Акула в черном небе

4

Следующий день был выходной, и я поехал навестить брата. Как и в прошлый выходной и в позапрошлый, как, впрочем, почти во все выходные за последние годы.

Ворота психбольницы, как всегда, открывал не сторож, а один из пациентов, которые по очереди дежурили. Охранник оставался на КПП, к чему ему выходить на улицу в такой холод. К чему ему вообще лишний раз напрягаться, ведь дело было не в холоде, летом ворота тоже открывали пациенты.

Впустив меня через дверь, врезанную в широкие металлические створки ворот, на меня странно посмотрела женщина неопределенного возраста. Ни одна из эмоций, которые мы встречаем в жизни за этими воротами не соотносится с этим взглядом, потому его невозможно охарактеризовать, имея за плечами лишь опыт из внешнего мира. Да и была ли там эмоция? В глазах отталкивающе светилась пустота, а лицо, обрамленное растрепанными волосами, с тонкими, непомерно длинными губами имело какое-то карикатурное выражение, как клоунская улыбка.

Женщина проводила меня взглядом до КПП и затворила дверь. Она вполне могла убежать в этот момент. Впрочем, стоя здесь, у нее уже было много шансов, но она почему-то не убегала. Почему? Не знаю, но думаю, будь такой риск, охранник не ставил бы ее у ворот.

Не успел я дойти до корпуса, как у женщины появился очередной шанс. На этот раз пришлось полностью открывать ворота и на территорию больницы въехала бело-серая, дребезжащая "Газель". Машина подъехала к кухне и к ней тут же подоспело несколько пациентов, прогуливающихся невдалеке. Стали разгружать соки. Разумеется, ни один из медперсонала не был задействован в этом процессе, разве что повара принимали товар уже на кухне. Но больные не жаловались, напротив, некоторые так обрадовались, что стали выкрикивать:

– О, соки! Соки приехали!

Словно, они очень долго этого ждали, хотя я знал, что сок здесь привозят довольно часто.

Брат отдыхал на койке, но видно спал не крепко, потому что стоило мне затворить дверь палаты, как он открыл глаза и улыбнулся. Значит был в хорошем настроении, что не могло не радовать, с учетом того, как это редко бывает.

Я подошел к нему и, наверное, как всегда, на моем лице отразились сострадание и жалость. Говорят – человек привыкает ко всему. Это так и есть, я уже привык, что брат находится здесь и даже смирился с этим, но видимо не полностью. Поскольку скорбь и желание, чтобы все было иначе – никуда не делись. Они порой затихают, когда я забываюсь в бытовых делах, но стоит оказаться здесь, как истина сжимает горло.

Меня печалило, что брат стал выглядеть истощенным и старым. Я интересовался, как его кормят, но все было приемлемо, значит дело не в кормежке. Тем не менее он выглядел гораздо старше меня, на лет десять, как минимум, хотя мы были одного возраста. Раньше, когда я смотрел на него, мне казалось, что я гляжу в перевернутое зеркало. Неудивительно, ведь мы – близнецы. Но в последние годы это ощущение пропало.

5

Морозы продлились недолго. Опять воцарилась сырая погода. На улице было +1-2 градуса, снег темнел и таял, превращаясь на тротуарах в грязное месиво. Маршрутка снова была забита и в зимней куртке мне стало жарко, хоть я и расстегнул ее.

Серое утро. Серая морось поглощала все, казалось, даже лица людей стали серыми. Довлеющая действительность, невыносимая в своем однообразии. Я снова стоял, сзади напирали люди, и я не падал на сидящего лишь потому, что держался за перекладину.

Вдруг перед глазами у меня возник человек с белесым пятном вместо лица, заключенный в рамку зеркальца. Промелькнул размытым черным силуэтом на однотонности обзора. В первую секунду я растерялся и почувствовал легкое головокружение. Как только пришел в себя, стал беспокойно оглядываться, будто татуировка, независимо от тела, могла находиться где угодно. Я действовал лихорадочно и вполне мог привлечь к себе подозрительные взгляды окружающих, однако на меня никто не обратил внимания. Все лица, в поле моего зрения, приняли каменное выражение и отупело смотрели в пустоту. Моя мокрая спина мгновенно покрылась холодным потом, и я тут же увидел обладателя татуировки. Он сидел на том же месте, что и в прошлый раз, в отличие от меня. Я стоял чуть сзади, так, что иногда (в зависимости от качаний маршрутки и пассажиров) мне на глаза попадал этот человек без лица, эта необычная картинка, неизменно притягивающая взгляд.

Меня бросило в дрожь, хотя в маршрутке было жарко, и я начал погружаться в какое-то странное состояние. Мозг словно тонул в черной маслянистой пучине мрачных образов, навеянных этой татуировкой. В голову опять полезли гадкие высказывания из текста, найденного мною.

Но тут я собрался и пришел в себя, вырвался из холодных объятий химер. Сперва мне показалось уникальным такое совпадение, но затем я подумал, что некоторых людей в этой маршрутке (может, одного-двух) я вижу почти каждый день на протяжении уже многих месяцев. Что же такого в том, чтобы встретить одного и того же человека лишь второй раз?

Посмотрев в окно, я с удивлением обнаружил, что почти приехал и начал протискиваться к двери.

Когда я уже шел по улице и под ногами у меня мерзко чавкала слякоть, до моего сознания дошло два факта, повергшие меня в ступор. Я замер посреди тротуара и изо всех сил попытался вспомнить лицо человека с татуировкой, но все было тщетно. Этот момент, который должна была запечатлеть память, ускользал от мысленного взора и скрывался в черной пропасти забвения, хотя я отчетливо помнил, как, стоя у двери маршрутки, посмотрел на него. Никто из пассажиров его не загородил, я посмотрел в упор и увидел лицо, но теперь этот кадр исчез. Вылетел из головы и провалился в небытие, словно выброшенный файл.

Второй факт, застопоривший меня, был не менее необычным. Я ясно вспомнил, что перед тем, как обратить внимание на татуировку, мы проезжали места, от которых до моей остановки около 20-30 минут езды. Но в то же время, по ощущениям, в потоке ассоциаций я пребывал не более минуты.

Этот день прошел как-то особенно однообразно, созвучно с погодой, гадкая морось которой проникла во все нюансы жизнедеятельности и отчасти диктовала наше мироощущение.

Меня не покидали странные и тревожные чувства. Все вокруг казалось другим и, в то же время, – пугающе одинаковым.

С работы я шел быстро, словно хотел убежать от этого дня, поскорее завершить его. Я очень редко мерз, к тому же был тепло одет, но сегодня сырость продирала до костей. Казалось, что вся одежда на мне – не более, чем тонкая мантия, лишь прикрывающая наготу, а отнюдь не греющая.

Мне навстречу неспешно шел крупный и полный мужчина в костюме Деда Мороза. За руку его держал маленький мальчик в джинсовой курточке, очень тонкой, как для такой погоды.

Меня это удивило, ведь Новый год был давно, к чему тогда он так вырядился? Я даже замедлил шаг.

Мальчишка улыбался во весь рот и что-то говорил Деду Морозу. Тот повернулся к нему и либо отвечал, либо просто слушал. Лицо его тонуло в густой белой накладной бороде и яркой дурацкой шапочке, так что я не мог его разглядеть, пока не подошел вплотную. Но когда проходил мимо, то увидел маленькие серые глаза, скрывающиеся под массивными надбровными дугами, и встретил взгляд хищной птицы, который он метнул в мою сторону. Лицо было испещрено крохотными ямками, как после неудачной ветрянки.

Я вздрогнул и только Дед Мороз с ребенком остались позади, как я ускорил шаг. Тут же раздался пронзительный плач. Я обернулся и увидел, что огромный мужчина присел на одно колено, что он трясет, как тряпичную куклу, и бьет ладошкой (Своей огромной ладошкой!) по лицу несчастного малыша. При этом он невнятно приговаривал сиплым голосом, который сливался с детским плачем в отвратительном созвучии и невероятно резал слух. Ребенок ревел в исступлении, но это не спасало его от страданий.

Я отвернулся и снова прибавил шагу. Но детский плач и сиплый голос последовали за мной. Пройдя метров сто, я обернулся и увидел их совсем маленькими вдали. С такого расстояния сложно установить: продолжают ли они в том же духе или делают что-то другое. Но вот плач и голос были такими громкими, будто его обладатели находились совсем рядом. Они преследовали меня и последующие двести метров, впиваясь в барабанные перепонки.

Когда я уже подошел к остановке, звуки наконец затихли, и тут до меня дошло, что следовало заступиться за бедного мальчишку. Отец (а может, отчим или дядя) издевался над беззащитным ребенком у всех на глазах, и я обязан был заступиться, хотя бы сделать замечание. Но в нужный момент я и не подумал об этом, а поспешил убраться оттуда, чтобы не видеть этой жестокости. А даже, если бы подумал, то, скорее всего, в ответ в голове бы прозвучали холодные противоречия наших изменчивых натур, вроде: «Это не мое дело, пусть сами разбираются». Проще закрыть глаза и уйти с арены не своей битвы, а после праздно рассуждать о том: какой жестокий мир, даже не задумываясь, что большинство людей, хоть и редко творят жестокость, но очень часто ее поощряют. Конечно, в этой ситуации можно заявить, что отец имеет полное право сам решать, как воспитывать собственного ребенка и, если речь не идет о тяжелых телесных повреждениях и извращенном моральном унижении, то посторонние не должны вмешиваться. Но ребенок то, может, как раз взывает о помощи и с раннего детства начинает понимать, что люди, неспособные себе помочь – обречены на муки.

Спорный вопрос и в этом самая большая беда, в том, что здесь нашлось место дилемме. Именно поэтому мир сотрясают немые вопли о помощи.

Вдруг я обратил внимание на человека, направляющегося в мою сторону. И словно утонул в черноте его куртки, обволакиваемый непроглядной тьмой. Появилось ощущение, что я проваливаюсь в бездонную пропасть, путь в которую чудовищно-нелепым образом открылся через одежду. Здравомыслящая часть меня, у которой все силы уходили на то, чтобы цепляться за логические нити насущного мира, пыталась увидеть лицо человека, но подавляющее большинство моего я, которое в итоге победило, не могло себя заставить поднять глаза выше, как будто это сулило окончательным погружением в бездну.

Человек прошел мимо и меня словно вытолкнули назад в реальность. Я посмотрел ему вслед. Это был обычный мужчина с сумкой через плечо, но только сейчас до меня дошло, что я видел его вчера. Ощущение дежа вю хлестнуло по лицу, я отчетливо вспомнил, как он «абсолютно так же» прошел возле остановки. У меня закружилась голова, но затем я взял себя в руки и подумал, что это далеко не показатель чего-то аномального. Человек, возможно, возвращается с работы в то же время, когда я жду маршрутку, поэтому мы и пересекаемся второй раз подряд, а значит – это будет еще повторяться.

Я взглянул на дорогу и увидел, что подъезжает моя маршрутка. По необъяснимому потустороннему зову я резко обернулся. На скамейке лежал свернутый вчетверо листок, который я видел несколько дней назад; жутко напоминающий тот, что я нашел на работе. В сердце вонзились ледяные когти. Я испугался, словно это был не бездушный предмет, а личность, стоящая за спиной.

К тротуару подкатила захудалая «Газель» и водитель открыл двери. Я забежал внутрь, лихорадочно оглядываясь, будто спасался от преследователя. Несмотря на то, что на остановке я был единой живой душой, ни водитель, ни пассажиры не обратили на меня внимания.