Читать книгу: «Узелок Судьбы», страница 4
– Притомилась я что-то, сынок. – Она прислонила ухо к траве, недолго послушала, и добавила. – Ты бы водицы набрал, ручеёк уж совсем рядом.
Светозар молча свернул с тропы и зашагал в сторону зарослей. Как только он скрылся из виду, она лихо вскочила, засеменив в сторону болота. Сначала она шла чуть заметной тропкой, но как только та закончилась и перед ней раскинулась болотная топь, она остановилась. Зашептала себе что-то под нос, низко склонилась и трижды похлопала болотную кочку, словно старого, верного друга по плечу. Затем достала из кармана ароматный пряник и положила рядом.
А дальше случилось вот что, бабушка начала петлять, перескакивая с кочки на кочку, словно заяц убегающий от погони. Потом неожиданно остановилась и замахала кому-то рукой:
– Правее, обходи, правее!
Светозар задержался у ручья собирая спелые ягоды малины, а вернувшись застал бабушку в компании трёх мужчин. Они сидели у костра и о чём-то тревожно беседовали.
– Нет, внучек, не видала я твою Любушку. Не видала.
Решив не прерывать нить разговора, Светозар молча кивнул всем в знак приветствия и сел рядом, поставив лукошко с ягодами в центр.
– Знаю одно, у Миколы с Варварой, что с края села живут, долго детки не рождались.
– Да знамо дело! – Прервал её один из мужчин. – Судачат, что наказан род их, за оплошность прабабки-повитухи. Упустила мол, она однажды из рук младенчика-то, отчего тот спустя семь дней отроду дух испустил.
– А мать-то его, так горевала, что уму разуму лишилась, да в беспамятстве бабку-то и прокляла! Вот те на-ка-то, получи.
– Ты сынок не перебивай, а слухай, да на ус мотай. – Рассерчала бабка. – Любовь отцовская, да вера материнская посильнее всякого проклятия будут и Любушка у них родилась старшой УРода!
– Никакая она не урода, – встрепенулся мужчина, – а красивая девочка!
– Эх вы, ротозеи! Любушка первенец?!
– Первенец!
– А первенец, УРода рожденный, наделен силой и мощью всего рода.
– И то верно! – Воскликнул мужчина, – Сама худенькая, як тростиночка, голосок тонёхонький, да звонкий. Бывало засмеётся, словно колокольчики по всей деревне звенят, а глаза как у матери, цвета голубых озер – внимательные. Смотрит на тебя, а чувство, будто душу твою насквозь видит.
– Росла она смышлёной не по годам. – Продолжила бабушка. – Отец её буквам учил, да грамоте. Схватывала всё на лету, только вот сердце её страха не ведало!
– Вся деревня гуторила как она собаку дикую, да бешенную костями кормила.
– Однажды в лес ушла, да так далече, что всей деревней её три дня и три ночи с огнями искали, а она на сеновале от дождя укрылась, да там и уснула.
– А сейчас вон, бранта своего зачем-то прихватила, да с ним и убёгла.
Внезапно рядом с ними заухал филин и голоса резко смолкли.
6
Началось всё по осени, когда отец Любушки смастерил калиновую зыбку. Мать сшила из юбки полог и украсила её солнышком лучистым, да месяцем ясным. А когда люлька готова была, положила на подушечку куклу-мотанку, позвала дочку и говорит:
– Смотри Любушка, какая кукла в гости к нам пришла! Может скоро оживёт? – Варвара улыбнулась.
– Ты лучше папке скажи, пусть вторую зыбку мастерит, – и девочка нежно обняла мамин живот двумя руками. Прижалась к нему всей своей худобой и тихонько продолжила, – в одну-то он не поместится!
А в навью седмицу, как листопад пошёл, народились у Варвары сразу двое: зеленоглазый Никодим, крепыш с пухлыми щечками, да сероглазый Никитка. Младшенький-то совсем слабым родился и болезненным. Мать долгими ночами не спала, не ела, всё выхаживала его.
Соседи, опять засудачили:
– Себя бы поберегла. Дом совсем забросила, животина некормленая, а ты всё с этим маешься, толку-то. Любушка, совсем закручинилась! Ей слово материнское нужно. Ласковое! А она денно над табличками глиняными сидит. Разговаривать уж и вовсе перестала.
«А ведь и вправду, – подумала Варвара, – давненько я е ё колокольчиков не слыхивала».
День сменялся ночью, за луной приходила луна. Никодим давно уже ползал, а Никитка, все ещё лежал в колыбели.
– Последняя луна взошла, – тревожно сказала Люба, взяв малыша на руки, – если не поторопишься, от сухотки избавиться не успеешь.
– Не урони, смотри, мала ты ещё. Мать учить! Иж чего удумала, сухотка. – Немного помолчав, она добавила, – Куда торопиться, ещё чуток, подрастёт и окрепнет, на ножки встанет, будет с братиком бегать.
На дворе почти стемнело, когда мать с криками ворвалась в сарай:
– Микола!
– Чего шум поднимаешь?! – Муж отложил поленья, которые ровными рядами укладывал на зимовку.
– Любушка Никитку украла!
– Ты что несёшь, баба, охолонись?! – Рассерчал Микола, – зачем Любушке брата воровать?
– Сумка дорожная пропала и хлеб!
Никодим заёрзал на руках у матери и расплакался.
– Бесовщина какая-то, она же совсем ребенок! Зачем?
– В сумку посадит, и…
– И… Что И!? Варвара, что!!! – Микола сорвался на крик.
– Она нынче ввечеру, что-то про сухотку говорила и последнюю луну.
7
В воздухе повисла пауза, лишь слышно было, как в костре потрескивают поленья.
– Неужто она на болота отправилась? – нарушил тишину Светозар.
– По округе давно молва ходит, что на топях ведунья живёт и болезни разные излечивает.
– Многие ходили до ней, искали, да только не все воротились.
– Надо бы сторону эту ещё раз прочесать. – Сказал один из мужчин. – Ты мать, ступай прямиком к Варваре, может чем помочь надобно, а мы на болота отправимся.
– И то верно, сынок. – Сказала поднимаясь бабушка и направляясь в сторону ручья.
– А ты это куда? – Удивленно спросил мужчина. – Дорога на село совсем в другой стороне!
– А я тропку одну знаю, короткую. Уже через версту на месте и буду. – Ответила бабушка.
8
А тем временем Любушка, так крепко держала в руках брата, да так быстро бежала, что и глазом моргнуть не успела, как сквозь глушь лесную, да топь болотную прошла и в полночь глухую вышла на поляну. Смотрит стоит избушка, двери, да окна открыты. Зашла она в дом. Темно, кругом ни души, только печь, да мешок муки ржаной в углу стоит.
