Траектории СПИДа. Книга вторая. Джалита

– Что такое? Что случилась? – прошептала Настенька. – Папа, не молчи, пожалуйста.

Отец показал на стол, где лежала, раскинувшись на две страницы, статья. Прочитав только "КГБ в трансе", Настенька сразу возмутилась:

– Что, опять тиснул глупость? Он же обещал больше не делать этого. – И углубилась в чтение.

Лицо, розовое счастливое только что лицо девушки стало вдруг серым. Глаза заполнялись слезами. А нужно было дочитать до конца. Нельзя было не дочитать. И вот последняя строка: "преступники будут на скамье подсудимых". Ноги задрожали. Слёзы превратились в красный туман. Настенька повалилась на руки подхватившего её отца.

Дорогой мой читатель. Не знаю как у кого, но у меня самого глаза на мокром месте. Что с нею случится в эти не лёгкие и становящиеся всё более трудными дни? Нет, страна ещё жила надеждами. Кое-кто даже продолжал верить в Горбачёва, выпустившего в "Политиздате" свой бестселлер "Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира", растиражированного на западе, им только и понравившийся. Неужели в этом и заключалось новое мышление – раскрепоститься от законов, от морали, от общества; говорить, что хочется, убивать словом, не неся никакой ответственности, не страдая угрызениями совести? Что делалось правительством Горбачёва для перестройки умов в стране?

Началось именно в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом. Уже в январе вышло постановление Совета министров "О порядке создания на территории СССР и деятельности совместных предприятий, международных объединений и организаций СССР и других стран – членов СЭВ". Одновременно вышло такое же постановление по созданию совместных предприятий "с участием организаций и фирм капиталистических и развивающихся стран".

Постановления, изданные будто бы в целях улучшения экономики страны, фактически были направлены на свёртывание своих собственных предприятий, на внедрение в отечественный рынок товаров зарубежного производства взамен своей собственной обуви, одежды, холодильников, магнитофонов.

В январе же вышли постановления о создании кооперативов общественного питания, по производству товаров народного потребления, по бытовому обслуживанию населения. Они создавались так, словно не было в стране до сих пор потребительской кооперации, товарищеского общества слепых, организаций, использующих труд инвалидов на дому. Новые кооперативы принципиально отличались частной направленностью. Они создавали частников, с которыми страна боролась семьдесят лет. В подтверждение такой именно цели в марте вышло постановление "О предоставлении кредитов гражданам, занимающимся индивидуальной трудовой деятельностью", а в апреле постановление о порядке выплаты пенсий таким гражданам.

Следующим ударом по существующей системе мышления был июльский указ «Об основных направлениях перестройки системы ценообразования в условиях нового хозяйственного механизма». Благодаря этому указу начали меняться десятилетиями не менявшиеся цены. Теперь стоило хоть чем-то улучшить качество, например, масла, как его цена вырастала в полтора раза, а предыдущее дешёвое, которое всегда всем нравилось, исчезало с прилавков навсегда. После этого масло становилось таким же, как было раньше, но цена на него уже никогда не опускалась. Такие метаморфозы происходили повсюду со всеми товарами. Предприятиям было выгодно видоизменять любую продукцию не в целях действительного улучшения, а ради повышения отпускных цен.

Правительство волнует вопрос о капитализации страны, о чём не говорится пока вслух, но издаются соответствующие указы, такие как сентябрьский "О мерах по улучшению организации продажи товаров, производимых кооперативами и гражданами, занимающимися индивидуальной трудовой деятельностью".

Все должны торговать сами – такова главная идея и потому даже науке предлагают самой продавать свой труд, для чего издаётся указ "О переводе научных организаций на полный хозяйственный расчёт и самофинансирование".

О, если бы можно было одним росчерком пера снабдить тысячи научных учреждений своими собственными хозяйствами, обеспечивающими всем необходимым, своими собственными конструкторскими и проектными бюро, экспериментальными заводами и мощными базами снабжения и сбыта продукции, возможно, это постановление оказалось бы полезным. Но в ситуации всеобщей централизации, когда в едином месте собирались заказы на ту или иную продукцию, будь она хозяйственная или научная, из единого центра распределялись необходимые всем материалы, научные кадры, молодые специалисты, что отлаживалось и шлифовалось десятками лет, в такой ситуации новые указы напоминали молоты, дробящие монолитные глыбы на мелкие камешки, из которых собираются складывать здание.

Научные организации тут же начали просто хиреть (прошу прощения за такое слово, но лучше не придумать). Зато зарубежные фирмы воспринял указы, связанные с перестройкой мышления, как зелёный свет светофора иностранным компаниям и товарам.

Не прошло и полгода с выхода указа о совместных предприятиях, как в Иркутской области в посёлке Новая Игирма создаётся советско-японское совместное предприятие по производству пиломатериалов. Именно японцы нам нужны были в таком важном и трудном деле, как пилить доски, что мы успешно делали веками самостоятельно.

В июле в городе Нижнекамск создаётся совместное с западными немцами предприятие "Петрокам" по выпуску сырья для получения синтетических волокон и растворителей. Заметьте, уважаемые читатели, сами мы бы сырьё не сделали.

В Вильнюсе открывается совместное с венграми предприятие по производству тары и упаковки. А мы будто никогда не умели ни уложить товар, ни упаковать его.

В Ставрополье пошли ещё дальше, создав советско-венгерское предприятие "Содружество" по производству мяса бройлеров. А что же делать нашим знаменитым птицефермам и птицефабрикам, выбрасывавшим на прилавки миллионы свежих дешёвых куриных тушек?

В Ленинграде в сентябре открывается СП "Ленвест" по производству знаменитой западногерманской обуви "Саламандра". Куда до неё русским сапожкам да лаптям?

И стали въезжать в страну Советов на лыжах совместных предприятий самолёты "Пан-Америкэн" вместо "Летайте самолётами "Аэрофлота", итальянские холодильники вместо украинских "Донбасс" и белорусских "Минск", американские системы и средства автоматизированного управления и американские аппетиты на российскую нефть.

С каждым днём приезжих из других стран, жадных до советского рынка, становилось всё больше. С их помощью Горбачёв перестраивал мышление. Потому он стал популярным в Америке и терял популярность в собственной стране, которая не сразу поняла, но и не сразу сдавалась ему. Именно в момент трагедии Настеньки страна вдруг замерла от другой, совершенно иной публикации, вызвавшей у одних шок, у других радость – наконец-то, хоть кто-то сказал сегодня правду.

Это случилось тринадцатого марта тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года в Москве. Газета "Советская Россия" опубликовала статью "Не могу поступаться принципами". Читатели не знали автора, Нину Андрееву, но взбудораженная перестройкой Горбачёва и его же гласностью страна впилась глазами в строки мыслей, которых давно не печатала пресса:

"Написать это письмо я решила после долгих раздумий. Я химик, преподаватель в Ленинградском технологическом институте имени Ленсовета. Как многие другие, являюсь куратором студенческой группы. В наши дни студенты после периода общественной апатии и интеллектуального иждивенчества постепенно начинают заряжаться энергией революционных перемен. Естественно возникают дискуссии – о путях перестройки, её экономических и идеологических аспектах. Гласность, открытость, исчезновение зон, запретных для критики, эмоциональный накал в массовом сознании, особенно в молодёжной среде, нередко проявляются и в постановке таких проблем, которые в той или иной мере "подсказаны" западными радиоголосами или теми из наших соотечественников, кто не твёрд в своих понятиях о сути социализма. О чём только не заходит разговор! О многопартийной системе, о свободе религиозной пропаганды, о выезде на жительство за рубеж, о праве на широкое обсуждение сексуальных проблем в печати, о необходимости децентрализованного руководства культурой, об отмене воинской обязанности…

Дорогой читатель, я не собираюсь перепечатывать всю статью Нины Александровны. Но проблемы, которых она коснулась, были так живы в Настеньке, которой едва исполнилось двадцать четыре года.

… Смотрю на своих юных разгорячённых собеседников и думаю: как же важно помочь им найти истину, сформировать правильное понимание проблем общества, в котором они живут и которое им предстоит перестраивать, как определить им верное понимание давней и недавней нашей истории.

В чём опасения? Да вот простой пример: казалось бы, о Великой Отечественной войне, героизме её участников столько написано и сказано. Но недавно в одном из студенческих общежитий нашей "Техноложки" проходила встреча с Героем Советского Союза полковником в отставке В.Ф. Молозевым. Среди прочих ему был задан и вопрос о политических репрессиях в армии. Ветеран ответил, что с репрессиями не сталкивался, что многие из тех, кто вместе с ним начинал войну, пройдя её до конца, стали крупными военачальниками… Некоторые были разочарованы ответом. Ставшая дежурной тема репрессий гипертрофирована в восприятии части молодёжи, заслоняет объективное осмысление прошлого.

Настенька тоже спрашивала дедушку:

– Деда, скажи, ты помнишь кого-нибудь, кто был при тебе арестован или неожиданно исчез, а потом сказали, что он репрессирован? Кого-нибудь из своих знакомых таких помнишь? Расскажи.

Дедушка вздыхал и, поглаживая бороду, отрицательно качал головой.

– Нет, внученька, среди своих знакомых не помню случаев ареста. Читали мы о процессах в газетах. Ну, так это все знали.

– Деда, – не унималась Настенька, – а вот у Солженицина в «Архипелаге ГУЛаг» рассказывается, что для плана хватали на улицах чуть ли не всех подряд. И тюрьмы были забиты, оттого что арестовывали чуть ли не каждого второго.

– Ну, это всё болтовня, – вмешивалась бабушка. – Сегодня тоже в тюрьмах тесно, но ты же не видишь, чтобы соседи в нашем доме или кто из знакомых арестовывались?

Эти доводы казались Настеньке убедительными.

…Читаю и перечитываю нашумевшие статьи. Что, к примеру, могут дать молодёжи, кроме дезориентации, откровения о «контрреволюции в СССР на рубеже 30-х годов», о "вине" Сталина за приход к власти в Германии фашизма и Гитлера? Или публичный "подсчёт" числа "сталинистов" в разных поколениях и социальных группах?

…Взять вопрос о месте И.В. Сталина в истории нашей страны. Именно с его именем связана вся одержимость критических атак, которая, по моему мнению, касается не столько самой исторической личности, сколько всей сложнейшей переходной эпохи. Эпохи, связанной с беспримерным подвигом целого поколения советских людей, которые сегодня постепенно отходят от активной трудовой, политической и общественной деятельности. В формулу «культа личности» насильственно втискиваются индустриализация, коллективизация, культурная революция, которые вывели нашу страну в разряд великих мировых держав. Всё это ставится под сомнение.

Да-да, именно сомнение. Тысячи раз правой оказалась неизвестная автор Нина Андреева. Шквал статей в журналах и газетах с единственной целью – посеять сомнение в том, что правильно жили, что можно победить в борьбе за всеобщее равенство и счастье. Там, где сомнение, нет успеха, а, значит, возможно поражение.

…Слов нет, время то было весьма суровым. Но и то верно, что личная скромность, доходящая до аскетизма, ещё не стыдилась самой себя, что потенциальные советские миллионеры ещё опасались проклёвываться в тиши заштатных контор и торговых баз. К тому же мы не были столь деловыми и прагматичными и готовили молодёжь не к тонкостям потребления заработанных родителями благ, а к Труду и Обороне, не сокрушая духовный мир молодых чуждыми шедеврами из-за "бугра" и доморощенными поделками масскультуры.

Кто из молодёжи Москвы не видел в эти дни с удивлением и тайной радостью преступного вожделения появления в переходах порнографических журналов, кто не вслушивался в ритмы зарубежной эстрады, забывая, а и, оплёвывая свою родную, кто не подумывал теперь о возможности внезапного обогащения в частном бизнесе, о лёгкой, но большой наживе?

Из долгих откровенных разговоров с молодыми собеседниками выводим мы такие умозаключения, что атаки на государство диктатуры пролетариата и тогдашних лидеров нашей страны имеют не только политические, идеологические и нравственные причины, но и свою социальную подпочву. Заинтересованных в том, чтобы расширить плацдарм этих атак, немало, и не только по ту сторону наших границ. Наряду с профессиональными антикоммунистами на Западе, давно избравшими якобы демократический лозунг "антисталинизма", живут и здравствуют потомки свергнутых Октябрьской революцией классов, которые далеко не все смоги забыть материальные и социальные утраты своих предков. Сюда же следует отнести духовных наследников Дана и Мартова, других, по ведомству российского социал-демократизма духовных последователей Троцкого или Ягоды, обиженных социализмом потомков нэпманов, басмачей и кулаков".

В статье с горечью рассказывалось о впечатлении дикой злобы драматурга Шатрова на социализм в предлагаемых им пьесах, искажающих историю государства. Нина Александровна высказывала свою личную боль за подрастающее поколение, которое может не понять сегодняшней кривизны истории, может споткнуться о её траекторию, получая не только синяки, но и более серьёзные травмы.

Одной из таких зацепившихся неудачно за кривую истории оказалась Настенька. Несколько дней пришлось пролежать девушке в горячем бреду нервного стресса. Какой же это был по счёту?

В эти дни родные и друзья занимались только Настенькой. Вышедшая статья не просто была циничной ложью, но угрожала жизни всеобщей любимице. Все бросились искать помощи. Москва живёт связями.

Алексей Иванович позвонил в ГКЭС своему шефу, спрашивая, кто из его могущественных знакомых может выйти на прокуратуру и остановить начинающееся непонятное дело по обвинению дочки, которая сама была жертвой. Шеф обещал срочно заняться поиском нужного человека.

Забежавший перед отъездом в Париж Володя Усатов, сказал, что его отец уже связался с ЦК партии. Однако состоявшийся разговор был не утешительным.

– Григорий Ильич, ты читал, конечно, статью "КГБ в трансе"? Это настоящая фальшивка. Я знаю эту девочку Настеньку. Она училась вместе с моим сыном. Не могла она никого убить. Что там за дело затевают? Слушай, надо помочь как-то.

– Понимаю тебя, Трифон Семёнович. Статью читал. И рад бы помочь. Думаю, ты прав, но боюсь тут тебе лучше не вмешиваться. Ситуация такая, что за автором крупные силы другого направления стоят. Им нужен этот скандал. Тут лучше стоять пока в сторонке.

– Ты что, Григорий Ильич! Меня сын перестанет уважать, если я не помогу. Да и как не помочь, если бедная девушка заболела от расстройства. Она, мне говорят, лежит чуть ли не без памяти.

– Да всё ясно, дружище. Но не могу ничего сделать. Могу только посоветовать вот что. Найди ей хорошего адвоката. Пусть уже сейчас начинает готовить защиту.

В день выхода публикации Наташа позвонила Настеньке поддержать её, и, узнав, что подруга не может даже подойти к телефону, немедленно нашла телефон Поварова и закричала в трубку:

– Олег Ильич, это Наташа звонит. Вы помните?… Вы просили связаться с вами, если что. Настеньке плохо. Что ж это у нас делается в стране? Тогда она еле жива осталась от этих сволочей мужского пола, так теперь ещё тюрьмой угрожают.

– Я в курсе, – ответил Поваров. – Сейчас иду к руководству. Я потом позвоню.

Между тем руководство было не в духе от происходящего. Полковник вышагивал по кабинету, выслушивая доводы стоящего в дверях лейтенанта. Потом заговорил мрачным голосом:

Олег Ильич, я полностью согласен с вами. Девушка ваша попала в ужасный переплёт. Но обстановка сейчас такая, что мы не имеем права вмешиваться. Вы видите, что каждое ваше появление газета истолковывает по принципу диаметрально наоборот. Тут очевидна провокация. Запрещаю вам что-либо делать сейчас. Они только и ждут, чтобы мы сунулись куда-то. Нужно отмолчаться, иначе раздуют такой скандал, что не потушишь.

– Но ведь будут судить?

– Да, скорее всего, будут.

– Может подсказать прокурору.

– Не те времена, Олег Ильич, не те времена. Вот что я вам посоветую. Не напрямую, но попробуйте найти хорошего адвоката, который не побоится выступить против этой журналистской мафии.

Евгений Николаевич зашёл к Настеньке сообщить о том, что прошёл по конкурсу на должность заведующего одной из редакций книжного издательства и потому будет переезжать жить в Москву. Мама Настеньки со слезами рассказала, что случилось, и дала прочитать статью.

Инзубов сжал зубы, и они заскрипели.

– Можно я позвоню от вас в Ялту? – спросил внезапно охрипшим голосом.

Получив утвердительный ответ, набрал ялтинскую прокуратуру:

– Николай Николаевич, это Евгений Николаевич. Здравствуйте. Я из Москвы звоню. У меня тут большая неприятность. – И он вкратце обрисовал картину. – Я понимаю, что вы очень заняты делом с убийством в заповеднике, но вы бы не смогли мне помочь и переговорить с нашим известным адвокатом Подуревичем? Мне это крайне необходимо. Я с ним не знаком, а вы-то его хорошо знаете, как и то, что за всю свою практику он не проигрывал ни одного дела. Правда, то всё в Крыму, а тут Москва. Но может он согласится? Ему, конечно, заплатят, – добавил он, вопросительно глядя на мать Настеньки.

Та утвердительно замахала руками.

Затем Евгений Николаевич позвонил в редакцию "Правды".

– Павел Петрович, Инзубов звонит. Здравствуйте. Не буду вас долго отвлекать. Вы читали "КГБ в трансе"?… Как ваше впечатление?… Я так и думал. Что вы думаете, если я подготовлю противоположный материал с настоящей правдой? Я дам её из первых уст.

В трубке помолчали и нерешительно ответили:

– Попробуйте, но никаких гарантий на публикацию. Сначала посмотрим, что напишете.

Бабушка названивала своим бывшим ученикам, выросшим в больших руководителей и не забывавших вниманием свою старую учительницу.

Наташа, узнав от Олега Ильича, что тот не очень может помочь, позвонила Вике, которая по-прежнему оставалась их лучшей подругой, но была всегда очень занята не только подготовкой к госэкзаменам, но и комсомольской работой, так как её давно уже избрали секретарём комитета комсомола института.

– Викочка, – произнесла Наташа по телефону и заплакала.

– Наташка! – Прикрикнула Вика. – А ну не реви. Я всё знаю. Статью читала, Настеньке звонила. Уже говорила с Игорем. Занимаемся.

Игорь был жених Вики. Он работал заведующим отделом ЦК комсомола и уговаривал Вику поскорее расписаться с ним, но она была тверда характером и раньше окончания института на брак, который помешает учёбе, не соглашалась.

– Игорь обещал дойти до секретаря и всё сделать, что надо.

Настенька долго лежала с головной болью. Когда эта проклятая резь в висках, во лбу, в затылке только-только отпустила, когда девушка только поднялась и взялась за своё любимое вязание, на которое обычно оставалось мало времени, пришли в дом люди в милицейских погонах, с ними судебный исполнитель, и предъявили ордер на арест Болотиной Александры по подозрению в убийстве.

Поднявшаяся навстречу странным гостям Настенька покачнулась и снова потеряла сознание. В квартире забегали, забыв об официальных лицах. Отец с Верой подхватили Настеньку и отнесли в её комнату. Мама бросилась на кухню мочить полотенце. Бабушка, не заметив, что оттолкнула кого-то из милиционеров, ринулась к телефону и вызвала неотложку.

Машина скорой помощи приехала быстро. Не успев закончить с девушкой, приходящей постепенно в себя в своей комнате, врач услыхал крик о помощи из общего зала. В кресле, неестественно склонив голову на бок, застыл Настенькин дедушка. А его жена, Татьяна Васильевна, обречённым тоном уговаривала его, похлопывая по плечу:

– Да что же ты, Иван Матвеевич? Ну, ачнись же. Как же так? Итак, многа горя. Помогите же кто-нибудь!

Врач скорой помощи взял Ивана Матвеевича за руку и буднично, по врачебному, констатировал:

– Пульса нет. Вряд ли что-то можно сделать.

– Так аживите же, – взорвалась криком Татьяна Васильевна. – Он был сильный, папробуйте!

– Несите электрошок, быстро скомандовал врач сестре. – И, с трудом подхватив грузное тело умершего, опустил его на пол рядом с креслом и начал сдавливать и отпускать его грудь, делая искусственное дыхание. Потом попробовали электрошок. Всё оказалось напрасным. Стоявшие у двери милиционеры и судебный исполнитель поняли ситуацию верно. Выйдя из дома, включили рацию и доложили обстановку. Им разрешили отложить арест.

Милый мой читатель! Буду очень признателен, если получу прощение за то, что вынужден прервать свой рассказ. Давайте передохнём немного. Впереди так много событий. Страна начала подготовку к знаменитой в будущем девятнадцатой партийной конференции. Генеральный секретарь КПСС Горбачёв ещё так и не знает, что новое готовит ему исподтишка Ельцин, полагая, что легко справится с ним. Траектории их политики только поднимаются к кульминационным точкам.

В Москву возвращается из семилетней ссылки в Горьком борец за справедливость, как его представляют, Андрей Сахаров. Восстанавливается в правах гражданина СССР другой борец Александр Солженицин. Об этом писали все газеты.

Выводятся из Афганистана советские войска, к которым официальные власти не испытывают никакой радости, и с ними возвращается в Москву генерал Варенников, тот самый, что прошёл войну от Сталинграда до Берлина, тот самый, что после локальных военных конфликтов в Африке, решал проблемы в Афганистане с временными отзывами в район Чернобыля для ликвидации последствий аварии, для очистки территории от радиации, тот самый, что осуществил взятие афганской базы Джаварры с её считавшейся неприступной линией укреплений Мажино, руководил победными операциями в районах Кандагара и Герата, тот самый, о котором не писали газеты.

А Настенька, сумевшая не без труда одолеть удары СПИДа-болезни, которая, к счастью, обошла её в этот раз стороной, попала под более сокрушительный удар политического СПИДа – журналистики. Как она выдержит этот и другие удары судьбы, я смогу рассказать только в следующей книге. Прости, пожалуйста, читатель!