Коллекция ошибок. Танцы в горизонтальной плоскости

5. Барселона, день первый

Я была в бешенстве. Внутри я боролась с желанием хорошенько приложить его чем-нибудь тяжелым по голове, чтобы выбить оттуда желание пересекаться со мной в этой жизни когда-нибудь еще.

– Я спросила, что ты тут забыл? – сквозь зубы прошипела я, вырывая у него свой ноутбук.

– Приглядываю за тобой. Забыла что ли? Ты даже не представляешь себе, как ваш Викторович на отдыхе расслабляется. Решил, что твоя попка нуждается в охране.

– Я как-нибудь сама справлюсь. Спасибо, свободен!

Я хотела было отвернуться и пойти по проходу прочь из салона самолета, но Мирон схватил меня за руку и с все той же улыбкой, но холодным и властным тоном тихо произнес:

– Не хами, Высоцкая. А то помимо охраны мне придется еще и воспитанием твоим заняться.

– Отвали, воспитатель! – злобно ответила я и попыталась вырвать руку.

Но он не отпускал. Просто смотрел на меня и наслаждался своей же собственной наглостью, силой и властью надо мной. Не менее нагло я уставилась на него в ответ. И так мы стояли полминуты, пока он, наконец, не отпустил меня.

Я понимала, что палку немного перегнула, но ничего поделать с собой не могла. Сам виноват: нечего лезть ко мне с упрямством, достойным осла.

Пока я шла по коридорам аэропорта, я мысленно ненавидела Мирона за то, что он заставил меня сорваться. Так же мысленно пообещала самой себе впредь держать себя в руках, ибо высшего образования не нужно было, чтобы понять, что всю поездку он будет с нами и встречи с ним неизбежны. По счастью, с момента стычки в самолете, он мне на глаза больше не попадался. Я спокойно догнала коллег и индусов, прошла с ними таможню, получила багаж и погрузилась в автобус без его навязчивой компании. Но не переставала постоянно озираться и оглядываться, на что Пузан мне с усмешкой выдал:

– Не переживайте, Виктория! Мироша всегда самостоятельно передвигается. Возьмет машину в прокате и сам приедет в отель.

– Ага! Ну, тогда все в порядке! – я постаралась играть в «спокойствие» максимально артистично.

Но всю дорогу не переставала мысленно сокрушаться. Ни красоты города, залитые ярким солнечным светом, ни веселая болтовня коллег не могли меня отвлечь от этого занятия. И даже шикарный интерьер отеля, в котором мне предстояло прожить ближайшие три дня, не смог выбить меня из состояния какого-то дурацкого оцепенения. А понимание того, что сам отель находится, чуть ли не в центре города, а вовсе не на пляже, как я рассчитывала, добило меня, как мне показалось, окончательно. Но мне это только показалось. Контрольным выстрелом была фраза Пузана, радостно протягивающего мне ключи от моего номера:

– Я не консерватор, дорогая, я мужчина вполне свободных и современных взглядов. И ничего страшного в том, что вы с Мирошей будете жить в одном номере до того, как я получу приглашение на ваше бракосочетание, я не вижу. Держите. Вот ваш ключ, Виктория.

Все! Финиш! Гитлер капут! Хари-Кришна, мать его так! Как же захотелось все это прокричать вслух!

«Улыбаемся и машем…» Ладно, хотите войну – вы ее получите! Вывести меня из себя никому не удастся за эти три дня. Я буду не я, если позволю себе сорваться. Плевать мне на все и всех. У меня есть работа: моя группа готовит доклад завтра к обеду. Все остальное меня не касается. Я буду улыбаться и… махать!

Я поднялась в свой (наш) номер на втором этаже, плюхнулась в кресло, ожидая пока привезут мой багаж, и стала оглядываться по сторонам. Кровать была одна. Огромная, но единственная. Ни диванчиков, ни кушеточек – только удобные мягкие кресла. Ладно, проглотила.

Раздался стук в дверь. Я внутренне приготовилась к бою, глубоко вдохнула и громко ответила:

– Войдите!

Дверь распахнулась, и улыбающийся загорелый испанец в бордовой униформе вкатил в номер мой чемодан. Я выдохнула уже облегченно, радостно сунула ему чаевые и закрыла за ним дверь. Минут через пять я перестала дергаться и переживать. Через полчаса я поняла, что машина, передвигаясь явно быстрее автобуса, должна была бы уже давно домчать моего «жениха» до нашей временной обители. А через час, уверенная, что он таки заселился отдельно, я расслабилась и отправилась в душ.

Еще через полчаса я, как ни в чем не бывало, лежала ровно посреди огромной кровати с полотенцем на голове, вкусно пахла ароматами из пузырьков в ванной и работала. Вокруг меня были разбросаны книги, распечатки, кодексы и прочая литература, которую я притащила с собой на тот случай, если вдруг тут возникнут проблемы с интернетом. Это не будет поводом для оправдания, когда завтра мой доклад не будет готов.

Мирон вошел без стука. Дверь открылась, чуть ли не с ноги, ногой же и захлопнулась.

– Привет, Высоцкая. Как доехали? – спросил он, оглядывая номер.

Я молчала и смотрела на него исподлобья.

– Кровать у нас одна, я вижу, ты из-за этого расстроилась? – он зашел в ванную и продолжал вещать оттуда. – О! Да ты освежилась уже. Я тоже в душ, а потом вниз. Не возражаешь?

Я продолжала молчать. Мирон вышел из ванной через пару секунд, подошел ко мне, наклонился прямо над моим лицом, опираясь на руки, и произнес:

– Высоцкая, ты не могла бы на минуточку убрать свою корону в шкаф, свалиться со своего Олимпа и вступить со мной в диалог? Я тебе вопрос задал…

– Хорошо, – ответила я.

– Что хорошо? – переспросил он.

– Мы доехали ХО-РО-ШО, – по слогам и с пренебрежением ответила я.

– Уууу! – он снова заулыбался. – Рычишь, маленькая моя? А кусаться не будешь?

Я не выдержала, схватила подушку и со всей силы ударила ею Мирона по голове:

– Отвали от меня, придурок! И я не твоя!

Он засмеялся и отправился в душ. А я просто негодовала! Вывел! Он все-таки вывел меня на реакцию! Он этого добивается, причем я это вижу, но не могу держать себя в руках! Силу моего бешенства по отношению к нему в эти мгновения я не могла измерить. Я лежала и лихорадочно готовилась к его выходу. Репетировала в голове все возможные фразы, которыми я буду отвечать на его подколки. Я твердо решила больше не грубить, не хамить, не срываться. Ругательства и мат, роящиеся у меня в голове, я усилиями воли задвигала на задний план. И поза: лежать в кровати нельзя. Так у него есть преимущество, и он будет сверху. «Не сверху, а выше!» – поправил меня мой внутренний голос. Я вскочила и стала метаться по номеру, пытаясь занять более выгодную позицию, когда он выйдет. И репетировала, репетировала, репетировала.

Мирон вышел мокрый, в шортах и шлепанцах, с полотенцем на шее, даже не взглянув на меня, выкрикнул «буду у бассейна» и вышел из номера.

Дура! Ну, какая же я дура! Все эти его штучки так очевидны, а я на все повелась и прыгала тут по номеру как обезьяна с гранатой! Да что ж со мной такое? Где самая спокойная в мире карьеристка Виктория Высоцкая? Куда подевались ее уверенность и пофигизм? Как какому-то абсолютно постороннему мужчине удается в считанные секунды выбить у нее почву из-под ног?

Я закрыла глаза и попыталась взять себя в руки. У меня есть цель и мне надо к ней стремиться. Побочные раздражители были в моей жизни всегда, но я умею собираться и не замечать их. И сейчас я это тоже сделаю.

Я вернулась в кровать, положила на живот ноутбук и продолжила готовить доклад. С чистой и ясной головой. Стряхивая с кончика носа Мирона каждый раз, когда мои мысли отвлекались от юриспруденции. Это давалось мне, на удивление, сложно и как замкнутом круге я продолжала беситься от собственного бессилия в данной ситуации. И вовсе не в помощь мне были радостные вопли отдыхающих и всплески воды, доносящиеся из распахнутой двери на балкон.

Я отложила в сторону ноутбук и вышла на небольшую террасу. Глазам открылся умопомрачительный вид на огромный голубой бассейн, который начинался прямо под моими окнами. И знакомый смех, и звук голоса заставили меня подойти к перилам. Ровно подо мной и чуть левее, а, учитывая второй этаж, практически у меня под носом, под двумя огромными зонтами в шезлонгах жарили свои тушки две русскоговорящие девицы. На одном из шезлонгов сидел Мирон. Он говорил, девицы смеялись, но лиц я не видела из-за зонтиков, а слов не могла разобрать из-за общего шума. А вот Мирон сидел так, что в любой момент мог заметить меня, и торчать на террасе просто так я не могла. Я пулей метнулась обратно в номер, бросилась к своей сумке и стала лихорадочно искать свою сигаретную заначку. Радостным возгласом отметив результат поиска, я так же молниеносно вернулась обратно, с удовольствием прикурила, оперлась на перила и стала оглядывать отдыхающих, превратившись в слух.

Но слушать уже было некого: одна из девиц в ярко-желтом купальнике, на огромных шпильках, придерживая одной рукой широкополую лимонного цвета шляпу, удалялась в сторону небольшой рощицы, цокая каблуками по кафелю. Мирон шел за ней метрах в десяти, ероша волосы на голове.

Я не могла себе самой объяснить, что я делаю на террасе, но мозг упорно отказывался возвращаться к работе. Парочка скрылась в рощице, а я продолжала курить и отказывалась анализировать собственное поведение. Докурив, я затушила сигарету, зашла в номер за следующей и снова вернулась на свой наблюдательный пост. Я рассматривала купающихся в бассейне и нежащихся на солнце туристов, косилась на рощицу и бесилась на саму себя.

После четвертой сигареты из рощицы вышла девица. Шляпу она держала в руках. Ноги явно заплетались. Когда она почти подошла к своей подруге, которая ожидала ее прямо подо мной, я смогла разглядеть даже свежую красноту у нее на коленках.

Мирон вышел чуть позже, но направился в другую от бассейна сторону, затягивая шнурки на шортах.

Нормальная такая скорость у товарища! Час! Всего час мы тут, а он уже ТАК оторвался!

«Высоцкая! Тебе-то какое дело?» – это был голос моей совести.

Никакого дела до этого наглого и похотливого самца мне нет. Я вернулась в номер и продолжила работу. И больше не думала о Мироне. Часа так в три по местному времени я решила, что неплохо было бы перекусить, и отправилась в ресторан. Правда, не зная, где он находится, я решила просто так пройтись вдоль бассейна и рассмотреть поближе «лимонную» девицу. Просто так. Девицы уже не было, но зато я наткнулась на Мирона, который вальяжно развалился в шезлонге у другого края бассейна и бросил мне вслед фразу, которую я не удостоила ответом:

– Что, Высоцкая, сигареты закончились? Угощайся, маленькая моя, – и он протянул в мою сторону открытую пачку.

Гад! Сволочь! Идиот! Мерзкий, противный, наглый, самоуверенный! Ненавижу!

Мысленно пережив эту маленькую трагедию, я совершенно невозмутимо пообедала в одиночестве и вернулась за работу к себе в номер. Никаких знакомых голосов под окнами не было до самого ужина. На ужин я пошла, когда уже начинало темнеть, почти за пятнадцать минут до его окончания. В ресторане я подсела к девочкам из моего отдела, в компании которых сидела симпатичная переводчица. Она начала нам рассказывать про приключения индусов в России, а мы смеялись так, что живот разболелся. И я почти забыла обо всех «трудностях» этого дурацкого дня. И про Мирона тоже. И про «лимонную девицу».

Вспомнила только, когда после посиделок в баре в продолжение ужина, шла в отель. Не могла не вспомнить, представляя одну кровать, себя и Мирона. «И лимонную девицу», – добавил мой внутренний голос.

В номере после моего отсутствия не наблюдалось следов моего «жениха». И я не знала, должно ли это меня успокаивать или настораживать. Как бы то ни было, я приняла душ и основательно запахнула халат, прежде чем выйти из ванной. Но Мирона так и не было.

Я погасила большой свет, включила ночник и села перед туалетным столиком, чтобы нанести ночной крем, когда дверь открылась, и в номер вошел Мирон. Он прошел мимо меня и от него пахло морем. Не разговаривая со мной, он снял шорты (я это наблюдала в зеркале) и отправился в душ. Так, нужно было срочно готовить оборону «брачного ложа». Проще говоря, спать с ним в одной кровати я не собиралась. Не хамить, не ругаться – просто попросить его снять себе другой номер. И все. Элементарно, Ватсон!

– Куда собираешься, Высоцкая? – выбил меня из моих планов его улыбающийся голос. – Гулять пойдешь?

– Нет, – спокойно ответила я, поднимаясь. – Я иду спать.

– А я пойду погуляю перед сном, – ответил он масляным голосом. – Ты ведь не против? А если захочешь, то сначала я расскажу тебе одну интересную сказку на ночь, после которой бы будешь спать крепко-крепко, маленькая моя…

– Послушай, – начала я, но он не дал мне ответить и вообще снова на корню загубил все мои благие намерения.

– Хотя, тебе, Высоцкая, тоже не помешало бы погулять. Смотреть, как гуляю я – это, конечно, очень интересно, но если ты сама попробуешь, тебе тоже понравится.

– Слушай, ты – идиот! Во-первых, у меня имя есть! Хватит мою фамилию трепать! А, во-вторых, я все твои сказки прекрасно знаю и мне все это не нужно! Ясно?!

– Уверена, что не нужно? – спросил он, приближаясь.

– Можешь не сомневаться! – выпалила я, отступая к стене. – Если тебе будет легче, считай, что я фригидная!

– Да? – хрипло усмехнулся он уже совсем рядом со мной. – Прям так уж и фригидная?.. На самом деле?..

На мне был только халат. Плотно запахнутый халат. И я отступала к стене. А он приближался. Халат меня не спас: как только я оказалась прижатой к стенке в прямом смысле этого слова, рука Мирона оказалась у меня под халатом и я мгновенно почувствовала его пальцы на своей коже как раз в том месте, где я только что тщательно сделала эпиляцию. Я не знаю, что на меня нашло, но я вдруг закрыла глаза, громко и глубоко вздохнула под напором его загорелого тела. Это длилось всего одно мгновение, но оно длилось почти вечность. Куча эмоций за это мгновенье пронеслась в моей голове…

– Мммм, да ты меня обманула, Высоцкая, – услышала я шепот возле своего лица. – Если ты фригидная, то эта дура в желтой шляпе сегодня собирала со мной апельсины в оливкой роще, чтобы накормить розовых драконов…

Мирон чуть отступил.

– Спокойной ночи, Виктория. Не бойся, я буду не ночевать здесь. Расслабься, разденься, успокойся и хорошенько выспись, маленькая моя, – произнес он бархатным и гипнотизирующим голосом.

Я стояла у стены и только она и помогала мне держаться на ногах.

Мирон ушел.

6. Барселона, день второй

Что это только что сейчас было? Что произошло? Я не понимала. Я только физически почувствовала, как внутри у меня что-то взорвалось и запульсировало. Кровь отлила от головы и вся словно ушла вниз. И мне страшно было открыть глаза.

Я слышала, как щелкнул замок на двери, вслед покинувшему мой номер Мирону, но глаза все равно открывать не торопилась. То, что только что произошло, не поддавалось описанию словами и не подходило ни под какие оценки. Я на все сто процентов пребывала в шоке, но определить этот шок как положительный или как отрицательный не могла. Я понимала только одну вещь: его больше близко нельзя к себе подпускать! Он вышибает меня из моего спокойного морального состояния и душевного равновесия. Мне наплевать на его наглость и бесцеремонность. Он сам по себе угроза для меня. Я, наконец, осознала, что же это было: я его хотела. Я прямо сейчас захотела оказаться на месте «лимонной» девицы. Я захотела… секса! Я, которая уже полгода об этом не вспоминала, которая практически не соврала, объявив себя фригидной, которая на все увещевания подружек о том, что мне нужен мужчина, смеялась им в лицо. Но я захотела не просто секса, я захотела секса именно с ним, с Мироном. В голове роились воспоминания: как он обнимал меня за талию на корпоративе и прижимал к себе, как шепнул на ухо «увидимся», как он склонился надо мной, требуя ответа на свой вопрос. Но это были не просто воспоминания, это были условия окружающей среды, в которых я переставала быть самой собой.

Сердце заколотилось внутри быстрее, пульсация в животе разогревала мою кровь, и я стала действовать. Что было силы, я вцепилась в кресло и стала толкать его к входной двери, чтобы заблокировать ее. Но одного кресла мне показалось недостаточно, поэтому я протащила через весь номер второе, а потом еще добавила к своим баррикадам столик из прихожей. Затем я проверила прочность балконной двери и убедилась в отсутствии возможности открыть ее с улицы. Довольная своим фэншуем, я плюхнулась на кровать и снова прислушалась к себе: сердце по-прежнему бешено билось, а пульсация внизу живота только нарастала. И из всего этого вывод был только один: Мирон для меня опасен! Все что угодно, только не встречаться с ним больше никогда и нигде!

Примерно через час, поняв, что уснуть я не могу, я включила свет и потянулась за ноутбуком. Неимоверными усилиями воли я заставляла себя перестать ковыряться в причинах происходящего, точно зная, что вывод мне не понравится заранее. И до первых лучей солнца, заглянувших в мою неприступную со всех сторон крепость, я готовилась к обеденному докладу. Уставшая и полностью измотанная непонятными эмоциями прошедшего дня, я все-таки уснула, наконец, под испанским небом.

Проснулась я оттого, что в комнате работал телевизор. Негромко, но навязчиво. Не чувствуя абсолютно никакой легкости ото сна, я попыталась разлепить глаза. Визуально я никого не наблюдала. Только вот вся мебель стояла на своих местах: оккупант прорвал блокаду! Немцы в городе! Осознав мгновенно, что спать я легла абсолютно голая, я стремительно натянула одеяло да самых глаз. И тут от порыва ветра распахнулась незапертая балконная дверь, шторы расступились, и я увидела на балконе Мирона: он курил, облокотившись на перила. Голый, мать его!

Я натянула одеяло до бровей и громко вслух подала признаки жизни:

– Я согласна на переговоры, только если ты наденешь трусы!

После нескольких секунд молчания Мирон щелчком отправил свою недокуренную сигарету на головы отдыхающих, обернулся и с усмешкой ответил:

– Ты, Высоцкая, тоже что-нибудь надень. Я не умею долго вести переговоры с голыми женщинами.

Я почувствовала, как щеки мои становятся пунцово-красными, но через несколько минут была уже плотно упакована в свой халат, белье под которым натянула по самую шею и сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки. Мирон в шортах вальяжно расположился в мягком кресле ровно напротив меня, зафиксировав на лице всю ту же наглую, самодовольную и самоуверенную улыбку. Я – юрист. Я вижу все его намерения, я прекрасно понимаю, куда он клонит. Нельзя, чтобы он считал с меня все мои желания и эмоции, нужно быть умнее его. И я умнее. И сильнее. Поэтому начала этот разговор первой:

– Мне не нравится эта ситуация, но изменить я ее не могу…

– Можешь, – тут же перебил меня Мирон. – Иди к своему начальнику и расскажи ему всю правду. Нас тут же расселят в разные номера.

– Я закончу мысль, если ты не возражаешь, – глубоко выдохнув про себя ругательства, ответила я. – Можно?

– Прости, слушаю, – почти промурлыкал Мирон, поуютнее втирая свое загорелое тело в теплую обивку кресла и не переставая смотреть мне прямо в глаза.

– Так вот: ситуацию изменить я не могу. Но я могу изменить свое отношение к ней. И к тебе. Я ведь прекрасно вижу, чего ты добиваешься…

Мирон удивленно приподнял бровь, но молчал, а я продолжала:

– …и могу тебя сразу заверить, что спать в одной кровати мы с тобой не будем. Я имею в виду секс. Можешь не стараться и не тратить на меня свое время. Я же, в свою очередь, перестану тебе грубить и хамить. И баррикады строить тоже больше не буду. И я надеюсь, что ты понимаешь как нормальный, адекватный и взрослый человек, что я тут не в игрушки играю. У меня есть работа. И это очень серьезно. Я не сделала тебе, в сущности, ничего плохого, что могло бы помешать тебе оказать мне небольшую любезность и перестать рушить мою жизнь и карьеру после того, как ты сам содействовал ее росту. Я готова изображать для всех твою м-ммм… девушку, прекрасно понимая, что вся эта ситуация – дело твоих рук. Ты играешь и развлекаешься. А у меня есть своя жизнь, но сейчас вот так просто, по прихоти ты ее можешь разрушить.

Мирон молчал и смотрел на меня. Изучал. В его взгляде я читала любопытство. В его глазах сверкали искорки.

– Хорошо, – ответил он, наконец, после долгого молчания. – Согласен, что палку мы с тобой перегнули оба. Не злись на меня, Высоцкая. Мир?

И он протянул мне руку. Я расплела ноги и, спустившись с кровати, протянула свою ему в ответ. Перемирие было заключено официально. Ладонь у Мирона была огромная, теплая и сильная, но током меня не ударило, я тогда ничего не почувствовала. Не заметила. Желание? О, да, боже мой! Все мои мысли летали только вокруг его последней фразы про розовых драконов перед тем, как он ушел накануне ночью. Да, я его захотела, но мне казалось, что только физически и я списала все на долгое отсутствие мужчины в моей жизни. Ничего другого я в своих эмоциях не обнаруживала. Ошибка.

Мы отправились завтракать вдвоем для убедительности по отношению к окружающим и для окончательного примирения. За завтраком он вел себя практически безупречно: никакой наглости, никаких самодовольных улыбок – оказывается, что этот гад умеет быть нормальным человеком.

– Высоцкая, дай сигаретку, а то я свои забыл в номере, – попросил Мирон, потягивая горячий кофе.

– Держи, – ответила я, подталкивая к нему пачку. – И меня зовут Вика.

– Знаю я, Высоцкая, – улыбнулся он. – Мне фамилия твоя нравится. Она настолько соответствует твоему характеру, что я не могу удержаться.

– Характеру? И какой же, по-твоему, у меня характер?

– Высокомерный, – не задумываясь, выпалил он.

– Вовсе нет, ты меня не знаешь, – обиделась я. – Просто у меня жизнь тяжелая и мне приходится «кусаться».

– Неа, – возразил Мирон. – Жизнь у тебя тяжелая именно потому, что ты «кусаешься». Попробуй расслабиться, Вик. Ты прилетела в Испанию сутки назад. Ты хотя бы раз искупалась? Нет. И что-то мне подсказывает, что у тебя в чемоданах нет купальника.

– Тебе случайно это подсказывает не то, что ты порылся в моих чемоданах? – съязвила я.

– Нет, не имею такой привычки. Мне это подсказывает макулатура, которой ты весь наш номер завалила. Купальнику в твоих чемоданах места просто не нашлось.

– У меня есть работа. Я сюда приехала не отдыхать.

– Одно другому не мешает. У тебя же ноут, ты можешь преспокойно работать, лежа у бассейна. Твоя проблема в том, что ты не умеешь расслабляться.

– Я не напрягаюсь…

– Я бы поспорил, но пока что это бесполезно, – его голос стал тише и снова напомнил мне прошлую ночь.

Он накрыл своими ладонями мою руку на столе и низким голосом добавил:

– Хочешь, я тебя расслаблю, маленькая моя?

– Мирон! – это был крик на весь ресторан.

– Тихо, тихо, Высоцкая! – с улыбкой ответил он и отпустил мою руку. – Я не в том смысле, успокойся. Ты все мои слова воспринимаешь так, что я начинаю думать, что в твоей прелестной и умной головке все мысли только о сексе. Я просто научу тебя, как можно сочетать приятное с полезным. В любом случае для твоего имиджа на данный момент было бы лучше, чтобы дядька видел нас вместе. А тухнуть в номере, пока ты свои книжки изучаешь, я не хочу. Поэтому: поднимай свою очаровательную задницу и шагом марш за мной!

«Работать тебе, Виктория Андреевна, государственным адвокатом и алкашей защищать!» – сокрушалась я про себя по поводу полного отсутствия возражающих против этой завуалированной наглости аргументов, ибо правда была за ним: он читал мои мысли. И как тогда в автошколе его тон не терпел возражений. И мне ничего не оставалось кроме как встать и пойти за ним, куда поведет. А повел он меня в небольшой магазинчик на территории отеля, где пестрили яркие бикини, парео и легкие, коротенькие сарафанчики.

Поняв, куда Мирон клонит, я громко завила, что сцен из фильма «Красотка» не будет. Я согласна, что мне нужно купить купальник (как я вообще могла его забыть и куда смотрела Алька, помогавшая мне вещи собирать?!), но я куплю его сама, без участия Мирона. Перспектива защищать алкашей снова замаячила после того, как он уточнил, что сама я буду только платить, потому что слезливые мелодрамы ему тоже не нравятся, но выбирать купальник будет он. После этого я была под локоть, молча, впихнута в кабинку для примерки, а спустя минуту через дверцу мне была перекинута вешалка c черным бикини.

Мирон меня не видел, а я снова горела пунцом. Только теперь уже от злости! Стиснув зубы, я с силой дернула вешалку с купальником на себя и заперла дверцу кабинки изнутри. И молчала: обещала же не хамить и не грубить! Пусть он нарушает условия договора, но я сильнее и буду выше этого.

А Мирон тем временем вещал:

– Умница, Высоцкая! Ты очень хорошая ученица. Молчи и слушайся. Возьми еще вот эти примерь, – и через дверцу свесились еще две вешалки с голубым и серебристым купальниками.

– А может желтый? – стараясь не слишком заметно язвить, ответила я.

– О, нет, только не желтый! – засмеялся он. – А вообще, давай-ка все мне обратно, они тебе не подходят. Примерь вот этот.

И он перекинул мне белый купальник.

Я послушно вернула ему все остальное, облачилась в белое и сама поразилась тому, как обалденно я выгляжу. После чего я отперла дверцу и вышла из кабинки.

– Ну, как? – поинтересовалась я у Мирона, которые выбирал что-то среди плотно навешанных вешалок с шортами.

По взгляду я видела, что ему понравилось. Очень. Я не понимала, что со мной происходит, но мне чертовски хотелось, чтобы я ему нравилась. Я хотела, чтобы он хотел меня.

– Выходить было вовсе не обязательно, маленькая моя, – спокойно ответил Мирон, подходя ко мне ближе и ближе, и говоря при этом все тише и тише, – но твоим поведением я доволен, Высоцкая. Ты сейчас себе даже представить не можешь, каких усилий мне стоит не запихать тебя обратно в эту кабинку, запереть эту дверь и не трахнуть… – он сглотнул, – …тебя. Поэтому обещаю, что пальцем не трону, если ты и дальше до самого вечера будешь такая же послушная. А теперь иди туда одна и закрой за собой эту дверь. Купальник хороший. Бери.

Я вернулась в кабинку, закрыла дверцу и посмотрела на себя в зеркало. Это очень опасный мужчина. Очень. Меня бесило уже во всей этой ситуации то, я абсолютно ничего не могла контролировать. Особенно свои мысли и желания. Мирон был какой-то такой… такой… Его наглость меня уже не отталкивала, а скорее наоборот. То, что он принимает за меня решения, меня очень расслабляло. Я на какое-то время вообще перестала думать об обеденной презентации, а думала только о том, что я хочу заняться сексом. И дурацкое положение, в которое я сама себя поставила утренней тирадой, не давало мне шансов проявлять инициативу.

Я переоделась и вышла с купальником. Мирон ждал меня у кассы, держа в руках вешалки с одеждой исключительно белого цвета.

– С купальником четыреста двеннадцать евро. Осилишь? – улыбнулся он. – Размер твой, можешь не сомневаться, я с этим не ошибаюсь. Твои шмотки не годятся для моря, а в белом ты со мной будешь гармонировать. Я вообще люблю белую одежду.

– А я думала, что ты любишь желтую, – улыбнулась я и забрала у него вешалки.

– Querríamos comprar todavía los zapatos blancos, por favor,¹ – пропел Мирон продавцу, а потом повернулся ко мне. – Какой у тебя размер обуви? Тридцать восьмой?

– Ага, – пораженная его произношением и ошарашенная беглостью речи кивнула я.

– Treinta ocho, el tacón alto, por favor,² – добил меня Мирон своим безупречным произношением.

– Еще шестьдесят пять евро, – констатировал он, когда продавец вынес мне коробку с парой обуви. – Высоцкая, давай я тебе хотя бы туфли подарю. Без обязательств и от чистого сердца. В награду за хорошее поведение.

Я посмотрела ему в глаза. Он вдруг перестал казаться мне противным гадом. Он был такой большой, загорелый, сильный, надежный и уверенный. И мне почему-то было спокойно. Я согласилась на подарок и заплатила только за одежду.

Мы отправились в номер, переоделись и поехали к морю на машине, которую он взял в прокате. Через двадцать минут мы уже были на небольшом городском пляже. Пока я снимала белую прозрачную тунику, Мирон воткнул в мой ноут флэшку, а свой взгляд в меня и сообщил, что интернет есть не только в России и поинтересовался, на кой черт я притащила с собой на море чемоданы полные книг?

Я что-то ответила. Не помню что. Это почему-то стало вдруг неважно. Я работала относительно спокойно до самого обеда. Он смеялся и рассказывал мне анекдоты, но это меня ничуть не отвлекало: мысли о сексе только множились от его голоса, а вот предстоящая презентация казалась такой неважной, несложной и ненужной, что и заморачиваться о ней было бессмысленно. Мы лежали в шезлонгах под большим зонтом. Мирон несколько раз поднимался в бар за безалкогольными коктейлями для нас. Я была в белом бикини. Он был в белых шортах. На нас смотрели, мы действительно хорошо смотрелись рядом. И кто бы мог подумать, что сутки назад я хотела его убить? «Вот что делает инстинкт с голодной женщиной», – подумала я и в очередной раз по-кошачьи потянулась, лежа с ноутбуком на животе.

На обед в ресторан мы пошли, держась за руки. Так же – за руку – он проводил меня до конференц-зала, где я должна была со своими помощниками презентовать ту деятельность, которую я намеревалась развернуть на посту руководителя отдела досудебных урегулирований. За руку, он постоянно держал меня за руку. А ведь обещал и пальцем не трогать. И все-таки, я хороша, чертовка! Могу быть, если захочу.