Куриный бульон для души. Я решила – смогу! 101 история о женщинах, для которых нет ничего невозможного

Бывшая миссис Несчастная

Мнения посторонних людей о вас не обязаны соответствовать реальности.

Лез Браун

– Здрасьте, миссис Рабл! – крикнул мне сын соседей, когда я парковалась у нашего дома. Он произнес мое имя и слово «миссис» вместе, так что два слова слились в одно: миззрабл. Это звучало как «мизерабл» – «несчастная».

– Привет, Джон! – откликнулась я через открытое окно автомобиля. – Привет, Ричард! – сказала я своему мужу, стригущему газон. Он делал это каждую пятницу независимо от того, насколько выросла трава.

– Где ты была? – проворчал Ричард, пересыпая скошенную траву из газонокосилки в мешок для мусора.

– Мэтью надо было показать педиатру, – ответила я. Не имело смысла напоминать, что прошлым вечером я об этом уже говорила.

– Вот как? И что он сказал? – спросил Ричард и снова включил газонокосилку.

Да, я знаю, что я слишком эмоциональная. Но я давно научилась сдерживать слезы. Я начинаю сильно моргать, чтобы они исчезли.

– Педиатр рекомендовал показать его неврологу. Он считает, что Мэтью избегает смотреть в глаза и его поза не совсем естественна. Он дал мне направление.

На лице Ричарда появилось раздражение.

– Зачем ты мне это все сейчас говоришь? Ты разве не видишь, что я кошу траву?! Черт подери, Анна, это не лучшее время для разговора. И вообще, где ты нашла этого доктора-шарлатана? – Отвернувшись от меня, муж пошел за газонокосилкой. Его спина была такой же прямой, как остававшаяся за ним линия подстриженной травы.

Мысленно я упрекнула себя, что не подготовилась к этому разговору заранее. Мы были женаты уже десять лет, и я прекрасно знала, что не стоит отвлекать Ричарда, когда он чем-то занят. Вообще нельзя начинать с ним разговор, предварительно тщательно его не обдумав. Чтобы избежать его гнева, надо было соблюдать негласные правила: подбирать слова, планировать оборону и аргументацию, а также быть всегда готовой уступить. Достаточно вспомнить нашу свадьбу, где подружки невесты несли не букеты, а красные флаги.

Мы познакомились в колледже. Ричард был влюблен в себя, как Нарцисс, и считал, что весь мир против него сговорился. Я восприняла его неумение сочувствовать людям как сдержанность, перфекционизм – как настойчивость и упорство, а его стремление все регламентировать объясняла склонностью к порядку. Я очень хотела, чтобы наша любовь длилась вечно, и ответила взаимностью на его чувства. Кроме того, я помнила совет своей бабушки: «Люби мужчину таким, какой он есть, а не таким, каким ты хотела бы его видеть».

Когда Ричард сделал мне предложение, меня неприятно удивило дешевое кольцо, которое он надел мне на палец.

– Я знаю, ты хотела бы кольцо с бриллиантом, – сказал он тогда. – Но обычное кольцо без камня лучше с точки зрения вложений. Да и вообще, кольцо не имеет значения.

Ричард поцеловал меня и добавил:

– Никто не будет тебя любить сильнее, чем я.

Его слова были больше похожи на угрозу, чем на то, что говорят любимой девушке, когда просят ее руку и сердце. Но я дала согласие, и мы поженились.

Когда в первый раз Ричард на меня сильно рассердился, я была в шоке. На людях он всегда вел себя спокойно и корректно, но совершенно не сдерживал свои порывы гнева, когда мы оставались наедине. У него был очень непростой характер, но я решила не обращать внимания на его перемены настроения и делать все возможное, чтобы ему не перечить.

Однажды Ричард обругал меня за то, что я испачкала его любимую кухонную лопаточку соусом для спагетти. («Бог ты мой, да какой же дурой надо быть, чтобы мешать томатный соус лопаточкой?! Для этого есть деревянная ложка!») После этого я купила набор новых кухонных принадлежностей. Он постоянно критиковал меня за то, что я хочу стать писателем («Ты думаешь, ты у нас новая Джоан Роулинг?»). Его слова словно обдавали меня холодным душем.

Слова способны ранить так же больно, как и физическое насилие.

Однажды он сказал, что в моих ежемесячных ужинах с отцом есть что-то подозрительное. Я пригласила его присоединиться к нам. Я не отдавала себе отчета в том, что муж терроризирует меня своим деструктивным отношением, и в ответ пыталась быть еще более мягкой, любящей и понимающей.

Из машины выпрыгнула наша трехлетняя дочь Оливия.

– Не переживай, мама, я тоже не заметила, что папа косит траву, – сказала она.

Прижимая к груди плюшевого зайца, дочка направилась к дому. Я заехала в гараж и выключила двигатель. «Дыши глубже», – повторяла я про себя, отстегивая ремень безопасности Мэтью. Я вынула сына из машины и положила его в слинг, снова с грустью обратив внимание, что его взгляд ни на чем не фокусируется. Его глаза были такими же отсутствующими, как гнетущая пустота в моей душе.

– Да, Джон, – подумала я, – я действительно мизе-рабл. Несчастная миссис Рабл.

Следующие четыре года прошли в посещениях врачей: неврологов, диетологов, окулистов, физиотерапевтов, трудотерапевтов, логопедов и специалистов по сенсорной интеграции. Хотя все они подтверждали аутизм Мэтью, Ричард упорно отрицал, что с сыном что-то не так. А я отрицала факт, что все больше боюсь своего мужа. Я хотела сохранить наш брак ради дочери и сына и надеялась, что все изменится, если я стану хорошей матерью и доброй женой.

Состояние здоровья Мэтью действительно улучшалось. С ним работала целая команда профессионалов, и он развивался. Он делал первые шаги, произносил первые слова и начинал есть нормальную еду. Я аккуратно и дозированно рассказывала Ричарду об успехах сына.

– Ну, вот видишь, – отвечал Ричард. – Я всегда говорил, что у него все в порядке.

Муж испытывал облегчение от моих слов, но вел себя по отношению ко мне очень покровительственно.

Мне хотелось верить, что Ричард прав относительно Мэтью и нашего брака, но чем лучше становилось здоровье сына, тем больше портились мои отношения с мужем.

Однажды Мэтью выдал матерную тираду, точно повторяя слова отца. Оливия часто спрашивала меня: «А почему все папы такие злые?» Я поняла, что больше не могу поддерживать брак ради детей.

Я сказала Ричарду, что хочу жить раздельно. Он ответил, что я не имею права его бросать – я вкладывала недостаточно сил в наши с ним отношения. Кроме того, он не может себе позволить платить за два дома.

– Ты не в состоянии жить одна, ты ведь даже не умеешь косить траву и расчищать снег, – сказал он мне.

На следующий день я вместе с детьми переехала к моим родителям. Я твердо решила, что мои дети не будут расти в атмосфере неуважения, манипуляций и вражды. Мы с Ричардом начали ходить к психоаналитику. Но эти посещения ни к чему не привели, потому что, по мнению Ричарда, я была виновата в том, что мы расстались. Я поняла, что развод неизбежен.

Другой специалист помог мне понять, что психологическое насилие не менее деструктивно и опасно, чем аутизм. Ричард никого из нас не бил, но слова способны ранить так же больно, как и физическое насилие. Перепады настроения, унизительные комментарии подавляли мою личность не меньше, чем рукоприкладство.

На получение развода ушел целый год. В это время я жила по новому принципу: «Люби себя за то, какая ты есть, а не за то, какой тебя хотят сделать другие». Я снова обрела самоуважение и живу, полагаясь только на себя. Я перестала мысленно репетировать разговоры с Ричардом и вздрагивать при звуке его голоса. Судья дал нам развод, и я получила свободу и свою девичью фамилию. Теперь я уже не миссис Несчастная.

С. А. Тибодо

Глава 3
Это мой выбор!

Дети или карьера?

Один из самых мужественных поступков, которые вы можете совершить, – это определить себя, понять, кто вы есть, во что верите и куда хотите идти.

Шейла Мюррей Бетель

Был поздний вечер, и я стояла на коленях, уронив пульсирующую болью голову в мокрые от слез ладони. Я силилась подавить рыдания, которые грозили разбудить двух моих маленьких детей.

Звонок раздался несколько часов назад: я получила эту работу. После пяти собеседований, трех презентаций и десятков образцов письменных заданий я получила щедрое предложение. Предложение, которому я искренне радовалась бы в любой другой момент своей жизни, но сейчас он причинял мне только душераздирающие мучения.

Предложение, на которое надо было дать ответ на следующий день.

Несколько лет назад, когда родился мой первый ребенок, я спрыгнула с высокой ступеньки очень крутой карьерной лестницы. Мои знакомые думали, что я спятила. Потом, когда моей дочери было три года, а сыну – всего пара месяцев, меня бросил муж. К концу того первого ужасного года моя финансовая стабильность дала опасный крен.

И вот у меня появился шанс восстановить карьеру, снова оказаться на коне. Перестать считать копейки, снова стать успешной молодой леди в дорогом костюме.

Но все это казалось неправильным.

Более того – нестерпимо ошибочным.

Прежняя карьера претендовала на весь объем времени, энергии, креативности и страсти, какой у меня был. Я по-прежнему обладала всеми этими качествами, но с удовольствием тратила их на семью. Продолжая одной рукой помешивать варево в профессиональном котле, я считала свою работу в СМИ своего рода гарниром, а своих детей кормила основным блюдом. Теперь же, столкнувшись с решением «все или ничего», я представила, как отставляю детей «на заднюю конфорку», после чего у них, совсем недавно имевших двух родителей, остается меньше одного.

Это никуда не годится.

Любительница свободы со стремлением к независимости, я никогда не поддавалась стадным инстинктам. В результате я часто принимала непопулярные решения. Я дерзко окончила старшие классы экстерном, дерзко стала журналисткой в семье ученых, а потом, годы спустя, дерзко решила дать своим детям домашнее образование (высший акт бунта).

В прошлом я следовала зову сердца и оказывалась права, но сейчас неверный ход мог серьезно угрожать благополучию моих детей. Для многих других людей решение было бы очевидным и простым: уцепиться за такой потрясающий шанс, обеспечив себя защищенностью и престижем, которые могла дать новая работа. Но меня необходимость принять такое решение съедала заживо: согласиться на эту работу значило пойти наперекор сердцу.

Измученная, я поднялась с пола и припухшими от слез глазами вгляделась в фотографии моих детей. Притихший дом словно тоже ждал моего решения. И в этом перехватывающем дыхание молчании я услышала голос. Он не был покорным. Он не терпел компромиссов.

Он был смелым и уверенным.

У тебя уже есть работа, которую надо делать.

Эти слова эхом разнеслись по комнате и поразили свою мишень – устремились прямо в мою душу.

Потрясенная, я поднялась на второй этаж, чтобы проверить, как там дети; они оба свернулись калачиком в блаженном сне. Я слышала их дыхание, тихое и ровное.

У тебя уже есть работа, которую надо делать.

Была глубокая ночь, однако я чувствовала, что меня окружают свет и ясность.

Решение действительно было простым. Я откажусь от чужой работы, о которой любой другой человек мог только мечтать, и радостно возьмусь за свою собственную.

С моих плеч свалилось гигантское бремя.

Ночь, которая была бессонной из-за стресса, так и осталась бессонной – но уже из-за адреналина. Мне многое надо было продумать. Что я имею: статус матери-одиночки, двух маленьких детей, никакого постоянного дохода и ноль помощи с детьми. Но все это было вторично. Я была готова действовать. И готова защищать свою решимость от отрицательной реакции, которая, я это знала, неминуемо последует.

Я начала составлять план.

Я писала и писала, набрасывая одну страницу заметок за другой. Я исследовала варианты работы на себя, вспоминая и ставя заново все творческие цели, которые у меня когда-либо были. Потом разрабатывала стратегии, позволявшие максимизировать доход, при этом продолжая оставаться с детьми и заботиться о них. К утру я распланировала шаги с первого по сотый для плана А, а также для запасных B и C.

И снова мои знакомые решили, что я спятила. Некоторые и вовсе списали меня со счетов. «Такого шанса тебе больше не представится», – говорили они.

А я все равно продолжала идти своей дорогой.

Я решила на некоторое время залечь на дно, чтобы успокоиться и нарастить внутреннюю силу. Я брала договорную работу, которая позволяла мне одновременно получать небольшой доход и воспитывать детей. Я писала и редактировала. Консультировала и учила. Я испытывала свои силы и выяснила, что могу научиться чему угодно, если выделю на это время. Принимая самые разные заказы, от редактирования юридических документов до написания текстов для поздравительных открыток, я ступала на территорию таких профессиональных сфер, которых никогда не узнала бы, оставаясь наемным офисным работником.

Все начиналось постепенно – очень медленно. Но медленный темп не был трагедией, он был Божьим даром, позволившим мне отточить мою стратегию, принимать лучшие решения и, самое главное, оставаться доступной для простых моментов общения с детьми.

Было бы ложью сказать, что разбитые осколки моей жизни срослись заново, как ни в чем не бывало. На самом деле одна за другой возникали все новые трудности. Ушедший муж как в воду канул, мне пришлось продать дом, дети заболели астмой. Но я была неколебима. Я встала на свой путь, и по нему меня вело мое сердце.

Свобода, которая явилась результатом того, что я сама выбирала себе цели, более чем стоила затраченных усилий. Каждый новый день начинался как чудесное предложение написать мой собственный сценарий. Я могла выбирать для него сцену, декорации и актеров, отдавая своим детям главные роли. В дождливые дни мы оставались дома, занимаясь обязательными делами и имея массу времени для игр. Когда солнце сияло вовсю, отправлялись в зоопарк, прихватив с собой в дорогу рюкзак с моими рабочими проектами.

Что я имею: статус матери-одиночки, двух маленьких детей и никакого постоянного дохода.

От футбольных матчей юниорской лиги до театральных представлений – я смогла не пропустить ни одного из важных для моих детей моментов. Мои профессиональные проекты были второстепенными сюжетными линиями, вплетенными в сцены ради поддержки истории моей семьи, а не наоборот. Разумеется, я упустила ряд деловых возможностей. Но каждый вечер, когда я укладывала детей спать, моя душа была полна. Со временем, по мере того как подрастали дети, рос и мой бизнес. Моя маленькая семья процветала.

Мои бывшие коллеги оказались правы. Я так и не «восстановила» свою прежнюю карьеру. И ничуть не жалею. Я одарена благами сверх меры и бесконечно благодарна за ту жизнь, которая у меня есть, за драгоценную близость с моими, теперь уже взрослыми, детьми и за разнообразие приносящей удовлетворение, наполненной истинной страстью работы.

Я рада, что доверилась своему внутреннему голосу. Я знаю, что в будущем мне предстоит принять еще немало решений. И принимая их, я не забуду собраться с мужеством и следовать зову сердца.

Джуди О’Келли

Старая дева

Никто не властен над твоим счастьем, кроме тебя; следовательно, ты обладаешь властью изменить в себе или своей жизни все, что захочешь изменить.

Барбара де Анджелис

К тому времени как мне исполнилось двадцать восемь, я уже семь лет как преподавала, имела степень магистра по педагогике и собиралась покупать дом. И вот тут-то столкнулась с неожиданностью. Когда я заполняла анкету для получения кредита и написала в ней «не замужем», у меня почему-то возникло ощущение, что я в чем-то потерпела неудачу. Я была так занята своими достижениями, что забыла выйти замуж!

Желая исправить эту значительную промашку в своей обычной прямой и решительной манере, я влюбилась в обходительного инженера. Мы познакомились во фруктовом отделе супермаркета: он был в дорогом костюме, а я в своих обычных для выходных дней спортивных штанах и футболке. Я заметила, что его густые темные волосы лежат красивыми волнами, и поймала взгляд блестящих глаз, которые изучали то ли меня, то ли виноград, гроздь которого я поднесла поближе к лицу, чтобы рассмотреть. Стыдясь своего непрезентабельного внешнего вида, я пошла дальше – и снова столкнулась с ним (и не раз) в других рядах. Наконец, он пропал из виду, а я направилась к кассе, мысленно давая себе обещание выбрать для походов за покупками более привлекательную одежду.

Рядом с моей «коробчонкой» на парковке стоял спортивный «Ниссан 280Z». А к пассажирской двери вальяжно прислонился мой теперь уже открыто улыбающийся Адонис, который представился и спросил, не хочу ли я как-нибудь встретиться и выпить вместе кофе. «Как-нибудь» и «встретиться» звучало вполне безобидно, и я согласилась на встречу с ним после уроков в ближайший вторник.

Следующие шесть месяцев Ник был совершенно очарователен… пока мы не заключили помолвку. Бриллиант в форме сердечка, который он надел на мой пальчик, послужил сигналом для поздравлений от друзей, коллег и просто знакомых. Мои родители были вне себя от счастья. Прошло больше десяти лет с тех пор, как вышла замуж последняя из моих старших сестер, и им не терпелось увидеть, как я иду по их стопам. Я ощутила укол разочарования при мысли о том, что это событие стало для всех таким праздником, в то время как мой заработанный трудом и потом диплом магистра едва ли вызвал рябь на воде безмятежного пруда, который напоминало мое семейство.

Жених сказал мне: «Ведь ты учительница! Можешь рожать детей во время летних каникул!»

Очарование Ника несколько потускнело, когда он начал озвучивать все новые и новые критические замечания по поводу того, как я одеваюсь и содержу дом. Должна признать, его квартира действительно была безупречна – ни пятнышка! Но вот интересно, почему же тогда он проводил столько времени в моей, если она не отвечала его высоким стандартам?

Наша любовная лодка закачалась всерьез, когда он взялся за сокращение моих трат, составив список вещей и услуг, без которых я могла обойтись. Это я-то – человек, который способен наготовить еды на неделю из одной-единственной курицы?! Я, которая купила дом на учительскую зарплату?! И внезапно меня стали возмущать его спорткар, итальянские туфли и одеколон за 100 долларов. Несмотря на то что его заработок был вдвое больше моего, он подчистую выбрал деньги с двух солидных кредиток и уже осваивал третью. Я спросила, от чего планирует отказаться он, но получила в ответ отповедь: мол, ему «необходимы» определенные вещи, чтобы поддерживать свой статус.

Вопрос детей тоже оказался непростым. Ник мечтал о целой футбольной команде сыновей. Я, как и мои сестры, представляла себя домашней мамой. Поскольку финансовые проблемы уже заявили о себе, мне вовсе не следовало удивляться, когда я услышала, что нам будут нужны оба наши источника дохода. И как он это себе представляет? Ник уверил меня, что благодаря своему длительному учительскому отпуску я смогу рожать детишек в летние каникулы, даже не уходя в декретный отпуск!

Я, обычно такая жизнерадостная, заметно приуныла. Те же люди, которые прежде охали и ахали над моим кольцом в форме сердечка, теперь, казалось, были полны решимости довести дело до свадьбы. Когда я выражала сомнения, которые множились с каждым днем, меня уверяли, что у всех невест бывают предсвадебные «нервы», и советовали не обращать на них внимания.

Вечером накануне похода за свадебным платьем, который я планировала вместе со своей матерью, Ник добавил ту самую пресловутую последнюю соломинку, которая сломала спину верблюду. Он объявил, что собирается поставить загон для моих собак в переднем дворике, чтобы они не бегали где попало. Тогда на моем большом заднем дворе можно будет устраивать барбекю и прочие развлечения. У меня отпала челюсть. Я специально выбрала этот небольшой дом с большим двором, чтобы Банни и Флаффи было где гулять на свободе! Все контролирующие меры, которые применял ко мне Ник, побледнели, когда до меня дошло, что, если мы поженимся, плохо будет не только мне.

Я позвонила маме и сказала, что отменяю наш поход за свадебным платьем и, если уж об этом зашел разговор, саму свадьбу тоже. И была очень рада, что она не стала напоминать мне о моих «преклонных» годах или пытаться отговорить меня от поспешного решения. Оно в любом случае было не поспешным, а назревало несколько месяцев.

Можно ли сказать, что я потерпела неудачу в достижении своей последней цели? Предпочитаю думать, что я, скорее, сумела вовремя спрыгнуть с рельсов, убравшись с дороги мчащегося поезда.

Марша Портер

Правильные слова

Любые слова, которые мы произносим, следует выбирать с заботой о людях, которые их услышат и испытают их влияние, к добру или худу.

Будда

Я стояла у дверей кабинета профессора Миллс, уставившись на черные крапинки на полу и размышляя о своей итоговой оценке.

После трех лет специализации в английском языке я наконец набралась храбрости, чтобы выбрать свой первый курс творческого письма. Слова давно и тайно были моими лучшими друзьями, и, хотя я никому об этом не говорила, мне хотелось когда-нибудь сделать с их помощью карьеру. И наверняка, думала я, моя сегодняшняя оценка станет индикатором будущих успехов.

Дверь скрипнула, открываясь, и профессор Миллс пригласила меня в кабинет. Она вытащила мое сочинение из папки, лежавшей на столе, и сунула мне в руки. На меня уставилась здоровенная красная «тройка». Я опустила глаза. Моим первым побуждением было бросить листки и убежать.

Но профессору Миллс этого было мало. Она подняла брови и с почти незаметной змеиной улыбочкой проговорила:

– Боюсь, вам никогда не стать публикуемым писателем.

Мои щеки вспыхнули. Я кое-как сумела пробормотать «до свидания», развернуться и нащупать дверную ручку. Всю дорогу до конца коридора эти слова подскакивали и метались у меня в голове. Всю дорогу до дома я гадала, правдивы ли они.

Когда я рухнула на постель, наконец пришли слезы. Я-то думала стать известным писателем, а меня даже никогда не опубликуют! Вот так, в возрасте двадцати двух лет, распростершись на своем персиковом одеяле, я отказалась от мечты сделать карьеру в литературе.

Жизнь продолжалась. Я получила другую профессию и начала преподавать в начальной школе. Вышла замуж, родила детей, но никогда полностью не отказывалась от слов. Я продолжала много читать, но мои литературные опыты ограничивались в основном редкими заметками, нацарапанными в самодельном дневнике.

Что-то изменилось вскоре после моего тридцать девятого дня рождения. Возможно, я наконец осознала пустоту, возникшую в моей жизни из-за того, что я игнорировала свою потребность писать. Может быть, это было как-то связано с приближавшимся юбилеем и осознанием, что мое время не бесконечно.

Я преисполнилась решимости посрамить слова профессора Миллс, которые слишком долго правили моей жизнью. Пришла пора заново познакомиться со своей мечтой.

Я стала писать – дома, после того как дети уходили на занятия в школу; в машине на парковке; посреди ночи, когда у меня случалась бессонница. Я часами просиживала в библиотеке и книжном магазине, читая и просматривая журналы и списки издательств.

Поначалу я писала все подряд – короткие рассказы, сказки, стихи для поздравительных открыток и даже кулинарные рецепты, и отсылала их в журналы и газеты. Когда приходили отказы, слова профессора Миллс снова назойливо жужжали у меня в голове. Но я не сдавалась.

И вот почти год спустя наконец чудо свершилось! Один из журналов опубликовал мой рецепт печенья с арахисовым маслом, которым в свое время поделилась со мной мама. Журнал заплатил мне десять долларов, но эти деньги казались мне чистым золотом. Я стала публикуемым автором!

Я продолжала рассылать свои работы – в тот год их было 118; но получила 89 отказов. Каждый из этих отказов ныл и саднил, как заново вскрывшаяся старая рана. Я напоминала себе, что не каждый отказ бывает непосредственно связан с качеством письма. И сосредоточивалась не на отказах, а на 29 принятых работах.

В следующем году я записалась на первый в своей жизни семинар для начинающих писателей. Сомнения начали одолевать меня где-то на двухсотмильном пути к отелю, где он проходил.

«Что, если это всего лишь глупая мечта?» – гадала я.

Но на следующее утро я поглубже вдохнула и вошла в конференц-зал с ноутбуком под мышкой. За мной по пятам незримо следовала профессор Миллс. «Вам никогда не стать публикуемым писателем!» – гремел ее голос в моих ушах.

Я игнорировала ее, записывая все полезные сведения о писательском ремесле, какие услышала за эти выходные. Вернулась домой после семинара, вдохновленная и готовая трудиться еще усерднее.

«Вы тратите так много сил на столь скромный результат и называете это призванием?»

Вскоре я прошла онлайн-курс творческого письма и за время учебы познакомилась с несколькими начинающими писателями. Мы начали переписываться, делиться своими историями частых неудач и редких побед, которые были очень похожи между собой. И я усвоила писательскую мантру: никогда не сдавайся. Это общение приносило мне утешение.

Так я продолжала писать и предлагать на рассмотрение свои работы. Отказы и публикации чередовались, почти никогда не сравнивая счет.

Через некоторое время я записалась на следующий семинар, где наши работы должны были критиковать профессиональные редакторы. И я поймала себя на том, что стою у дверей конференц-зала, глядя теперь уже на бурые крапинки на гостиничном ковре. Будто я снова студентка, ожидающая вердикта.

Усевшись напротив редактора, я сцепила руки, чтобы унять дрожь. Она вынула из папки мою рукопись и посмотрела на меня. Я затаила дыхание. Но вместо язвительной усмешки она доброжелательно улыбнулась:

– Чудесный лирический стиль!

Я улыбнулась в ответ и снова смогла дышать. Я слушала и кивала, пока она высказывала конструктивные замечания и давала советы о том, как улучшить мою работу. В конце я поблагодарила ее и вышла.

Всю дорогу до конца коридора ее слова танцевали в моей душе. Всю дорогу до дома я говорила себе, что это правда.

Ранним утром два года спустя я была еще в пижаме, когда зазвонил телефон.

– Ваша рукопись выиграла грант, – сказал мне женский голос. – Пятьсот долларов.

– Вы уверены? – переспросила я. Должно быть, это сон…

К этому времени я сосредоточилась на сочинении книг для детей, и национальная премия от фонда детской литературы была одновременно и потрясением, и честью для меня. Я вложила эти деньги в продолжение своего литературного образования и осмелилась думать, что моя мечта стать известным писателем гораздо ближе, еще чуть-чуть – и ее можно будет потрогать кончиками пальцев.

Но ночь темнее всего перед рассветом. Три рукописи моих книг отправились в разные редакции – и все три были поочередно отвергнуты. Вскоре после этого я подписала договор с литературным агентом, но впоследствии рассталась с ним, когда осознала, что мы не подходим друг другу. По настоянию нового агента я целиком переделала свой детский роман – но и новая версия ему не понравилась. Отказ за отказом сыпались в мой ящик входящих.

Я снова слышала голос профессора Миллс, и с каждой новой трудностью он звучал все громче. Не спасало даже то, что она уже ошиблась, – ведь я все же стала публикуемым автором. Теперь в моей голове ее посыл приобрел продолжение: «Вы тратите так много сил на столь скромный результат и по-прежнему считаете, что это ваше призвание?»

Я решила бороться с этим голосом, с этими словами, которые лишали меня силы и уверенности. И я начала искать положительные отзывы о своих работах – отзывы учителей, знакомых, редакторов и агентов.

«Ваш язык оригинальный и интересный».

«Вы талантливый писатель».

«Ваши сюжеты увлекают».

Я составила из них список и повесила его над своим столом. Каждый раз, найдя очередное подбадривающее или поддерживающее слово, я добавляла его к уже имеющимся. Эффект был значимым и продуктивным: вдохновение вернулось, и я села писать.

В конечном итоге я перестала считать полученные отказы – они приходят до сих пор. Со временем я даже перестала слышать ядовитые слова профессора Миллс. Вместо них я сосредоточиваю внимание на той двадцатидвухлетней девушке, у которой была мечта стать известным писателем. Я сосредоточиваюсь на том, какой эффект имеют мои слова. Чему они учат, на что вдохновляют моих читателей. Каждый день я сажусь за стол, читаю свой позитивный список и начинаю писать.

Аннетт Гулати