Космогоны. Научно-фантастическая поэма

© Эрлен Григорьевич Вакк, 2024

ISBN 978-5-0062-8191-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эрлен Вакк

КОСМОГОНЫ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОТ АВТОРА

Действительно – это странная и при этом спонтанно возникшая идея, – облечь в форму стихотворного жанра научно- фантастическую повесть. Жанр, прямо скажем не для всех. Физики и теоретики, читая поэму, купаются во всём своём, семантика терминов им родная. Но «чистые» гуманитарии после одной, двух глав впадают в ступор. Эксперимент не вполне оправдал себя. На фоне падения в России общего уровня культуры и интереса к печатной книге, тем более поэтической, приходится утешать себя мыслью, что второе издание поэмы я редактировал ради приложений к ней.

Книга в целом затрагивает столько проблем, что ещё перед первым изданием пришлось задним числом расписывать в приложениях все аспекты, затронутые в поэме. Действительно, она специфична и рассчитана на профессионалов с хорошей подготовкой в области строения вещества и в области космологии и астрофизики. А также на биологов и генетиков, особенно генетиков, проводящих свои исследования в области живого с привлечением цифровых технологий.

Эта поэма, будь она неладна, отняла у меня четверть века жизни. Но всё же это, как ни крути, не научный трактат, а художественное произведение с трагикомическим подтекстом. «Космогоны» в силу запредельности фантастической фабулы, скорее всего поэма пересмешник. Сарказм и самоирония сквозящие в тексте, стали причиной определения её жанра автором как «пародэмы»». Именно поэтому в текстах некоторых глав поэмы звучат реминисценции из Пушкина, Беранже, Блока, Грибоедова и других поэтов. И неудивительно: «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь, (так эпигонством), слава богу, у нас немудрено блеснуть».

«КОСМОГОНЫ» И ИХ АВТОР

(к первому изданию книги в 1996 г.)

О том, что он человек пишущий я знал давно. Юбилейными «поэмами» и экспромтами мы обменивались и раньше. Но литература? Ладно, сборник стихов. Сейчас каждый пятый норовит обзавестись спонсором, или на свои кровные издать сборник. На худой конец втиснуться в братскую могилу под крышей альманаха. Но «Космогоны»? Это задело, это уже принципиально иное качество, впрочем… Есть ли грань между безудержным полетом фантазии и интеллектуальным хулиганством? В этом смысле «Космогоны» – в зоне риска. Это не Лемм и это вам не Бредбери. Зачем подвергать нас ужасами мутаций, биологической мутации, мучить кошмарами общения с нейтринными двойниками, как в «Солярисе», заставлять людей общаться с роботами. Не проще ли превратить мысль человека в бесплотный дух и запустить в дальний космос и все дела! Такой «рукотворный бесплотный дух» может повергнуть в уныние и фанатиков культа и плеяду пионеров атомного века. Что это?! Насмешка над научной аргументацией? Подножка Символам Веры Старого и Нового Заветов? Кто подлинный хозяин в этой бездне неизмеримых пространств, пронизанных смертоносными излучениями и сотрясаемых чудовищными гравитационными катаклизмами?

Наивная патетика, откровенное ёрничество, сарказм, оборачиваются прозрением пронзительным, как сама мысль. Приводят к невеселому выводу о том, что «в своей душе мы Космос носим, а все у неба просим, просим, забыв земное бытие». Во всяком случае в авторе этой книги, менее всего от лирического героя, от пресловутого первого лица, которое не более, чем полумаска. В нем, как в человеке, от Ветрогона и от Скалолюба, гораздо больше, чем от этого «я»:

Наверно вовсе не грешно,

Скосив глаза в чужую книжку,

Свою оттачивать мыслишку,

Но, впрочем, может быть смешно…

Так веселитесь, ради бога,

До неизвестного конца

Летит, пылит моя дорога

И топот старого Пегаса

не слышен в грохоте копыт…

И никакие самые блистательные лирические отступления не скроют того факта, что в этой цитате наш хитрец, перехитрил самого себя. Он мыслитель, готовый ради розыгрыша отказаться от самого престижного комплимента, которого может удостоиться литератор. Но я предлагаю вспомнить афоризм великого Нильса Бора: «Нет сомнения в том, что перед нами безумная теория, но весь вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы оказаться ещё и верной». Так вот, по части безумия с «Космогонами» всё в порядке, теперь очередь за научной аргументацией. Автор и предлагает нам то информационное поле, которое из «поля дураков» может стать новой Библией, где Символ Веры уступит место Антропному принципу эволюции ВселеннойНет и не может быть во Вселенной ничего более фантастического, чем сама Вселенная, а во Вселенной – нет ничего более фантастического чем человеческое сознание.

Доктор технических наук, профессор Иосиф Лейтес

КРАТКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

«Космогоны» научно-фантастическая поэма

(второе издание, первое издание 1000 зкз. Москва, 1996 г.)

1 часть. Собственно поэма из 20 глав, объёмом примерно 100 стрю, включая предисловие.

2 часть. «Послесловие для редактора» 45 стр.

3 часть. Краткий комментарий к научным терминам и

фантастическим словообразованиям объёмом 23 стр. (для желающих освежить свои знания в области физики строения вещества, астрономии, космологии и генетики, или как-то обогатить арсенал своих знаний.

Поэма необычна по замыслу главной фантастической парадигмы. Вполне возможно, что такая парадигма впервые представлена в научно-фантастической литературе. Опыт шести лет на портале Стихи РУ показал, что её целиком, чаще отдельными главами, всё-таки читают (как сам текст в стихах, так выборочно и второю и третью части книги.

«Космогоны» изначально предназначались прежде всего для волны энтузиастов: старшеклассников, студентов, аспирантов, уже сделавших свой выбор в пользу серьёзных вузов, выпускающих специалистов высшей квалификации. Но прежде всего для молодых учёных – физиков, космологов, генетиков, нейропсихологов, нейрологов, исследующих тонкие механизмы сознания, специалистов в области цифровых технологий и создания ИИ (искусственного интеллекта). И конечно же для представителей многих научных дисциплин, работающих в «пограничном слое», на стыке между познанными и ещё не познанными законами природы. Надеюсь, что «Космогоны», сам текст поэмы и расширенный комментарий к её «терра инкогнита», будут интересны не только молодому читателю, но и каждому любознательному человеку, для которого познание окружающего нас мира, наполняет жизнь смыслом и побуждает к действию.

Главная идея поэмы Космогоны» затрагивает наши общечеловеческие проблемы в таком отдалённом будущем, когда понятие государства исчезнет, как древний артефакт и самым важным образом встанет вопрос о сохранении во Вселенной человеческого сознания, как высшей формы эволюции самой Вселенной. А вот сумеет ли человечество трансформироваться в межзвёздные колонии «искусственных духов вселенной» или другие формы разумной жизни и что при этом уцелеет от земных императивов нравственности и земного духовного наследия, вот об этом и речь. Это и есть главный нерв книги.

Как сон, пройдут дела и помыслы людей,

Забудется герой, истлеет мавзолей,

И вместе в общий прах сольются

И мудрость, и любовь, и знанья, и права,

Как с аспидной доски ненужные слова

Рукой неведомой сотрутся.

И невозможно нам представить и понять,

В какие формы дух оденется опять,

В каких созданьях воплотится,

Быть может из всего, что будит в нас любовь,

На той звезде ничто не повторится вновь,

Но есть одно, что повторится…

………………………………………………..

В каких бы образах и где бы средь миров

Ни вспыхнул мысли свет, как луч из облаков,

Какие б существа не жили,

Но будут рваться в даль они, подобно нам,

Из праха своего к несбыточным мечтам,

Грустя душой, как мы грустили…

Так писал в самом начале прошлого века поэт-символист Николай Минский (Виленкин).

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА, ОНИ ЖЕ – ИСПОЛНИТЕЛИ

Ветрогон – философ, историк науки, в прошлом физик-теоретик.

Скалолюб – физик-ядерщик.

Бородища – нейропсихолог, специалист в области искусственного интеллекта

Князь – Генетик, биолог.

Философ – научный сотрудник, специалист в области теории познания.

Баттерфляй – самый убедительный довод любви.

Пегас – стареющий конь, да к тому же с очень старомодной кличкой.

Лирический герой – обыкновенный герой с научным уклоном и несколько навязчивыми идеями.

______________________________________________

*Все имена собственные.

ИТАК, МЫ НАЧИНАЕМ. ЗАНАВЕС!

ГЛАВА 1. ПРОЛОГ

Сквозь гул Вселенной,

Бег Пространства

Я, проницая, торжествую,

Отныне нету постоянства,

Я ускоряюсь, я – ликую!

Вот звездь галактик – диск миров,

Спираль ума и представлений,

Где ты, где ты, моя любовь,

Я вновь сбежал без сожалений,

Бежал сквозь эту тьму и гул,

Бежал, как звери от пожара,

Вослед кричали:

«К-а-р-р-р-а-а-у-у-л»,

Сияли впереди Стожары,

Неправ? Так отчего, скажи,

Во снах я видел постоянно

Космические витражи

И шутовской колпак Джордано?

Пусть я неправ, пылай, любовь,

Кострами дальних бивуаков,

Сверхновой вспышкой молодой,

Созвездием цветущих маков.

Я обращаюсь в новый свет,

Я Робинзон толпы межзвездной,

Блуждают миллиарды лет

Мои мечты в пустыне грозной.

Глава II. ПРЕЛЮД

1.

Поведаю вам без смущенья,

Как исповедовать я стал

Спектр инфракрасного смещенья

И славы звездной пьедестал.

Отведавши «небесной манны»

Не слишком сведущих статей,

Увлекся я мечтою странной,

Забросив шум былых затей.

Я для Земли писал сонеты,

Но для себя всю жизнь мечтал:

«Пронзить Вселенной грозный вал,

Познать любовь иной планеты».

Мечты, как небо, – безграничны,

То гениальны, то комичны.

То вдруг возносят нас над прозой

Безликих дел, бездумных слов,

То ум теснят немой угрозой

Нам непонятных вещих снов,

То в озареньях сокровенных

Дарят витийства грозный миг,

То обращают нас в блаженных,

Изгоев и попов-расстриг.

2.

Неотвратимость обновлений

я с детских лет в себя впитал

И на душу как Бог положит,

так жил и так всегда мечтал.

Мне по душе разгул скитаний

в краях, где раньше не бывал,

Мне по душе простые песни,

которых раньше не слыхал,

Мне по душе разлив Амура

и шум портовых городов,

И золото в октябрь одетых

лесных днепровских островов.

Мне по душе слепая тундра,

в оправе гор седой Байкал,

Петра Великого просторы* (1)

и дома старенький причал.

3.

Но все возможно ли увидеть?

А вечность – можно ли понять?

И можно ли судьбу предвидеть

И к жизни вкус не потерять?

И в памяти моей сменялись

За далью даль, за годом год,

А время надо мной смеялось,

Похитив радость наперед.

4.

Разлука? Что ж, она банальна,

Когда любовь ты не сберег.

Я говорил, мол, все фатально,

Кому петля, кому острог.

Что толку говорить: «Я – грешен».

Не искупил, да и не мог,

Но долго был я безутешен

И отреченья дал зарок.

.Теперь гоню сомнений скверну

И от себя не утаю:

Я весь уйду в мечту мою

Сейчас, или умру, наверно.

5.

Когда вернусь? Никто не знает,

Мечты высокий пиетет

Дела земные закрывает

На множества безвестных лет.

Не раб желаний легковерных,

Не царь гипотез достоверных,

Не шут коварной нимфоманки

И честолюбия приманки

Отвергнутый тобой пророк,

Но холод вечного сомненья

Ты не простишь; как наважденье

Сень дальней рощи заповедной,

И на дорожке влажный след,

И свет луны – немой и бледный,

Что снятся мне так много лет.

Там было все – неповторимо,

Среди стволов, листвы и трав

Сливались губы молчаливо,

Сплетались руки, задрожав.

А наверху, в мохнатых лапах

не умолкал тревожный шум,

Предвестник дальних дней суровых,

угрюмых снов, тяжёлых дум.

О чем шумели эти сосны,

что предсказать они могли?

Какой бедою нам грозили,

пророчили какие дни?

Лишь вихри в небе потускневшем,

Лишь песня, в сердце зазвеневшем.

6.

Так с кем же

в дальнюю сторонку?

Пегас*, пожалуй, староват, (2)

Давно заёкал селезёнкой,

Увы, дряхлеющий собрат,

Ну что? Набили тебе холку

И стар, и мал и друг и брат,

И уж не хвалят безумолку,

Как сто и двести лет назад?

Бывало все тебя любили,

Когда за гениев сходили.

7.

Давным-давно тебя не холит

Когда-то верная рука,

Чепрак расшитый не неволит

Твои запавшие бока.

В иные времена носила

Нас по истории судьба,

Была! Была в избытке сила,

Да часто не было седла.

Сверкнёт на бешеном скаку

Зарницей лезвие-строка

И смертью жгучею врагу

Удар лихого седока…

Уткнув лицо в твой тёплый нос,

Стою недвижный, невесомый,

А ты все так же, брат, жуёшь,

И все хрустишь своей соломой.

Другие кони мне нужны,

Другая будет колесница,

Другие предстоят бои,

И нам пора с тобой проститься.

Иной поэзии стихи

Нам всем усвоить предстоит:

Дрожат конюшен денники

От грома молодых копыт.

Глава III. СОН

1.

Одна заветная идея,

Как долго я о ней молчал,

Одна безумная затея —

Прорыв на звездный пьедестал.

Я помню: сон ли, бред больничный,

Я долго, трудно умирал,

Закрытой клиники столичной

Измучен был весь персонал,

Лицо в огромных каплях пота

Хирург-Самсон ко мне склонил,

Шла тяжеленная работа,

массаж открытый,

глаз прикрытый

И шторы теплых темных крыл.

Я уходил куда-то в омут

Бесцветного небытия,

я улетал, я точно помню,

И в свет рассеянный всплывал,

Кружился в лодке невесомой

И тошнотворный, и тяжёлый

душил беспамятства обвал.

2.

…. И голос тайный, зов астральный

О неземном союзе пел,

Впервые звал меня в сверхдальний

И незнакомый мне предел:

– «Мы – Космогоны, мы изгои

на первородстве бытия,

Людей презрели мы законы,

Наук земных низвергли троны,

Приди, погибший вития».

И стал я беглецом-изгоем,

Забыв земное рождество,

И с ними диким, вольным роем —

Лучей бессмертных тождество —

Ушел в безбрежное пространство,

Космическое протестантство,

Мой Бог, безверие мое.

Среди былых времён сплетений,

Вонзаясь в глубину веков,

Искали мы Великих тени,

Героев звёздных устремлений,

Учёных, гениев, шутов.

3.

Был странен сон,

но странность эту

Как сбрую павшего коня,

Таскал с собой по белу свету.

Ортодоксальному поэту,

Или зануде и эстету

Наверно не понять меня.

Глава IV. ОБРАЗ МЫСЛЕЙ

1.

И я затих на сломе лета,

Надежды больше не храня.

Но незнакомая комета

В ту ночь услышала меня.

Затерянной иглою света

В созвездьях северных широт

Сияла добрая комета —

Последний дар на сломе лета

Её загадочный приход.

И вновь я одержим и грежу,

Но одиночеством томим,

Я в Ленинку * хожу все реже ³

И увлечён совсем другим.

Я раб моих видений судных,

Космогонических идей,

Теорий монополя* нудных⁴

И калибровочных полей*.⁵

Довольно странные объекты,

Сверхсимметрии* новый рой, ⁶

Суперколлайдеров* проекты, ⁷

А тут неладно с головой…

2.

Когда-то там, в библиотеке —

– «Гранат», «Брокгауз и Эфрон»,

Гипотез растекались реки,

В них ноги мыл старик Харон.

А я искал безэнтропийно* ⁸

Вполне тождественный процесс

И пел куплеты пародийно:

«Чем больше дров,

тем реже лес,

Безэнтропийные системы,

Безэнтропийные поля,

Такие нынче перемены.

Туда ли крутится Земля?..»

3.

– «Довольно счастлив я

в товарищах моих», —

Сказал поэт тирадою героя.

Герой смешон?

Мне дело-то какое,

Рассказ ведь будет о своих:

Есть медики, есть математик,

Философ есть один – прагматик,

Биологи, астрологи, генетик,

Поэт-садист и физик-теоретик.

А вот мой гений с бородою,

Вот уж кого люблю – не скрою:

Косая сажень, песня-речь,

Ему родня – Казачья сечь,

Но он по нейрохирургии,

Мозг-трансплантант его стихия.

Вот скандалист мой одержимый,

Ему бы быть трибуном Рима,

А он, хитрец, как вор в законе,

Всю жизнь на синхрофазотроне

И всякие творил там штуки

Своей излюбленной науки:

Пучком ускоренных протонов

частицы сложные дробил,

Или сверхимпульсом квантонов* (9)

По дальним целям норовил,

То тайными вершил делами,

Которые не за горами

(вот приложенье интеллекта

ко всем летающим объектам!).

Он во владении имел

Новейший лазер* гамма-квантов (10)

И с ним таких наделал дел,

Таких касался вариантов…

(оригинальное ружье

на всё живущее живьё),

Усовершенствовав его,

До Вариона* доигрался, (11) Соорудив для «людоведов»,

И разных прочих мозговедов,

Грааль из мыслей вездесущих

Народов пьющих и непьющих,

Пародию на всю Природу,

Вселенский Разум и Свободу.

4.

Мы часто собирались вместе,

То это были четверги,

То вторники и «грамм по двести»,

То «чайный день» и пироги

С брусникою и старой водкой,

С Высоцкого осипшей глоткой.

Семейные оковы сняв,

В прихожей уложив заботы,

Мы чтили наш мужской устав,

И шла без устали работа:

Какие ставились вопросы!

От Библии до Барбароссы,

«От Ромула до наших дней»,

Читайте ниже, там видней:

биополя*, ¹² баллистика,

бозон*,¹³ Евгеника*, (14) эвристика*, ¹⁵ психон*.¹⁶

Все виды ранних философий*, ¹⁷

Гашиш и опиум и морфий

Космогонических идей,

Что так опасно для людей!

Я «нажимал» всегда на это

И сам сторицей получал:

«Какой наив! В твои ли лета!»

И разве только Бородища

не выручал, так уж молчал.

И мы в пылу ночного спора

Молчали мало, пили споро,

Предпочитая крепкий «Двин»

Коллекции старинных вин

Потом к теориям кидались

Фундаментальнейших частиц,

Какие истины рождались

И тут же повергались ниц,

Куда там Бах, сонет Петрарки,

Своё наш кворум голосил,

Искал свободу воли кварков* (18)

и кванты подходящих сил.

5.

Какие, право, «ароматы»*, ¹⁹

Какие парные «цвета»*, ²⁰

Нейтрино* – Космоса пираты, ²¹

Но электроны* – лепота. ²²

Все, что привычно, убеждает,

Хромодинамика* – страшит, ²³

А теоретики мечтают

Пробить незнания гранит,

Единое лелеют поле*, ²⁴

Единый разума закон,

А я ищу безумной доли,

А я лелею звездный трон.

6.

Хмелели головы, крепчали голоса,

Какие открывались чудеса,

Мы заводились так на сутки,

Но… вырождались

передержанные шутки.

Надолго в нетях сказывался я,

Куда-то исчезали все друзья,

Скитался где-то, ветром проходил,

Забившись в нишу парапета,

Часами за рекой следил

Незрячими, пропащими глазами,

В ночной, тревожной тишине

Все те же зовы досаждали мне

И отраженно таяли в воде

Светильники,

как свет под образами.

Глава V. ДОВОДЫ ЛЮБВИ

1.

Когда утихнут все желанья,

всесветный гам,

На память первого лобзанья

воздвигни храм,

С высот холодных мирозданья

взгляни на мир,

Где всё ещё звучат рыданья

поющих лир,

Где сонмы новые поэтов

едва слышны,

А шорохи земных рассветов

грешны, грешны.

2.

Все повторялося, как встарь,

«Аптека, ночь, опять фонарь»*, ²⁵

Верлен, абсент, Верхарна тень

И царскосельских парков сень.

Кто я? Куда иду сам-друг?

Бродяга и со мной недуг:

Сомнений тяжесть на плечах,

Сонаты в солнечных лучах

И этот звон, как стон.

3.

Все наши споры-разговоры

И все обычные дела,

Насмешливые приговоры,

С друзьями частые раздоры

Не дали пищи для ума,

Безжалостно, слепо» и грозно

меня охватывала тьма.

Один запомнил разговор,

Он проходил весьма серьезно,

Вопросов тех нестройный хор

Звучал довольно одиозно.

Друг говорил:

– что, малый шустрый,

Мутит от всех земных затей?

Роботизация индустрий,

«Урбанизация» людей,

Стандартизация искусства,

Унификация идей,

Версификации политик,

А ты что предлагаешь, критик,

Антроподобие* полей? ²⁶

В эфир небесный превратиться?

Ну что за бред!

Тебе бы только побеситься,

Докатимся с тобой до бед,

Пора заканчивать обед,

(на летней солнечной площадке

все доводы слабы и шатки),

В одном ты прав: как управлять

Неуправляемой планетой

и термояда избежать

И прокормить белки белками,

плодятся ведь не по программе,

И крохи Разума хранить

Под каждой хрупкой черепушкой,

А нам самим как дальше жить

Под страхом новой адской пушки?

Зачем об этом говорить.

4.

Серьезный парень был,

да что там,

И мне он был не по зубам,

Нотации читал поэтам,

Но млел при виде юных дам.

К нам две фемины подошли;

– Скажите, мальчики,

свободно?

Одеты крошки очень модно.

Под промокашкою-марлевкой

такие прелести видны,

Что «мальчики» с седой щетиной

Забыли лёт свой журавлиный,

Синички, знать, на все готовы,

И мы, видать, ещё годны…

(ну до чего все мужики

наивны, просто бестолковы!)

5.

Куда ушли, куда мы плыли

В тот жаркий,

незабвенный день,

Свои раздоры позабыли,

Истома сладкая и лень

Все наши доводы разбили.

Ах, эти доводы любви,

всему виною не они ли?

– Смотри в глаза мои, поэт,

Сейчас твои, а завтра – нет,

Лови меня, я – Баттерфляй,

Ночная бабочка-игрунья,

Иди же, здесь я, руки дай,

Твоя, заблудшая колдунья.

Порочна я, как дочь Земли,

Смотри, поэт, я вся такая,

Свое падение избыть

в твоих объятиях желаю.

6.

Из-за меня астральный ритм

утратил Блок,

Из-за меня разгул времен

идет в исток,

Из-за меня в угон уйдешь

и ты,

Но раскрываются и мысли

и мечты

На зов неутолимой страсти,

Так пей, всю плоть мою круша,

О, разрывается душа!

Да не избави, Бог, меня

От сладостной моей напасти,

Так рви же, рви меня на части!

О, больше не желай меня,

как я теперь тебя желаю,

Не слушайся! Нет, уходи!

Нам ничего нет впереди,

Безумен ты, безумен…

и снова – да… и – обожаю…

7.

И уж потом, нежданная, потом,

Подстреленным,

израненным птенцом,

Коленки подогнув,

молчишь пугливо

И слушаешь тревожно,

тёмен взгляд,

И плечиком худым

уходишь сиротливо —

опять в разлад.

– Никто не сможет нам помочь,

Наш первый день —

он и последний

И эротическая ночь —

конец торжественной обедни.

Представь, что все

в последний раз,

И чашу

расплескав блаженства,

Безумный, роковой экстаз

уже не станет совершенством.

Так отвечай!

– Зачем? Ответ ты знаешь сам:

Вскрой вены мне

и где-нибудь зарой,

Я жизни не хочу иной,

Ужель не лгать моим устам,

измен и тайных ласк

не множить?

Да оскопится Шар Земной,

и жизнь сама себя стреножит.

Прощай!.. Прощай!…

Беги!.. В угон!…

Тебя заждался

Ветрогон…

и… Сон…

8.

Мои цветные сновиденья —

Просвет над серой суетой

И первый ужас удаленья,

В Галактику проникновенье

Объятой страхом головой.

И эти птицы-голоса,

их гомон тысячеголосый,

Пока ещё не пали росы —

От вечера до света дня

Во снах преследуют меня.

И просыпаясь на рассвете

Под крики окаянных птиц,

Совсем один на белом свете,

Безвольно,

распластавшись ниц,

Я долго все перебираю

и переигрываю вновь,

И эти звоны-щебетанья,

Ночные зонги-обещанья —

Неразделенная любовь

И жажда тайного свиданья.

Я взором внутренним слежу,

Как распадается пространство,

Как удаляется Земля

И ужас первопротестантства

Казнит и мучает меня.

9.

Моя красавица ночная,

Чуть ось к эклиптике склоня*, (27)

Цветами снега-перламутра,

переливаясь и играя,

Уходит в дальние края.

Что жизнь? Тончайшая вуаль

на голубеющей планете,

Но… гениальны её дети.

Глава VI. ОБРАЗ МЫСЛЕЙ

(первое продолжение)

1.

Страшись истечь

протокой мелководной,

Взнуздай судьбы свирепого коня,

Пусть зол и сыт,

но сам – пребудь голодным!

Не то упустишь миг,

весь мир кляня.

Твой крылоногий,

дерзкий бог удачи* (28)

Промчит стрелою, унося успех,

И ты понурой

поплетешься клячей,

Глотая со слезами горький смех.

2.

И вот во вторник ли в четверг

(я снова не запомнил даты)

Меня Философ опроверг,

В скандал переведя дебаты.

И, даже! посвятил цитату

«Увы, Земному Ренегату».

А было так, как это было,

Лягалась рыжая кобыла,

Да улыбнуться позабыла.

3.

В тот день, уже приняв решенье,

Я напоследок захотел

Проверить все предположенья,

«Отдельность душ и бренных тел»,

Не к Богу в рай, хромому в ад,

Кто нынче в эти сказки верит?

Но превратиться в звездопад,

И Дом-Вселенную промерить,

И все проникнуть в краткий срок,

Вернуться в прежнюю обитель

Не как оплёванный пророк,

Но как Предтеча-небожитель.

4.

Долой высокие слова,

Вот стол и стулья у стола,

Намечена у нас программа,

Вот Скалолюб и Борода

(кому то в смех вся эта драма).

Но как с друзьями не сойтись,

Не отвести души невзгоду,

По рюмкам тонким не пройтись,

Кляня осеннюю погоду.

Обычно все? Банально? Да?

Всех слов не истекла вода?

А не беда!

5.

Литературы популярной,

Грамматики утилитарной

Больших физических идей

На книжных полках – пруд пруди,

Их тысяч тысячи людей,

Как тонко дело ни веди,

До сальных дыр не зачитают.

А сколько книжек впереди?

Как издавать их обожают,

А плата? – пять алтын за лист.

Ребята, я не скандалист,

Но обесценен этот труд,

Куда же авторы все прут?!

Но если кто всерьёз наметил

раздел науки «прошерстить»

И стал заправским дилетантом, —

Всегда способен процедить

Глубокомысленную тезу,

Таким неймётся до зарезу.

Возьмём цитату мы, к примеру,

в меру:

«Адрон»* есть целое (29)

и он же часть себя,

Но как хитёр, прохвост, однако!

Так ухватив свой длинный хвост

За ним гоняется собака.

Ну?! Какова модель будстрапа* (30)

Для физика – головотяпа?

А всё же ходят, ходят толки:

«Не вырваться из «зашнуровки»*. (31)

6.

Казалось, вовсе не грешно,

Скосив глаза в чужую книжку,

Свою оттачивать мыслишку,

Но, впрочем, может быть смешно,

Так веселитесь, ради Бога,

До неизвестного конца

летит, пылит моя дорога

И топот старого Пегаса

не слышен в грохоте копыт.

В угон уходим мы, в угон,

К луке седла давно пригнулся

Друг закадычный Ветрогон,

И я за ним вослед, вослед,

За счастья миг, за восемь бед.

Итак – совет.