Читать книгу: «Сможешь и ты», страница 6

– Ни о чем, – ответил король.

Это было почти правдой.

Завтра вечером вместо балдахина над головой раскинется звездное небо. И отдыхать придется на пожухлой траве, а не на шелковых простынях. Всего-то и нужно, что выследить животное, поймать его и вернуться с трофеем во дворец. После чего за работой в мастерской можно будет провести остаток ночи.

И остаток жизни.

– Есть еще что-то, – Шан приподнялась на локте, заглянула Тамлину в глаза. – Расскажи.

– Мне нечего рассказывать. Спи.

Он погладил ее волосы и еще раз поцеловал – на этот раз в лоб. Шаниэ со вздохом прижалась к нему.

– Дети тоже с трудом засыпают. Чувствуют, что багровые сумерки близко. Днем пугают друг друга выдумками про черную кобылицу, которая приносит на хвосте дурные сны и с особой злостью терзает одаренных. А потом полночи не могут уснуть. Все вспоминают, как часто их хвалили на занятиях.

– Скажи им, – Тамлин сглотнул, – что от черной кобылы можно спастись, завернувшись в оленью шкуру.

– Что?

– Ты знаешь легенду о белой лани? Шерсть у нее как молоко, копытца серебряные как звезды. Ее невозможно поймать…

– Можно только увидеть в чаще леса ее силуэт, – перебила Шаниэ; от удивления она привстала. – Раэн любит петь эту балладу, но какое отношение…

– Эта лань, – король прикрыл глаза, – содержит в себе проявления всего необычайного, что только в мире есть. И если поймать ее и убить, она превратится в свою противоположность. А шкура ее из белой и волшебной превратится в обычную, рыжую. Так вот. Если завернуться в эту шкуру, можно стать обыкновенным элле. Без талантов и особенностей. Нормальным. Понимаешь? Ночной кобыле такой элле будет не интересен.

– Никогда о таком не слыхала. Кто тебе рассказал?

– Не перебивай. Завтра спустишься к кожевникам и попросишь пару оленьих шкур. Скажешь, я разрешил. Отнесешь их в детские. Мелочь, конечно, но детям порой достаточно мелочей, чтобы спать спокойно.

Некоторое время Шан молча смотрела на него, потом положила голову ему на плечо и затихла.

– Знаешь, – шепнула она через время, когда король почти провалился в сон, – рядом с тобой мне и светло, и тревожно. Не знаю, как объяснить. Это как видеть в небе звезду и знать, что ее уже нет, что она давным-давно взорвалась, и все, что от нее осталось – это свет, который она излучала, пока была жива. Этот свет идет и идет сквозь время, и не стоило бы к нему привыкать, но я привыкла. И теперь не знаю, что буду делать, когда иссякнет последний луч.

Тамлин ответил сквозь дрему.

– Все звезды умирают, Шан. Смерть неизбежна. Может быть, в итоге выживут только сейде, и все наши старания напрасны. А может, не выживут даже они.

Шаниэ замолчала. Комочек страха – король ясно видел его сквозь сомкнутые веки – бился внутри ее ментальных щитов и дрожал, как выпавший из гнезда птенец.

Тамлин закусил губу и повернулся к ней.

– Но сейчас-то мы живы, Шан. Давай думать только об этом. Только о нас.

– Давай, – прошептала Шаниэ, распахивая желто-зеленые глаза.

В этот миг в королевские покои постучали. Громко, настойчиво и нагло. Тамлин поморщился, как будто стучали не по двери, а по его черепу.

Сомнений в том, кто стоял по ту сторону двери, быть не могло.

"Ну, бездна", – король накинул халат и вышел в прихожую. "Если у нее не пожар, не наводнение и не ящик ликера, она пожалеет о том, что пришла!"

На пороге в самом деле оказалась Деаэлру. Не обгоревшая, не мокрая и с пустыми руками.

– Некогда объяснять, я лу…

Тамлин не выдержал и хлопнул дверью. По обе стороны баррикады стало тихо. Дея обмерла от неожиданности, король выжидал. Избавиться от нее настолько тривиальным способом не представлялось возможным.

– Ты же знаешь, что я не уйду, – донесся из-за двери уязвленный голос. – Дворец не горит и не тонет, но дело срочное. Те архитектурные аномалии, что ты вчера обсуждал с Минной – они продолжаются.

Тамлин выругался. За те секунды, что он видел Дею на пороге, подсвеченную тревогой, ему стало ясно, что дело срочное. По крайней мере, Деаэлру искренне так считала, а в ее профессионализме сомневаться не приходилось. Несмотря ни на что.

Тамлин снова выругался, открыл дверь и как был в халате вышел на лестницу. Обещая себе быть терпеливым и сдержанным. А потому в воображении перемещаясь на заливной лужок с облачками барашков и солнышками одуванчиков.

Минувшим вечером Тамлин, Ассея, Минна и Эмриат осмотрели западную галерею второго яруса. Обе эльне с негодованием отвергли мысль о том, что некто из их родов забавы ради озорничал с дворцовой архитектурой.

Управляющий верить им отказывался.

Ассея и Минна из уважения к королю некоторое время выслушивали отповедь Эмриата: мол, как легко испортить хорошее воспитание и великолепное образование, если поощрять в молодежи легкомысленность.

Вскоре терпение у обеих иссякло.

– Эмре, – отрезала целительница, – неужели ты правда думаешь, что у кого-то из хранителей есть силы на такие шутки? Йолле грядет, мы по утрам еще толком не проснулись, а уже уставшие!

– Не преуменьшай способностей своих подопечных, дорогая Ассея! – ответил Эмре. – Этой весной, насколько мне помнится, юные барышни из рода Аоэт подбили хранителей на модификацию дверей в библиотеку. Целые сутки их можно было открыть только мыслеформой "Я не очень умный, и мне плохо". Посмотри теперь сюда. Чем еще это можно объяснить, как не озорством твоих и ее, – он указал на Миннаэту, – элле?

– Ничем, – ответила за Ассею Минна; ее медные волосы украшала россыпь странных пятен, то ли синих, то ли зеленых. – Будем наблюдать. С сегодняшнего дня никто из рода Аоэт и шагу не ступит без моего ведома, я найду того, кто это сделал, хаос! Но если окажется, что род Аоэт ни при чем, – она подняла пылающий взгляд на Эмриата, – то ты извинишься передо мной за обвинения, от которых я сейчас сгораю со стыда перед королем!

– Если окажется, что род Аоэт ни при чем, то у нас большие проблемы, – отрезал Тамлин. – Вы что, бездна, хотите повторения истории? Хотите, чтобы нас снова атаковал обезумевший симбионт и принялся заживо переваривать в стенах родного замка? Сколько элле погибло в ту проклятую ночь? Пять сотен? Десять?

Минна побледнела, Ассея прижала руки к груди. Об инциденте знали все, хотя никто из нынешних обитателей королевства не был ему свидетелем.

Давным-давно, на заре становления Мирисгаэ, род Аоэт решил вывести для постройки дворца материал, послушный воле хозяев и меняющий структуру согласно их желаниям. Созданному существу – гибриду органики и неорганики – для полноценного развития понадобилась подкормка. Этой подкормкой послужили тела погибших: их уносили в подземелья, где без особых церемоний оставляли на полу.

Через неделю тело исчезало под слоем грибницы. Через месяц на его месте высился холмик. Через несколько лет холмик превращался в сталагмит, медленно, но непрерывно растущий. Первые могилы уже коснулись потолка и превратились в мощные колонны сталагнатов, когда однажды, взлелеенный на мертвых хозяевах, камень напал на живых, по неизвестной причине отдавая предпочтение повелителям стихий. То утро оставило страшный отпечаток в коллективной памяти мирисга'элле: род Аоэт почти полностью оказался замурован в дворцовых стенах заживо. Спасти удалось немногих. Большинство не удалось даже отыскать.

– Для таких тревог есть основание? – управляющий прервал тягостное молчание. – Камень противится твоей воле? Отказывается подчиняться?

Тамлин провел рукой по стене – та принялась пульсировать в истоме.

– Нет, – признался он. – Скорее всего, ты прав. Это чья-то идиотская шутка.

Эмриат с торжеством взглянул на Минну, та недобро прищурилась.

– Но рисковать я не намерен, – продолжил Тамлин и кивнул повелительнице стихий. – Проанализируй состояние симбионта. Выяви любые отклонения и доложи мне о результатах.

Миннаэта кивнула Тамлину и повернулась к Ассее.

– Идем. Отберем образцы, потом зарастим лестницу и вернем галерее арку, – она подобрала подол платья, высоко подняла голову и ушла не попрощавшись.

Ассея последовала за ней.

И теперь Деаэлру вела короля по коридорам, объясняя нечто про проявление стихийных аномалий во дворце.

Тамлин поморщился. Какие могут быть аномалии внутри такой стабильной Сферы? У нее галлюцинации. Неужели тоже запивала новые регенеранты вином?

Но Дея не унималась и обвиняла всех его глав родов в некомпетентности, так что счет убитым барашкам перевалил за сотню и на воображаемой поляне царила кошмарная резня, когда она вывела его к южной галерее второго яруса.

За витражами светлело. Посреди галереи угадывались силуэты Минны и Ассеи; обе были в халатах, но в отличие от короля – поверх пижам.

Деаэлру, прямая и строгая, встала меж двумя мирисга'эльне и повернулась к Тамлину. Он с удивлением отметил, что хранительница из Андаро одета в платье, а на ее волосах блестит бессменный венец с сапфирами. В голову пришла крамольная мысль о том, что зло действительно никогда не дремлет.

– Могу подкинуть тебе еще идею, – сухо улыбнулась Деаэлру, уловив его последнюю ничем не прикрытую мысль. – На самом деле я дельфин, и полушария моего мозга спят по очереди.

Тамлин скривился.

– Я надеюсь, Дея, мы собрались здесь не только затем, чтобы обсуждать твои сверхспособности. Где аномалия, о которой ты всю дорогу твердила?

– Вот она, – Минна указала на потолок.

Король взглянул наверх, охнул, ругнулся.

В потолке зияла дыра. Правильной округлой формы, все еще растущая. Тамлин присел, оценивая расстояние, подпрыгнул и коснулся кончиками пальцев краев отверстия.

– И куда она ведет? – спросил он, лихорадочно поправляя халат.

– На третий ярус, – отозвалась Ассея, – в коридор между залами.

– Так, бездна, – Тамлин обвел всех взглядом, – это уже серьезно. У кого какие предложения?

– Предлагаю, – первой ответила Дея, – не тратить время понапрасну, пойти наверх и осмотреть дыру с другой стороны.

– Я проанализировала вчерашние образцы, Таэм, – с жаром вмешалась Миннаэта. – Все чисто, симбионт покорен нашей воле. А еще я ручаюсь, что после полуночи ни один повелитель стихий не покидал своих комнат. Пришлось ночевать в гостиной, но мимо меня, бездна, не прошел никто! За исключением одной лишь эльне, – она многозначительно поглядела на его халат.

Тамлин туже затянул узел пояса.

– За хранителей я тоже поручусь, – добавила Ассея. – После заката никто из них не выходил за пределы северного сектора. Кроме тех, кто занят Сферой, но я лично сопроводила их в подземелье.

– И вы так спокойно об этом говорите? – потеряла терпение Деаэлру. – В Мирисгаэ проник хаос! Твоя защита, Ассея, никуда не годится, а ты, Минна, не в состоянии выявить отклонения у симбионта! Придется все взять в свои руки, изолировать зараженный участок, усилить сопротивление…

Закончить Дее не дали. Минна, сузив янтарные глаза до пылающих щелочек, шипела, что теперь двое будут извиняться перед ней в присутствии короля. Ассея возмущалась, что ни разу в истории Мирисгаэ сквозь защиту рода Виртаэн не проникал хаос. А Тамлин, близкий к тому, чтобы потерять самообладание, сохраненное с таким трудом, заподозрил, что хаос сквозь Сферу все таки проник.

Причем в тот самый момент, когда некая эльне в белых одеждах в составе делегации из Андаро пересекла границы его королевства.

– У меня есть доказательство, что это не аномалия, а проделки живого элле, из плоти и крови, – вскричала внезапно Ассея и протянула руку. – Вот!

В руках у хранительницы оказалось краснобокое надкусанное яблоко.

– Вы что, с ума посходили? – раздался позади звенящий голос. – Шумите так, что переполошили детей! Идите теперь сами их успокаивайте!

Все обернулись. Эмриат Илуфер в шикарном халате-мантии с расшитыми золотом рукавами приближался к ним с противоположной стороны галереи.

– Так, – сказал он, подойдя и измеряя каждого взглядом, – и по какому поводу пижамная вечеринка? Дея, а ты почему не в халате? Во имя бездны, что это за дыра?!

– Отлично, – злорадно пропела Миннаэта, выхватила у Ассеи яблоко и бросила его ремесленнику, – все в сборе. Эмре, Дея, время извиняться!

– Это что еще? – зеленоглазый элле поймал плод раздора и покрутил в руках.

– Улика, найденная на месте преступления, – повелительница стихий вскинула голову. – Мои элле и хранители всю ночь были под надзором. Воины так по-дурацки шутить не станут. Остаются, хаос, твои ремесленники! Кто-то из них безобразничает с архитектурой дворца. Еще и еду, бездна, из кухни ворует!

Эмриат вгляделся в аккуратные следы укусов на фруктовой плоти, поднял глаза на миниатюрную эльне и вернул ей яблоко.

– Судя по тому, что я вижу, его надкусила ты, дорогая Минна.

– Вот еще! – та снова сунула яблоко управляющему. – Среди нас есть только один элле, не желающий нести ответственность за яблоки, которые надкусил.

– При всем желании, – улика вновь перекочевала к Миннаэте, – ни один ремесленник не способен управляться с живым камнем. Так что нечего кидать надкусанные яблоки в мой огород. Тем более, что ты это яблоко и нашла.

– Не я, Ассея! – Минна всучила плод целительнице.

Та закатила глаза.

– О, бездна. Да, я нашла и сохранила, что с того? Нужно собрать слюну, провести генетический анализ и выявить шутника.

– Это слишком долго! И может оказаться случайным совпадением, – Дея отняла у нее яблоко и не глядя протянула Тамлину. – Довольно! Я иду на третий ярус, осмотреть масштабы бедствия и самостоятельно отобрать образцы, пока еще не поздно!

Тамлин, который все это время в воображении душил барашков голыми руками, молча взял предложенный фрукт.

И швырнул его в окно.

Минна охнула и пригнулась, увлекая за собой Ассею. Воздух вокруг Деаэлру загудел и замерцал синевой – хранительница, не видя опасности, но предугадывая ее, создала вокруг себя защитную сферу.

Окна южной галереи, ведущей из детских спален в ученические, по приказу короля недавно оснастили энергощитами, которые во избежание несчастного случая возвращали назад все, что из них вылетало. Причем чем меньше был предмет, тем большее ускорение он набирал, залетая обратно. Эффект усиления сразу просекла детвора и выплеснула в окно украденные из мастерских красители, когда мимо проходила строгая госпожа Минна. В затейливую сине-зеленую крапинку окрасились все, кто не успел спрятаться.

Злосчастное яблоко влетело обратно, просвистело мимо ловко увернувшегося от него Эмриата, отпружинило от сферы андар’эльне и разбрызгивая мякоть врезалось в картину, на которой художник светлой линии 'тар мастерски изобразил крутобокую тыкву.

Тыква покачнулась и сорвалась со стены, углом рамы зацепив кадку с цикламенами. Кадка опрокинулась, изрыгая землю покатилась вниз по галерее, с грохотом пересчитала ступеньки лестницы и замерла у дверей в ученические.

– Ти-ши-на, – прошипел Тамлин, обводя всех взглядом.

Никто и без того не смел произнести ни слова.

Король стряхнул с плеча остатки яблочной кожуры и поднял глаза на собеседников. Те светились голубоватой дымкой испуга. И белым огнем искренности.

Никто из них не лгал. По крайней мере, осознанно.

– Ты, – Тамлин указал на Ассею, – идешь к детям вместе с Эмре. Чтобы помочь ему…

– Но я хотела…

– Помочь ему, – с нажимом повторил воин, – успокоить их. Ты, – взгляд его переместился на Деаэлру, – прямо сейчас отправляешься спать. Чтобы понять, что эффективно обесценивать окружающих можно и с перерывами на сон.

– Сначала я отберу…

– Отправляешься спать, хаос! – в глазах короля полыхнуло пламя. – А мы с Минной, чьему мнению я безусловно доверяю, осмотрим дыру с третьего яруса. Если это аномалия, да еще так близко к детским…

Он осекся. Вскинул голову, вгляделся в дыру с удивлением, с которым читатель, вглядываясь в почерк на бумаге, узнает автора письма.

– Я знаю, что это, – произнес он медленно. – Бездна. Вот же ж бездна…

Тамлин нахмурился и умолк. Никто не решился уточнить у него, в чем дело.

– Паника отменяется, – сказал он после недолгого молчания и провел рукой по волосам. – Если это и аномалия, в камне мы ее не отыщем. Расходимся, драгоценные бара… То есть, подданные. Никаких возражений, Дея, это дело сугубо внутреннее. И касается только мирисга’элле. Никто не знает этот дворец лучше нас, – король снова поднял взгляд к потолку. – Завтра перед рассветом жду всех на этом же месте, проверим мои догадки. Минна, Ассея, заращивать дыру пока нет нужды.

Пороптав немного, элле разошлись. Деаэлру взглянула на упавшую картину, на разбитую цветочную кадку – и перечить Тамлину не посмела. Взмахнув юбками, она с достоинством удалилась в направлении гостевых покоев. Миннаэта, хмурая как туча, ушла, бормоча себе под нос нечто о том, что пора бы уж начинать мстить раньше, чем ее успевают оскорбить.

Тамлин схватил за рукав Эмре, шагнувшего в сторону детских.

– Один маленький элле сейчас не в постели, – шепнул король.

Управляющий недоуменно воззрился на него. Таэм многозначительно поглядел на свой халат, затем на дыру в потолке. Непонимание в глазах Эмриата сменилось озарением – и он помчался по коридору, придерживая руками полы одеяния. Ассея, пожав плечами, последовала за ним.

Тамлин остался в галерее.

Один.

С облегчением прикрыл глаза.

Четырехмерная картина мира, раскрашенная разноцветными сполохами, подсвеченная пульсирующими пятнами живых тел, видимых ему во вспышке синепатии даже сквозь стены, постепенно растворялась под веками, сменяясь темнотой.

Обычной темнотой, которую видит, закрыв глаза, любой нормальный элле.

Когда Таэм добрался до развалин, третья ночь назначенного срока едва началась.

День до полудня прошел в хлопотах: посольство из Андаро отбывало домой. Эмриат проверил, хорошо ли укомплектованы повозки с товарами, купленными на обмене, а король проинструктировал воинов, которых под командованием Виэттара отрядил сопровождать гостей до северной границы. Защиту путешественникам обеспечивали их клинки и стрелы, да еще сферы хранителей. На другие методы никто не полагался. Внутри Сферы были позволены любые магические опыты и научные изыскания, но за ее пределами манипулировать вероятностями или балансом стихий категорически воспрещалось. Даже крохотное вмешательство в равновесие аномальных полотен могло толкнуть чашу весов в сторону хаоса, запустить активацию порталов и привести к гибели всего живого.

Прощание с Деаэлру вышло неожиданно теплым. Когда Тамлин нашел ее, хранительница седлала своего мерина, оскорбленная тем, что ее не допустили до разгадки тайны.

Король тронул ее за плечо – Дея обернулась, чинно поклонилась и с удивлением приняла деревянный ларчик из его рук. Взвесила ларец в ладонях, открыла.

Жемчужно-бриллиантовая диадема, сияющая и невесомая, сверкнула в его глубине горстью звезд, брошенных на синий бархат. Дея осторожно коснулась филиграней, тонких как морозный узор. Подняла взгляд.

– Для Элланиат, – пояснил король. – Пускай приезжает весной в Наэтлиэ.

Деаэлру закрыла ларец и положила его в переметную суму. Выпрямилась, поправила прическу, не глядя на Тамлина ответила.

– Если его величество позволит, в его покои сегодня доставят костюм, сработанный из новых тканей, в том числе симбиотических на основе титина. Я лично занималась им во время пребывания в Мирисгаэ. И некоторое время дома, в лаборатории. Он куда лучше того, что король носил ранее. Тем не менее, злоупотрелять его преимуществами не стоит, – она подняла взгляд: суровый, без тени тепла. – Не рискуй понапрасну, Таэм. Ты нужен этому королевству больше, чем можешь представить. За диадему благодарю, она… – Деаэлру замешкалась, подбирая слово.

– Изящная и изысканная, – помог ей Тамлин. – Как твоя дочь.

Уголки губ Деи дрогнули, она снова поклонилась – совсем по-другому, чем в предыдущий раз, и поднялась в седло.

– Дай знать, как получишь вести из Наэтлиэ, – добавила она, подбирая поводья. – Их молчание о пророчестве настораживает. По-хорошему, мне следовало бы остаться в Мирисгаэ и дождаться от них сокола…

Тамлин вместо ответа хлопнул по крупу ее жеребца. Конь всхрапнул и скакнул вперед, унося хранительницу в авангард отбывающей колонны.

Небо затянули тучи, а солнце склонилось к западу, когда последние конные андар’элле скрылись за горизонтом. Время покинуть дворец было самое подходящее. Ассея и Минна не станут искать его раньше срока. Эмре провел последние ночи без сна, разделяя внимание между хозяйственными хлопотами, беспокойной детворой и андар'эльне с волосами цвета клевера, потому сейчас наверняка отдыхает.

Тамлин поднялся к себе. Новый костюм висел у зеркала: ртутно-серый, покрытый бугорками симбионта, похожего на крокодиловую кожу. Воин переоделся, покрутил плечами, поднял к скулам воротник с вшитым уловителем чужеродных частиц. Коснулся зеркала – бугорки на перчатке тотчас приобрели серебряный блеск, копируя материал, с которым соприкоснулись. Резанул предплечье ножом. Крокодиловый слой легко поддался, обнажая угольную черноту нижнего слоя, который разрезать не удалось – и тут же зарастил порез, выпуская из краев хлесткие ниточки щупалец. Симбионт без труда поглотил и нейтрализовал все кислоты, найденные в мастерской, а еще охотничьи яды, пламя ювелирной горелки и даже сонную пчелу, от которой воин отмахнулся. Последнюю – с ощутимым удовольствием.

Вооружение заняло больше времени, чем обычно. Костюм предусматривал ножны не только для мирисских парных клинков – воины лесного королевства носили их перекрещенными за спиной, рукоятками вниз – но и для наэтской "змеи", которую оборачивали вокруг пояса. На бедре обнаружились петельки под андарскую секиру. На плечах – кармашки для дротиков и ножей. Полезной, но нелюбимой им поясной сумки для химснарядов, в просторечии называемых бусинами, король не нашел. Зато под ремешком на тыльной стороне левого предплечья отыскался неизвестный ему механизм.

Крохотные полупрозрачные капсулы в форме слезы – серые разрывные, голубые нервно-паралитические, зеленые обездвиживающие и белые с газом-обманкой – лежали плотными рядками в секциях, расположенных друг на друге внахлест. От каждой секции к ладони змеилась тонкая полоса спускового механизма.

Таэм вытянул руку и согнул средний палец, замыкая контакт. Голубая капелька вылетела из ячейки на предплечье и вонзилась в полку верстака с такой силой, что та треснула. Король уважительно приподнял брови.

Тончайшая линза-омматида, белая как слюда, при наведении на полупустую бутыль с вином выдала красный уровень опасности. Тамлин хмыкнул.

Небо за окном затянулось тучами, то и дело срывался снег. Король, уверенный, что в такой экипировке привлечет излишнее внимание, накинул на плечи плащ с куньим воротником и спустился к конюшням.

Лошадь спотыкалась и поскальзывалась на грязи, прихваченной морозом, поэтому к месту назначения удалось добраться лишь на закате. Лес затих, продуваемый ветрами насквозь; отсветы короткого осеннего дня погасли за стеной черных деревьев.

Таэм спешился, сбросил плащ, перепроверил снаряжение, закинул за плечо лук с колчаном, набитым стрелами, и двинулся к развалинам.

Совсем не так, как в прошлый раз.

Под ногами воина, перешагивающего кочки и валуны, не скрипнула ни одна коряга. Тело, взведенное как пружина, двигалось легко и быстро, просачивалось сквозь переплетение ветвей, не задевая ни одной. Льдистые глаза распахнулись, не мигая всматривались в вечернюю мглу сквозь слюдяную линзу.

Шаг, еще один, за ним еще и еще. Тело занимает новое положение в пространстве так же естественно и неуловимо, как звезды проявляются на небе одна за другой. Чувствительность сенсоров обостряется до предела. Тайная жизнь леса заполняет сосуд, отведенный восприятию, перехлестывает через его край; звуки сливаются с ощущениями, запахи с красками, ничтожное становится большим и значимым, а внушительное теряет форму и растворяется в звеняще-шепчущей симфонии, которой звучит лес.

Которая и есть лес.

Под древесной корой шевелятся гусеницы, устраиваясь на зимовку. Последние грибы показывают маслянистые головки из-под земли. Ветер свистит в ореховой скорлупе, проклеванной птицами. Где-то вдалеке стылый воздух пронзает поскуливание голодного оборотня. Мышь пищит в когтях филина, ветер терзает остатки листьев на деревьях, сонная рыба шевелится на дне реки, пуская пузыри. Небо пламенеет на западе; багряный сумрак полнится шепотами, шорохами, вздохами, плеском…

Тамлин вышел к развалинам и замер посреди мокрых камней, чуткий, настороженный. Шевельнул ухом – жужелица проползла по раскрошенному мрамору и скрылась в расселине. Воин прикрыл глаза и исторг из себя бледную сферу сканирующего импульса. Костюм вспыхнул и замерцал голубыми искрами, усиливая сигнал. Импульс разошелся по лесу как круги по воде и затерялся в сумеречной чащобе, резонируя со всем, с чем сталкивался.

Необходимого отклика в ответе не нашлось.

Воин двинулся к березовой роще – туда, где тремя днями ранее видел лань. Остановился на границе леса и снова просканировал периметр.

Ничего. Только поединок куницы и грызуна, который был уже обречен.

Тамлин тряхнул головой и двинулся сквозь чащу к реке.

Ночь накрыла лес плотным покрывалом; сквозь заплатки облаков выглянул берилл Эйет, когда воин уловил отклик, который искал.

Цель оказалась обнаруженной. А значит, реальной.

Судя по полученным данным, лань пряталась у берега, где речная заводь, окаймленная щетками тростника, сужалась в стремительный, очерченный крутыми склонами поток. Тамлин обошел мысок с подветренной стороны, подполз ближе к искомой точке, раздвинул поросль орешника.

Она была там. Свернулась пятном света меж ивовых корней и спала, положив голову на подогнутые ножки. Серебряный мех на боку вздымался и опускался; на изгибе шеи, обращенной к нему, пульсировала жилка.

Тамлин сбросил с плеча лук, вытянул из колчана стрелу, пропитанную ядом наэтской кубомедузы, встал на колени и натянул тетиву.

До предела.

Одно движение – и все изменится непоправимо. Мир перестанет быть открытой книгой; сам он станет слишком обычным для того, чтобы носить какой-то титул – значит, от связанных с ним обязательств можно отказаться. А для счастья будет достаточно ремесла, еды и отдыха.

Несколько теней пронеслось над прогалиной; лань вздрогнула во сне и плотнее подтянула ножки к телу.

Тамлин медлил, держа ее на прицеле. Думал о том, кем нужно быть, чтобы посягать на жизнь легенды.

Кем-то хладнокровным и расчетливым, кому наверняка никогда не снятся кошмары. И волшебная шкура ему ни к чему.

Конкурировать с этим кем-то мог разве что оголодавший зверь.

Воин чуть шевельнулся – и спустил тетиву. Стрела пролетела аккурат между оленьими ушами и вонзилась в раззявленый рот росомахи, атаковавшей добычу из тростника. Мохнатая туша рухнула к подножию ивы, а лань…

Испарилась.

Рассеялась по земле зыбкими вензелями неведомой письменности так быстро, что Тамлин сначала не понял, что произошло.

А потом понял.

Он отложил лук и припал к земле, с досадой наблюдая, как черная жижа, принятая им за речной ил, оборачивается вокруг мертвой росомахи и подтягивает тело ближе к корням, где капелькой влаги на хлысте росянки снова проступил мираж спящей лани.

Идеальной приманки для любого хищника. Или наивного элле, который бродит по лесу в поисках чуда.

Опущенная на глаза омматида выдала информацию об объекте: примитивные одноклеточные, объединенные в псевдоплазмодий. Обычное дело для речных берегов и болотистых заводей. Необычным было другое: у суперколонии образовался мозговой центр, себялюбивый настолько, чтобы обмануть сканеры воина Аэд элле. Венец творения природы, который привык выживать на чужих ресурсах. Самая совершенная – тупиковая – эволюционная ветвь.

Паразит шевельнулся на паутине из порабощенной слизи, подтянул добычу ближе. Обрюзгшее тельце заурчало; иллюзия косули сгустилась вокруг него и снова пошевелила ножками во сне.

Тамлин встал.

Черная жижа беспокойно дрогнула. Лань приподняла голову и взглянула охотнику в глаза. Отослала мыслеформу, полную трепетной беспомощности. Глубокий, полный осмысленности вопрос.

Воин скривился и поднял руку.

Серая капсула-слеза не пролетела и десяти шагов, с земли навстречу ей взметнулся сгусток слизи. В воздухе прогремел взрыв, разбуженные птицы вспорхнули с веток окрест. Тамлин снова выглянул из укрытия и ругнулся: паразит закручивался в кокон и в панике, но очень методично прощупывал прогалину языками слизистых отростков.

Тамлин поднял линзу и вышел из зарослей не таясь. Бесформенное тело повернулось в его сторону, досадуя, что добыча не реагирует на приманку. Иллюзия белой косули померкла; без омматиды, сдерживающей синепатическое зрение, паразит потерял искру интеллекта и мерцал грязно-розовым отсветом неприязни к странному созданию, которое не нападает на беззащитную добычу и не сочувствует ей.

Тамлин ухмыльнулся и вытащил из-за спины клинки.

– Мерзопакость, – проговорил он, – это глубоко внутреннее состояние. Если мир видится тебе мерзким, покопайся в себе, бездна, чтобы найти причину.

Вместо ответа в него полетели комья грязи и сети, утяжеленные камнями. Воин запетлял по прогалине, уворачиваясь от силков, в прыжках, отскоках и полуоборотах разрубая осклизлые плети, хлещущие воздух с невероятной силой. Над рекой поплыла журчаще-свистящая мелодия, рожденная дуэтом палладиевых клинков и хлестких ложноножек слизевика, жаждущего схватить добычу.

Тамлин сделал обманный выпад, перекувырнулся через овражек и вскинул руку. Черный протуберанец выстрелил по-змеиному молниеносно и снова отбил капсулу в полете – на этот раз голубую. Та подлетела вверх и затерялась в ивовой кроне. Черное тельце заворочалось в коконе из речного ила. Тамлин прищурился и отступил под защиту тростника.

Намерения его противника изменились. С одной стороны, вместо жажды убийства паразитом овладело желание поймать прыткую добычу и сделаться ее хозяином. С другой – страх, что отразить третье ее нападение скорее всего не удастся. Пришелец принялся формировать одну иллюзию за другой, стараясь привлечь внимание добычи, и обжигал сенсоры воина сканирующими волнами в надежде пробить ментальные щиты и найти уязвимое место. Между корнями ивы по очереди проявились цветы и фрукты, диковинные животные и странные предметы, а под конец – полуразложившаяся голова огромного карпа, которого слизевик выудил для своего хозяина в реке, а тот, видимо, записал ее в ряды соблазнительных деликатесов.

Тамлин же сам не знал, чего хотел. Тварь под ивой раздражала его настолько, что он готов был удавить ее голыми руками. Но если приволочь эту пакость во дворец живьем, Минна с ума сойдет от восторга – высокоразвитые паразиты, которые умеют создавать мыслящие иллюзии, в Аэд еще не встречались. Эмре, правда, тоже сойдет с ума, но от тревоги, и потребует ликвидировать эту дрянь во избежание эпидемии. Ассея его поддержит: генетический материал удобнее и безопаснее отбирать с мертвого тела.