Турецкие диалоги. Мировая политика как она есть – без толерантности и цензуры

Реджеп Тайип Эрдоган превратил страну из парламентской в президентскую республику. Он отразил попытку судейского корпуса страны по запрету своей Партии справедливости и развития. Он провёл референдум по поправкам в Конституцию и, сняв судебный иммунитет, отдал под суд всех доживших до наших дней участников военного переворота 1980 года.

В период с 2012 по 2019 год тянулись в стране знаменитые дела «Бальоз» и «Эргенекон», которые привели не только к снятию со своих постов высшего военного командования Турции, но и к замещению офицерского корпуса.

В 2017 году президент Эрдоган провёл референдум и превратил страну в президентскую республику. Опять же, выиграл он этот референдум с минимальной разницей, меньше чем 3 %. Но ведь выиграл же… И в этом – весь Эрдоган. Он умеет выигрывать матчи с минимальной разницей в счёте. То, что у спортсменов называется на «морально-волевых», когда исход – далеко не очевиден.

С момента своего прихода ко власти Эрдоган заявил о том, что Турции нужна «гражданская» Конституция, то есть – не та Конституция, которая была принята в 1982 году в результате военного переворота 1980 года. И приблизительно где-то десяток лет он пытался договориться с оппозицией по поводу текста нового Основного закона. Сделать это у него не получилось.

Потеряв терпение в 2017 году, он переключился на другой сценарий достижения желаемого: подготовил референдум, на котором предложил «некоторые поправки» к Конституции, числом всего-то менее двух десятков.

Только эти «некоторые поправки» в итоге кардинально изменили весь Основной закон страны – настолько грамотно они были подготовлены. Если кратко изложить суть этих поправок, то просто везде, где в тексте Конституции используется слово «премьер-министр», оно было заменено на другое слово – «президент». Это – если говорить совсем кратко и упрощённо. Ведь там был сделан ещё целый ряд «настроек», а точнее – «перекроек» системы власти.

Евгений Сатановский: Элегантно, вполне…

Иван Стародубцев: Вообще говоря, турки чем славятся? Они – мастера эффективных решений. Если можно достичь цели просто и без затей, они не склонны выдумывать ничего пусть и более элегантного, но избыточного. Они – сторонники эффективных действий. Эрдоган в этом смысле – «плоть от плоти».

Что будет внутри страны дальше, удастся ли Эрдогану и его партии победить на предстоящих выборах 2023 года? Удастся ли ему дальше обеспечить преемственность власти, удастся ли обеспечить продолжение жизни Партии справедливости и развития и не окажется ли она партией одного человека – таков груз накопившихся вопросов в отношении турецкой внутренней политики.

Но есть некое наследие, которое останется после него, и оно будет жить вне зависимости от того, кто следующим придёт ко власти в Турции.

Конечно, это наследие включает Организацию тюркских государств (ОТГ) и всё, что с ней связано, включая такие документы, как «Видение (ОТГ) – 2040» и знаменитое Шушинское соглашение, заключённое между Турцией и Азербайджаном после войны в Нагорном Карабахе.

Результатом Шушинского соглашения, заметим, стала замена системообразующего, применительно к турецко-азербайджанским отношениям, слогана «Два государства, один народ» на свою новую редакцию – «Два государства, один народ, одна сила».

В том смысле, что речь идёт не только, допустим, об углублённой экономической или гуманитарной интеграции, но и о создании полноценного военно-политического союза между Турцией и Азербайджаном, вплоть до того, что Советы национальной безопасности двух стран будут проводить совместные заседания на регулярной основе.

Евгений Сатановский: Ну послушайте, так ведь это же де-факто новый Советский Союз, только вместо РСФСР там – Турция, в качестве метрополии.

Иван Стародубцев: Главное, что, когда мы используем слово «наследие», подразумевается, что оно никак не будет или будет слабо зависеть от того, кто окажется дальше у руля в Турции.

Представим себе выборы 2023 года – всеобщие парламентские и президентские – которые, если всё будет в графике, пройдут в июне месяце. Допустим, ко власти придёт та самая пресловутая оппозиционная «супер-коалиция», которая сейчас мобилизуется в стране на борьбу с президентом Эрдоганом и его Партией справедливости и развития.

Чисто гипотетически, что при этом произойдёт с Организацией тюркских государств и с Шушинским соглашением? Да ровным счётом ничего не произойдёт. Всё останется на том же самом месте, и с того же самого места Организация тюркских государств продолжит двигаться дальше в «светлое будущее», где грядёт «пробуждение тюркского мира», как декларирует турецкое руководство.

Что будет с турецким присутствием в мире? Посмотрите статистику по открытию дипломатических миссий Турцией за рубежом за последние два десятка лет. Турция резко увеличила число своих зарубежных представительств в африканских странах. Турция резко увеличила свою представленность в странах Латинской Америки. В конце 2021 года в центре Нью-Йорка, прямо рядом со штаб-квартирой ООН, открылся турецкий центр, получивший название «Турецкий дом» – 36-этажное здание стоимостью около 300 млн долларов. Подлинно имперский размах, чтобы американцы выучили, где находится Турция на «глобусе Америки», и имели под носом постоянное напоминание, с кем имеют дело. В результате по сети своих зарубежных миссий Турция вышла на пятое место в мире.

Что будет с этим наследием? Да ничего с ним не будет. Это наследие продолжит жить своей жизнью, мало связанной с рулевыми в Анкаре, и продолжит задавать тот вектор внешней политики, который существует сейчас. Просто потому, что всё перечисленное выше – это никакие не искусственные придумки нынешнего турецкого руководства, а то, что определяется всей логикой развития страны, региона и мира в целом.

Евгений Сатановский: Говоря попросту, здесь личность сыграла свою роль в истории, и она, эта личность, может сколько угодно исчезать с политической арены, только роль эта останется прежней и всё, что ею будет достигнуто, уже назад не отыграть.

Иван Стародубцев: Можно говорить об уместности или неуместности таких параллелей, но есть «культ личности» Реджепа Тайипа Эрдогана в стране.

Совершенно не исключено, с учётом того острого неприятия и даже ненависти со стороны части турецкой оппозиции, что в случае их прихода ко власти последует некое «разоблачение культа личности Эрдогана». Может последовать период реваншизма и даже судебных процессов.

Но то наследие, которое Реджеп Тайип Эрдоган заложил в стране, продолжит жить, и со значительной частью этого наследия, в особенности касающейся российских интересов, мало что можно поделать. Если только не «резать по живому»…

Евгений Сатановский: Крайне любопытно, потому что нам каким-то образом придётся вписывать самих себя в новый, завтрашний мир, где Турции куда больше в ближайшем российском окружении, чем было ещё вчера.

Иван Стародубцев: Турция в современном российском окружении – везде. Турция – и в странах Балтии, Турция – и в Восточной Европе, на Балканах, на Чёрном море, на Кавказе, в Центральной Азии, на Ближнем Востоке. И это – если говорить только по периметру границ Российской Федерации. А ведь есть ещё и пересечение интересов в том, что мы называем «дальним зарубежьем». А есть ещё и внутрироссийское присутствие…

Евгений Сатановский: Ну её только на Курилах нет…

Иван Стародубцев: Оговоримся, «пока нет».

Впрочем, в каждой шутке есть доля шутки: до Японии Турции всё же чисто географически пока сложновато дотянуться. Но даже и с японцами Турция нормально работает, по нарастающей. Хотя наибольший интерес у них – к сотрудничеству с Китаем в контексте мегапроекта «Пояс и путь».

Евгений Сатановский: Другое дело, что у нас Турция внутри нашей страны присутствует, и она имеет очень серьёзные лоббистские возможности и очень серьёзные связи в истеблишменте на всех уровнях, включая высший. И этот фактор не менее важный, чем Турция на постсоветском пространстве.

Иван Стародубцев: Да, Турция – уже внутри информационного пространства России. Это не вчера началось, но результат многолетних усилий мы наглядно увидели в ходе Второй Карабахской войны в 2020 году. И увидели, что характерно, в российских средствах массовой информации.

Турецко-азербайджанское Шушинское соглашение, подписанное президентами и ратифицированное парламентами двух стран, однозначно определяет даже не саму возможность, а существующие планы по совместному использованию Турцией и Азербайджаном своих зарубежных диаспор за пределами этих двух стран.

А где у нас самая крупная зарубежная азербайджанская диаспора? В Российской Федерации, да ещё и в Исламской Республике Иран. Что характерно, в странах – двух главных конкурентах Турции за влияние в регионе.

И получается, что с возникновением Шушинского соглашения в распоряжении Турции оказываются принципиально новые возможности для продвижения её информационной повестки, её взгляда на мир, её глобальных предложений.

Касательно глобальных предложений, слоган Эрдогана «Мир – больше пяти» – имея в виду постоянных членов Совета Безопасности ООН – получил оформление в книге турецкого президента под названием «Более справедливый мир возможен», опубликованной в сентябре 2021 года.

Он её вручает своим зарубежным коллегам, в том числе лично подарил президенту Джо Байдену. В книге слоган «Мир – больше пяти» и идеи о необходимости большей инклюзивности управляющих органов ООН – буквально на каждой странице. Эта идея пока ещё не созрела, чтобы пробить себе дорогу, но рано или поздно у неё есть шансы дойти до нужной кондиции.

Евгений Сатановский: Не исключаю, особенно когда и если Иран всё-таки завершит свою ядерную программу. И следующим игроком Ближнего Востока, который совершит прорыв к ядерному статусу, будет Турция. А куда ей в этой ситуации деваться? При этом мы знаем как минимум несколько средств массовой информации, более чем влиятельных в России, которые де-факто являются инструментом турецкой политики и отчасти политики азербайджанской. Но я не знаю, есть ли у России хоть одно управляемое и направляемое нами средство массовой информации в Турции. Подозреваю, что нет.

Иван Стародубцев: У России есть информационное агентство «Спутник», которое выходит и на турецком языке. Но это – достаточно нейтральное СМИ, которое лишь только в отдельные кризисные моменты в отношениях между Россией и Турцией выступает с какими-то резкими заявлениями в адрес Анкары. А так в общем и целом в подаче информации на турецкую аудиторию оно действует достаточно нейтрально.

Чего не скажешь об отдельных турецких коллегах, которые работают на русском языке – что показали события в том же Нагорном Карабахе, да и общий информационный фон, который они вокруг себя распространяют применительно к России.

Так что и это – то самое «наследие» в виде турецко-азербайджанского информационно-пропагандистского сотрудничества, которое возникло в результате подписания Шушинского соглашения. И с ним тоже поделать по большому счёту ничего нельзя. Это – иррелевантно по отношению к тому, кто находится у руля в Анкаре.

Такая устойчивость является характерной чертой того, что можно с полным правом называть словом «наследие» Реджепа Тайипа Эрдогана, которое он оставит своим преемникам. Пусть не обязательно идеологическим преемникам. Но преемникам в хронологическом порядке.

Евгений Сатановский: У нас, когда начинают задавать по этому поводу вопросы, и совершенно неважно, задают их руководству ИТАР «ТАСС» или «Независимой Газеты», люди разводят руками и ссылаются на то, что деятельность эта в данном случае – чистый бизнес. Было бы интересно, если такого рода бизнес был бы у России в Турции, как к этому отнеслось бы турецкое руководство? Мне почему-то кажется, что очень и очень предметно, конкретно и резко негативно.

И тем не менее мы живём в том мире, в котором живём, поэтому АЭС «Аккую» Россия Турции строит, и эти деньги, конечно, никогда в бюджет нашей страны не вернутся. И, конечно, С‐400 мы Турции продаём, и это вызывает очень любопытные флуктуации в блоке НАТО. Вот здесь мне крайне интересно наблюдать за всем, что происходит. Да и точек нашего даже не соприкосновения, а лобового столкновения, становится всё больше и больше… У меня нет ощущения, что миротворческая операция ОДКБ в Казахстане в начале 2022 году была воспринята в Турции с большим позитивом. Скорее с ощущением того, что это крайне неприятный для Анкары сюрприз. И при этом мы как-то разводим наши абсолютно противоположные интересы без жёсткой лобовой драки.

Иван Стародубцев: Это – то, о чём мы говорим, когда используем эпитет «лидерская дипломатия», личная дипломатия между президентами Путиным и Эрдоганом. Уж как это назвать? «Особой химией» в отношениях?

Я думаю, что президент Путин очень тщательно выбирает свои выражения, включая и те, где он называет президента Эрдогана «дорогой друг». Это – достаточно любопытная способность как Путина, так и Эрдогана проделывать то, что в Турции называют «конкурентным сотрудничеством»: конкурирую – здесь, сотрудничаю – там.

Евгений Сатановский: Я не очень предполагал, что такие отношения вообще возможны. Но мы их наблюдаем воочию и наблюдаем не то что не первый год, но и не первый десяток лет. И при этом я не очень понимаю, когда и если будет не Владимир Владимирович Путин во главе Российской Федерации, а кто-то иной, каковы будут эти отношения? Я не вижу человека, который способен его заменить в отношениях с турками ровно ни в какой мере.

Иван Стародубцев: Самая крепкая дружба возникает у людей с детства. Когда в первый раз встретились Владимир Путин и Реджеп Тайип Эрдоган… Разумеется, я не хочу, сказать, что они встретились в детстве…

Евгений Сатановский: Да нет, их детство давно прошло к тому времени…

Иван Стародубцев: Но они встретились всё-таки на заре своей политической карьеры. Это произошло в 2002 году, после того как Партия справедливости и развития победила на выборах и Эрдоган приехал в Москву. Замечу, что это был его первый зарубежный визит и символично, что Эрдоган отправился именно в Россию.

Он приехал в качестве лидера победившей в Турции молодой, «дерзкой и резкой» Партии справедливости и развития. Где он и познакомился с Владимиром Владимировичем, который к тому времени был у власти уже три года. А Эрдоган только-только перехватывал бразды правления у предыдущего турецкого начальства.

Для них обоих это было самое начало большой политической карьеры, отправная точка, и далее они долгие годы шли параллельными курсами. Такие тесные отношения, которые существуют между Путиным и Эрдоганом, могут возникнуть только на таких параллельных курсах. Два сложившихся политика не могут установить такие особые отношения, они для этого уже слишком ригидные, что ли…

Евгений Сатановский: При этом они оба – политики для своих стран абсолютно нетривиальные. Скорее даже не политики, а государственные деятели. Потому что Эрдогана я себе ещё в качестве политика представляю. Ему приходится маневрировать, ему приходится справляться с оппозицией. И каждый раз для него выборы – это большое испытание, потому что всегда есть риск, что он их не выиграет и, наконец, риск того, что его просто свергнут. На протяжении почти всей его карьеры, до самого последнего времени, этот риск был колоссален. В этом смысле у Путина ничего подобного нет. Ему намного легче.

Иван Стародубцев: У них разные задачи. У российского лидера и у турецкого лидера.

Российскому лидеру пришлось иметь дело с тем самым «парадом суверенитетов», который «берите, сколько захотите» и при котором каждый местный начальник по местной же Конституции – «Царица полей». И вот только-только с ним разобрались – вы понимаете, о чём я говорю. Обо всей этой истории с кучей президентов в нашей стране, как о ельцинском наследии. Заметьте, и у Эрдогана – наследие, и у Путина – наследие, но какие же они всё-таки разные…

В случае турецкого лидера, ему приходится выбираться из объятий, точнее, выходить из-под плотной опеки Запада. Долго, мучительно, и до сих пор он продолжает это делать. Ему крайне непросто заставить Запад признать новую Турцию с её даже не региональными, а уже и глобальными интересами на международной арене. Не случайно турецкое руководство даже «переименовало» на английском языке «Turkey» в «Türkiye» и теперь на этикетках своих изделий турки пишут «Made in Türkiye».

Это требует колоссального напряжения сил от Эрдогана, не большего и не меньшего, чем у Путина. Просто другого…

Евгений Сатановский: У них принципиально разные повестки. При том, что к очень и очень многим вещам их отношение абсолютно одинаковое. И это просто визуально заметно. Другое дело, что в некоторых вещах их интересы не просто пересекаются, а пересекаются самым жёстким образом, как это произошло в Сирии в ходе тамошней гражданской войны. Россия и Турция оказались абсолютно по разные стороны баррикад. И тому, что здесь обошлось без прямого столкновения, я был сильно удивлён.

Иван Стародубцев: Мы живём в такое время, когда прочерчиваются новые границы влияния, и Турция будет идти в этом смысле до конца. До той красной линии или до той красной стены, которую выстроит Россия. Так что действительно, наши отношения на ближайшие годы чреваты не только новыми страницами дружбы и сотрудничества, а также и угрозами как минимум трений, а как максимум – лобовых столкновений. И это – большая ответственность лидеров двух стран, чтобы не довести «до греха».

Евгений Сатановский: Ну что, будем надеяться, что до греха не дойдёт. Хотя до греха ой как много чего может довести, и всё больше и больше точек столкновения интересов, как это было в Карабахе и в целом в Закавказье, было и есть в Средней Азии и уж тем более в Казахстане, и, конечно, на Украине, потому что украинский проект Эрдогана – едва ли не самый рискованный с точки зрения отношений Турции с Россией…