Клад

– У-ух, пропади оно!

Мать вернулась в избу, в гневе надевая телогрейку:

– Я на собрание пойду! Чтоб с печки ни ногой, понял!

Глеб с готовностью кивнул. Через минуту он остался наедине с сестрами.

– А мы маме все ска-ажем!

– Скажем, скажем!

– Да на здоровье! Ябеды! – буркнул Глеб и, одевшись, выскочил во двор.

Чувствовал он себя неплохо, если не считать легкого головокружения. Хотелось верить, что дрянь, которой его накормил Кощей действительно безвредна.

"19:00 – это по-вечернему, семь. Ох, кабы знать, сколько еще осталось!"

Едва Глеб подумал об этом, как где-то на другом конце поселка грохнул взрыв. Потом второй. Потом третий и тут же четвертый. Будто один за другим падали снаряды.

Глеб припустил, что было мочи. Надо было скорей добраться до поссовета, раскрыть всему поселку, что происходит, рассказать про клад и про иллюзион.

Навстречу ему уже бежали из домов и по домам перепуганные люди: бабы, старики. Кто-то спасать детей, кто-то вооружаться, кто-то прятаться в погреб.

Вдалеке густо и страшно затараторили автоматные выстрелы. Казалось, на поселок наступает целая рота.

"Это еще что?!" – подумал Глеб, с перепугу упав на живот.

Пальба смолкла так же внезапно, как и началась.

Где-то над крышами уже занималось багровое зарево.

Не любил Глеб по жизни ругаться, но тут скверные слова сами полетели с языка.

Новые взрывы.

"Какой иллюзион! Это ж война настоящая! Весь пороховой склад сюда притащили, гниды!"

Глеб вдруг ясно вспомнил каменное лицо и сумасшедший взгляд Супербия.

"Может, он ради удовольствия это все?.."

Навстречу верхом на лошади стремглав летел Ермолаев. Глеб еле успел отскочить.

– Че под копыта лезешь! – заорал милиционер.

– Я… это…

– Погодь! Это ты, что ль?! – Ермолаев узнал его. – А где наш-то, старший лейтенант? Че с ним?

Глеб вдруг вспомнил про оставленных дома сестер, и ему совершенно расхотелось отвечать на дурацкие расспросы.

– Мы ж вас через весь лес…

Взрыв, пальба – уже с другой стороны.

– Твою ж мать, сколько их там?! – вскричал Ермолаев, чуть не упав с забившейся в панике кобылы. – Давай, дуй, а то убьют!

Он ускакал прежде, чем Глеб успел открыть рот.

Глеб ждал, что сестренки будут плакать, но те как будто даже ничуть не испугались. Ни та, ни другая сроду не боялись грома летом, который часто звучал пострашнее далеких взрывов.

– Там воюют? – спросила Рая.

– Не-е… Это хулиганы из моей школы устроили. У нас тут ничего не грохнет, не бойтесь. Щас мамка придет!

Он подмигнул малышкам и бросился на улицу. Голова напряженно работала.

Глеб знал, где живет Константин Алексеевич… Точнее живут те, кто все это время им притворялся.

Идти туда было до мурашек страшно, с собой позвать некого. Медлить нельзя.

"Афанасия бы встретить!" – тоскливо подумал Глеб.

Странная сила влекла его в логово злодеев. Не ненависть, не жажда славы, не чувство справедливости. Это было желание ухватить страшную тайну за хвост, не дать семиголовой змее уползти во тьму, вытащить эту гадину на белый свет и предъявить миру. Даже волшебный клад ни на миг не занимал его мыслей.

Глеб петлял по закоулкам, скакал через заборы, коротая путь к дому Кощеев. Взрывные раскаты стихли, и в дрожащем воздухе разносились крики жителей, плач детей и лай редких собак.

Оглушительный треск разодрал слух. Глеб упал в сугроб и в ужасе оглянулся. В двадцати метрах от него под забором внутри пылающей кучи соломы искрилась и стреляла во все стороны коробка с патронами. Шальные пули кромсали дерево, били стекла в окнах, жужжали над головой.

Глеб принялся уползать от палящей коробки, как пехотинец от вражеского пулеметного гнезда. Укрылся в канаве. Теперь он знал все детали бесподобных Кощеевских фокусов!

Добравшись до кособокого сумрачного домишки с флюгером-вертушкой, Глеб, наконец, перевел дыхание.

В окнах тьма.

“Никого, значит… Да и че им щас там делать?”

Держа наготове нож, Глеб заглянул сперва в окошко, потом в дверь.

В углу сидела на табуретке, грустно уставившись в окно, жена Кощеев.

– Ко-константин Алексеевич дома? – запинаясь, выдал Глеб.

– В подполе, – не глядя на него, равнодушно промолвила жена. – Сколько их там не знаю. Может, один, а может все… Не любят они меня! Уехать хотят.

Глеб перевел взгляд на черный люк в полу. Вряд ли кто-то мог его там ждать.

С позволения хозяйки он взял свечку и, замирая от волнения, спустился по ступенькам вниз.

Это был целый подземный бункер с тремя комнатами. Здесь имелись полати и кровать (видимо, для старшего), обеденный и письменный столы, четыре самодельных, ломящихся от книг, шкафа, банки иностранных консервов, умывальник, граммофон, печатная машинка, химические принадлежности: колбы, пробирки, змеевики, горелка и даже кинопроектор с бобинами в специальных боксах.

В стене одной из комнат угрюмой пещерой зиял лаз в треть человеческого роста.

“Ну че, трус, давай!” – мысленно приказал себе Глеб. – “Зря пришел, что ли?”

Он полез по тоннелю, холодея от страха и тщательно вслушиваясь в могильную тишину. Пол был устлан прогнившими досками. С потолка свисали паутинные лохмотья. Впереди не было видно ни зги.

Неизвестно сколько времени потребовалось Глебу, чтобы добраться и почти на четвереньках пролезть в совсем уж узкую нору, вырытую там, где случился обвал почвы. Свеча давным-давно потухла, Глеб продолжал ползти дальше из чистого упрямства.

Впереди забрезжило. Послышались голоса. В рыжем свете лампы-коптилки Глеб разглядел громадный чудной аппарат, чем-то напоминающий самогонный. Двое Кощеев, кряхтя, помогали вытянуть наверх тяжеленный бочонок с бетонным дном.

– И-их! А у нас шины не лопнут?

– Не должны!

– М-может, все-таки, надо было п-попилить золото и п… ф-фу! По кускам вынести?

– Ценность упадет!

– Зато не так опасно!

– Ты че, С-супербия огорчить решил? Испортить Новый год старшему брату? Он сколько лет об этом мечтал – людишек несчастных погонять!

Бочка скрылась в потолке.

– Вылазим!

Оба брата быстро вскарабкались наверх по переносной лесенке.

Глеб услышал гул заводящегося грузового мотора.

Потом сверху в грот упал какой-то дымящийся сверток. Глеб сразу понял, что это значит. Судорожно пополз назад.

Мощный взрыв дохнул в лицо раскаленной пылью и дымом. Уши заложило. Он едва подавил в себе кашель.

Теперь от золотогонного чудо-аппарата остались рожки да ножки. Враги похоронили свой секрет.

– Все, порядок, едем! – донеслось сверху.

"Порезать им шину!" – осенило Глеба в тот же миг.

Он бросился к лежавшей на полу лесенке, приставил ее к дыре в потолке и, слыша над головой рев отъезжающей машины, зажав нож в зубах, вылез на поверхность.

Поздно! Огромный чудовищный автомобиль, весь покрытый листами брони, разрисованный крестами и черепами, с пулеметом на крыше, поехал по улице к центру, затем, своротив плетень, кое-как развернулся и, грохоча, ринулся прямо через дворы прочь из поселка, в сторону далекой железной дороги.

Глеб только и мог, что смотреть ему вслед.

Волнение, усталость и горечь бессмысленного приключения настолько измотали Глеба, что он брел домой наобум.

Поселок потихоньку оживал. Люди выглядывали из дверей, выходили за ограды, ища глазами колонны марширующих врагов. Где-то что-то горело. В ветвях возмущенно орали вороны.

Потом Глеб встретил Ваньку Зимогорова, который во время заварушки ходил рубить хворост. Они пошли вместе.

– Че, струхнул? – спросил Глеб.

– Да нет, не стреляет же никто. А если чего, в лес убежим, только нас и видели. Я с братом две ночи однажды зимой в лесу сидел, и ниче, жив-здоров.

– Да нет тут никаких немцев.

– Как это нет? А кто ж тогда бомбил?

– Узнаешь. Я б те сказал, да…

Они проходили мимо школы, когда Глеб увидел вдруг выходящего из дверей Деда Мороза в очках, с висящей набекрень бородой.

Глеб остолбенел.

"Что ж он не сбежал, гад?!"

Взревев от веселой ярости, Глеб бросился на Кощея, который при виде его совершенно оторопел и начал поднимать руки, словно хотел сдаться. Ни сопротивляться, ни бежать он даже не думал.

Ударом головой (этот прием не раз выручал его в драках) Глеб повалил учителя на землю и, ликуя, сорвал с него ватную бороду.

Кощей что-то недоуменно залепетал, осовело хлопая глазами, и Глеб вдруг понял, что негодяй смертельно пьян.

– А ну! – заорал над ухом знакомый прокуренный голос.

Клим Климыч схватил Глеба за шкирку и оттащил от Кощея.

– Совсем сдурел окаянный! На учителя! Я те дам! Я тя…

Он не давал Глебу вырваться. Кощей, стеная, пробовал встать на ноги и тщетно искал слетевшие очки.

– Чего на учителя кидаисся?! Ошалел, щенок?!

– Глебыч, н-ну т-ты даешь! – ошарашенно проговорил Ванька.

Глеб тяжело дышал сквозь сжатые зубы, не говоря ни слова. В ту ночь он твердо решил не верить больше ни в кого и ни во что.

***

Доехав по ухабистой лесной дороге до места близ волчьего оврага, автомобиль остановился. Братья повыскакивали наружу.

Они в две минуты сорвали с машины броню, сделанную из досок и ткани, сбросили с крыши деревянный пулемет.

Броневик превратился в обычный серый фургон, который они год назад угнали со стройки в Ижме.

Волки, чуя своих мучителей, в изнеможении зарычали. Ацедий накидал им мяса, пропитанного "озверином".

Между тем Супербий и Аварус, расшвыряв груду занесенных снегом еловых веток, вытащили из тайника тушу лося без ног и головы. Быстро и крепко привязали ее внутри фургона и вывалили наружу. Мерзлое мясо свисало из кузова, распространяя вокруг себя неудержимо влекущий, понятный лишь волчьему носу запах крови и того сумасводящего вещества, которое в числе прочего изобрел Ацедий.

Иратус, Инвидус и Луксурий сделали из досок подобие пандуса, сняли натянутую по краям западни колючую проволоку и, спустив доски в овраг, сломя голову бросились к машине.

Взревел мотор. Занятые мясом, волки не сразу сообразили, что к чему. Потом поняв, с осатанелым лаем, черно-серым потоком хлынули из ямы, чтобы кусать, грызть и рвать все, что догонят.

– Бегут, собачки, бегут! – радостно возвестил Иратус, видя из окна кабины высыпающую на дорогу стаю.

Супербий перестал давить на газ, чтобы звери не потеряли из виду свою цель.

Сидевший в кузове Луксурий вдруг сорвал с головы шапку и, лихо приплясывая на трясущемся полу, заорал:

Если, граждане, угодно,

Расскажу вам, что да как!

Я из гущи, из народной,

Хоть папаша мой кулак!

Братья оживились. Аварус достал из кармана губную гармошку и принялся дудеть. Инвидус заиграл на воображаемой балалайке. Ацедий захлопал.

Если скажет рать святая,

Что в Рассее будет рай,

Я скажу: не надо рая,

Подышать мне, сука, дай!

– Так ты подышать хочешь? – с каким-то яростным полу безумным восторгом закричал Аварус.

Он схватил брата за загривок и сунул головой в открытые двери навстречу бегущим по пятам метрах в сорока волкам.

– Во-от, дыши! Дыши, дыши свободой! Без пяти минут американец!

– Братья! – торжественно воскликнул Инвидус. – Вы хоть понимаете, что происходит! Свобода! Конец старой жизни! Мы смогли, и мы получим все, что хотели! Мне денег, тебе девок, тебе… дачу у моря!

– Ладно! Не делите шкуру, пока медведь жив! – осадил их Ацедий, хмуро потирая замерзшие пальцы.

Все тут же присмирели, вспомнив о предстоящем. План был выполнен в лучшем случае лишь на треть.

Приближаясь к железной дороге, Супербий затормозил. Волки, запыхавшись, сильно отстали, но продолжали идти по следу, влекомые сильнейшими запахами.

Старший погасил фары. Вынув бинокль, взглянул на проступающие в свете редких огней очертания станции.

– Ч-черт! – простонал он. – Там поезд!

– Чего?! – Иратус в смятении выглянул из кабины, щуря глаза.

– Поезд, задери его в доску!

– Та-ак! Поезд… Так, так, так! – засуетился Иратус. – Меняем план, значит?

– Сукины дети, ни раньше ни позже!

– Придется отложить? А волков куда?

– Твою ж…

– Ну так чего?

– Нет!!! – заорал Супербий страшным голосом. – Берем его щас!

– Ты че?! – брат чуть не подскочил на сиденье и в ужасе вытаращил глаза. – Это ж… Ты… П-постой! У нас же план был: приезжаем, чикаем охрану, надеваем их форму, ждем…

– Сейчас! – Супербий вжал педаль и помчал машину к станции.

Позади уже вновь бежали, высунув языки, подоспевшие волки.

На КПП двое сонных солдат с недоумением смотрели на приближающийся грузовик, ожидая, что он вот-вот остановится.

Один запоздало поднял винтовку и в следующий миг чуть не попал под колеса.

Второй раскрыл рот, хотел выстрелить вслед, но вдруг заметил, что мимо черной тенью пронеслась здоровенная псина. Потом еще и еще.

Мощные лапы ударили в спину. Если б не поднятый задубелый воротник, острые клыки в два счета разодрали б ему шею.

Солдат извернулся, вскочил, увидел как товарищ, давясь криком, захлопнул дверь будки.

Сам не вспомнил, как очутился на крыше той же будки без шапки и одного сапога в окружении щелкающих зубов и горящих глаз.

Машина влетела на перрон, лязгнув рессорами. Проехала по костру, подняв огненный вихрь и каким-то чудом не задавив гревшихся вокруг людей. Те метнулись в стороны, как зайцы от филина.

Фургон развернулся. Скрежеща по льду шинами, подал назад и врезался кузовом в одну из платформ состава, на которых стояли только что вышедшие из цехов танки.

С помощью пандуса братья закатили бочонок на платформу. Аварус, Инвидус, Ацедий и Луксурий, получив двухсекундный инструктаж, перемахнули через платформу и спрятались за танком.

В это время Супербий с Иратусом проехали к локомотиву (тот, по счастью, уже пускал пар, готовый к отходу) выскочили из машины и, забравшись в паровозную кабину, начали тыкать машинисту и кочегару в лицо револьверами.

Кочегар тут же оценил ситуацию, сиганул в окно и бросился в лес. А вот машинист повел себя странно: увидев лица незнакомцев (именно лица, а не наганы), он раскрыл рот и заорал во всю глотку, пуча маленькие сумасшедшие глаза. Перекрестился, бросился бежать, стукнулся лбом о какой-то вентиль, подскочил, кинулся на братьев, чуть не сбив обоих с ног. Супербий огрел его рукояткой. Мужик упал на пол, начал ползать, причитая:

– О-е-ей! Матюшки!

– Вперед! Давай! Поехали! – хором орали на него Иратус и Супербий. – Давай, вставай! Сдохнешь, падла!

Машинист, совсем обезумев, хотел улезть от них прямо в печь.

Супербий, видя, что мужик рехнулся, велел брату его заткнуть и, схватив лопату, сам принялся швырять в печку уголь.

Паровоз медленно, но верно приходил в движение. На станции стреляли. По перрону носились волки.

– Послал бог идиота! – шипел Супербий, поглядывая на притихшего в углу пленника.

Тот, получив по голове второй раз, ушел вдруг в полную прострацию, сидел на полу и что-то шептал себе под нос, покачиваясь и тупо глядя в одну точку.

Супербий кое-что знал об управлении паровозом, но обойтись без профессионала было нельзя.