(Самое суровое испытание неожиданно произошло во время визита фокусника и его жены к Бу-Аллем-Бен-Шерифе, Баш-Аге из Джендела, племени, живущего в глубине пустыни).

Мы вошли в небольшую, очень элегантно обставленную комнату, в которой стояли два дивана.

– Вот эта комната, – сказал наш хозяин, – отведена для почетных гостей; вы можете ложиться спать, когда вам угодно, но если вы не устали, я попрошу вашего позволения представить вам нескольких вождей моего племени, которые, услышав о вас, желают вас видеть.

–Пусть войдут, – сказал я, посоветовавшись с г-жой Гуден, – мы их с удовольствием примем.

Переводчик вышел и вскоре привел с собой дюжину стариков, среди которых были марабуты и несколько талибов, к которым Баш-ага, По-видимому, относился с большим почтением.

Они уселись кружком на коврах и вели очень оживленную беседу о моих выступлениях в Алжире. Это ученое общество обсуждало вероятность чудес, рассказанных вождем племени, который с большим удовольствием описывал свои впечатления и впечатления своих единоверцев при виде чудес, которые я совершил.

Каждый внимательно прислушивался к этим рассказам и смотрел на меня с некоторым благоговением; один только Марабут выказывал некоторую степень скептицизма и утверждал, что зрители были обмануты тем, что он называл видением.

Ревнуя к своей репутации французского колдуна, я решил, что должен показать неверующему несколько трюков в качестве примера моего позднего выступления. Я имел удовольствие поражать своих слушателей, но Марабу продолжал оказывать мне систематическое сопротивление, чем явно раздражал своих соседей; бедняга, однако, не подозревал, что я приготовил для него.

Мой противник носил за поясом часы, цепочка от которых свисала наружу.

Кажется, я уже упоминал о своем таланте красть часы, булавку, бумажник и т. д. с мастерством, благодаря которому несколько моих друзей стали моими жертвами.

К счастью, я родился с честным сердцем, иначе этот особый талант завел бы меня слишком далеко. Когда мне хотелось пошутить в этом роде, я обращал его в пользу фокуса или ждал, пока мой друг простится со мной, и тогда останавливал его: – останься, – говорил я, подавая ему украденный предмет, – пусть это послужит тебе уроком, чтобы ты остерегался людей менее честных, чем я.

Но вернемся к нашему Марабуту. Проходя мимо него, я стащил у него часы и положил на их место пятифранковую монету.

Чтобы он этого не заметил, и пока я ждал, когда смогу извлечь выгоду из своей кражи, я придумал хитрость. Жонглируя четками Бу-Аллема, я переложил их в одну из многочисленных туфель, оставленных у дверей гостями; эта туфля оказалась затем полна монет, и, чтобы закончить эту маленькую сцену комично, я заставил пять франков выйти из носов зрителей. Они так наслаждались этим трюком, что мне казалось, что я никогда не смогу его прекратить. "Дурос! дурос!³⁸– Закричали они, подергивая носами. Я охотно удовлетворил их просьбу, и дурос появились.

Восторг был так велик, что несколько арабов покатились по земле; эта грубо выраженная радость мусульман стоила мне бешеных аплодисментов.

Я сделал вид, что держусь в стороне от Марабута, который, как я и ожидал, оставался серьезным и бесстрастным.

Когда спокойствие было восстановлено, мой соперник начал торопливо говорить со своими соседями, как бы стараясь рассеять их иллюзию, и, не преуспев, обратился ко мне через переводчика:

–Так ты меня не обманешь, – сказал он с лукавым видом.

– Почему же так?

– Потому что я не верю в твою силу.

– Ах, в самом деле! Ну, тогда, если ты не веришь в мою силу, я заставлю тебя поверить в мое мастерство.

–Ни в том, ни в другом случае.

Я был в этот момент на другом конце комнаты от Марабута.

– Стой, – сказал я ему,– ты видишь эту пятифранковую монету.

– Да.

– Крепко сожми свою руку, потому что монета пройдет в кулак помимо твоей воли.

–Я готов, – недоверчиво произнес араб, протягивая вперед крепко сжатый кулак.

Я взял монету кончиками пальцев, чтобы все присутствующие могли ее увидеть, а затем, сделав вид, что бросаю ее в Марабута. Монета исчезла при слове "пас!"

Мой зритель раскрыл ладонь и, ничего не найдя в ней, пожал плечами, как бы говоря: "Вот видишь, я же тебе говорил".

Я прекрасно понимал, что этого предмета там нет, но было важно на мгновение отвлечь внимание Марабута от пояса, и для этой цели я использовал финт.

–Это меня не удивляет, – ответил я, – потому что я бросил эту штуку с такой силой, что она прошла прямо через вашу руку и упала в ваш пояс. Боясь разбить ваши часы ударом, я взял их себе: вот они!– И я показал ему часы, которые держал в руке.

Марабут быстро сунул руку за пояс, чтобы удостовериться в правдивости моих слов, и был совершенно ошеломлен, обнаружив пятифранковую монету.

Зрители были поражены. Некоторые из них начали перебирать четки с живостью, свидетельствующей о некотором душевном волнении; но Марабу нахмурился, не говоря ни слова, и я увидел, что он пишет по буквам какой-то злой умысел.

–Теперь я верю в твою сверхъестественную силу, – сказал он, – ты настоящий колдун, поэтому я надеюсь, что ты не побоишься повторить здесь трюк, который ты проделал в своем театре, – и, протягивая мне два пистолета, которые он прятал под своим бурнусом, он добавил, – пойдем, выбери один из этих пистолетов; мы зарядим его, и я выстрелю в тебя. Тебе нечего бояться, так как ты можешь отразить все удары.

Признаюсь, на мгновение я был ошеломлен; я искал какую-нибудь уловку и не находил ее. Все глаза были устремлены на меня, и ждали ответа с нетерпением.

Марабут торжествовал.

Бу-Аллем, понимая, что мои фокусы – всего лишь результат мастерства, рассердился, что его гостю так докучают, и принялся упрекать Марабута. Однако я остановил его, потому что мне пришла в голову мысль, которая, по крайней мере временно, избавила бы меня от этой дилеммы; затем я обратился к своему противнику:

–Ты знаешь, – сказал я уверенно, – что мне нужен талисман, чтобы быть неуязвимым, и, к сожалению, я оставил свой в Алжире.

Марабут засмеялся с недоверчивым видом.

– И все же, – продолжал я, – проведя шесть часов в молитве, я смогу обойтись без талисмана и бросить вызов твоему оружию. Завтра утром, в восемь часов, я позволю тебе стрелять в меня в присутствии этих арабов, которые были свидетелями твоего вызова.

Бу-Аллем, удивленный таким обещанием, снова спросил меня, серьезно ли это предложение и следует ли ему пригласить компанию на назначенный час. Получив мое согласие, они договорились встретиться перед каменной скамьей на Рыночной площади.

Ночь я провел не в молитвах, как можно было бы предположить, а около двух часов, я обеспечивал себе неуязвимость; затем, удовлетворенный результатом, я крепко заснул, потому что ужасно устал.

К восьми часам утра мы позавтракали, наши лошади были оседланы, и наш эскорт ожидал сигнала к отъезду, который должен был состояться после знаменитого эксперимента.

Никто из гостей не отсутствовал, да и вообще их было очень много.

Пришло много арабов, создавая толпу.

Пистолеты были вручены мне; я обратил внимание на то, что вентиляционные отверстия были чисты, и Марабут положил порядочный заряд пороха. Среди предложенных пуль я выбрал одну, которую открыто вложил в пистолет.

Араб следил за всеми этими движениями, ибо на карту была поставлена его честь.

Мы проделали то же самое со вторым пистолетом, и наступил торжественный момент.

Торжественным он казался всем, и зрителям, которые не были уверены в этом, и г—же Гуден, тщетно умолявшей меня отказаться от этого трюка, ибо она боялась результата, и мне тоже, ибо, поскольку мой новый трюк не зависел ни от каких приготовлений, сделанных в Алжире, я боялся ошибки, предательства, не знаю чего именно.

И все же я стоял в пятнадцати шагах от шейха, не выказывая ни малейшего волнения.

Марабут немедленно схватил один из пистолетов и, когда я подал знак, тщательно прицелился в меня. Пистолет выстрелил, и пуля оказалась у меня между зубами.

Еще более разъяренный, чем когда-либо, мой соперник попытался схватить другой пистолет, но …

Мне удалось добраться до него раньше него.

–Ты не можешь причинить мне вреда, – сказал я ему, – но теперь ты увидишь, что моя цель опаснее твоей. Посмотри на эту стену.

Я нажал на курок, и на недавно побеленной стене появилось большое пятно крови, точно в том месте, куда я целился.

Марабу подошел к нему, окунул палец в кровь и, поднеся его ко рту, убедился в реальности происходящего. Когда он обрел эту уверенность, его руки упали, а голова склонилась на грудь, как будто он был уничтожен.

Было очевидно, что в данный момент он сомневался во всем, даже в том, что он был прав.

Зрители поднимали глаза к небу, бормотали молитвы и смотрели на меня с каким-то ужасом.

Эта сцена была триумфальным завершением моего выступления. Поэтому я удалился, оставив публику под впечатлением, которое произвел сам. Мы простились с Бу-Аллемом и его сыном и пустились в галоп.

Трюк, который я только что описал, хотя и очень любопытен, но его легко приготовить. Я дам вам его описание, объяснив при этом, сколько хлопот он мне доставил.

Как только я остался один в своей комнате, я достал из своего пистолетного футляра, без которого я никогда не путешествую, форму для пуль.

Я взял карточку, загнул четыре края и таким образом сделал нечто вроде корыта, в которое положил кусочек воска, взятый с одной из свечей. Когда он расплавился, я смешал с ним немного сажи, которую получил, положив лезвие ножа на свечу, а затем пустил эту композицию в форму для пуль.

Если бы я дал жидкости совсем остыть, шар был бы полон и тверд; но примерно через десять секунд я перевернул форму, и части еще не застывшего воска вытекли, оставив в форме полый шар. Эта операция такая же, как и при изготовлении конусов, толщина наружной поверхности зависит от времени пребывания жидкости в пресс-форме.

Мне нужен был второй шар, который я сделал гораздо более твердым, чем первый; я наполнил его кровью и прикрыл отверстие куском воска. Один ирландец как-то научил меня брать кровь из большого пальца, не чувствуя боли, и я воспользовался этим приемом, чтобы наполнить свою пулю.

Пули, приготовленные таким образом, имеют необычайное сходство со свинцом и легко принимаются за этот металл, если смотреть на них с близкого расстояния.

При таком объяснении трюк будет легко понятен. Показав зрителям свинцовую пулю, я поменял ее на свой полый шар и открыто вложил последний в пистолет. Плотно прижатый комок, распадался на мелкие кусочки и не мог коснуться меня на том расстоянии, на котором я стоял.

В тот момент, когда прозвучал выстрел, я открыл рот, чтобы показать свинцовую пулю, которую держал в зубах, в то время как другой пистолет содержал пулю, наполненную кровью, которая, разбившись о стену, оставила свой отпечаток, хотя воск разлетелся на атомы.

Неудивительно, что после таких выступлений успех Робер-Гудена был полным. Арабы потеряли всякое доверие к Марабутским "чудесам", и таким образом опасное тлеющее пламя недовольства французами было полностью задушено. – РЕДАКТОР.

Раскрытие обмана спиритизма (Дэвид П. Аббот)

Вопрос о том, возможно ли общение с ушедшими, здесь не обсуждается. Последующие эпизоды, основанные на хорошо проверенном опыте, просто иллюстрируют то, что уже давно известно экспертам по ловкости рук – что большинство "медиумов", "астрологов", "читателей мыслей" и им подобных могут быть признаны мошенниками. Их жертвы озадачены, а иногда и побеждены спиритуализмом, который сводится либо к трюкам, которые знакомы всем "фокусникам", либо к психологии обмана.

Методы доктора оккультных наук

Не так давно я встретил своего друга—богатого человека, который твердо верил в спиритизм и часто беседовал со своей умершей женой и дочерью. Я спросил его, может ли он сообщить мне, есть ли в городе хорошие медиумы, так как я хотел бы проконсультироваться с одним из них.

Он ответил, что в настоящее время в Омахе нет ни одной хорошо развитой психической силы, что он полностью удовлетворен в этом вопросе и не нуждается в каких – либо демонстрациях, чтобы убедить себя в истинах духовной науки. Он сообщил мне, что этот вопрос решен без всяких споров, но если я настроен скептически, то в Каунсил-Блаффсе есть медиум, обладающий самыми удивительными способностями.

Соответственно, я навел другие справки у тех, кто был в состоянии это знать, и узнал, что этот медиум, знаменитый "доктор оккультизма, астролог, хиромант и духовный медиум", давал в то время частные уроки в Каунсил-Блаффс только для серьезных исследователей за небольшую сумму в два доллара.

Мне сообщили, что его представления были самой удивительной природы, что не было никакой возможности обмана любого рода, что он говорил вам все, что вы хотели знать, даже не спрашивая его, что, кроме того, он обладал властью над стихиями природы, и, по сути, я был убежден, что он был истинным колдуном древних дней.

Я сразу же решил обратиться к этому знаменитому человеку и попытаться получить хоть какую-то информацию из невидимого мира. Соответственно, однажды в воскресенье днем я взял машину, которая была переправлена через реку, и в назначенное время прибыл в апартаменты этого замечательного доктора.

У дверей меня встретил слуга, который принял плату и велел мне тихо войти в комнаты этого таинственного человека; и если я найду его занятым, то ни в коем случае не беспокоить его, а просто ждать его внимания; что он часто беседует с невидимыми существами или глубоко погружен в какие-то астрологические вычисления, и в такие моменты было небезопасно беспокоить его.

С бьющимся сердцем я вошел в комнату, где он должен был находиться. Эта комната была очень большой. Сначала я его не заметил. То, что привлекло мое внимание, было большой картой или картиной на куске холста, который висел на стене в комнате. В центре этой картины было изображено солнце. Это можно было обнаружить по лучам, которые исходили от него во всех направлениях. Вокруг этого солнца было много звезд, а иногда и планет, среди которых Сатурн и его кольца были очень заметны. Там были многочисленные изображения животных и людей, а также странных чудовищ, рассеянных среди звезд.

Под этой картиной стоял большой стол из золотого дуба, за которым сидел этот исследователь оккультизма, глубоко погруженный в изучение этой картины, а маленькой кистью он вычерчивал и вычислял странные китайские иероглифы, которые рисовал на листе бумаги. Казалось, он тоже делает странный рисунок на той же самой бумаге. Он был слишком поглощен своим занятием, чтобы заметить мое появление, и некоторое время продолжал свои труды, а я спокойно стоял и наблюдал за ним. На одном конце этого довольно большого стола стоял стеклянный шар или сосуд, поддерживаемый тремя никелированными стержнями, наподобие треноги. От стены отходила довольно большая никелированная трубка, которая изгибалась над стеклянным сосудом и постоянно позволяла каплям воды падать в шар. Со стороны этого стеклянного сосуда тянулась маленькая никелированная трубочка, которая, очевидно, отводила сточные воды.

Иногда на поверхности этой воды появлялось маленькое голубое пламя, играло и исчезало. Когда это происходило, тело медиума всегда слегка содрогалось.

Через некоторое время он, казалось, закончил свои вычисления, и этот провидец снизошел до того, чтобы покинуть царство звезд, где обитали духи, управляющие Вселенной и судьбами людей, и спуститься на землю, чтобы на время обратить свой взор к этому смиренному смертному. Он обернулся и впервые внимательно посмотрел на меня. Это был крупный, дородный, красивый господин средних лет, с очень длинными черными волосами, придававшими ему странный вид. На носу у него были низко надвинутые очки; и из-за них он снизошел до того, чтобы направить на меня свой пристальный взгляд и изучить меня на мгновение, как естествоиспытатель изучает какой-нибудь экземпляр, который случайно привлек его внимание.

Вскоре он сообщил мне, что звезды сообщили ему кое-что о моем приходе и о волнующем меня вопросе; и он спросил меня, хочу ли я посоветоваться со звездами относительно своей судьбы, чтобы он расшифровал ее по линиям моей ладони, или же я предпочту беседовать с мертвыми. Последнее было моим выбором.

Недалеко от окна в одном конце комнаты стоял небольшой столик, на котором лежало несколько предметов. Он велел мне сесть за этот стол и вручил мне листок бумаги размером примерно четыре на пять дюймов. Он велел мне написать на этой бумаге вопрос, на который я хотел бы получить ответ, а затем сложить бумагу пополам три раза с надписью внутри. Я так и сделал, пока он шел к своей миске с водой, по-видимому, не обращая на меня никакого внимания, а затем вернулся.

Вернувшись к столу напротив меня, он протянул руку, чтобы взять у меня написанное, и, увидев это, я быстро отогнул один уголок бумаги и отдал ему. Пока я это делал, он бросил на меня один острый взгляд и одновременно другой рукой взял со стола конверт. Он протянул мне этот конверт с открытым краешком и медленно вложил в него мою бумагу. Сделав это, он пристально посмотрел на меня и заметил, – я не мастер ловкости рук. Вы видите, что ваш вопрос действительно находится в конверте.– Так оно и было на самом деле, потому что записка была совсем близко от меня, и я ясно видел ее верхушку на обратной стороне конверта, а нижние части были вставлены; и я видел маленький уголок, сложенный так, как я его согнул, и я был уверен, что он ее не поменял. На самом деле он пользовался случаем использовать свои руки таким образом, чтобы я мог видеть, что в них ничего не было скрыто, что он ничего не "подсовывал" и что он не делал никакого обмена. Я был полностью удовлетворен тем, что все было честно и что никакого обмена не произошло.

Затем он запечатал конверт и, поднеся его к окну, обратил мое внимание на то, что, поскольку конверт был частично прозрачным, я мог видеть в нем свою бумагу и что она действительно была там. Так оно и было на самом деле. Теперь он взял спичку и, зажег ее, поднес пламя к этому точно такому же конверту, не выпуская его из поля моего зрения, а затем сжег последние остатки конверта и бумагу внутри него, позволив пеплу упасть в маленький сосуд на столе.

Не было никакого сомнения, что он не обменивался конвертами и сжег их прямо у меня на глазах. Теперь он взял пепел и высыпал его в чашу с водой, стоявшую на боковом столике. После этого на поверхности воды на мгновение появилось маленькое голубое пламя, а затем исчезло.

Теперь он достал из ящика стола несколько пластинок, примерно восемь или десять маленьких пластинок с мягкими краями. Судя по всему, это были самые маленькие сланцы, и вместе с ними он принес еще один сланец, чуть побольше, вероятно, на два дюйма длиннее и шире. Он попросил меня тщательно осмотреть или почистить их все к моему собственному удовлетворению и сложить маленькие листы на столе один на другой, а когда все они будут разложены таким образом, положить большую дощечку поверх стопки.

Пока я это делал, он крикнул своему слуге, чтобы тот принес воды, и вышел в зал, чтобы принять ее, чтобы его слуга не осквернил своим присутствием это святилище.

Вернувшись к столу, он сел напротив меня и положил одну из моих рук, и свою на грифельную доску. Спустя время он взялся за грифельные доски, и мы ничего не нашли. Он положил их на место и подождал несколько мгновений; затем, казалось, не удовлетворенный условиями, он взял верхнюю дощечку в левую руку и правой начал писать сообщение для меня. Он делал это так же, как медиумы делают автоматическое письмо, с полузакрытыми глазами; и во время письма его лицо несколько раз сотрясалось в конвульсиях. Затем он открыл глаза и прочитал вслух то, что написал, спрашивая меня, ответил ли он на мой вопрос. Я ответил, что нет, так как это было совершенно чуждо нашему предмету. Затем, явно недовольный, он смочил пальцы, стер надпись и положил верхнюю грифельную доску на стопку грифельных досок.

Теперь он снова положил руки на эту дощечку и некоторое время изучал ее, но она все еще была свободна от надписей. Он поднял несколько других грифельных досок, но так как на них ничего не было написано, то он разбросал их по столу и попросил меня накрыть их большой скатертью, которую он мне протянул. Это я и сделал, и под его руководством положил свои руки и ладони поверх этого. Он подошел к миске с водой, стоявшей на боковом столике, и заглянул в нее. Я наблюдал за ним и увидел, как довольно большое пламя появилось на поверхности воды, заплясало и исчезло.

Он сразу же сообщил мне, что уверен, что теперь у меня есть послание. Он оставался на некотором расстоянии, пока я осматривал одну за другой грифельные доски. Наконец, на одной из них я нашел сообщение, аккуратно написанное и покрывающее всю доску. Там было написано:

– Миссис Пайпер – настоящий медиум. Она обладает силами очень необычной природы. Ее послания для Хайслоп и другие опыты являются подлинными. Не будь скептиком. Ты совершаешь ошибку, дорогой друг. Теперь мне все ясно, и дух-это все, что есть.– БУДЕТ.

Итак, вопрос, который я написал, был адресован очень дорогому другу, который теперь мертв, и гласил следующее:

Что касается медиума, Миссис Пайпер, о которой мы говорили во время вашего последнего визита, то я хотел бы спросить, была ли она подлинной и были ли подлинными послания, которые она давала профессору Хайслопу и другим. Дайте мне ответ.

Все это было прекрасно сделано, и я уверен, что произвело бы большое впечатление почти на всех. Будучи сам исполнителем, я мог бы, конечно, следить за исполнением в мельчайших деталях, и таким образом я смог бы дать читателям этой статьи подробный отчет о методе, используемом доктором. Я утверждаю, что с тех пор я очень успешно провел это же самое испытание, за вычетом чаши с водой и пламени огня; и что я могу заверить всех, что это очень практично и очень обманчиво.

38. Мелкая золотая арабская монета