Лицей 2021. Пятый выпуск

Глава 7

Вернувшись после встречи с Эженом, Лена завалилась на грязный пол в коридоре и пролежала, не шелохнувшись, минут десять. Она решила, что вообще больше никогда не встанет, никуда не поедет и умрёт от истощения. Возможно, так бы и произошло, если бы не одно обстоятельство. Обстоятельство высунулось из комнаты, разбежалось и с наскока атаковало Ленину правую ногу. Вторжение мохнатого астероида помешало Лене и дальше погружаться в свои страдания:

– Макар, прекрати сейчас же. Я тебе не мышь.

Кот продолжил грызть её носок, издавая низкочастотное урчание. Лена села и сгребла его в охапку.

– Хочешь жрать? Ладно, пойдем, жопа полосатая.

Макар послушно потрусил за Леной в кухню. Вообще он редко позволял себе такие выходки, но тут уж Лена слишком долго не обращала на него внимания – пришлось пойти на крайние меры.

У Лены с Макаром были не только дружеские, но и деловые, можно сказать, партнёрские отношения. Она его кормила и чесала, а он в свою очередь нёс службу завхоза, следил за порядком в доме, как ему казалось правильным – окапывал растения в горшках, стряхивал с комода пыль вместе с керамическими фигурками. У Макара было несколько “нычек” – под кроватью, за раковиной в ванной, под ковриком у входной двери. Туда он утаскивал всё, что лежало в беспорядке на полу – случайно упавшие носки, посудные губки и винные пробки.

Из-за Макара Лена впервые пошла на кражу. До того, как подружиться с ней, кот вёл разгульный образ жизни. Он охотился на голубей, выпроваживал со двора конкурентов. Макар не был бездомным. Он жил на первом этаже их панельного дома и выпрыгивал на прогулку прямо из форточки. Как-то в феврале Лена увидела на подоконнике Макара, дрожащего, припорошенного снегом. Он поджимал переднюю лапку и тыкался мордой в закрытое окно, но никто не запускал его внутрь. Лене стало жаль кота. Она шагнула в сугроб и взяла его на руки. Макар не стал сопротивляться, а как-то сразу обмяк и прижался. Они вошли в подъезд, и Лена постучала в старую деревянную дверь со стёсанными косяками. В глубине квартиры послышалось шевеление, потом кто-то начал медленно, громко впечатывая каждый шаг в пол, двигаться к ней. Напряжение росло. Лена подумала, что сейчас выйдет лесной тролль или великан.

– Кто там? Фёдорыч, ты?

– Это соседка с пятого этажа. У меня ваш кот.

Дверь распахнулась, и Лена чуть не закашлялась от спёртого запаха перегара и гнилого лука. На пороге стояла женщина с обвисшим лицом кирпичного цвета. Байковый халат, накинутый на голое тело, едва прикрывал её грудь в рыжую крапинку. Женщина протянула руку, схватила кота за шкирку и швырнула в тёмный коридор как шар для боулинга. Лена хотела возмутиться, но троллиха хлопнула перед её носом дверью, не сказав ни слова.

С Макаром Лена потом частенько встречалась во дворе, иногда она покупала по дороге с работы пакет кошачьего корма и угощала своего нового друга, которого хозяева, кажется, не очень-то баловали. Уже тогда она придумала ему имя и даже титул. Гордая осанка, презрительный взгляд, благородный окуневый окрас и серебристое пузо. Не иначе как перед вами его сиятельство, барон Макар фон Жоп. В одно весеннее утро Лена как всегда собиралась в офис, подошла к своей машине и увидела на капоте Макара. А рядом с ним лежал дохлый воробей. Макар чуть пошевелил воробья лапкой и посмотрел на Лену – вот тебе, подруга, от меня. Всё в лучшем виде. Уже задушенный.

Но потом Макар куда-то пропал. Лена не встречала его месяц или полтора, начала волноваться, не попал ли он под машину или под башмак хозяйки. Майской субботой, возвращаясь от матери, Лена увидела, как Макар, подранный, с откусанным кусочком уха, гноящимися глазами гордо вышагивает вдоль бордюра. Заметив Лену, он бросился ей в ноги, моментально забыв про свой титул, и начал пищать, как маленький котёнок. Лена, растроганная, прижала его к себе, даже не думая, что испачкает бежевое платье, и поняла, что больше не хочет отпускать. Она просто взяла и украла чужого кота.

Так они и стали жить вместе. Лена боялась, что Макар будет вести себя как дикарь, но он быстро смекнул, что валяться на мягких простынях и есть по расписанию гораздо приятнее, чем морозить лапы и удирать от дворовых собак. Он проявил себя как педант. Ел только свежее незаветренное мясо, мог минут пять копаться в наполнителе для горшка, пока не возведёт, наконец, зиккурат идеальной формы. В квартире любил занимать позиции с хорошим обзором. Когда Лена умывалась в раковине, запрыгивал на край ванной и пристально следил, чтобы ни одно чудище не напало на неё со спины. Если она приводила кого-то домой после тиндер-свидания, кот мог лечь на подушку и впиться коготочками в голову гостя, издавая при этом самое нежное и невинное урчание. Лена злилась на него за такие выходки: “Тоже мне, моральный камертон”.

После трапезы Макар прыгнул ей на колени и блаженно захрюкал. Лена залезла в Фейсбук и тут же отпрянула от экрана. На странице висело новое сообщение от бывшей одногруппницы, Оленьки Штейнберг. “Дорогая, у нас летом юбилей альма-матер, помнишь? Будут все наши, Натусик уже бронирует билеты из Нью-Йорка, Светуля отпрашивается у своего английского олигарха, Коля переносит какой-то форум. Ты ведь знаешь, у него всё на год расписано. Кстати, как у тебя дела? Ты, наверное, уже большой начальник? Или выскочила замуж за банкира? В общем, жду не дождусь нашей встречи. Никакие отказы не принимаются”.

Можно сказать, что всю последнюю неделю судьба щадила Ленино самолюбие, но, послав Оленьку, передумала. Ноутбук случайно упал со стола. Лена решила, что это знак, и не стала отвечать. На хер тебя, Оленька. И кот с ней авторитетно согласился: “на херрр-на херрр-уррр-урр”.

Лену всё сильнее будоражила мысль о новой жизни, трепетной темноте зрительного зала, горячем дыхании софитов. Какой спектакль мог бы стать её визитной карточкой? Может быть, “Орфей” Жана Кокто?

На следующее утро Корольков позвонил сам.

– Ну что? Решила насчёт Сахалина?

– Решила.

– Прежде чем ты скажешь “нет” и поставишь крест на карьере, хочу предложить тебе пари.

Вселенная качнулась. Лена, как несчастный Голлум, который любил загадки больше жизни, не могла пройти мимо ни одного спора.

– Какое?

– Твоя сорокалетняя начальница вдруг решила родить ребёнка. Через полгода она собирается в декрет. Если ты вывезешь Сахалин, то станешь директором по персоналу.

– А если нет?

– Пойдёшь мести улицы.

Перед глазами мигнула картина. Лена в дорогом платье, с идеальным макияжем рассказывает этим курицам из универа, что стала самым молодым директором по персоналу в нефтянке. Почти все они выросли в обеспеченных семьях, носили Louis Vuitton, ездили на красных «Мини Куперах». Лена чувствовала себя неуютно. С ней здоровались, иногда шутили, просили конспекты или подсказку на экзамене, но никогда не звали на вечеринки, не обсуждали парней и не хвастались косметикой. На втором курсе она полгода откладывала деньги, которые мать выдавала на обеды. Между парами вместо супа съедала булку или бутерброд с сыром, принесённый из дома, и, наконец, купила маленькую сумочку Furla. В эту сумочку не влезала ни одна тетрадка, но Лене было плевать. И на заработанный гастрит тоже. Она во что бы то ни стало хотела показать одногруппницам, что одной с ними крови.

Утром перед парами Лена небрежно накинула ремешок на плечо и вышла на улицу. Обычно она садилась за первую или вторую парту, но тут подошла к четвёртой, где та самая Оленька остервенело пудрила прыщ над губой. Лена спросила, не занято ли рядом, выложила на стол свою Furla и начала демонстративно копаться в поисках ручки. Соседка заметила сумочку и протянула ладонь, чтобы погладить блестящую кожу.

– Ой, извини. Я хотела посмотреть, думала, это из новой коллекции, – длинноволосая фея убрала руку и снова уткнулась в карманное зеркало, – а это старая. Я такую два года назад носила, только жёлтую.

Пелена рассеялась. Карета превратилась в тыкву. Гастрит напомнил о себе ноющей болью. В тот момент Лена решила, что через несколько лет купит себе столько сумок, сколько нарощенных волос на Оленькиной глупой голове. Сейчас она была к этой цели как никогда близко.

Ещё пять минут назад Лена стояла на краю трамплина, готовая прыгнуть в незнакомую воду. Но сейчас снова шагнула на твердую землю.

– Я согласна. Директору ведь положен личный водитель?

– Быстро учишься, девочка.

Глава 8

Сейчас Лену не прельщало ни одно вознаграждение. Даже если бы её личным водителем вызвался быть сам Корольков. Она позвонила по номеру, который ей продиктовала глава Крюкова.

– Ваня?

– Да, кто это? – голос звучал глухо и надсадно.

– Меня зовут Лена. Юлия Михайловна дала ваш номер, сказала, что вы можете решить один вопрос.

– Вы по поводу накладных?

– Нет, я по поводу нового завода. Мы можем сегодня встретиться?

– А какой сегодня день?

– Понедельник, – Лена несколько растерялась от такого вопроса. В трубке послышалось какое-то шуршание, – Иван?

Никто ей не ответил.

– Алло, вы где?

– Как раз это я и выясняю. Ладно. Приходите в “Тополёк” через час, обсудим.

Лена открыла карту. До кафе можно дойти за семь минут черепашьим шагом. Чтобы убить время, она решила навернуть лишний круг. К противоположному краю площади пристроился мраморный мемориал. Рядом с ним скакали два пацана лет восьми и коптили палки на Вечном огне. Лена подошла ближе. Увидев её, мальчишки бросили свои копья и помчались вверх по соседней улице. Вечный огонь жужжал в сердцевине пятиконечной звезды, как назойливая муха. На стеле рядом Лена прочитала: “Освободителям Сахалина от японских захватчиков, сентябрь 1945-го года”. Надо же, здесь даже война – своя.

“Тополёк” разделил с нотариальной конторой одно здание – бетонную коробку, упакованную в жёлтый сайдинг. Лена нырнула внутрь сквозь штору из пластиковых бусин, которые от её прикосновений нежно зажурчали. В кафе стоял полумрак, облупленные кожаные диваны манили прилечь, мятно-яблочный аромат подсказывал, что здесь недавно курили кальян. Посетителей не было. Лена заказала кофе и грибной суп. Чтобы скоротать время, она сделала несколько звонков в Москву, договориться о “социальной ответственности” в виде микрофона, колонок, чая и печенья.

Ваня появился внезапно, вспыхнул рядом с Леной, как лампочка в темноте. Ярко-рыжая шевелюра, неровная щетина, чуть выпяченная нижняя губа, одет в зелёную куртку “с погонами”. На вид – лет двадцать пять. Он плюхнулся напротив и откинулся на спинку. К ним сразу подошёл официант:

– О, Ванёк, давно тебя не видели. Ты где зависал-то?

– Потом, Витюша, потом.

Кажется, Ванёк не принял Лену за сколь-нибудь важную персону.

– Так вы что хотели, регистрацию на катер?

Лена вкратце описала ситуацию со стройкой и поиском людей. Ей показалось, что собеседник не уловил и половины того, что она говорит. Он смотрел мутным взглядом за Ленино плечо, ни с того ни с сего выгибал брови, двигал челюстью. Его кожа отливала серым и вокруг глаз собралась в гармошку, как колготки на коленках, под нижним веком проступила венка.

– Что скажете? Когда мы сможем договориться с ДК?

– Будет пища, – он явно силился вспомнить пословицу целиком, – будет пиво.

Лена начала закипать. Ванёк не был пьян, уж в этом-то она разбиралась. Похоже, он всё ещё был под кайфом. Она поискала глазами официанта, чтобы попросить счёт, но в зале было пусто.

– Ладно, Ваня, мне пора. Передам Юлии Михайловне, что наша встреча не удалась.

– Аааа. Так вы от Юли Михалны. И что же вы сразу не сказали, устроим мы ваш сабантуй. И катер оформим, – он выпрямился и даже сфокусировал на Лене взгляд, но та уже поднялась со своего места и начала наматывать шарф. Ванёк тоже поднялся и уронил руку ей на плечо:

– Ну, куда вы пошли-то? Мы ведь не договорили, – Лена стряхнула его ладонь, как налипший снег, и потянулась за сумкой. Она опустила голову и увидела, как по кафелю расползлась красная клякса. Ваня стоял невозмутимо, чуть подавшись вперёд, и как будто не замечал, что из его носа начали вылетать и пузыриться гейзеры крови. Уже через секунду на полу проявилась картина Поллока.

– Твою мать, – Лена схватила со стола салфетки и сунула Ване в руку, – садись и зажми нос, только голову не закидывай.

Она добежала до кухни и заглянула внутрь. Витюша флиртовал с посудомойщицей и примеривал её косынку. Маленькая повариха рубила картошку.

– Дайте лёд, срочно. В полотенце.

Троица не сдвинулась с места. Ножик продолжал щёлкать о разделочную доску, девушка у мойки смотрела на Витюшу, Витюша, приоткрыв рот, смотрел на Лену, как мужская версия Алёнки.

– Ну, что стоите. У человека кровь из носа.

Он стянул косынку и полез в холодильник. Когда Лена вернулась, Ванёк сидел с бордовым комком из салфеток и давил улыбку.

– Вот идиот, – она приложила полотенце со льдом к его переносице.

В это время в зал вышел Витюша с тряпкой и молча вытер пол.

– Кажется, надо вызвать скорую. Это может плохо кончиться, – Лена полезла за телефоном.

– Вот этого точно не надо, – Ванёк вдруг заговорил твёрдым уверенным голосом, – даже если помирать будешь, в нашу больницу ни ногой. Весь город будет знать, геморрой у тебя или сифилис.

Кровь постепенно унялась.

– Какой у тебя адрес? Я такси вызову.

– Да кого ты вызовешь? Тачки у нас на живца ловить надо. Сам доберусь, не парься. Идти три минуты.

Лена положила под пивную кружку деньги за двоих и за локоть вывела Ванька наружу.

– Я должник твой. Наберу завтра.

– Жду. Считаю минуты.

– Зря ты так, я тебе пригожусь, – он запустил пятерню в волосы и попытался пригладить вихор.

– Хорошего вечера, – Лена развернулась и пошла назад через площадь.

Дома она стянула одежду и залезла под душ, ей очень хотелось смыть этот бесконечный день, бесполезные знакомства, мутное небо, мутный взгляд Ивана. Горячая вода лилась медленно, волосы намокли и прилипли к шее, прозрачные ручейки обвивали, размягчали сердце, уносили в недра сливного отверстия всё раздражение и усталость. Но равновесие с миром длилось недолго – душ поперхнулся и выплеснул на Лену струю ледяной воды.

Ночью она открыла глаза и не сразу поняла, где находится. За окном кричали чайки, но откуда взяться чайкам в Орехово-Борисово? Телефон моргнул и погас – пришло сообщение от Лёши. В аду должен быть отдельный котёл для бывших, которые пишут: “Привет, как ты там?” Сначала она вообще не хотела отвечать, сделала вид, что не прочитала. Потом решила написать как есть: что думает о нём каждый день даже во сне. Долго набирала, стирала, опять набирала.

– Привет, я норм.

– Чем занимаешься?

– Сплю.

– В семь вечера???

– Я тебе не рассказывала. У меня командировка на Сахалин. Тут три часа ночи.

– Круто. Надолго?

– Полгода.

– !!!????!!!!???

– Ага.

– Надеюсь, ты не из-за меня сбежала из Москвы?

– Ну нет. Слишком много чести.

Повисла пауза. Лене не хотелось заканчивать разговор.

– Лучше расскажи, чем занимаешься.

– Пишу трактат. О роли моей бывшей девушки в несовершенстве бытия.

– Ты настоящий придурок (смайлик).

– Спасибо, что не игрушечный (смайлик). Ладно, просто хотел узнать, жива ты или нет. Всё-таки не чужие люди.

– Пока ещё не чужие.

Сообщение не прочитано. Сердце бьётся где-то у щитовидки. Пять секунд, десять секунд, наконец, синие галки. “Алексей печатает…” Господи, сколько можно. Что он там пишет, неужели и правда трактат?

– Мне жаль, Лена.

– Мне тоже.

– Береги себя (скобка).

– И ты (две скобки).

Было ощущение, что она изо всех сил держится за края мясорубки, но пальцы слабеют, и скоро её начнет скручивать от меланхолии. Уже проклюнулось опасное желание включить саундтрек из “Вечного сияния чистого разума”, напиться в дугу, позвонить и рыдать в трубку. Но как же можно сходить с ума по человеку, который даже не умеет гладить рубашку?

Глава 9

Три года назад Лена решила совершить что-то неординарное, выбивающее её из ритма белки-марафонца. Город давил и выматывал, люди, казалось, высасывали последние силы. Лене захотелось совершить побег из цивилизации, и она купила путёвку на Алтай. “Лучше гор могут быть только горы” – процитировал Высоцкого агент компании “Весёлые кеды” во время их встречи. Но уже в первый день похода Лена была готова с ним поспорить. И Саграда Фамилия, и Руанский собор, и даже жалкий Колизей гораздо лучше гор. Она смертельно устала, пятнадцатикилограммовый рюкзак натёр плечи, комары противными укусами набили на её руке созвездие лебедя.

“Боже мой, как же я, оказывается, люблю города. Вернусь и первым делом пойду в Пушкинский музей. Хотя нет, лучше в Третьяковку. Там отличные тёплые туалеты. Вот только бы выжить и вернуться”. Лена сидела на камне с тремя сухими ветками в руке. Вокруг люди в дутых жилетках и светоотражающих куртках разбрелись в поисках опавшего лапника и прутьев для костра. Чуть ниже, у подножия горы четверо парней ставили огромную палатку-полусферу, похожую на муравейник.

Телефон не ловил. Лена боялась, что там, на большой земле, без её участия что-то уже наверняка случилось. Может, с родными, может, на работе, а может, началась революция или Северная Корея скинула ядерную бомбу на Москву. С помощью палочек связи Лена как будто могла дирижировать реальностью. А теперь весь мир за пределами их маршрута стал как бедный кот у Шредингера – он одновременно был прежним, со Спасской башней и статуями Церетели, и уже превратился в руины, по которым рыщут голодные собаки.

“Муравьи” развели огонь и уселись вокруг него. Лена медлила. Может, если я останусь здесь, никто и не заметит? Какой-то долговязый человек, сойдя с орбиты костра, зашагал по направлению к её убежищу.

– Привет, ты чего это здесь сидишь? Ужин готов.

– Загораю, – солнце уже наполовину окунулось в закатную дымку, как вишенка в мартини.

– Видел, что ты сегодня шла позади всех. Всё в порядке?

– Угу. Просто не люблю ходить толпой. Что это там происходит? – она указала палкой в сторону места, откуда раздавалась какофония смешков.

– Началась игра в снежный ком. Все знакомятся.

– Господи.

– Подожди, это они ещё гитару не достали.

Кажется, их обоих объединяла лёгкая социофобия. Лена одобрительно хмыкнула и решила наконец разглядеть своего собеседника. Худой, горбоносый, с длинными прямыми ресницами, как у коровы.

– Лёша, – он пожал Ленину руку отрывисто и твёрдо, как будто вложил в её ладонь эстафетную палочку.

Эту палочку она чувствовала ещё долго, пока они спускались к общей палатке.

На следующее утро всей группой умывались на реке. От ледяной воды сводило зубы. Бывалые туристы заняли самые лучшие места – встали по течению выше остальных. На завтрак сварили рисовую кашу со сгущёнкой. Лёша помогал гиду накладывать липкую массу в пластиковые миски. Когда подавал тарелку Лене – дотронулся до её пальцев. Она заметила. Потом собрали лагерь и двинулись в путь. Группа из двенадцати человек растянулась метров на двести. Впереди шёл гид Серёга в шортах и лёгкой майке, несмотря на прохладную погоду. Замыкал эту змейку Роман Григорьевич, пятидесятилетний “дед” и гроза неопытных девчонок. Он был одет в парусиновую куртку, на голове – кудри ниже ушей, которые он продолжал отращивать, несмотря на залысины. Вокруг головы повязана чёрная лента, как у Рэмбо. Роман Григорьевич любил собирать пахучую траву для вечернего чаепития, умел вязать рифовые, шкотовые и брам-шкотовые узлы, а ещё знал весь репертуар Юрия Кукина.

Лёша шагал рядом.

– Наш “ветеран” вчера сказал, что на этой траве можно сколотить целое состояние, – он кивнул на поляну мелких розовых цветков, сползающую с холма пятном лишая, – местные её копают, сушат, а потом в городах продают как лекарство.

– От чего?

– От импотенции.

– Это перспективно. Может, откроем свой бизнес?

– Да мне бы с одним справиться.

– А чем ты занимаешься?

– Я архитектор. У меня маленькое бюро.

– Архитекторам разве не положено проводить свой отпуск в городах?

– Воровать чужие идеи?

– Я бы сказала – вдохновляться.

– Я вдохновляюсь на природе. Запоминаю линии, ищу материалы. Как Алвар Ааалто. Взял и придумал церковь, которая похожа на горный хребет.

– И табуретку из IKEA?

– О! Да ты знаток!

– Ага. Моя фамилия Друзь.

Они проболтали целый день и не заметили, что добрались до следующей стоянки. Когда ложились в палатку, Лёша как будто случайно постелил свой спальник рядом, так, что их плечи теперь касались друг друга. Лена боялась, что он услышит, как её дыхание стало сбивчивым, начала повторять про себя: четыре счёта на вдох, ещё четыре – задержать дыхание, четыре – на выдох. Потом внезапно поняла, что он тоже сейчас не спит, а только делает вид. Так они и пролежали полночи, как две мумии в саркофагах, опасаясь пошевелиться и порвать тонкую паутину, в которую оба угодили.

Утром произошло ЧП. Пара длинноногих девиц и маркетолог Валера не вышли вовремя к месту старта. У них начался понос. Все трое накануне вечером пили чай с “особыми травами”, которым угощал Роман Григорьевич из своего термоса. Самого Рэмбо трава не пробрала. Переход отложили на несколько часов.

Лена прочитала месяц назад, что есть двадцать три эмоции, которые человек не может объяснить. Неосознанное желание смотреть другому в глаза называется опия. Это была она. На завтраке, у костра, пока собирали палатку, Лена всё время встречалась взглядом со своим ночным соседом и замирала, как морская фигура из детской игры. Поход уже не казался ей такой отвратительной затеей. Она радовалась, когда замечала на дороге сусликов. Роман Григорьевич сказал, что местные водители зовут их “смертниками” – делают ставки, можно ли проехать пять километров и никого не задавить. Своим палкам для трекинга Лена дала имена – правую назвала Роза, а левую – Зинаида, уговаривала их не ломаться.

Часам к трём разбили лагерь на берегу озера. Под водой росли сиреневые ирисы и нежные маслянистые водоросли. Гид Серёга потащил всех купаться, хотя никто не подписывался вступать в ряды моржей. Лена сначала отказывалась, но потом, глядя, как остальные девчонки с криками бросаются в воду, решила, что она ничем не хуже. Разбежалась, пролетела долю секунды над поверхностью и окунулась с головой, потревожив отражение гор. Она никогда не ходила на крещенские купания, да и в Бога-то не верила. Но сейчас, уже стоя на берегу в полотенце, ощутила то, что могла назвать благодатью.

Между палаткой и соседней сосной натянули верёвку и повесили сушиться купальники и полотенца. Потом Роман Григорьевич повёл всех, кроме Валеры, пострадавшего от поноса, на ближайшую гору, которую прозвали фиолетовой – в её скальной породе очень много яшмы. Лёша отковырял камень в виде звезды и протянул Лене. Когда вернулись через полтора часа, с карманами, тяжёлыми от цветных булыжников, на верёвке не оказалось двух купальников. Их не было и на траве в радиусе ста метров. Валера мирно спал в палатке. У одной из девиц началась истерика – пропал её любимый Calvin Klein. Все занервничали, стали гадать, откуда могли прийти воры. Ложились с плохим настроением. И на этот раз между Лёшей и Леной протиснулся Серёга.

Рано утром проснулись от криков Валеры, который вышел на минуту в туалет. Он залез обратно, больно наступая коленями на тела в спальниках, и всех перебудил:

– Там лось. Лоооооось! Аааааааа!

Лена выглянула из тамбура. Мимо костровища пролетел сохатый, прижимая к брюху тонкие сложенные пополам ноги. А на рогах у него болтался купальник Calvin Klein и чьи-то салатовые плавки.

После завтрака предстояло главное восхождение. Группа медленно набирала высоту. У Лены началась одышка, кололо бок. Ботинки натёрли большой палец. Чем выше поднимались, тем больнее было дышать полной грудью, появился привкус крови. И к чему этот героизм? Эта необъяснимая жертва? Роман Григорьевич крикнул через плечо: “Самурай не знает цели, у него есть только путь”. Вокруг уже не было никакой растительности, их окружала чёрная каменистая земля и грязные половики снега, на которых можно было легко поскользнуться. Лёша шёл впереди и подавал Лене руку. Через пару часов вся группа наконец добралась до плато. Перед ними открылся вид на чёрно-белые пики гор, как будто стая касаток плыла по океану. Казалось, что под ногами стелется туман, но это был не он. Туманом притворились облака, которые в прямом смысле теперь можно было потрогать рукой. Волосы намокли, лицо как будто кто-то облизал, но в этот момент Лена почувствовала, что находится на своей самой главной вершине. Все её внутренние пружинки распрямились, голова пошла кругом. Захотелось остаться здесь навсегда.

Спускаться было непросто, но всё же легче, чем восходить. Лена отстала от Лёши, пару раз больно ударилась о камни. В самом конце спуска она совсем потеряла равновесие и проскользила на попе несколько метров. Слёзы выступили даже не от боли, а от обиды, что цель была так близко, но она не удержалась. Леша увидел её всю в грязи, с клочками травы, прилипшей к штанам, и обнял так крепко, что ребра захрустели. Плотину прорвало. Лена завыла в голос, и это были самые сладкие слёзы в её жизни. Ей больше не хотелось ничего контролировать. Молча дошли до места, где нужно было разбивать лагерь. Пока остальные разбирались с брезентовой ярангой, Лёша достал тёплые куртки, взял Лену за руку и повёл в лабиринт между сосен. Они, потные, уставшие, завалились прямо на пряную хвою, еле стянули влажные вещи. Мошки атаковали незащищённые части тела, корешки впивались в спину. А потом они сидели по-турецки и смотрели на звёздную сыпь. Никто их не искал.