Добромыслие

Съедая сонные колосья

Под небом темно-алым.

Пастух младой встает неспешно,

И легкой поступью по травам

Подходит тихо и беспечно

К стадам и маленьким ягнятам.

Они почти как он:

Кудрявы, молчаливы и скромны;

Их не волнует царский трон,

Князей и феодалов жадных войны.

Он тихо с ними говорит,

Лаская грубою рукой,

Внимая свет ночной зари

И слушая сверчков нестройный хор…

Пастух весь скот согнал

И, плащ худой накинув,

Повел покорные стада

Домой, к гулянию и пиву.

А в городе царил веселый дух.

Ликерным запахом притворно-диким

И терпкой влагой медовух

Укачен выпивки любитель.

Визжала хриплая свирель,

Шальных танцовщиц привлекая.

И эта пьяная метель

Ревела, небо затмевая…

Юноша, чудак наш Якоб,

Сойдя со склона темных пихт,

Идя в главе немого стада,

Ступил на камень твердых плит.

Встречал его скупой пейзаж:

Канав помойных кислый смрад,

Навоза непреступный кряж,

Истошно-скверный чад.

Так шел он по дороге

Под злобный крысий писк,

Но вдруг у поворота

Услышал жуткий женский визг.

Он огородом темным пробежал

И через дыру в заборе видел,

Как пьяный муж – амбал

Свою жену жестоко избивал.

Как угасала в ней душа,

И как звериная рука

Роняла тяжкие удары,

В кровь окуная свой кулак.

А на крыльце стоял мужчина,

Крутя на пальце смольный ус,

И говорить могла скотина

Из своих поганых уст!

– “…да будет знать теперь уж точно,

Что значит мужу изменять,

Запомнит курва прочно,

Что значит нас не уважать…”

А Якоб с камнем в кулаке