Рожденный в ГСВГ

Я сдержанно рассказал командору о своём приключении, он внимательно на меня посмотрел: «А где это, говоришь, было? Ну, примерно, относительно общей линии палаток и полевого парка машин?» Я напрягся и объяснил. Он долго и виртуозно матерился. В его монологе фигурировали распущенные женщины, мужчины нетрадиционной (тогда) сексуальной ориентации и какие-то уж совсем экзотические термины.

Короче, я провалился в могильник. Кому-то надо было быстрее уехать, кто-то поленился оформлять утилизацию тяжёлой техники, работавшей непосредственно в Зоне отчуждения, на бетонном заводе, и, после ухода «химиков», её просто закопали на территории их полевого лагеря. Слухи об этом просочились, но никто как-то не проверял, командир КЭЧ тоже об этом слышал и даже подозревал, что так оно и есть, но объективных данных не было. И вот они сидели перед ним, эти объективные данные. Какой же на самом деле радиоактивный фон присутствовал на месте нашего трудового подвига, даже представлять себе и сейчас не хочется. Результатом моих грязевых ванн в сочетании с радиоактивным облучением стал хронический и лютый дерматоз. Всё остальное пока на месте, и даже кое-что с годами усиливается.

И тем не менее, жизнь продолжала продолжаться, утром следующего дня мы бодро построились, бодро загрузились, я со старшим прапорщиком сердечно попрощались с гостеприимным командором и его командой, фары ближнего света включены, красные флажки установлены – в путь! Выехали мы около 7:00 мск и очень надеялись часам к 15-ти добраться до бригады. Надежда всегда умирает. Последней. Порядок построения колонны у нас был тот же: впереди «КАМАЗ», за ним оба «КрАЗа» с трейлерами, на которые загружены трактора, в замыкании я на «Урале» с бойцами в кузове. Средняя скорость 30 км/ч; расстояние до бригады 125 км; взяли очень приличный «ефрейторский» зазор, приняв за расчетное время вдвое большее.

Ехали мы ехали, снег периодически начинал валить, подмораживало слегка. Около 10:00 мск я увидел, что у идущего впереди меня трейлера с обеих сторон горят задние внутренние покрышки, через пару минут он уже ехал на голых дисках, «КрАЗ» осадило, как лошадь на скаку, трейлер повело и развернуло, благо, что на дороге мы были одни. И мы всё равно поехали дальше, но уже со скоростью 5—6 км/ч. У трейлера почему-то сгорели все задние покрышки, КрАЗ дымил, как паровоз, но мы ехали в свою воинскую часть.

У нас ведь не было другого выхода, с первого же почтового пункта я дозвонился до зампотеха бригады и получил категорический приказ: добираться до бригады, пока «КрАЗ» в состоянии двигаться и пока сцепление на нём до конца не сгорит. Вот мы и ехали. Когда стемнело, добавилось ещё немного изюму: мой водитель просто заснул за рулём. Я растормошил его, мы поменялись местами и до бригады вёл «Урал» с ничего не подозревавшими бойцами в кузове я. Это было очень страшно, потому что и у меня начали предательски расплываться в глазах габаритные огни трейлера. Но в кузове было 20 человек окоченевших солдат, и я обязан был их довезти до расположения.

Я смутно помню, во сколько мы прибыли в бригаду и что, и как было потом. На КТП нас встречал зампотех, подполковник Савин, глаза у него полезли на лоб от изумления, когда он увидел пасторальную картинку: в кабине «Урала», справа, уронив голову на переднюю панель, крепко спит водитель, а баранку крутит абсолютно отмороженный лейтенант. Я сдал ему технику дорожников и подъехал к нашей казарме. Солдаты еле-еле выползли из кузова, бушлаты и шапки покрылись ледяной корочкой. Бедолага-шофёр очнулся и в парк машину отогнал самостоятельно.

Благо, в казарме была горячая вода и душевые. Бойцы доели оставшиеся консервы прямо в расположении роты и рухнули в койки. Я доложил комбату о прибытии и тоже отправился домой. Меня хватило на то, чтобы открыть входную дверь, снять бушлат и стянуть ботинки. Как я оказался на диване, уже не помню.

На следующий день выспавшийся, побритый, в свеженькой рубашке при галстуке и наглаженных брюках, я прибыл на доклад к командиру батальона. Кунцевич крепко руку мне пожал и сказал, что я – мужик. Далее произошло самое смешное во всей этой истории – я сдал документы в строевую часть, все документы, «Акт выполненных работ», погашенные требования на ГСМ, командировочные предписания с отметками о нахождении в первом периметре зоны отчуждения.

Естественно, я забыл вписать в замечательное командировочное предписание, дававшее право на получение статуса «ликвидатор последствий аварии на ЧАЭС», свои имя, фамилию и отчество. Почему предписание было безымянным, а Приказ по части имел пробел, рассказано выше.

Мне объявили благодарность от имени Начальника инженерных войск ККВО, Германа Справедливого из-за мутной политической обстановки в отпуск на родину не отпустили, но он гордо носил погоны «старшины», единственный из срочников во всей бригаде. Всему личному составу объявили по два увольнения из расположения части, но «чернобыльцем» я не стал.

Я не знаю, кто воспользовался моей неопытностью и невнимательностью, Бог ему судья. Главное, что все остались живы, и очень хочется надеется, что здоровы. Мы с солдатами и сержантами моей роты после этой командировки уже были командой, помимо уставных, чисто служебных, у нас начали складываться товарищеские отношения – я, безусловно, старший, они, вне всякого сомнения, младшие, но уже ТОВАРИЩИ.

И это ощущение сложившейся воинской семьи греет мне душу до сих пор – ведь это была моя первая рота. А потом было самое интересное и замечательное время моей службы в Броварской 313-й Гв. ОИСБР – подготовка к проведению увы, последних в истории Вооруженных Сил СССР сборов-учений командного состава Инженерных войск, которые проводил Главком сухопутных войск В. И. Варенников.

Глава 3. Пикничок продолжается

…Только осознание до конца исполненного долга перед Родиной делает военнослужащего по-настоящему счастливым…

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, однако, так или иначе, завершился с переменным успехом такой противоречивый и сумбурный 1990-й год – первый год моей офицерской службы. Распахнул свои обманчивые объятия 91-й… Эх, знать бы, что случится со всеми с нами в этом лукавом году, да, впрочем, чтобы это изменило?

Праздник новогодний встретил я дежурным по батальону, в расположении 1-3-й рот накрыли столы с лимонадом, конфетами, мандаринами и тортами «Днепровский» (облегченная версия «Киевского»). Воинам из Риги и Таллинна прислали ароматные посылки с марципанами и меренгами, бой курантов встретили лимонадом «Дюшес», выключили телевизор, настроили купленный в складчину музыкальный центр и далее продолжили под Гуннара Грапса, Магнетик бэнд, Депеш Мод, А-хa, Леди Панк и прочие шедевры человеческой музыки.

В 02:00 по местному времени произвели отбой, и я, как эскортный корвет, приступил к непрерывному противолодочному маневру, затейливо курсируя между каптёрками, спортзалом, сержантскими классами и прочими шхерами личного состава, добросовестно пытаясь пресечь попытки неизбежного в этот праздник казарменного пьянства.

Почти удалось, по крайней мере, никто не буянил и не бродил в алкогольном тумане по расположению, безжалостному уничтожению подверглась обнаруженная в шкафу с уборочным инвентарём 5-ти литровая канистра самогона да пара 3-х литровых банок замаскированной под компотик ханки. Потянулись визитёры – ответственный по бригаде, дежурный, секретарь партийной комиссии, но проверяющие недостатков не выявили.

А в ДОСах гремела музыка, свистели сигнальные мины, хлопали взрывпакеты и имитационные патроны, расцвечивали ночное небо осветительные и сигнальные ракеты всех цветов и типов. С китайской пиротехникой мы в ту пору знакомы не были, да и не нужна она была при нашей-то оснащённости. К утру устали и угомонились, и на 313-ю Гвардейскую Отдельную инженерно-сапёрную бригаду специальных работ опустилась легкая пелерина зимнего сна.

Но Новый год в Броварах позднего советского периода это так себе праздник, не выдающийся. Генеральная репетиция Главного всенародного Гульбища – Рождества! Естественно, что громадяне не особо задумывались над религиозным содержанием этого тихого и светлого Праздника, нет. Просто на Украине была сильна вековая традиция, воспетая великим Гоголем в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», традиция, уходящая своими цепкими корнями в дохристианские времена. Подобного размаха и тщательности в подготовке к празднованию я не встречал более нигде.

По странной пищевой традиции, на рождественском столе должно было быть по семь видов каждого из блюд: семь видов салатов, семь видов мясных закусок, семь видов горячих блюд, домашняя выпечка, печенье, конфеты – в астрономических масштабах. Всем подъездом стол решили накрыть в нашей холостяцкой квартире, стол получился от окна до стены…

Гвардии старший прапорщик Розум и его коллеги изрядно облегчили бригадные продовольственные склады на предмет всех видов сала и овощных закусок, Розум даже выпросил у начальника подсобного хозяйства целого увесистого поросёнка. Пете Овчинникову передали из Ивано-Франковской губернии 2-х копченых гусей и связку купат. Жёны-хозяюшки пару дней непрерывно хлопотали возле плит, и постепенно наше жилище превращалось в гастрономическую лавку. При этом, заботливые мамочки ещё успевали приготовить деткам соответствующие наряды для колядования.

И вот Праздник настал! В эту ночь с салютами особо не заморачивались, зато все ходили ко всем за столы, дети пели колядки (вот тут-то я понял, зачем столько сладостей, деткам в наволочки сыпали без счёта), играли баяны и гитары, во дворах плясали и пели, жинки и дивчины сверкали своими глазищами и белозубыми улыбками, хлопцы и чоловики отделывали замысловатые коленца вечного гопака. Какой на дворе был век? Откуда, из каких заповедных глубин всплывало это искреннее умение радоваться? Эх, Украина, Украина, а всё-таки жаль, что Ты решила зачем-то наложить на себя руки, мммда…

Улеглись народные гуляния, и настойчиво и требовательно напомнила о себе Воинская Служба. Разворачивался зимний учебный период, молодёжь полноценно влилась в состав подразделений, этап слаживания подходил к концу, началось время различных тренировок в составе рот и батальона. Отрабатывали элементы боевой готовности, поднимались по учебно-боевым тревогам, бегали в запасной район, выводили технику на боевую линию. Одним словом, не скучали.

Зима выдалась на удивление снежной, и добрый великан Раймондас Козулис не вылезал из кабины ПЗМ-2, непрерывно елозя по дорожкам бригады и расчищая снег. Но ему это явно нравилось гораздо больше, чем бегать с полной выкладкой по окрестным лесам в поисках загадочного запасного района, он чистил себе снег и при этом что-то непрерывно напевал себе под нос, картинка была просто умилительная.

Неожиданно пришла тревожная новость – генерал-полковник Борис Всеволодович Громов покинул нас, и ему на смену прибыл некто Виктор Степанович Чечеватов, настоящий танкист, произведенный по случаю назначения Командующим ККВО в генерал-полковники. Сразу и честно скажу: человек он был (и есть) крайне своеобразный и противоречивый, безусловно, талантливый военный, но при этом редкостный специалист по наживанию себе влиятельных врагов. Его последующая карьера и череда непрерывных скандалов, связанных с ним, яркое тому подтверждение.

Но это было всё потом, а тогда, в январе 1991-го, Округ замер в напряженном ожидании. Как я уже ранее рассказывал, наша Гвардейская очень Отдельная ИСБр имела окружное подчинение, то есть, подчинялись мы непосредственно добрейшему Валентину Мефодьевичу Яремчуку, Начальнику Инженерных войск ККВО. Валентин Мефодьевич генерал был весьма заслуженный, возглавлял в своё время Инженерные войска 40-й Армии в ДРА. Как настоящему советскому офицеру-украинцу, ему было свойственно потрясающее, безграничное, бездонное просто чувство юмора, его нецензурный вокабуляр затмевал подобный у всех известных военно-морских и военно-воздушных специалистов в этой области. И ещё он трепетно и нежно любил свою Жену и Донечку.

Так вот, в связи с прямой подчиненностью, нас никто не трогал и не обижал, а дислоцировались мы аккурат на шоссе перед въездом в Бровары, через пару километров после птицефабрики. То есть, двигаясь из Киева на Чернигов, например, путник неминуемо проезжал мимо наших нарядных ворот.

В тот хмурый январский день нёс я службу дежурным по батальону. В расположении были только лица суточного наряда, остальные корпели в батальонном автопарке. Дело в том, что накануне наш креативный Заместитель командира батальона по вооружению (запамятовал его фамилию) проводил занятия со всеми механиками-водителями и просто водителями и трактористами на тему «Выход техники из боксов на боевую линию».

Во второй роте специальных работ железных монстров под названием ИМР-2Р (с усиленной противорадиационной защитой) на базе танка Т-72, БАТ-2, МДК-3 на базе тяжелого тягача МТТ было 24 единицы, плюс более ранняя версия БТМ-3 на базе тяжелого артиллерийского тягача АТТ в количестве шести единиц. Это всё гусеницы. А на дворе зима. А двигатели не проворачивали с ноября месяца.

Одним словом, стравили весь воздух из баллонов воздушного запуска, посадили все аккумуляторы и стали жизни радоваться, как дети малые. Ночью компрессорная не работает, забивать баллоны начали только после завтрака, свой компрессор бортовой есть только на ИМР-2Р, танк, потому что, остальные ждут, когда им в компрессорной закачают.

БТМ-3. Армейская машина для быстрой прокладки канав и траншей в различных грунтах от песчаного до мерзлого.

БАТ-2. Путепрокладчик на базе танка.

Буферные группы разряжены, аккумуляторы с техники сняты и отправлены в аккумуляторную. Таким образом, рота полностью выведена из строя. Моим проще, у меня «колёса» и старший техник роты далеко не дурак, но всё равно, все машинисты-бульдозеристы в боксах, красоту наводят. Повседневная обыденная рутина. И тут звоночек от дежурного по КПП: «Парни, все, привет! Чечеватов приехал! Дежурного по бригаде уже снял и влепил ему „десяточку“, мне тоже. Погибаю, но не сдаюсь, прощайте, товарищи!»

И тут же с КТП, из парка звонок: «Валентиныч, всё. Чечеватов в нашем парке. Учебно-боевая тревога батальону. А я с наряда снимаюсь и отбываю на Киевскую гарнизонную гауптвахту на 10 суток». Ну, и для полноты гештальта оперативный дежурный по бригаде звонит и удивленно так спрашивает: «А что там у вас в батальоне случилось?» «Да ничего, отвечаю, песцы из клеток вырвались, Командующий ККВО на территории бригады, в батальоне учебно-боевая тревога, все офицеры и прапорщики из состава суточных нарядов, за исключением пока что меня, со службы сняты и отправлены под арест. Мужайтесь». На том конце раздался характерный звук упавшей на стол телефонной трубки…

На душе у меня было странно спокойно и как-то пустовато. Метаться явно было уже поздно, если безжалостный Танкист заглянет в расположение батальона, я тоже ближайшую ночь встречу уже в офицерской камере. Для порядка озадачил весь суточный наряд экстренной приборкой, а сам занял наблюдательно-выжидательную позицию на крыльце. Вскоре раздался дружный топот табуна солдатских сапог – это мчались из парка воины получать оружие, противогазы и вещмешки. Ну да, тревога же…

Получили, поскакали обратно. Далее из здания штаба бригады выскочили и зарысили в сторону нашего парка все заместители комбрига: от начальника штаба до начальника политотдела. Комбриг чудесным образом лёг на грунт, он такой, он умел. Ну, а далее… Далее последовала команда выдвигаться в запасный район.

Всему, что может выдвигаться. Моя рота и третья, колесные братья, быстренько покинули расположение бригады и затерялись в лесах. Кстати, заменить меня в наряде, в связи с тем, что тревога, и я подразделение должен был возглавить, так никому в голову и не пришло за всеобщей суматохой. Ну да ладно, не очень-то и хотелось. А вот второй гвардейской роте специальных работ досталось по полной. Из боксов, как и следовало ожидать, не вышла ни одна единица техники… С точки зрения танкиста Чечеватова, это был полный конец света, и он, по сути, был прав. Тревоге дали «отбой», бойцов из парка выгнали, и на бетонку перед боксами полилась кровь командиров вместе со слезами от лютой боли в определенных местах.

Для начала, всё командование батальона публично подвесили на крюки стрелового оборудования БАТ-2, затем колесовали посредством рабочего органа БТМ-3, затем намотали на гусеницы ИМР-2Р. После чего настал черед бригадных начальников. Это, конечно, гипербола, как вы догадались, но очень близкая к истине.

Меж тем, сквозь никем уже не контролируемые в связи с полным уничтожением наряда ворота бригады начали влетать автомобили командования ККВО и его злосчастных Инженерных войск. Благо, дороженька от КПП вела прямёхонько в наш парк инженерной и автомобильной техники. Первым, как и положено, прибыл Член. Член Военного Совета – Начальник ПУ Округа. Затем НШ Округа. Затем, как бессловесные овцы на заклание, приехали наши инженерные руководители. Минут через сорок Танкист и его свита покинули расположение изнасилованной 313-й Гвардейской когда-то ОИСБр, и поступила команда всем, ещё не арестованным офицерам, собраться в клубе Бригады.

Меня наконец-то сменили с наряда, заступил отсидевшийся в недрах вещевого склада гвардии старший прапорщик Боря Мазурёнок. В клубе нехорошо пахло – как в морге жарким летом. За столом на трибуне, словно судьи Международного Трибунала, восседали наши инженерные начальники и НШ Округа.

Начальник Штаба ККВО был лаконичен, а пост его незатейлив: налицо чудовищное воинское преступление, совершенное начальствующим составом Гвардейского Отдельного инженерно-саперного батальона специальных работ при попустительстве со стороны командования Бригады. По всем действующим нормативно-правовым актам, командир батальона, начальник штаба, зампотех, командир второй роты и командиры взводов этого подразделения, подлежат суду военного трибунала, командование Бригады – немедленной ротации из уютного ККВО в менее гостеприимный Забайкальский ВО или знойный Туркестанский ВО с понижением в должности до плинтуса и в звании до вечного капитана. Остальной личный состав искупать вину будет кровью, потом и бессонными сутками в парках боевых машин.

Но Командующий снисходителен иногда, поэтому Командование Инженерных войск ККВО переводится на казарменное положение с местом дислокации здесь. Офицерам и прапорщикам Бригады расположение части покидать запрещается. Конкретно офицерам и прапорщикам Отдельного ИСБ специальных работ территорию парка инженерной и автомобильной техники батальона покидать запрещается. Тылу организовать размещение и питание. На устранение недостатков две недели, после чего тотальная инспекция по всем статьям. И, ежели чего окажется не так, то выше озвученный сценарий будет приведён в исполнение. На этом НШ закончил и тоже отбыл из расположения Бригады.

И слово взял генерал-майор Яремчук. Взял он его крепко, по-хозяйски, умеючи, так сказать, взял. Смысл его речи был трагическим, но сердце израненное рвалось на встречу этой виртуозно исполняемой Песне Вечной Камасутры, и на взбледнувших лицах против воли и рассудка расползались тщетно маскируемые улыбки.

Валентин Мефодьевич загнул так, с таким гениальным знанием предмета, что никому из юмористов и сатириков вместе с Квнщиками и не снилось. Ни одного его речевого оборота, ни одного слова или даже запятой нельзя привести здесь по соображениям литературности и цензуры, но поверьте, это было здорово!

Униженный и обиженный, без вины виноватый Дед зажёг и явно отвёл душу. Напоследок он посулил нам, что его пребывание на казарменном положении на территории Бригады и мы, и наши внуки, если таковые после всего этого случатся, запомним. Навсегда. Всё остальное забудем, а только это и будем помнить.

Совещание – концерт закончилось, всем, кроме нашего батальона, объявили часовую готовность к строевому смотру, а нас повлекли в расположение части. Там Начальник Штаба Инженерных войск ККВО и Заместитель Начальника инженерных войск по вооружению добавили нам гормонов, но это было уже не так интересно и совсем не больно.

На период устранения недостатков командование нашим злосчастным батальоном взял на себя непосредственно Заместитель Начальника инженерных войск ККВО по вооружению. Он дал команду всем, проживающим в городке, в ДОСах, на сорок минут отбыть домой, переодеться в комбинезоны и «афганки», попрощаться с семьями, взять пожрать для себя и не местных товарищей, и после этого строимся дружно в парке инженерной и автомобильной техники батальона. Хотите верьте, хотите нет, дело вкуса, но мы действительно трое суток с территории парка не выходили.

Солдат, как положено, водили в столовую, у них был установленный распорядок дня, спали они в расположениях подразделений, и даже программу «Время» смотрели. А вот подзалетевшие товарищи офицеры и прапорщики жили в боксах, спать и греться ходили по очереди на КТП, естественные надобности справляли там же, благо сортир имелся в наличии.

Что мы там делали? Да, собственно, ничего. Изучали материальную часть машин инженерного вооружения. В конце концов, все аккумуляторы зарядились и встали на свои штатные места, баллоны со сжатым воздухом набрали положенное количество атмосфер, все механики-водители и офицеры с прапорщиками в совершенстве освоили запуск котла-подогревателя, и техника второй гвардейской роты завелась.

В каждую машину был назначен старшим офицер или прапорщик, и мы начали в составе роты мотать круги по машинодрому, благо, он находился рядом. Накрутив положенное количество моточасов, угомонились и игрушечки поставили на место. После чего нас торжественно выпустили на волю, то есть, в ДОСы. На следующий день всё повторили для надёжности, и режим чрезвычайной ситуации в батальоне закончился.

Командование инженерных войск Округа тихо отбыло в пункт своей постоянной дислокации, город-герой Киев, наши бригадные руководители тоже оправились от шока и начали понемногу всеми командовать. Командующему Войсками ККВО доложили о полном и успешном устранении недостатков, но оставался открытым вопрос об обещанной тотальной инспекции.

Это побудоражило умы ещё непродолжительное время, а потом само по себе как-то плавно сошло на нет. Всё-таки на дворе стоял лукавый 1991-й, и Командующему, видимо, было уже не до нас. Что ж, Лев мышей не ест, Танк муравьёв не давит. Однако, Бригада наша надолго возглавила рейтинги самых порицаемых соединений Округа, всем, кому положено, досталось по полной мере. А впереди нас ожидали события, которые своим драматизмом и яркостью затмили этот, кажущийся за дымкою лет комическим и не страшным, эпизод.