пути из Аравии в Италию он сделал остановку в египетском городе Александрия, где встретился с Клеопатрой и Антонием.

Клеопатра. Приветствую тебя Ирод, царь Иудеи и славный воин. Рада, что почтил своим посещением мою землю Египетскую!

Ирод. О, достойная Клеопатра! Я счастлив видеть тебя, великую царицу, красу и гордость страны Нила!

Клеопатра. В городах и селах наших живет немало иудеев, и все их общины отменно процветают. Богатые купцы, почтенные обыватели, просвещенные законоучители, искусные ремесленники, трудолюбивые землепашцы. Все – исправные плательщики налогов в мою казну. Есть у меня иудеи и при дворе. Я благоволю твоему племени.

Ирод. Благодарю сердечно, Клеопатра. Полагаю, мои соотечественники и единоверцы честным трудом завоевали твое царское благоволение. Трудом людей свободных, не рабов!

Клеопатра. Ах, Ирод, не лучше ли оставить в покое предания седой старины? Что пользы ворошить былое?

Ирод. Соглашусь, пожалуй – пользы в этом мало. Наоборот, может выйти вред! Мы оба монархи, мы на вершине власти. А цель разумного правления – не прошлого раны ковырять, но много печься о настоящем и будущее не забывать.

Клеопатра. О, Ирод, как ты блистательно речист! Ты помог мне облечь в слова роящиеся в моей голове государственные думы. В ответ обрадую тебя сюрпризом.

Ирод. Жду с нетерпением, царица великой страны.

Клеопатра. Я знаю, ты держишь путь в Рим к Антонию, ко мне же завернул попутно, полезного знакомства ради. Так вот, Антоний у меня в гостях. Я слышу его шаги. Еще минута – и вы узрите один другого!

Антоний. Ирод, неужели? Право, так прелестно, что ты в Александрии! Я счастлив увидеться с тобою на Египетской земле!

Ирод. Великий Антоний, я твой послушный и благодарный данник. Мне по сердцу твои слова, ибо воистину безмерна радость подданного осчастливливать господина своим появлением!

Антоний. Ты ловкий льстец, мой милый Ирод! Гость и хозяйке воскурял фимиам? Я прав, Клеопатра?

Клеопатра. Мне тоже льстил, но меньше и тоньше, чем тебе.

Антоний. Я знаю, Ирод, ты хочешь новых земель и жаждешь больших полномочий. Ты заслуживаешь и то и другое. Мы это вскорости обсудим, и ты вернешься в Иудею не с пустыми руками.

Ирод. Премного благодарен.

Клеопатра. Мир полнится слухами о твоих, Ирод, военных победах и о личной доблести царя Иудеи. Было бы прекрасно услышать сказ из первых уст, не так ли, Антоний?

Антоний. Безусловно! Я тоже много наслышан о славных деяниях нашего гостя.

Клеопатра. Ах, Антоний, будь добр, убери руку с моего плеча – мы не одни!

Ирод. Нежные чувства сильных мира сего, равно и боевые подвиги оных – на людских устах, как свет стоит. К чему стеснение? Я не чужой, я претендую быть своим.

Антоний. Ты друг и соратник наш. Мы с Клеопатрой приготовились внимать тебе.

Ирод. Я расскажу историю, о которой навряд ли вы слыхали. Открою, сколь жестоковыен и неистов мой народ.

Клеопатра. Знаем кое-что из прошлого. Однако говори же!

Ирод. В те дни, о которых речь, ты, Антоний, пребывал в Афинах. Я же с войском выступил против разбойников – исчадие темных пределов нашей веры. Они укрылись в неприступных горах, где высятся скалы, да чернеют бездонные пропасти. Я с несколькими смельчаками спустился по канату на огромный валун перед входом в пещеру. В ней нашел себе убежище один из разбойных главарей. При нем жена и семеро детей. Его положение было безнадежно. Я крикнул, что готов сохранить ему жизнь взамен добровольной сдачи в плен. Но тот человек, как многие его братья по оружию, предпочитал смерть неволе.

Антоний. Только непреклонность можно противопоставить фанатизму, но нет средства сломить его.

Ирод. Так и случилось. Я услыхал из глубины пещеры женский и детские голоса, молящие отца уступить и сдаться. Но безумный бородач решил иначе. Он приказал малышам выходить по одному. Твердой рукою он закалывал одного за другим. Последней вышла жена. Изувер хладнокровно задушил женщину и добавил ее тело к окровавленным трупам семерых убитых им детей.

Клеопатра. О, как можно созерцать столь ужасное зрелище!

Ирод. Слезы выступили на моих глазах. Я умолял разбойника пощадить хотя бы невинных крошек. Но тот остался непреклонен. Умертвив семейство, он швырнул бездыханные тела в пропасть. Злобно крикнул мне, мол, я – жалкий изменник веры, и бросился в бездну.

Антоний. Воевать со своими горше, чем с чужими.

Клеопатра. У тебя есть сердце, Ирод, не только ум и твердая рука!

Ирод. Антоний прав: нестерпимо горько побеждать своих. Но ошибался разбойник бородатый – я вере иудейской не изменял, и я хочу добра народу моему.

Антоний. Поясни, в чем суть веры твоей. Понять иудеев труднее, чем любое другое племя.

Ирод. Смогу ли? Я не законоучитель, я царь и воин. Лучше повторю за мудрецом Гирканом, слова его, что врезались мне в память: “Воззрения наши – воля Всевышнего. Иудеи заключили вечный союз с Господом. Мы назвали Его единственным в мире Богом, а Он в ответ избрал народ наш и вознесет нас над иными племенами”.

Клеопатра. Вижу, Ирод, ты не боишься быть откровенным передо мною и Антонием, а что до Гиркана то он горазд на истолкования. Осмелюсь добавить к словам мудреца плод моего женского ума – потому народ иудейский так ревностен в вере, что невероятно усладительна ему мысль о верховенстве, и не в силах человеческих отказаться от столь притягательной идеи.

Ирод. Подобное говорил мой тесть. Он дельный человек. К словам же Клеопатры я присовокупил бы, что сладкая мысль о верховенстве неизменно обращается против иудеев ядом всеобщей нелюбви.

Антоний. Тебе виднее, Ирод. Хвалю Клеопатру. Плоды бабьего ума всегда спелы, сочны и легко усваиваются.

Клеопатра. Не все твои шутки смешны, Антоний!

Ирод. Что до меня, то я принимаю суждения женщин не в шутку, а всерьез. Я с наслаждением поедаю зрелые плоды ума обеих своих жен!

Клеопатра. Вот достойного мужа образец! Я предлагаю тебе, Ирод, оставить Антония и перейти ко мне на службу. Египетскому воинству необходим умный и смелый полководец. Тебя ждут золото, честь и слава.

Ирод. О, Клеопатра, я польщен! Однако я слуга моего народа, и посему не оставлю Антония, союз с которым идет на пользу вместе Риму и Иудее!

Антоний. Молодчина, Ирод! Интересы дела – лучшая гарантия верности!

Клеопатра. Я разочарована отказом.

Антоний. Не унывай, Клеопатра! Только испытав разочарование, можно ощутить полноту удовлетворения. Я уделю тебе кое-какие земли Иудеи. А ты, Ирод, получишь много больше. Мы снова встретимся с тобою в Риме, и я сумею убедить сенаторов расширить твои владения и увеличить полномочия.

Глава 9

Правящий в Риме триумвират распался. Враждовавшие между собой Антоний и Октавиан вступили друг с другом в войну, победителем из которой вышел Октавиан. Вскоре он сделался единоличным правителем империи.

Антоний покончил с собой, Клеопатра последовала его примеру.

Ирод был преданным союзником Антония и помогал ему в войне против Октавиана. Поэтому после неудачи своего покровителя, царь Иудеи очутился в весьма опасном положении. Для сохранения благосклонности Рима ему требовалось завоевать доверие нового владыки, против которого он еще совсем недавно действовал на стороне его врага. Ирод достиг этой цели в полной мере и, притом, с немалым блеском.

Октавиан. Правитель Иудеи, ты приветствуешь меня гордо и с царским достоинством, но почему ты без короны?

Ирод. Я был возведен на престол и коронован тем, кто стал твоим врагом, и которого ты сокрушил. После сего я не могу считать себя царем!

Октавиан. Но ведь не ты, а Антоний воевал со мной!

Ирод. Я делал все зависящее от меня, чтобы быть Антонию полезным.

Октавиан. Чем мог быть полезен провинциальный царь властителю третьей части мира?

Ирод. Управляемая мною Иудея достаточно богата, и я снабжал хлебом и деньгами воюющего против тебя Антония.

Октавиан. Ирод, ты славен хитростью и государственным умом. Я скорее поверил бы в действенность той помощи, которую ты мог оказать неразумному Антонию практическими советами.

Ирод. Ты прав, Октавиан. Я служил Антонию кем-то вроде восточного визиря. Но, без памяти влюбленный в египетскую царицу, он не последовал моей рекомендации пожертвовать Клеопатрой – и проиграл!

Октавиан. Для того чтобы воспользоваться чьим-либо советом, требуется не меньше ума, чем для того, чтобы подать хороший совет самому себе. На мое счастье Антоний не послушался тебя.

Ирод. Страсть к Клеопатре затемнила его разум. Господи, храни меня от бедствий любви!

Октавиан. Насколько я осведомлен о рассудительности твоего нрава – ты вне опасности!

Ирод. Кто может поручиться за себя? Царь над народом – еще не царь своим страстям!

Октавиан. Положим, Антоний внял бы твоему увещеванию и изгнал из сердца Клеопатру, или убил ее, или еще что-нибудь совершил над нею – чем бы ты помог ему?

Ирод. Исполняя безумную прихоть Клеопатры, он отправил меня воевать в Аравию. Кабы не это, я был бы с ним и сражался против тебя, Октавиан!

Октавиан. Ты полагаешь, что армия твоя могла бы стать серьезной поддержкой легионам Антония?

Ирод. А мои военные победы не порука тому?

Октавиан. Да, пожалуй.

Ирод. Воевал бы я не в Аравии, а плечом к плечу с Антонием, и он много чего получил бы от меня: и доступ в мои надежные крепости, и неплохого полководца в моем лице, и много больше денег.

Октавиан. Ты не скрывал от меня правду. Ты мужествен и честен, Ирод!

Ирод. Я пришел к тебе, Октавиан, дабы услыхать эти речи. Я надеюсь, к словам ты приложишь милость, какую заслуживают мужество и честность.

Октавиан. Я принимаю во внимание не то, чей ты был друг, а то, какой ты был друг!

Ирод. Благодарю. Я снял с себя царский венец, ибо мне даровал его тот, которого ты уничтожил. Сейчас только ты властен решать мою судьбу.

Октавиан. Я водружаю корону на твою главу. Ты – царь Иудеи. Ты преданно хранил дружбу и за это достоин властвовать. Теперь будь верным новому, более счастливому другу!

Ирод. Благодарю. Ты не разочаруешься, Октавиан. В дружбе государей нет фундамента прочнее прагматичного расчета.

Октавиан. Я возвращаю тебе все земли, отнятые у тебя Антонием ради прихотей Клеопатры.

Ирод. Еще раз благодарю. Я прибыл к тебе не с пустыми руками. Надеюсь, оценишь по достоинству великолепие моих даров.

Октавиан. Возведение тебя на царство будет закреплено сенатским декретом. Отныне у тебя нет причин горевать об Антонии.

Впоследствии Ирод образцово помогал Октавиану в войнах, одаривал золотом, оказывал всяческий почет. Делами и подношениями Ирод доказывал верность своему римскому владыке. Став любимцем Октавиана, как когда-то был любимцем Антония, царь Иудеи достиг апогея счастья.

Ощутив твердую почву под ногами и уверившись в незыблемой прочности трона, Ирод направил свои заботы на дела благочестия – строительство и упрочение основ народной веры.

К несчастью Ирода, дом монарха постепенно превратился в средоточие неиссякающих распрей и жестокой внутренней вражды. Семья стала источником бедствий и мучений царя до конца его дней.

Глава 10

С течением лет жены и тещи Ирода составили непримиримые партии. Два враждебных лагеря неутомимо вели междоусобные бои, в конце концов приведшие к кровопролитью. На свою беду, царь Иудеи, государственный муж, изощренный политик, мудрый монарх, суровый судья и доблестный воин оказался безоружным против злых языков внутри семьи.

Ноа. Ты плачешь, дочка?

Дорис. Плачу, матушка!

Ноа. Что случилось? Опять Антипатр набедокурил? Ох, и внук у меня нерадивый! Молодой да ранний – усы едва пробились, а уж за девками ухлестывает!

Дорис. Может, и набедокурил. Да разве стала бы я из-за пустяков слезы проливать?

Ноа. Говори, Дорис, в чем горе твое. Не таись, кто еще посочувствует дочери, как не родная мать?

Дорис. За годы супружества Ирод приучил меня, что ночь после встречи субботы он проводит со мной. Вот вчера и был мой черед. Я долго ждала мужа – не показывается. Вдруг явился Ури, старый его дружок по веселым похождениям, и сказал, мол, царь требует меня к себе.

Ноа. Плохое предвестие.

Дорис. О-о-о… Что услышала от мужа – хуже некуда! Вошла к нему и вижу: он сидит во всем своем царском одеянии, словно впереди не ночь с женой, а прием послов иностранных, и говорит, пряча взгляд: “Я отправляю тебя и сына нашего Антипатра в изгнание. Три дня вам на сборы”. Я упала к ногам его, кричу: “За что, Ирод?”

Ноа. А он?

Дорис. А он встал, ни слова не говоря, и вышел. Оставил меня лежащей на полу и в слезах.

Ноа. Проклятая камарилья! Их проделки, это всё они!

Дорис. Кто, матушка?

Ноа. Да Мирьям негодная и Малтака, мамаша ее, ядовитоязыкая! Обе подзуживают Ирода-благодетеля против нас с тобой. Дескать, мы простонародье, и не с нашим рылом в царских палатах жить. То ли дело они – благородных кровей. Годы минули, как царь вторую жену взял, и все это время Мирьям и Малтака наушничали, подстрекали, порочили! Вспомни-ка, дочка, смотрины. Крепколобый Гиркан привел к Ироду внучку свою. Она, и родительница ее, сразу нам не понравились. Вот и дождались беды!

Дорис. Может, ты и права, матушка. Мирьям и Малтака подучают царя против нас, да только не от этого горестно мне, а оттого, что уж не любит меня Ирод как в былые годы. А я люблю его по-прежнему. Мирьям у него в сердце. Ненавижу ее!

Ноа. Терпение – наше женское оружие, коим мужчины обделены. Ты больше не хрупкая девчонка, ты зрелая красавица. Одумается Ирод, дай Бог ему разума и здоровья, вернет еще тебя. А Мирьям и Малтака плохо кончат. Помяни мое слово – еще ужалят царя шипы неравного брака. Ирод – наш человек, душа его тянется к нам, к простым.

Дорис. Речи твои – золотые. Но горько, горько мне!

Ноа. Угомонись, Дорис. Возвращайся к отцу. Вместе с Антипатром. Да и я вслед за вами. Что мне делать теперь во дворце – на гнусную камарилью глядеть?

Дорис. Вернусь к отцу. А не поможет ли он? У него ведь дружба с Иродом!

Ноа. На это не надейся. Не станет Арад просить царя за кого-нибудь, даже за дочь свою. Я своего мужа преотлично знаю. У него на уме дела, а в сердце – деньги. За тебя не заступится, ни слова не скажет Ироду, промолчит, будто ничего не произошло.

Дорис. Жаль, коли так. Отправлюсь в изгнание. Может, со временем все образуется. Ты и впрямь утешила меня, матушка.

Ноа. Мы еще вернемся во дворец. Мудрость – она в двух словах заключена: ждать и надеяться. О, к нам идет Шуламит! Она наша союзница.

Шуламит. Я знаю, Дорис, отчего глаза твои красные! Ты ревешь, потому как Ирод отправляет тебя в отцовский дом.

Дорис. Боже, мой! Так скоро новость вылезла наружу! Еще до отъезда успею позора наглотаться.

Ноа. Скажи без утайки, Шуламит, разве провинилась Дорис? Конечно, Антипатр плох, но это не причина для изгнания! Всё интриги Мирьям и Малтаки – проклятая парочка!

Шуламит. Да, Антипатр – молодой прохвост, но и Александр, сынок Мирьям, не лучше брата единокровного!

Дорис. Ирод всю любовь свою отдал Мирьям – вот мое несчастье!

Шуламит. Вы обе правы – и мать, и дочь. А все же Дорис правее. Любящая женщина сердцем видит. Страсть сердечная – в ней корень зла!

Дорис. Вернусь в отчий дом. Любовь к милому мужу сохраню. Буду ждать и надеяться – как матушка советует. Бог даст, и Ирод прозреет!

Ноа. Наше оружие – терпение!

Шуламит. Нет, бабы! Терпение ведет в тупик, и жаль мне вас. Мужчин безумство – вот дикость жизни! Не благодаря терпению, а благодаря нетерпению достигают люди целей!

Дорис. Что можешь предложить ты?

Шуламит. У меня есть план.

Ноа. Скажи сперва, в чем интерес твой, Шуламит?

Шуламит. Хочу, чтоб сумасбродный брат мой вас любил, а не Мирьям с Малтакой, этих матрон, родовитых чересчур. Зазнайство их – кость в моем горле.

Дорис. Разве можно любовью править?

Шуламит. Любовью – нет, а ревностью – да!

Ноа. Открывай свой план!

Шуламит. Внемлите, Ноа и Дорис. Года не прошло, как пришлый художник усаживал Мирьям в саду, вставал напротив и мазал красками натянутый на раму холст. Он рисовал с нее портрет. Ироду картина понравилась, а Мирьям спрятала ее у себя.

Ноа. Припоминаю.

Дорис. Было, кажется.

Шуламит. Я выкрала портрет. Скажу Ироду, что Мирьям отослала холст в подарок аравийскому принцу, тому, который когда-то увивался за ней. Ирод тайно обыщет ее апартаменты и не найдет ничего. Он ревнивец, и не потерпит жены неверность. Но он царь, и потому не станет затевать скандала. Он изобретет предлог и выгонит из дворца Мирьям, Малтаку и Александра с ними заодно. А вас вернет обратно. Таков мой план! Хорош, не правда ли?

Ноа. Дай Бог тебе удачи, Шуламит.

Шуламит. Удачи нам всем! Прощайте. Уверена – расстаемся ненадолго!

Не откладывая дела в долгий ящик, Шуламит приступила к осуществлению своего замысла, казавшегося ей весьма удачным. Однако Ирод сильно разочаровал Шуламит, поступив совершенно не так, как предполагала проницательная сестра его. Увы, женский здравый смысл проиграл непостижимой мужской логике.

Ирод. С чем пожаловала, сестрица?

Шуламит. Плохие новости, братец.

Ирод. А я-то думал, у меня все хорошо. Если владыка слывет дикарем и варваром, он рубит голову гонцу, принесшему дурную весть. Но я – добрый монарх. Выкладывай, не бойся!

Шуламит. Брось свои шутки, царь! Беда стряслась в семье нашей. Мирьям, любимая тобою, осквернила узы брака.

Ирод. Что это значит? Теперь мне не до шуток, говори скорей!

Шуламит. Помнишь ли, как восхищался ты портретом своей супружницы? Мол, как живая вышла на картине, красоты несказанной?

Ирод. Конечно, помню. Мирьям убрала портрет к себе, задвинула куда-то, напрасно на стену не повесила.

Шуламит. Так вот, художник тот подослан был принцем аравийским, тем самым, который положил глаз на любимую жену твою. А на стену не повесила она картину потому, что задумала отдать ее в подарок принцу. Он давеча уехал, и Мирьям осуществила злонамерение свое.

Ирод. Где Мирьям?

Шуламит. Прогуливается в дальнем саду.

Ирод. Сиди тут. Я мигом обыщу ее апартаменты!

Шуламит. Разумно. Однако действуй быстро – пока не вернулась!

Ирод. Картины нет на месте! Какое горе! Я обманут! Что делать?

Шуламит. Не поднимай шума. Безнравственное поведение супруги позорит царский трон. Придумай повод и отправь в изгнание Мирьям, а с нею Малтаку и Александра. А Дорис верни обратно.

Ирод. Нет, нет и нет! Это всё – потом. Я прежде поквитаюсь с наглецом. Убью его. Другого не дано. А там посмотрим.

Шуламит. Безумец! Ты зрелый муж, ты не мальчишка! Одумайся! Что за сантименты? Изгнать неверную, забыть ее – и точка!

Ирод. Молчи! Как видно, душе твоей холодной неведома страсть нежная. Я люблю Мирьям безумно, и ревность ослепила разум мой. Смерть негодяю! Через час отправляюсь с малой свитою в поход. Тайно. Сейчас убирайся прочь с глаз моих! Немедленно пришли мне мужа своего Иосифа.

Иосиф. Я пред тобою, мой государь!

Ирод. Я должен ехать. Дело неотложное. Не знаю, когда вернусь, и не знаю, вернусь ли. Оставляю под твоим надзором любимую мою жену Мирьям. Если, храни Господь, придет весть о моей гибели, убей Мирьям. Сей приказ – секретный. Ничего не спрашивай. Я доверяю тебе не только супругу, но и тайну, которая навсегда должна остаться между нами и только между нами! Клянись молчать как рыба!

Иосиф. Клянусь, мой государь! Возвращайся, живи и правь нами!

Глава 11

Завершив поход мести, Ирод воротился во дворец. Царь был зол, обескуражен и вместе с тем страстно желал любви Мирьям. Первой его встретила Шуламит. Она досадовала на неуспех своего проекта, сердилась на самою себя, но вида не подавала.

Шуламит. Рассказывай, ревнивец!

Ирод. Я нагнал принца аравийского. Он был в пути. “Верни портрет Мирьям!” – крикнул я ему без неуместной куртуазности. Он изумился: “Какой портрет?”

Шуламит. Комедиант, притворщик!

Ирод. И я так подумал. Я обнажил меч. Он понял, что я не шучу, и сделал то же самое. Ты знаешь, Шуламит, как мастерски владею я оружием. Схватка была короткой. Я ранил его мечом. Окровавленный, он упал на землю, но изловчился и вскочил на ноги, пытаясь продолжить бой. Я выхватил из-за пояса нож и нанес ему смертельный удар в горло.

Шуламит. Это ты умеешь. Что дальше?

Ирод. Трое моих сопровождающих перебили его охрану. Я лично обыскал всю поклажу принца.

Шуламит. Нашел картину?

Ирод. Нет, не нашел!

Шуламит. Должно быть, он отправил портрет с быстрым гонцом впереди себя.

Ирод. Ты мелешь чушь! Кабы принц и впрямь любил Мирьям, он не расстался бы с образом возлюбленной в пути.

Шуламит. Конечно, я мелю чушь! Ты никогда не был высокого мнения о моем уме. Однако глупость таковою только кажется и говорится из лучших побуждений, а глаз простака, порой, зорче глаза умника. Не предполагала я, однако, что царь Иудеи столь безнадежный романтик!

Ирод. Хватит болтать языком, Шуламит! Ты ненавидишь мою Мирьям, мечтаешь, чтоб я ее изгнал. А, может статься, и не дарила она принцу свой портрет? Я хочу верить в это, потому как люблю ее!

Шуламит. Не иначе, сожалеешь, что убил араба, не найдя улик?

Ирод. Нелепое предположение.

Шуламит. Нелепости повсюду с нами – на них мир стоит. Хочешь пример? Пока ты был в отлучке, защищая честь семьи и трона, Мирьям не выказала ни беспокойства, ни любопытства – где муж ее, и почему уехал он.

Ирод. Довольно злоязычия. Я иду к Мирьям.

Ирод истосковался по Мирьям. Не скрывая радости долгожданной встречи, он заговорил о своей любви. Увы, в мирно начатую беседу вплелись колкости, и довольно скоро разговор превратился в ссору, окончившуюся трагически.

Ирод. Я снова вижу тебя, любимая Мирьям. Как ты прекрасна!

Мирьям. Спасибо. Я польщена. Приятны комплименты мужа, ценящего бесспорную красоту жены!

Ирод. Отчего, милая, не спрашиваешь о причине долгого отсутствия моего?

Мирьям. Без расспросов догадываюсь: всё дела неотложные да государственные.

Ирод. Пожалуй, в некотором смысле ты права.

Мирьям. Случается и на моей стороне правота. Так, по пустякам, конечно.

Ирод. Не болят уколы красивой женщины, да еще любимой жены в придачу!

Мирьям. В придачу!

Ирод. Не лови на слове – колючесть не идет тебе. Ты так хороша собою, ненаглядная! Еще не родился художник, которому по силам передать холсту прелесть твою. Уверен, живописный образ не выдержит сравнения с оригиналом. Кстати, достань портрет свой, вместе насладимся приятным сходством и восхитительным отличием.

Мирьям. Ах, Ирод, пропал портрет! Так обидно!

Ирод. Жаль, что ты не сберегла его.

Мирьям. Я берегла. Он стоял вон там. И вдруг пропал.

Ирод. Прискорбный случай. Каковы твои догадки?

Мирьям. Есть одно предположение, но промолчу я. Ты любишь факты, а не домыслы, и подозрительность чужда тебе, не так ли?

Ирод. Да, мнительностью я не страдаю. Бог с ней, с картиной – у меня есть живая Мирьям, и я этим счастлив!

Мирьям. Забудем о портрете.

Ирод. Забыть согласен. Давай прогоним мысль досадную из головы. Однако еще до своего отъезда я заметил, что ночами ты стала холодна со мною. Почему? Ведь это, как говоришь ты, факт, не домысел, не чуждой подозрительности плод!

Мирьям. Не всякую досадную мысль удается прогнать из головы, любезный мой супруг!

Ирод. Ты, кажется, на что-то намекаешь?

Мирьям. Мой добрый дед Гиркан казнен твоим указом! За что?

Ирод. Гиркан составил заговор против меня, намеревался трон отнять!

Мирьям. Ложь! Ты отлично знаешь, что старик ничего худого не замышлял против тебя. Ты не ведал покоя, покуда он жив, ибо в нем, а не в тебе, видел народ истинного царя Иудеи!

Ирод. Вновь укол? На сей раз смехотворный. Ведь, как тебе известно, чужда мне подозрительность!

Мирьям. Укол? Вовсе нет! Забыл, что колючесть не идет мне?

Ирод. Есть еще камни на сердце твоем? Не прячь, швыряй в меня!

Мирьям. Где юный брат мой?

Ирод. Он отбыл по своим делам в Иерихон.

Мирьям. Ты снова лжешь! Став самым молодым первосвященником в Иудее, он обратился к народу с проникновенными словами, и люди полюбили его за ум, красноречие и доброту. Тобою овладели страх и зависть. Ты отослал беднягу в Иерихон, и по указу твоему палач утопил его в пруду!

Ирод. Несообразность! Бред! Зачем мне было умертвлять семнадцатилетнего юнца?

Мирьям. За тем же, зачем и казнить деда-старика. Ты – низкорожденный. Ты – незаконный монарх, ибо трон Иудеи предназначен избраннику Господа из рода Давида. А ты кто? Потомок неиудеев, и назначен на царство людьми, да еще и чужаками. Слышишь? Назначен, а не избран! Людьми, а не Богом! Ты ненавидишь мою благородную семью и из зависти и страха убиваешь, кого рука достигнет!

Ирод. О, Мирьям, я на тебе женат, не на семье твоей! Как видно, мне не по средствам любовь к тебе, коль за нее расплачиваться надо обожанием твоей родни! Нет у меня годного для оплаты материала – ни в казне, ни в сердце!

Мирьям. Ты поставил надо мной надсмотрщика и поручил ему убить меня. Это твоя любовь?

Ирод. О, мой Бог! Тебе известно это? От кого?

Мирьям. Сколько гнева, сколько злобы в тебе – поверить трудно! Таким тебя не знала прежде. Кровь залила глаза. Не вопи, как дикая ослица перед случкой!

Ирод. Негодяй Иосиф выдал тайну! Клятвопреступник! Однако он предал неспроста!

Мирьям. Стыдись, монарх, намеков недостойных!

Ирод. Эй, стража! Иосифа сей же час ко мне доставить!

Иосиф. Вот я, мой государь!

Ирод. Мерзавец, ты выдал нашу с тобою тайну! Признавайся, зачем?

Иосиф. Ирод, убери кинжал! Я дрожу от ужаса, как объясню тебе?

Ирод. Говори!

Мирьям. Безумный царь! Иосиф чист, не злонамерен!

Иосиф. Я чист, не злонамерен! Всего лишь я желал дать доказательство Мирьям безмерности твоей любви. Открыл ей, что, даже умерев, не сможешь жить ты без нее, и посему ей надлежит отправиться вслед за тобой, за мертвым. Убери кинжал, молю!

Ирод. “Умерев, не сможешь жить!” – так ты сказал? Абракадабра выдала лжеца! Похотливец гнусный, пороча мужа, нашептывал жене его, чтоб ею овладеть! Всякий, покусившийся на честь царя, примет смерть лютую!

Шуламит. Изменщик подлый! Брат, казни его! Я все слыхала, стоя под окном!

Иосиф. Я не изменял тебе, Шуламит. К Мирьям не прикасался. Я благонамерен. Мне страшно. Ирод, убери кинжал!

Шуламит. Запирательством преступник не спасется. Теперь я поняла, неверный муж, отчего ты избегал меня!

Ирод. Палач, немедленно сюда! Свяжи Иосифа и через час покажешь мне тело бездыханное!

Шуламит. Царь, пощади супруга моего, пусть живет! Разлучницу убей!

Ирод. Исчезни, Шуламит! Ходатайщица лукавая! Кто звал тебя? Мне претит милосердие твое. Не о тебе пекусь я, о себе!

Мирьям. Жестокий безумец! Изменой не оскверняла я супружеского ложа!

Ирод. О, зачем женился на тебе, Мирьям, коли мой сторож чести в два счета овладел тобою!

Мирьям. Я не любила, я ненавидела тебя, но всегда, всегда, всегда была тебе верна!

Ирод. Не любила, ненавидела меня! Не диво, что отдалась другому. Измену попранной моей любви я не прощу!

Мирьям. Спрячь кинжал! Я не боюсь тебя!

Ирод. Вот, прячу! Теперь уж он в твоей груди по рукоять!

Потеряв любимую жену, Ирод страдал невыносимо. Он искренно оплакивал смерть Мирьям, словно не его рука вонзила в грудь ее стальное лезвие.

Ирод велел погрузить мертвое тело в прозрачный мед. Долгие дни и ночи просиживал он возле золотого саркофага и глядел на прекрасный лик, и плакал об утрате, и каялся в поспешности суда своего, и разговаривал сам с собою, словно помешанный, а иногда и проклинал Мирьям.

Прошло время, остыло горе, и вернулась в сердце Ирода неистребимая тяга к женской красоте.