Люди из города принесли с собой в джунгли палатки и барабаны. У джунглей есть свои голоса: птичий щебет, рев тигра, трескотня обезьян, вой шакалов. Но барабанный бой был худшим из всех звуков, какие я слыхал в своей жизни.

И охотились горожане по-своему. Они на охоте не рисковали ничем; весь риск был на стороне зверя. Такая охота достойна труса. Мы охотились с ними и помогали им бить зверя, но эти охоты были мне не по душе.

Ранним утром меня посылали с отцом на разведку. Порой мы бродили часами по лесу, чтобы выяснить, куда ушли звери. Потом пять-шесть часов уходило на возвращение к лагерю. Чуть стемнеет, весь лагерь ложился спать, а в четыре часа утра, после быстрого завтрака, охотники снимались с места и отправлялись туда, где нами с вечера был обнаружен зверь. Охотников иногда собиралось до двадцати. Они ехали на слонах, с которых, конечно, сняты были обычные украшения; только соломенные подстилки и простые деревянные хаудахи привязаны были к спинам слонов. Весь этот поезд шел одной дорогой, а мы с загонщиками – другой.

Мы шли по двое, растянувшись по джунглям длинной цепью, и гнали зверя впереди себя барабанным боем. Время от времени мы останавливались и поднимали вой. Его подхватывали все загонщики, сколько их было, и шум потрясал джунгли. Звери срывались с мест, начинали метаться, ища спасения; они старались уйти от барабанного боя и человеческих криков и бежали прямо на ружья охотников.

Выгонять зверя из кустов и из логовищ было опасно. Я помню, однажды со мной приключилась такая беда. Мы с загонщиками были одни, когда я услыхал неожиданный храп за кустом, в двух шагах от себя. Барабанщик сразу бросил бить в барабан, онемел и затрясся от ужаса. Он посмотрел на меня, спрашивая взглядом, что за зверь за кустом.