Мой тюремный дневник

– Ну скорее, скорее, чего там у тебя?

– Мне очень плохо, доктор.

Но он едва прослушал, давление не измерил, т. к. тонометр у него не работал. Сделали укол, кажется, анальгин с димедролом. А как привели в камеру, мне стало ещё хуже, боли усилились так, что казалось будто это жизнь уходит из меня, и в любой момент всё, настанет конец. Ребята заволновались и снова стали стучать, потому что видят – на их глазах умирает человек. Пришла охрана, ребята вызвались меня проводить, т. к. я сам идти не мог, но они не разрешили. Но и конвойные не стали помогать, и я по стеночке, по стеночке, через тычки и понукания: «А ну иди давай побыстрее, шевелись, старик!» спустился вниз к врачу. Там, не спрашиваясь, лёг на кушетку, т. к. силы меня оставили.

– Что с вами?

– Я умираю, давайте реанимацию.

На воле, конечно, тут же бы вызвали неотложку, но в тюрьме всё по-другому – врач, или не знаю кто, даже давление не измерил, только сестра сделала 3 укола, один из них в вену. Полежать не дали, в тычки и с понуканиями отвели в камеру. Я сразу лёг и уснул, видно вкололи успокоительное. Утром стало вроде полегче, но стоило приподняться, сразу темнело в глазах. И я почти весь день 21.06 пролежал пластом, на прогулку идти не смог, хотя надо было бы хоть немного подышать свежим воздухом.

Я никогда не помню сны. Но на следующий день был какой-то особенный сон: вроде меня выводят из камеры, потом охранник куда-то исчезает, и я иду по тюрьме один, через какие-то ремонтируемые помещения и лестницы. Наконец, я выбираюсь на поверхность и вижу – я вне пределов тюрьмы, оглядываюсь назад, а выхода, откуда я вышел, нет. Тут я просыпаюсь в ужасе – побег! Но снова засыпаю и вижу праздничный сон – то ли какой-то ресторан, то ли квартира, кругом незнакомые парни и женщины, а заводила компании я. Снова проснулся. Был ещё и 3-ий сон, но я его почему-то совсем не запомнил. Рассказываю 1-ый Михалычу, а он и говорит: нагонят тебя, ведь 25-ого истекает 2-х месячный срок. Хотя мои сны никогда не сбываются, я в приподнятом настроении отправился на прогулку.

Сегодня, 25 июня, истёк срок моего содержания под стражей. Вернее, ещё вчера, если руководствоваться законом. Поскольку этого не произошло, я написал заявление, что в знак протеста за незаконное содержание под стражей объявляю голодовку и на проверке утром отдал его офицеру. Но никакой реакции в этот день не последовало, кроме того, что зашёл режимник и зачитал мне телефонограмму о продлении срока содержания под стражей. На следующий день пришёл прокурор, надзирающий за соблюдением законов содержания под стражей, вроде бы защитник арестованных. Я заявил ему, что объявил голодовку и он, поскольку моё содержание незаконно, имеет право немедленно освободить меня. Я нагло заявил:

– Пусть, тот кто затеял это, снова подвергнет меня аресту.

– Но вам же зачитали телефонограмму, что срок продлён, и для нас это основание.

– Телефонограмма не является документом, вы это знаете. Но вас я прошу – передать В. Ф. Костяеву (прокурору области и нашему клиенту), что терпение моё иссякло, я написал ему письмо, он мне не соизволил ответить, поэтому я написал генеральному прокурору о всех безобразиях в отношении меня, и если он не решит вопрос в ближайшие дни, будет другое заявление, я привлеку СМИ.

– Привлекайте кого хотите. А он в Москве и вернётся на той неделе.

– Вот как вернётся, так и передайте.

Офицер:

– Ты чего ведёшь себя так, в карцер захотел?

Когда они ушли, ребята мне:

– Здорово ты его!

Но уже пошёл 2-ой день моей голодовки, и голова прямо отказывала, а тут ещё этот разговор. На следующий день была баня, я уже почти собрался, а меня хоп – с вещами! Ребята: "Ну всё, нагонят!" Да, нагнали – в карцер, только на общем основании. Это значит – постель со мной, могу валяться хоть целый день. Заводят в новый корпус на 1-ый этаж в камеру размером 1×1,8 м – располагайся. Я стучать: тут вода по щиколотку и сверху капает, мне же не карцер. Написал заявление Начальнику СИЗО: «В связи с тем, что 25.06 я объявил голодовку в качестве протеста на незаконное содержание под арестом, меня перевели в одиночную камеру на общем содержании. Однако меня посадили в карцер, хотя режим заключения я не нарушал и претензий от руководства СИЗО не имею. Если это режим общего содержания, то я не должен находиться днём без дневного света, стола и стула. Но не это главное – в камере вода на полу и сверху капает из канализации, спать нельзя. Даже если бы я мог спать, находиться в сырой камере – значит подвергнуть себя опасности заражения ТБЦ. Мне 57 лет, и я страдаю множеством заболеваний, в числе которых хронический бронхит. Прошу перевести меня в сухую камеру». Смилостивились, в тот же день посадили в ту, что была рядом. А она почти такая же – только воды на полу не было, т.к. сверху капало прямо туда, где был откидной шконарь. Не откладывая дело в долгий ящик, написал на имя начальника СИЗО два заявления: чтобы перевели в сухую камеру и на перевод в больничку.

На больничку меня, конечно, не перевели, но в тот же день водили к врачу, там сняли кардиограмму. Сестра сказала, что всё в норме. Как я спал, одному Богу известно – на 1/3 сгрудил матрац, постелил тряпку и полиэтиленовую плёнку, подставил стаканчик, чтобы вода не лилась прямо на меня. А ноги были на «машке». Проснулся с тугой башкой, а тут, ни свет ни заря: «С вещами!» Я, грешным делом, подумал: «Вот, правильно, что начал голодовку, это я сделал мощный ход!», да тут ещё конвойный говорит: «Домой пойдёшь!» (до меня не дошла издевательская интонация в его голосе). Эйфория ещё более усилилась, т. к. повезли в Первомайский РОВД в одном автозаке с Воложаниным, и я подумал, что обоих освободят под подписку. Но по приезде нас развели по разным местам, его посадили в обезьянник, а меня с малолетками в гадюшник, где ни света, ни воздуха, все курят – и не запретишь. Когда, наконец, где-то к 12 часам вызвали, и я вижу, что в кабинете сидит Вера, понял, что никакой речи о свободе не идёт. А она сходу кричать:

– Ты что, не понимаешь, что у нас денег нет? Мише приходится есть у Болдыревых (соседей), всё имущество описали, нанимать адвоката будем только на процесс.

Вот так: была любовь, семья, все деньги до копейки я приносил домой, а как попал в беду, оказывается, деньги дороже мужа и отца ребёнка, 38 дней от неё не было ни слуху, ни духу. Потом говорит:

– Кончай голодать, мы работаем, и прекрати писать моей матери. Мартьянов (наши дети учились в одном классе гимназии) по своим каналам пытается что-то сделать.

И тут в разговоре выясняется, что мой арест – инициатива губернатора области Ковлягина, а если, не дай Бог, президентом будет избран Зюганов, тогда над нами устроят показательный процесс и впарят по 10-ке. Просил УПК, новый Уголовный кодекс с комментариями – в ответ опять крики:

– Денег нет, сиди и жди.

Еду она принесла, но я не стал есть, т. к. нельзя было прерывать голодовку. Потом зашла Нина Дмитриевна (тёща), обняла меня и заплакала, подвели Мишу – он такой светленький, подрос, молчит и только смотрит на меня. Я обнял его и сказал, что всё выдержу и мы скоро увидимся. Да, это моя надежда и любовь. Как же мне хочется побыть с ним хоть часок! Про что уж мы будем говорить – о динозаврах, компьютерах, роботах? 2 месяца для него – большой срок. Но тут все стали орать, и Назирова, и конвой: "Уведите их, не положено!", свидание прервали и отвели в гадюшник. Там был один малолетка (бывший детдомовец), который тут же мне начал плакаться, какой он несчастный: ни разу в жизни не воровал (за квартиру платил 150, а заработок на тепличном комбинате 120!). И вот де бес и попутал, он 40 кг огурцов с подельником стащил, но их накрыли.

Вдруг снова вызывают – думал, на допрос, а там меня ждёт свидание с внучкой Олей, которую брала на 2 месяца в Ригу Людмила, сестра бывшей жены, Ольги Фёдоровны – она привезла её в Пензу к школе. Они принесли мне скромную передачу и газеты, уговаривали бросить голодовку, но на случай выхода из голодовки я взял из неё только лимон, шоколад и яблоко. Верят в мою правоту, но помощь деньгами, тем не менее, Люда не предложила. После того, как закончилось свидание, меня снова отвели в гадюшник.

Да, целая история вышла с газетами. Следователь разрешила взять с собой в тюрьму, а конвой ни в какую – не положено. Я этим дубакам говорю: ваша обязанность довести до ворот заключённого, а не вещи. Тюрьма шмонает, и сама отберёт, если сочтёт нужным. Нет, де устав не разрешает. Но тут подошёл капитан, который почему-то, когда забирали меня, проявил особый интерес к моей особе. Я его попросил отдать газеты, и он принёс половину того, что мне передали. На привратке сидел мало, зато загнали бок о бок с Воложаниным, и я его предупредил, чтобы не играл в паровозик – пусть каждый несёт свой чемодан. А когда повели – о радость! – на 2-ой этаж, в такой же карцер, но сухой. Но радость быстро омрачилась – шконарь всего 1,5 м, а у меня рост 1,72, спать можно было только согнувшись в три погибели.

Теперь опишу, как шла сама голодовка в карцере.

1-ый день вообще ничего – до обеда писал на черновик жалобу генпрокурору, но к вечеру стала болеть голова. 2-ой день был самым тяжёлым – с утра тяжёлая голова и общее состояние хуже не придумаешь. А тут ещё переселение. Все два дня пил воду с растворёнными аскорбинками – для укрепления сопротивляемости организма. 3-его дня выпил таблетку цитрамона, ещё нозепам и после того, как усилилось отделение мокроты и появился кашель – таблетку арбидола. Но стала болеть шея и левое ухо стало пунцовым, а от чего, даже не знаю (сейчас я этим ухом не слышу). Вместо еды пью одну воду, вернее кипяток, который мне приносят. 4-ый день провёл в РОВД (опять бестолковый допрос), самочувствие паршивое, слабость, сонливость, но всё же терпимо. Даже вытерпел целый час стоянки в автозаке перед тюрьмой. А есть уже и не тянет. Сегодня 5-ый день, спал – не спал, не знаю. Ходил на прогулку. Было довольно прохладно, но я снял майку и загорал на солнце. Пришёл задрогший, лежал до обеда и, кажется, пару раз вздремнул. Сейчас пишу, накинув на плечи куртку и то ли мне жарко, то ли у меня температура, не пойму. Продолжаю: 6-ой день голодовки проходит лучше, чем 5-ый, но на теле появились какие-то мокнущие болячки, такие, как были у Степаныча – вот, достала и меня тюремная инфекция! Удивительно, но утром сходил по большому. Сначала чуть, а потом через некоторое время ещё и побольше. Но кал тёмный-тёмный. Надо было бы на газетку, чтобы видеть – нет ли кровяных выделений? Если снова позывы будут, так и сделаю. В животе как была окаменелость, так и не проходит, однако и не болит. Спал всё равно неважно, проснулся задолго до пробудки. Настрой у меня прежний – бороться, однако если суд не отменит решения, деваться некуда, голодовку придётся прекратить. На 7-ой день стало хуже. Во-первых, ночь почти не спал – достали клопы. Я когда пришёл после свидания в РОВД, убил 2-х и подумал, что принёс их с каптёрки. Предыдущие дни их вроде как бы и не было, а этой ночью они устроили нашествие. Полежу, они сбегутся – побью и снова ложусь, но многим всё-таки удалось попить-таки моей кровушки. Утром посчитал убиенных по трупикам: более 700 штук. А перебить всех и не получится – стены камеры не гладкие, а оштукатуренные «под шубу», т. е. все в дырках, в которых клопы откладывают свои яйца. Только одно непонятно – почему клопы в этой камере ждали целых три дня? Чтобы наброситься на меня целой стаей? Копили силы, чтобы скопом напасть? Но, вероятно, они просто хорошо отъелись на предыдущем постояльце, и у них просто был перерыв… В общем, ночь прошла без сна и только утром после пробудки я раза три отключался.

Главное для меня в этой голодовке то, чтобы голова выдержала, а то, когда я первый раз держал голодовку в 1975 году в Москве в общежитии для аспирантов, я был вынужден её прекратить на 10-ый день, т. к. вдруг началась жуткая головная боль. Но приключилась другая напасть – появились явные признаки простуды – кашель, горло болит, сильное отделение мокроты как изо рта, так и из носа. Да, если заболею, тогда голодовку придётся закончить, не дожидаясь суда. Опять утром сходил по большому. Если вчера кал был густоты сметаны, то сегодня – дрисня темно-коричневого цвета. Что ж, это продукт разложения тканей, а может, и опухоли в животе. Сам я сильно похудел, а вот она не уменьшилась нисколько. Очень противно пить воду, а надо. Выпиваю ежедневно где-то 2,5 л, беру по 2 кружки в завтрак, обед и ужин. Посетила меня, наконец, врач, послушала и сказала, что по сердцу есть отклонения, но они не смертельны. Вчера, наконец, повели в баню. Но, как всегда, отношение тюремщиков как к рабу – ведь знают, что голодаю, ослаб, а всё равно гонят: быстрее, быстрее, едва дали толком помыться. Но всё равно для зэка баня – это как на воле побывать!

Опишу сразу 8-ой и 9-ый день. Вчера день был заполнен делами и ожиданиями, снова водили в баню, дали ножницы подстричь ногти, но воду в обед не принесли, пришлось просить часа 2. Самочувствие стало получше, чем вчера, сделал зарядку, умылся. Позывы сходить по большому были, но неясные, а мучить жопу я не стал. Где-то часа в 3 принесли инсектицидный карандаш против клопов, и я очень аккуратно всё очертил кругом постели. Но стены, покрытые «шубой», с дырами и щелями, обработать карандашом невозможно. И прилёг. Думаю, предыдущую ночь не спал, надо дрёму нагнать. И тут клопы как полезли! И началась битва – полежу, они набегут, а я их соберу и давить. И так до поздней ночи. То ли в связи с голодовкой, то ли вообще от условий содержания, но сон не шёл. Так и пришлось принять капли пустырника, чтобы заснуть. Проснулся за час до пробудки, но глаз не открывал. Когда включили радио и стали разносить еду, получил свой кипяток и снова лёг. Удивительно, но заснул, ещё даже сны снились. В 10 встал, сделал зарядку, но не силовую, а для разминки суставов. Шея хрустит, но меньше, может остеохондроз рассосётся в итоге? Но вот что плохо – когда стал засыпать, стал мучить щемящий кашель. Тогда я стал глубоко дышать и задерживать дыхание. И вроде бы он прекратился. А проснулся – грудь заложило и кашель стал ещё больше. Если вчера кашель и отделение мокроты почти прекратились, то сегодня нос закладывает и приходится постоянно отхаркиваться. Постирал носки и вымыл камеру, разобрал вещи. Но тяжеловато было, устал сильно и когда повели на прогулку, меня так шатало из стороны в сторону, что … и в дворике было трудно даже стоять. Но под конец полегчало… А потом вывели голосовать за президента, (голосовал не за Ельцина и Зюганова, а за Лебедя). Сейчас больше 2-х часов, обработаю ранки и полежу. То, что у меня на голове стали разрастаться болячки, это ещё ничего. Но они появились и на теле, чешутся и мокнут, ни мазь, ни зелёнка их не берёт. Как бы к суду не покрыться коростой по всему телу. Но как время тянется! Вот, думал, что дело идёт к 4-м, а по радио сказали – 14–00. Да, время – это самое тяжёлое здесь. Но проходит день и прошедшее время кажется пролетевшим мгновенно.

10-ый день. Ожидания мои не сбылись – не вызывали. Может поэтому спал плохо и проснулся задолго до подъёма. Шёл сильный ливень. Вообще, главная неприятность от голодовки – это проблемы со сном: вчера смог заснуть только задолго за полночь, хотя лёг где-то в 7 вечера. Я уж и аутотренингом занимался, и овец считал – ничего не помогало. Утром сделал зарядку, почистил зубы и смазал язвы. Принесли мази и стрептоцид, зашёл режимник и завёл беседу по поводу окончания голодовки и о жизни, за что сижу. Вроде бы потеплел. А голодовку придётся вести до суда – в выходные никто не будет решать вопрос о переводе, да и продуктов для выхода из голодовки нет. Самочувствие вроде ничего, да вот беда – утром грудь как заложенная, а вечером одолевает сухой кашель. И когда лежишь начинается кашель… После обеда полежал и, хотя не было сильного позыва, попытался сходить по-большому. Получилось, но чуть-чуть, опять темнобурая сметанообразная масса. Уплотнение в животе не уменьшается, хотя весь мой жир уже сгорел. Потом водили на прогулку, было солнышко, и я погрелся. С прогулки сразу повели на укол, я дал согласие, может улучшится кровообращение, особенно на фоне голодовки. Правда, на ягодице обнаружилось покраснение и появилась ещё одна язва на плече.

11-ый день голодовки. В общем, я уже повторил своё московское достижение. Правда, выхода с головной болью не будет. За все 10 дней только первые 3 дня болела голова. Чувствую себя, конечно, много хуже, чем тогда. Там я совершал многокилометровые прогулки и даже пробежки по парку в Кусково, и ничего. А здесь сегодня решил поправить свет, а для этого надо было подтянуться на одной руке и поправить лампочку. Так после еле отдышался, сердце колотилось как бешеное. И весь день слабость, сильно шатало. Наконец добился, чтобы дали зеркало, чтобы я мог побриться. Камера освещается наполовину и то слабо, так что проведёшь разок по щеке – помоешь станок и снова. Но выбрился и стал похож на Иисуса Христа – лицо истощённое, которое оттеняет борода (кстати красивая, можно оставить и после ходить с ней). Но увидел и другое – на правой скуле какой-то отёк. Язвы заживают, но плохо, слежу, чтобы новых не появлялось, тут же мажу. А сон по-прежнему плохой. Вчера заснул ещё позже, но проснулся с первой пробудкой, утром пытался снова заснуть, но не получилось. Может, поэтому и слабость. Но зарядку сделал, на ноги пытался делать растяжку, чтобы садиться в позу лотоса. Снова пытался сходить по-большому – не получилось. Вызывал Духанин, начальник оперчасти СИЗО. Я просил связаться с адвокатом Краснобаевой на предмет того, чтобы она меня защищала, но он сказал, что ничем помочь не может. Ещё просил перевести в маленькую камеру, когда закончу голодать.

12-ый день. Самочувствие нормальное, заклеил лампочку газетой, чтобы в камере был полумрак. Может поэтому ночью впервые спал, возможно, и клопы тоже, раздавленных не нашёл. Правда, несколько раз просыпался, при этом после 3-х побудок встал, подумав, что наступило утро, но окно было чёрным, и я снова лёг, так и проспал до звонка. Встал тяжело и через силу. Сделал зарядку, растяжку, понемногу разошёлся, голова ничего, однако во рту появилась горечь, мокрота отделяться перестала, зато в носу стали донимать «козюльки». Сводили к врачу, там сделали укол, дали ещё мази и заклеили на боку язву лейкопластырем, она не проходит вот уже 12 дней, т. к. ночью ворочаюсь и сдираю корочку.

13-ый день. А предыдущую ночь спал очень плохо, заснул только под утро. Но утром резко вскочил за кипятком и сразу забилось сердце, поэтому зарядку так, как вчера, сделать не смог, всё время чувствовалось сердце и на прогулке больше стоял. Весь в ожидании суда – написал выступление. Вечером немного вздремнул, а ночью пошли глюки – стало казаться, что кто-то рядом есть, слышались шорохи, открывал глаза, а мимо проплывал какие-то монстры, они что-то говорили мне, а что, не помню. Это меня встревожило, и я решил, что если сегодня не вызовут на суд, надо заканчивать голодовку.

14-ый день. Всё, эта ночь была последней – раз не вызывают, значит голодовку надо прекращать и отправляться в общую камеру. Поэтому взял хлеб, чай и сахар. Хлеба отрезал маленький кусочек и долго-долго его жевал, потом ещё, запил слабым чаем. Во рту стало противно, часа через 3 попытался снова проделать эту процедуру, но стало ещё противнее, и недоеденный хлеб я положил в сидор. Есть совсем не хотелось, а самочувствие было такое же плохое, как если бы я не прекратил голодовку, поэтому зарядку по полному раскладу сделать не смог. Донимали мокнущие болячки, которые не присыхают даже под бактерицидным пластырем. Руки стали сильно дрожать. Подождал до 11-ти и вызвал зама по режиму, которому отдал заявление о прекращении голодовки. После обеда дежурный по коридору открывает кормушку и говорит:

– Скобликов, с вещами!

Собрался и ждал не меньше часа, затем открывается робот, я шатаясь выхожу, а меня в тычки гонит дубак, здоровенный такой, со шрамом на губах. В камере встретили с радостным гулом, всё рассказал, все – с сочувствием:

– Как это ты смог, молодчага! и т. д..

Но вечером видно получили прогон (они гоняли коней с мульками, но это меня не насторожило), и на следующий день с утра ко мне с претензиями:

– Ты чего это не держал голодовку до конца? Ты подвёл пацанов!

И ещё в том же духе. Я слушал, слушал этот трёп за их воровскую жизнь, а потом грубо остановил потоки этой хрени:

– Заткнитесь! Я это я, и распоряжаться своей судьбой и здоровьем буду сам. Вы мне кто, чтобы я ради вас сдохнул? Не суйте свой нос не свои дела!

Тут они немного утихли, побурчали и каждый занялся своими делами, а я лёг и смотрел безучастно в потолок… Вечером встал и съел ещё небольшой кусочек хлеба и яблоко пожевал. Вкус не появился, да и есть совершенно не хотелось, а слабость не проходила. Во вторник пришла дачка сразу 5-м, слава Богу и мне. Я от общака отделился, но на общие нужды отдал, кроме обычной дани в виде сигарет и чая, ещё и колбасу, но не от щедрот своих или чтобы сгладить осуждение моего поступка, а просто потому, что я знал, что нельзя есть мясное после голодовки столько же дней, сколько голодал. А вот овощи – самое то после неё, так что я сделал себе салат из огурцов и помидор с майонезом, но чуть-чуть, чтобы организм постепенно начинал работать. На следующее утро с отвращением проглотил 3 ложки положняка (сечки – самое то после голодовки) и больше не смог, аппетит так и не появился, вкус не ощущался и во всём теле чувствовалась слабость. И сон не шёл. А тут ещё со вторника началась дикая жара. Да, если бы я не прекратил голодовку, то просто задохнулся бы в той одиночке.

10-ого июня в обед повезли на суд. Я, честно говоря, думал, что нагонят. Но судья был всё тот же – Балюков, моя проникновенная речь его не то, что нисколько не тронула – он вообще меня не слушал, сидел и что-то там писал. Тогда я прервался и спросил:

– Вам неинтересно, что я говорю?

На это наглое замечание он ничего не ответил и продолжил что-то писать. Ну и естественно, решение было таким же, как и прежде. Что ж, буду снова писать жалобу.

11-ого с утра: «Скобликов, с вещами!» Но раз мне сидеть и сидеть, то я уже взял только матрац и вещи, которые всегда надо сдавать в каптёрку. На привратке меня ожидало столпотворение: набили туда аж 26 человек, пришлось стоять, да ещё по такой жаре, так что я едва там не свалился, пока дождался своего распределения. А в РОВД меня ждала радость – приехала Оля, моя сестричка дорогая, чтобы нанять адвоката. И сообщила о том, что мама хотела покончить жизнь самоубийством, выпив всё снотворное, что у неё было, но повезло, что Оля как раз пришла её навестить и обнаружила лежащей на полу. Так еле откачали. Ну вот за что она-то наказана?

После окончания свидания меня завели к Назировой, и она с издёвкой сообщила, что Воложанина нагнали – его де показания не расходятся с показаниями его сотрудников! Это что же за следствие такое? Я с ним в сентябре 95-ого разругался как раз из-за того, что он со своей бухгалтершей Ивановой стал присваивать деньги клиентов и, чтобы меня замарать, втихаря записал на моё имя приобретение акций за счёт взносов вкладчиков. Я, как только это обнаружил, тут же это исправил, вернув деньги на счёта клиентов, а он после этого исчез и больше не появлялся на работе. И если при обыске была изъята вся бухгалтерская документация, то Назирова должна же была это обнаружить? Да, как и то, что он приобрёл после этой аферы, для чего достаточно было запросить информацию из БТИ и ГАИ. И его можно было отпустить на свободу, когда он обзавёлся 4-х комнатной квартирой и двумя машинами, а 3 квартиры подарил тёще? Так причём здесь показания его сотрудников? Назирову, вероятнее всего, устроило не расхождение показаний Воложанина и его сотрудников (кстати, при ознакомлении с делом я этих показаний не обнаружил), а то, что он просто всё свалил на меня. Быстро гад трансформировался в акулу! А я тут борюсь с несправедливостью, пишу везде протесты и жалобы, держал 2-х недельную голодовку в знак протеста! Спросил следователя – почему так? И она так это с издёвкой говорит:

– Но вы же отказались от адвоката, а у него был, вот с ним мы и работали.

Я был просто в шоке от этой новости, у нас же групповая, и нам предстояло сидеть рядом на скамье подсудимых. И вот в таком состоянии меня отвели на свидание с Верой. Я ей говорю с возмущением:

– Воложанина нагнали, а знаешь почему? У него был адвокат, а у меня Кирасиров, которому ты так и не заплатила 500 рублей, сущий мизер! Ты чего кроишь? Или хочешь, чтобы я сидел? Всё забыла и похоронила? Любовь, семью, всё, что я делал? У Воложанина был нормальный адвокат, и поэтому он под подпиской о невыезде, а я сижу из-за твоей жадности. А она в ответ:

– Пусть твоя сестра его нанимает, а у меня денег на тебя нет.

Повернулась и ушла, а поскольку сестра ушла раньше, я понял, что они поскандалили из-за этого уже так, что Ольга с ней не будет иметь никаких дел. Но из Мин-Вод она же не наездится, вот и буду я нести двойное наказание – и от ментов, и от Вериных выкрутасов. Чего она хочет, почему временами ведёт себя так неприязненно?

16 июля. Привезли в РОВД и там меня ожидал адвокат, которого нашла сестра, Стенькин Алексей Иванович, который мне сразу не понравился. Как он собрался защищать меня, если на самой первой встрече не стал слушать меня и показывал всем своим видом, что моё дело ему не интересно? Мы ещё толком не успели познакомиться, как он засобирался и на ходу бросил, что придёт завтра или в крайнем случае в понедельник в СИЗО. Но обещание выполнил, пришёл, как обещал. На этот раз он не торопился, пробыл около часа, я отдал ему все вопросы и просил главное внимание уделить вопросу изменения меры пресечения, которую мне прошедший неделю тому назад суд оставил без изменения. Но внимал скорее безразлично, чем с интересом.