Дети полутени

Пролог
Я помню двух девочек…

– Ничего не бойся. Они тебя не тронут. Я им не разрешаю.

Одна девочка успокаивала другую, гладила по волосам, положив ее голову себе на плечо. Другая не слушала, плакала и тряслась всем телом. По красному личику катились большие слезы. Скапливались на подбородке, тяжело обвисали, срывались вниз, расцветая на платье большими мокрыми кляксами.

– Ну, – поморщилась первая, – рева-корова, тоже мне. Давай-ка не реви. Сейчас я сделаю тебя красивой. Так тебя точно никто не узнает.

Она быстро оглянулась по сторонам. Потянулась к потертому рюкзаку, который висел на спинке стула. Достала оттуда маленькую косметичку, тени, треснутое потертое зеркальце. Ладошкой вытерла слезы подруге, принялась водить кисточкой по ее прикрытым дрожащим векам.

– Вот так, – приговаривала, – вот так. Совсем другое дело. Будешь у меня красивая, как куколка.

Они сидели в маленькой темной комнате, похожей на каморку папы Карло, про которую им читали в книжке. Здесь не было окон, свет давала маленькая лампочка над головой. Из-за полуприкрытой двери слышались голоса, те пугали девочек. Даже первую, которая старалась нет подавать виду. Где-то пели люди.

– Мы сможем? – подала голос плачущая девочка. – Точно?

– Точно, – ответила ей подруга. – Я же тебе обещала.

Она пыталась придать голосу уверенности. Получалось с трудом, в словах проскакивала дрожь. Она сама была напугана до смерти, впервые осмелившись ослушаться. Но по-другому поступить не могла. Она обещала, слишком многое зависело от нее. Закончив с макияжем, отошла на шаг, оценила работу, склонив голову на бок. Спрятала косметику обратно в рюкзак.

– Вот, – повторила, – совсем другое дело. Открывай глаза. Только теперь не реви. Ты же не хочешь, чтобы моя работа испортилась?

Подруга мотнула головой, не хотела. Открыла глаза, похлопала ресницами, теперь длиннющими, как у миленькой фарфоровой куколки. Девочки подошли к висящему на стене большому зеркалу без рамы. Долго всматривались в свои почти одинаковые отражения. Светлые волосы, круглые румяные лица, одинаковые платья, похожие на школьную форму.

– Видишь? – взяла рюкзак, повесила на плечи. – Я же тебе обещала. Мы теперь очень похожи. Никто тебя не узнает. Веришь мне?

Подруга кивнула. Девочка понимала, что пора уходить, нельзя мешкать. Но сама мялась. Еще раз оглянулась по сторонам, поправила платье, снова полезла в рюкзак, долго рылась там, перекладывая вещи.

– Что там у тебя?

– Так, – отмахнулась, – кое-что украла у него. Нам пригодится. Потом. Все, пошли.

Она за руку потащила подругу к двери.

В коридоре голоса слышались отчетливее, еще более зловеще. Бросало в пот, подкашивались ноги, но девочки шли дальше. Одна упорно и настойчиво тянула за руку другую.

Коридоры напоминали лабиринт. Стены со вздувшимися обоями, с потрескавшейся краской и штукатуркой, исписанные фломастерами и баллончиками, делали повороты, петляли, расходились в стороны и делились на ходы. Голоса трескались в воздухе, вибрировали, от этого чуть заметно раскачивались маленькие лампочки над потолком. Тени плясали по стенам, вытягивались, становились похожими на чертиков. Под ногами хрустел мусор, осколки стекла и кирпичная крошка. Зияли проемы полуоткрытых дверей, за которыми была темнота. Она наблюдала, облизывалась. Девочки быстро шли вперед, прятали лица, не смотрели по сторонам.

В темных углах неподвижно стояли одинокие фигуры. Не смотри туда! Только вперед, мимо них, скорее. Фигуры не двигались. Только у стены зашевелилось короткое уродливое туловище без рук и ног, заворковало, увидев девочек. Толстое, как гусеница-переросток, выгнулось, продвинулось на метр, попыталось перегородить путь.

– Скорее, не обращай внимания. За мной!

Девочки прошмыгнули мимо уродца у стены. Тот только разочаровано фыркнул и громко щелкнул зубастым ртом.

– Я выведу, – бормотала про себя девочка, которая тащила за руку подругу, – я все помню, им меня не обмануть. Я выведу…

Больше для уверенности. Для себя.

– А что это вы здесь делаете?

Девочки встали, как вкопанные. Замерли на месте от страха и неожиданности. На дороге у них стоял крупный мужчина в джинсах и выцветшей армейской куртке. Один из охранников. Значит выход уже где-то рядом. Они почти пришли. Точнее вышли.

– Вы должны быть на службе вместе со всеми.

Девочка не растерялась. Уверенно шагнула вперед, гордо подняла подбородок.

– Ей стало плохо, – она дернула за руку подругу, – мне разрешили ее вывести. Пропусти нас.

– Ну… – мужчина замялся.

– Ты же знаешь, кто я?

Девочка сделала еще шаг вперед. Не мигая, грозно смотрела на мужчину снизу-вверх. Тот стушевался, отступил.

– Как думаешь, что будет, если я расскажу ему, что ты нас не выпустил? А ведь он сам разрешил.

Охранник сдался. Опустил взгляд, втянул голову в плечи. Упоминание о том, кто разрешил, могло испугать не только его.

– Хорошо-хорошо, – он попытался придать голосу важности, получилось плохо, – вам туда, наверх.

Девочки поспешили. За еще одним поворотом коридора виднелся лестничный марш. Он вел наверх, в темноту. Подруги глубоко вдохнули, побежали. Подошвы обуви звонко зашаркали по бетонным ступеням. Выход был совсем рядом.

– Возвращайтесь скорее! – крикнул им вслед охранник. – Уже скоро начнется!

– Без нас не начнут, – тихо буркнула девочка себе под нос.

Они поднялись на самый верх. Нащупали в темноте хлипкую деревянную дверь. Это могло быть обманом, здесь открывались далеко не все двери. Навалились и… оказались снаружи.

На секунду их ослепил свет хмурого осеннего дня. Волосы растрепал холодный влажный ветер. Стоял октябрь, громоздкие серые тучи тяжело перекатывались по низкому небу. В воздухе стояла мокрая дождливая взвесь. Они оказались на заброшенном пустыре, заваленном мусором. Тут и там ржавели остатки каких-то механизмов, покосившиеся скелеты экскаваторов и бульдозеров. Перед ними, сколько было видно, раскачивались под порывами ветра сухие стебли высокого бурьяна. Только далеко-далеко, казалось, на самом горизонте пролегла тонкая нитка трассы. По ней проехала машина. Маленькая издалека, как игрушечная.

– Скорей! – закричала девочка, все еще волоча за собой подругу. – Бежим к дороге! Теперь только вперед! Бежать! Теперь он знает! Знает!

Они неслись через бурьян, подгоняемые ветром. Обдирая руки и лица о кусты, цепляясь за колючки рукавами и подолами платьев. Тяжело дыша и тихо поскуливая от страха. Не осталось и следа от напускной храбрости, теперь разум охватил только живой ужас, который подгонял, не давал остановиться.

За их спинами раздался оглушительный рев, полный гнева, тоски и разочарования. От него зазвенело в ушах, внутренности сжала невидимая ледяная рука. Хотелось спрятаться, зарыться в землю. Реву вторили сотни голосов, которые недавно радостно распевали песни. Казалось, кричало само здание, из которого вышли девочки.

– Не слушай! – срывая голос, закричала та, что неслась впереди. – Не останавливайся! За мной! Беги!

Они бежали, чувствуя, что силы оставляют их. На дорогу выбежали, когда уже начало темнеть в глазах, когда закололо в боку, когда во рту чувствовался горький вкус крови. Выбежали прямо навстречу едущему грузовику. Машина завизжала тормозами, вильнула в сторону, едва не съехав в кювет. Из кузова посыпался щебень, лежавший там аккуратной горкой. Девочки помчались к машине. Из кабины выпрыгнул немолодой грузный водитель.

– Дуры! – заорал он. – Куда под колеса?! Да я вас, сучек…

Закончить не успел. Девочки с плачем повисли на нем.

– Дяденька, спасите, пожалуйста!

– Они за нами бегут!

– Там… там…

– Мы от них… Пожалуйста, дяденька, пожалуйста, спасите!..

Перепуганные детские голоса потонули в рыданиях. Водитель в недоумении смотрел на девочек. В конце концов сдался, прижал к себе, погладил по головам.

– Ну что вы… у, дуры… зачем под колеса-то? Ну что вы? Эх…

– Скорее, дяденька! – умоляла одна.

Мужчина поднял голову. Прищурившись, посмотрел туда, откуда выскочили беглянки. Там, от приземистого, кажущегося заброшенным здания неслись к дороге с десяток людей. За ними еще. Еще и еще. Людей как будто выплевывала сама пустота, прятавшаяся в зарослях бурьяна. Они бежали вперед с криками и явно недобрыми намерениями.

– Ох ты ж, – водитель крепче прижал девочек, словно хотел заслонить собой, – ну, девчата, хорош слезы лить. Живо в кабину!

Преследователи были уже совсем близко. Их голоса разносились ветром. Плохие голоса, страшные, недобрые. Сливались в один, от которого кровь стыла в жилах.

– Я им вас не дам, – приговаривал водитель, подсаживая девчат в кабину, – не дам. Хрен им!

Он заскочил внутрь сам, хлопнул дверцей. Громко чихнул и зарычал двигатель. Грузовик тронулся с места, набирая скорость. Водитель тревожно смотрел на преследователей в зеркало заднего вида. Они высыпали на дорогу нестройной толпой и теперь неслись следом за машиной. Отставали, разочарованно кричали что-то и махали руками. Водитель успокоился, только когда они исчезли за крутым поворотом дороги. Откинулся на спинку сиденья, поддал еще скорости.

– Вот вам! – торжественно показал он зеркалу увесистый мозолистый кукиш, – Вот вам, гниды!

Девочки сидели рядом тихо, как мышки. Едва дышали. Только прижались друг к другу. Одна обняла подругу за тонкие плечи, поцеловала в щеку. Провела пальцем по черной мокрой полосе под глазом.

– Разревелась все-таки. Весь макияж испортила, дуреха. Рева-корова.

Подруга улыбнулась.

– Мы теперь всегда будем вместе?

Девочка не ответила.

– Ничего, девчата, ничего, – водитель ласково погладил одну по волосам.

Они долго ехали молча, пока за поворотом не показалась заправка. Грузовик замедлил ход, плавно свернул в сторону.

– Я сейчас, – шофер заглушил двигатель, – на станции телефон есть, я ментам позвоню, вам помогут. Вы сами откуда? Родители есть?

Девочки молчали, опустив глаза. Водитель побарабанил пальцами по рулю, придвинулся к ним, спросил неловко, осторожным шепотом:

– Те люди… они это… вас обижали? Похитили, может?

Одна робко кивнула, другая наоборот, отрицательно покачала головой.

– Ох ты ж е-мое.

Мужчина тяжело вылез из машины, пошел в сторону станции. Его всего трясло. На месте девочек в кабине ему почему-то представилась собственная дочка. Не дай Бог… Затрясся подбородок, крепко сжались кулаки.

После того, как спросив у диспетчера телефон, он позвонил в милицию, зашел в магазинчик на заправке. Взял конфет и, быстро подумав, добавил бутылку сладкой газировки. Возвращаясь к машине, он напустил на себя радостный вид.

– Девчата?

В машине было тихо, пассажирская дверца полуприкрыта.

– Дев… – он осекся на полуслове, все еще сжимая в руках гостинцы.

В кабине – пусто.

– Что еще за?..

На сидении лежал светловолосый парик.

Часть 1

Боюсь гостиниц…
Глава 1
Неудавшаяся жизнь

– Ты меня не помнишь?

Егор отпрянул от окна, в котором только что пытался рассмотреть что-то, неизвестное даже ему самому. Оглянулся на голос. Перед ним в коридоре стояла женщина. Точнее девушка примерно одного с ним возраста. Симпатичная, с аккуратным каре светло-русых волос.

– Ты меня не помнишь? – повторила она.

– Э, – Егор растерялся, – ну… нет.

Он даже развел руками и смущенно улыбнулся, словно действительно был виноват перед незнакомкой за то, что не узнал ее. Его фирменная улыбка, которую часто видел в зеркалах и на фотографиях. Уголки рта чуть-чуть приподняты, показывая ямочки на небритых щеках. В сочетании с грустным взглядом серых глаз что-то среднее между улыбкой школьного отличника и мордой ласкового пса.

– Нет, – повторил он еще раз, – не помню. А должен?

Егор оперся плечом о стену, попытавшись сделать как можно более беспечный вид. Улыбнулся шире, более открыто. Может получится раскрутить девушку на разговор, пригласить куда-нибудь. Мало ли, попытка не пытка. За спрос не бьют, как там еще говорят? Обозналась, бывает. Надо пробовать извлекать выгоду из всего.

Но незнакомка не ответила. Покачала головой, развернулась и пошла прочь по коридору, цокая каблуками. Вышла на лестничную площадку. Лифт вызывать не стала, ее шаги отозвались на лестнице.

Егор снова остался один в пустом коридоре, развернулся обратно к окну.

– Дура, – тихо сделал вывод.

Постоял с минуту, вглядываясь в тоскливые минские сумерки. Октябрь. Холодный мокрый туман, подсвеченный уличными фонарями. Они висели на тонких изогнутых столбах, как мертвые светлячки. На полупустой парковке – с десяток машин и редкие пешеходы. Егор глянул на часы – четыре. Еще два часа тягомотного сидения за рабочим столом, вперившись глазами в монитор ноутбука. С умным лицом делая вид, что занят чем-то действительно важным, а не пролистыванием социальных сетей, просмотром новостей на порталах или чтением фантастики на установленном ридере. Что там у Уоттса недавно вышло? Надо бы глянуть, может получится скачать на халяву. Пиратство конечно плохо, но и отдавать кровные за скачанную электронку тоже жаба душит. Какие-никакие, а деньги. Егор еще раз оглянулся в коридор, не вернулась ли странная девица, и нехотя поплелся обратно в офис.

Больше всего он не любил именно такие дни. Одна командировка закончена, завтра начнется другая. Отчет написан, документы в бухгалтерию сданы. Осталось только дождаться командировочного и завтра утром вперед. Начальник будет тянуть с этим до последнего, отпустит только в конце дня. Уйти домой пораньше не выгорит. Надо бы поменьше попадаться ему на глаза и чем-то разнообразить день. Приготовлением кофе, пустыми разговорами с коллегами по несчастью, походами в туалет или на худой конец можно просто выйти в коридор и постоять у окна.

– Егор, зайди!

Голос начальника управления послышался из единственного отдельного кабинета. Все инженеры и аудиторы сидели вместе в одном большом общем зале. «Егор» – уже хорошо. Значит добрый. В гневе он бы вопил «Радкевич!».

Егор зашел в кабинет. Начальник, Валерий Михайлович, развалился перед компьютером в просторном мягком кресле. Как всегда при галстуке, в костюме и очках.

– Ты свой отчет закончил?

– Да.

– Сбрось на сервер в папку «Аудит 2020». Обзови как-нибудь. Я найду, завтра почитаю.

Не почитает, Егор был в этом уверен. Шеф завален работой настолько, что за его, Егора, отчет возьмется только через неделю, когда подчиненный будет занят уже другим объектом и другими отчетами. Будет звонить в самый неудобный момент, когда Егор на стройке, в дороге, где-нибудь еще. Будет орать в трубку, ругать за ошибки, требовать переписать целые страницы, объяснить непонятные места, в худшем случае грозить лишением премии или увольнением. Слышали, знаем. А ошибки будут всегда, как не вылизывай документ, это аксиома. Начальство недовольно всегда и всегда найдет, к чему придраться. Снова придется сидеть вечерами на съемной квартире, в сотый раз перечитывать почти наизусть выученный текст, сверять цифры и расчеты. Проклинать самого себя и задаваться вопросом: «На кой я все это терплю? Мне ведь столько не платят» и не находить ответа. Все это Егор прокрутил в голове за долю секунды, ответив шефу только коротким:

– Да, сброшу.

– Иди возьми командировку. Завтра едешь в этот… эээ… как его?..

Валерий Михайлович близоруко прищурился на бумажку, приклеенную к монитору.

– В Черноозерск, да. Там реконструкция торгового центра. Договор подписан, тебя ждут.

– Заберу и свободен?

Начальник раздраженно поднял глаза.

– Какое «свободен»? Рабочий день у нас до шести. Вы поохреневали там все в командировках. Я за вас возьмусь скоро. Вали давай, не беси. Всё, свободен…

Егор выскользнул из кабинета. Сходил в приемную, где получил документы и в бухгалтерию, где уставшая женщина-главбух, безразлично бросила:

– Завтра вам перечислим командировочные. Рублей триста…

Вернувшись в общий кабинет, Егор подошел к карте на стене. Черноозерск. Знакомое что-то. Может, он там уже бывал по работе, не мог вспомнить. За пять лет все города, в которых он был по службе или просто проездом, слились в один огромный и бесконечный населенный пункт. Безликий и уникальновыразительный одновременно. Егор пробежался взглядом по карте. Вот Минск, рядом ничего похожего. Областные центры, так… Черноозерск, Черноозерск. Ничего.

– А где у нас Черноозерск находится? – спросил он, не отрывая взгляда от карты, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Как? – подал голос Анатольевич, сорокалетний мужик с седыми усами и большими залысинами, забитый властной женой и любящий выпить.

– Черноозерск…

– Эээ… на севере где-то, кажись. Витебскую область глянь.

Егор поднял глаза. Витебск, синяя извилистая ниточка Западной Двины, Полоцк. Ага, нашел. Маленькая точка возле Новополоцка. Как раз напротив, через реку.

– Нашел? – спросил Анатольевич.

– Ну.

Егор вернулся за рабочий стол. Сел, пододвинул кресло. На экране рабочего ноутбука уныло светились белые с черным текстом страницы «вордовского» документа. Егор открыл браузер, планируя заказать назавтра билеты. Нет, в Черноозерске он раньше не был, это точно. Просто какое-то знакомое название. Наверное, где-то слышал раньше. Не мудрено, страна маленькая – не Китай. И ощущение такое, что половина ее съехалась в Минск. По улицам ходят уроженцы всех регионов, областей и районов, собравшиеся в столицу за заработком и лучшей жизнью. Болтают на десятке диалектов, почти не отличимых друг от друга. Многие останутся, обживутся, обзаведутся семьями и перспективами. Многие разочаруются, вернутся туда, откуда так стремительно бежали еще, казалось, совсем недавно. Другие не сдадутся, уедут куда-то еще, где, как им кажется, лучше. В Россию, Польшу, Литву, где на них будут смотреть свысока и подшучивать над терпеливыми, покорными и блаженными белорусами, безропотно готовыми на любую работу. Из мыслей вывел Анатольевич:

– Был я там один раз, – сказал он, – не по работе, так. У супруги родственники в Новополоцке живут. Мы в гости ездили, в Черноозерске этом были. Ничего так, как и везде, но глухомань страшная.

Егор кивнул. Глухомань, значит. Ничего, не первая и не последняя. Бывал он и в деревнях, до которых приходилось добираться на электричках с тремя пересадками. Случалось ночевать на вокзалах, ожидая утреннего поезда. Как-то раз во время командировки в заповедник водитель автобуса высадил Егора на обочине трассы и махнул рукой в сторону проселочной дороги, что обступал с двух сторон густой лес: «Туда». Пройдя по дороге несколько километров, Егор все-таки свернул не туда и оказался перед нерадужной перспективой заблудиться в вековых соснах и быстро сгущающихся сумерках. Благо наткнулся на машину егеря, который подвез его до местной гостиницы.

Анатольевич продолжал что-то монотонно говорить про свой отпуск, супругу и ее родственников. Остальные коллеги молчали, занятые своими делами. Ждали, пока закончится рабочий день. Егор пробежался по сайту с поиском и заказом билетов. Прямых рейсов из Минска до Черноозерска не было, только с пересадкой в Полоцке. Самый ранний – на десять утра. Отлично, можно будет выспаться. Заказать билет, правда, не получилось. «Услуга недоступна» – сообщило всплывшее окно. Егор попробовал снова, ничего. Придется после работы заехать на вокзал, купить в кассе.

Закрыв вкладку, он почитал в сети информацию о городе, в котором проведет ближайшие две недели. Даже больше, прикинул в мыслях он. Командировку наверняка продлят. Он едет туда один, а начальник говорил о торговом центре. Большой объект, наверняка гора документации, за две недели не управишься при всем желании, даже если будешь ночевать на работе.

Итак, Черноозерск. Основан как город и переименован после войны, в сорок седьмом. До этого назывался Жемайлово, то ли деревня, то ли городской поселок. Из достопримечательностей – историческая застройка, католический костел и руины древнего монастыря. Хоть так, подумал Егор, будет куда сходить. Он любил гулять по незнакомым городам. Особенно привлекали исторические и архитектурные памятники – старинные дома, заброшенные здания, как раз таки церкви, костелы и монастыри. С особой любовью Егор вспоминал две командировки в Гродно, уютный древний город на западе страны с богатой историей и хорошо сохранившимися памятниками. В мыслях он даже мечтал когда-нибудь туда переехать. Нет, все-таки в его работе много и приятных вещей.

Уже шестой год Егор работал инженером-строителем в аудиторской фирме при Министерстве Архитектуры. Он, как и другие сотрудники, ездил с проверками на строительные объекты по всей стране. Следил за ходом строительства, проводил осмотры, контрольные обмеры, испытания отдельных конструкций. Проверял документацию, выявлял недочеты, нарушения, завышения и несоответствия. Результатом его работы по каждому объекту становились пухлые отчеты с описанием выявленных нарушений и их расчетов в денежном эквиваленте. Отчеты писались долгими вечерами в гостиницах и на съемных квартирах, по многу раз переписывались после редактуры и замечаний начальника, годами хранились на полках безразмерного шкафа в архиве.

Эта часть работы мало нравилась и даже тяготила Егора. Общение с капризными заказчиками, гордыми прорабами и инженерами, которым совсем не нравилось, что им указывает приехавший столичный выскочка. Бесконечная писанина и расчеты сушили мозг, груды бумаг, договоров, смет и чертежей наводили на мысли бросить все, послать подальше начальника и уехать куда-нибудь на тропические острова – ну или хоть в лесную глубинку -, где нет людей, обязанностей и благ цивилизации. Но была и другая сторона работы. Постоянное движение, разъезды, новые места и города. А также старые, знакомые, уже понравившиеся по прошлым визитам и командировкам. Радостное ощущение возвращения в место, где тебе было хорошо. Егору нравилось подолгу куда-то ехать, когда за окном проплывают пусть и привычные пейзажи, а в наушниках играет любимая музыка. Его не напрягали вокзалы, пересадочные станции, буфеты и маленькие магазинчики на них. Ему было приятно это странное, неосознанное, немного постыдное даже, подсознательное желание того, чтобы там, впереди, в конечной точке прибытия, его кто-то ждет. Потому что здесь, дома, Егора не ждал никто. Уже полтора года. С тех пор, как не стало мамы.

Егор отвлекся от мыслей и интернета. Огляделся по сторонам, посмотрел на коллег. Ни с кем из них он не общался достаточно близко. Да и ни с кем на работе, если говорить честно. Часто они ездили в командировки компаниями, командами, как говорил начальник, по два-три человека. Там ходили куда-то после работы, выпивали. Но это не то. Это нельзя было назвать дружбой. Ближе всех он общался здесь с Таней, которая уволилась пару месяцев назад, летом. Да, Таня была особенная. Тоже инженер, на пару лет старше, с гораздо большим опытом в работе. И не только в работе, во всем. Как-то они вышли покурить на улицу во время новогоднего корпоратива.

– Грустно это все, – сказала Таня, затягиваясь.

На ней было короткое платье, которое плотно облегало стройную миниатюрную фигуру, подчеркивая красивые ноги и округлые бедра. Светлые волосы забраны в пучок на затылке. Зима тогда выдалась теплой, дождливой. Они стояли под козырьком у входа в ресторан. Вокруг бушевала непогода – холодный дождь с хлопьями мокрого снега. Егор, в одной рубашке и джинсах, разгоряченный выпитым и духотой ресторана, обнимал девушку за талию. Она не сопротивлялась, даже наоборот, плотнее прижималась к нему теплым упругим бедром.

– Почему грустно? – спросил Егор.

– Старики и одиночки напиваются на Новый Год в надежде, что через несколько дней все вдруг само собой станет лучше.

– Старики и одиночки?

– Ну а ты сам подумай. Кто еще согласится на такую работу, постоянно в разъездах? Только пенсионеры и люди с неудавшейся личной жизнью.

– И у тебя она тоже неудавшаяся?

Она помолчала, выдохнула дым, щелчком вытолкнула светящийся окурок в мокрую темноту. Вместо ответа обняла Егора, прижалась к груди, заглянула снизу-вверх в лицо.

– Да, Гошик, – так она называла его, когда они были вдвоем, – и у меня тоже.

Егор тоже докурил. Они постояли с минуту, обнявшись.

– Давай уйдем, Гошик. Пошли ко мне.

– Пошли, – он поцеловал ее в соблазнительную, пахнущую шампунем и лаком для волос макушку.

Потом, в непропорционально огромной для такой маленькой девушки двухкомнатной квартире, Егор увидел пустую детскую кроватку и забавную фотографию румяного улыбающегося карапуза на полке. Таня жила одна.

После всего им было жарко. Они лежали при свете рядом на ее кровати, раскрывшись, сбросив на пол душное одеяло. Он нежно гладил пальцами затянувшийся шрам от кесарева внизу ее живота.

– Неудавшаяся личная жизнь, – тихо ответила она запоздало на его незаданный вопрос.

Егор ничего не сказал. Принялся целовать шрам, спустился губами ниже.

Потом они виделись всего несколько раз. У обоих работа, разъезды, командировки. Сходили в кино, весной погуляли в парке у Свислочи, покормили уток. Много общались в соцсетях и мессенджерах. Таня даже не сказала Егору, что собралась уехать. Нашла работу в Москве, сдала свою непропорционально огромную квартиру. Егор не знал, что она сделала с кроваткой и фотографией. Таня даже не попрощалась, только написала:

«Прости, Гошик, что я так. Ничего не сказала».

«Да всё норм» – ответил ей Егор.

«Приезжай тоже».

«Ага».

«Звони».

«Обязательно».

Егор часто собирался ей позвонить, но каждый раз почему-то откладывал.

Рабочий день, наконец, закончился. Егор попрощался с коллегами, с начальником, по лестнице спустился вниз и вышел в темнеющий вечер. Октябрь выдался сырым, но теплым, Егору нравилась такая погода. Теперь на вокзал, купить билет на завтра. Можно проехать одну остановку на метро, но он решил прогуляться, любил ходить пешком.

В конце рабочего дня накатывало странное ощущение. Вроде и хорошо, что теперь можно уйти, а с другой стороны не хотелось возвращаться в пустую квартиру, холостяцкий острог. После маминой смерти находиться там стало невыносимо. Егор подолгу оттягивал возвращение домой – допоздна бесцельно гулял по улицам, сидел в торговых центрах, читая книги на смартфоне, ходил в кинотеатры на поздние сеансы. Лишь бы отсрочить момент возвращения, оставить самому себе меньше времени на плохие мысли в пустоте квартиры. Только быстро поужинать, помыться и лечь спать. Выходные в Минске были пыткой. Слишком много свободного времени, слишком много воспоминаний и раздумий, которые переходили в сеансы самокопания, самообвинения и саможаления. Поэтому он теперь так любил долгие разъезды и длительные командировки.

Вокзал встретил шумом и группой нелегальных перевозчиков у входа, которые предлагали свои услуги и возможные направления поездок:

– Новогрудок, Кореличи. Быстро, недорого.

– Гродно, Лида.

– Брест, Кобрин.

– Питер, Москва. Предварительная запись.

Каждый из них почему-то предлагал только два города.

Егор прошел к кассам, сунулся в свободное окошко. Оттуда на него взглянула полная женщина с большим напомаженным ртом.

– Здравствуйте, – сказал Егор, – можно на завтра до Черноозерска?

Женщина промолчала. Недоуменно нахмурила лоб, щелкнула пару клавиш на компьютере.

– Нет такого города, – уверенно ответила она.

Егор вспомнил, что прямых рейсов туда нет.

– Тогда до Полоцка, – поправился он, – утром на сколько есть?

– Есть на десять и половина двенадцатого.

– Давайте на десять.

– Один билет?

– Да, один. А не подскажите, как удобнее из Полоцка до Черноозерска добраться?

– Молодой человек, справочная в отдельном окне.

На том разговор окончился, Егор отошел от кассы. Пока совал купленный билет в бумажник, краем глаза заметил что-то снаружи, за большим пластиковым окном. Он повернулся и на миг забыл обо всем. Там стояла девушка, что разговаривала с ним на работе в коридоре. Это точно была она, Егор не сомневался. То же симпатичное лицо и короткая стрижка «под мальчика». «Ты меня не помнишь?» – спрашивала она. В тот раз Егор был уверен, что видит ее впервые. А сейчас… он не знал. Она стояла и просто смотрела прямо на него, чуть склонив голову, словно рассматривая что-то любопытное. Синие джинсы, светлая легкая куртка, маленькая сумка через плечо. Стояла возле окна, рядом с запасной дверью наружу. Надо только выйти.

Не отдавая себе отчета, Егор сунул бумажник в карман, поправил сумку с ноутбуком на плече и пошел. Дернул за ручку двери. Закрыто, черт. Он коротко ругнулся себе под нос. Девушка продолжала просто стоять и смотреть. Теперь она была совсем рядом. Егор мог разглядеть цвет ее глаз: серые. В них таился интерес. Пару секунд он постоял, обдумывая, что делать. Теперь, чтобы выйти на улицу, надо сделать крюк, пройти через зал ожидания. А это означало упустить из виду таинственную незнакомку, чего совсем не хотелось. Он махнул ей, жди, мол, не двигайся. Она, похоже, и не думала, продолжала неподвижно стоять и смотреть. Как манекен в витрине. От этой мысли Егора отчего-то передернуло. Он пошел через зал ожидания. Быстро, но не бегом, чтобы не привлекать внимания. Теперь казалось, что за ним следят.

На улице совсем стемнело, похолодало, октябрь дышал стылым воздухом, готовил к зиме. Подсвеченные здания вырисовывались в тумане размытыми огнями. Егор свернул за угол, теперь он почти бежал. Свернул опять, с замиранием сердца посмотрел туда, где должна стоять… но она исчезла. Незнакомка испарилась, будто и не было. Егор разочарованно выдохнул, подошел к тому месту, где по идее стояла она. Ничего, мокрое, в прямом смысле, место. Заглянул через окно внутрь – билетные кассы и очереди к ним. Вокруг сновали люди, молча или болтая каждый о чем-то своем. Мчались мимо машины. Все это сливалось в привычную наскучившую песню городского шума. Егор постоял немного, потом развернулся и пошел прочь от вокзала.

Два часа он бродил по освещенным улицам, торговым центрам и книжным магазинам. Домой вернулся поздно, как, впрочем, всегда. Включил на ноутбуке музыку, в последнее время он не переносил тишины. Надо было, чтобы рядом постоянно что-нибудь шумело или играло. На улице и в дороге спасали наушники, дома – громкая музыка. Быстро поужинал разогретыми в микроволновке вчерашними макаронами. Собрал сумку завтра в дорогу, сходил в душ. Перед сном Егор долго стоял перед книжным шкафом в своей комнате, не решался взять с верхней полки старый потрепанный альбом. Его воспоминания. Чёрные, спрятанные в закрома памяти воспоминания.

Мама умерла полтора года назад, когда Егор был в очередной командировке. Однажды утром она встала и пошла на кухню, там упала и больше не поднялась. Обширный инсульт, прочел он потом в медицинском заключении. Все это рассказала ему тетя Маша, соседка и мамина подруга, у которой был ключ от квартиры. Именно она нашла маму и вызвала скорую. Она же и позвонила Егору, который сразу понял, почему в трубке плачет тетя Маша. Он чувствовал себя виноватым. За многое. За свою работу, за свою жизнь, за то, что уехал и не был рядом.