Головорезы

Это они крикнули все вместе, разом, как громовой раскат или артиллерийский залп. Взяли себя в руки, снова рассредоточились, стали полукругом, прикрытые от дороги БТРом, который продолжал раскатывать по асфальту тела наступающих ходоков, пока «Мясорубка» впереди занималась тем, что у ее экипажа получалось лучше всего.

– Как вам командир?! – снова подал голос Кувалда, перекрикивая выстрелы и рев мотора.

– Хорош командир!

– Еще раз!

– Хорош командир!

– Вы тоже хороши!

– Мы хороши?!

– Вы хороши!

– Мы молодцы?!

– Вы молодцы!

Кричалки отлично поднимали боевой дух и чувство сплоченности лучше любых слов. Кувалда хлопнул по плечу ближайшего бойца. Это оказался Абрам. Лицо его было перемазано грязью. Нос разбит. В бороде засохла кровь.

– Как жизнь, братишка?

– Ннн… ништ… ништяк, ком… командир!

Абрам продолжал стрелять вместе с остальными. У некоторых заканчивались патроны. Ближайшие товарищи бросали им полные рожки. Иные крепили к автоматам штыки, снова брали в руки холодное оружие. Отряд формировался для уничтожения гарнизона ФНС и не был готов к стычке с таким большим стадом ходоков. Те продолжали наседать, земля скрылась под слоем тел. По ним наступали другие. Кольцо вокруг отряда сжималось. Страшный сон солдата в боях с ходоками – оказаться окруженным. Медлительные и тупые по одиночке, собравшись в стадо, мертвецы становились единым организмом, тяжело убиваемым и практически бессмертным, который будет жить, пока стоит на ногах последняя его клеточка. БТР попробовал прорваться сквозь строй ходоков. Его колеса прокручивались на месте, вязли в мягкой влажной грязи, внутренностях и телах мертвецов, многие из которых словно специально ложились под транспорт. Многие уже давно отмечали, что это было вроде их тактики при столкновениях с техникой. Обступить со всех сторон, затрудняя продвижение, обездвижить, дождаться, пока экипаж покинет безопасные бронированные стены. Скорее всего, стадо мертвецов имело зачатки некоего коллективного разума.

С дороги послышался громкий протяжный свист. Высокий и давящий на уши, на одной ноте. «Мясорубка», расправившись внизу со своими мишенями, пришла на помощь пехотинцам. Громкие звуки привлекали любопытных ходоков, многие стали заинтересованно поворачиваться на вой сирены, установленной на крыше броневика. Сбивая с дороги редких ходоков, превращая их тела в нанизанный на шипы фарш, броневик на полной скорости съехал с шоссе и врубился в самую гущу. Экипаж палил из стволов, плевался огнем, орудовал заостренными шестами, бензопилами и копьями. На передних шипах повисли измочаленные тела. Длинная арматурина, приваренная к борту машины, прогнулась дугой под весом сразу четырех мертвецов. Видя кровавую работу «Мясорубки», пехотинцы с облегчением выдохнули, одобрительно закричали и засвистели. Смертоносное стадо, которое только что казалось вестником необратимой гибели, постепенно превращалось в бесформенную груду изуродованных тел.

Как любой опытный ветеран, Кувалда отметил, что натиск ходоков начал слабеть. С ними так всегда. Их атаки зачастую бывают неожиданными и стремительными. Только что перед тобой было чистое поле или заброшенная пустующая улица, а через полминуты ты уносишь ноги от полусотни гниющих врагов. Так же они и заканчиваются. Стадо постепенно редеет, теряя самых выносливых «солдат» и быстрых еще бегунов. На ногах остаются только наиболее медлительные особи, которые при грамотных действиях уже не представляют особой опасности. Грохот стволов «Мясорубки» смолк до отдельных выстрелов. Вокруг броневика все еще топтались пара десятков ходоков. Их ноги вязли в кровавой каше, они спотыкались и падали, цепляясь за тела убитых сородичей. Среди них было несколько наиболее слабых и тощих особей. Голые пожелтевшие скелеты, почти без одежды, на костях которых виднелись лоскуты истлевшей плоти. Эти чудища продолжали жить никому не ведомым образом, пока пули, ножи и топоры людей не выворачивали наружу содержимое их черепов. Со временем ходоки становились слабее и медлительнее, их тела гнили и изнашивались. Люди говорили, что они могут умирать сами по себе, словно от старости, но подтверждения этих догадок не было.

Бой закончился. Отряд вышел из передряги почти без потерь. Один убитый и шестеро раненных. Отличный результат. В центре сада еще отстреливались от ходоков уцелевшие гвардейцы. Их осталось всего пятеро. Среди бойни можно было рассмотреть выпотрошенные трупы и куски тел их товарищей. Там и тут с земли поднимались мертвецы в камуфляжной форме. Свежие, еще способные двигаться. С оторванными конечностями и вырванными из тел кусками мяса. Со следами зубов на коже. Бегунов среди них не было. Большинство трупов были сильно искалечены и не могли передвигаться быстро. Они глупо и недоуменно смотрели на вооруженных людей, словно не понимая, что происходит и как они здесь оказались. Таких добивали, не тратя патроны.

Выжившие гвардейцы, увидев направленные на них стволы ополченцев, бросили оружие и поняли руки вверх. Под конвоем их повели к дороге, где поставили на колени возле БТРа. Погода испортилась окончательно. Дождь усилился, стал крупным и тяжелым. К водяным каплям добавились хлопья снега, первого в этом году. Вскоре он повалил сплошной белой стеной. Видимость стала нулевой. За завесой снега скрылось здание больницы, деревенские дома и Софийский собор за рекой. Видимый мир сузился до границ заброшенного яблоневого сада, где развернулась картина резни.

Кувалда ходил между трупов вместе со всеми. Победители обыскивали тела. Забирали у убитых автоматы и боеприпасы. В центре сада стоял Артем. Стянул с головы промокшую шапку, растрепав потные волосы, которые свешивались почти до плеч старого бушлата. Тема поднял голову и высунул язык, ловя ртом большие снежинки. Они садились ему на лицо и мгновенно таяли. Поймав взгляд Кувалды, он грустно улыбнулся.

– Пить хочу.

Командир протянул ему свою фляжку. Тема сделал большой глоток.

– Снег, – произнёс он задумчиво.

– Ага.

Кувалда отошел. Артем постоял на месте и снова сказал, уже самому себе, словно уверял, что ещё жив:

– Снег.

Сказал это так, словно наступление зимы могло объяснить все, что угодно.

5

Кувалда по рации связался с городом, передал об успехе. Колонна двинулась обратно в снежной кутерьме. Впереди под дулами автоматов вели пленных гвардейцев, за ними ехал БТР. На броню залезли с десяток ополченцев. Уставшие после тяжелого боя люди еле переставляли ноги, шли по дороге нестройной толпой, закинув автоматы за плечи. Курили, громко разговаривали и смеялись. Передавали друг другу фляжки, в которых плескался самогон. После боя можно.

Кувалда шел впереди. Рядом с ним плелись Тема с Абрамом, за ними Чирик – тащил на плече трофейный пулемет. Колонну замыкала «Мясорубка». Броневик ехал с открытыми дверями. Экипаж шел рядом с машиной. «Мясники», как их назывли, грязные и уставшие, пропахшие кровью и пороховым дымом, были рады выбраться из тесного нутра бывшего автобуса. В гараже «Мясорубку» отмоют от крови и выметут изнутри горы гильз.

По дороге колонна часто останавливалась. Ополченцы убивали оставшихся после боя одиночных ходоков, обыскивали опустевшие дома гвардейцев. Из зданий выносили оружие, гранаты, ящики с патронами, канистры с бензином, консервы, хлеб и мясо. Боец по кличке Муха нес перед собой, как охапку дров, несколько гранатометов РПГ-18.

– Глядите, – пошутил кто-то, – Муха с «мухами»!²

Никто не засмеялся, не было сил

Трофейные припасы складывали в «Мясорубку».

Командир чувствовал, как с каждым шагом усталость волнами накатывала на него все сильнее. Адреналин в крови выкипел, оставив после себя только тяжесть в мышцах. Ноги в армейских ботинках с каждым шагом как будто наливались свинцом. Абрам как-то говорил, что такое чувство было свойственно берсеркерам, древним скандинавским воинам. В бою они впадали в ярость и храбро сражались, не чувствуя боли и страха, но после битвы валились с ног от усталости. Абрам был умным парнем, начитанным. За вечерними разговорами любил поболтать об истории, как бы тяжело ему это не давалось, с его-то заиканием. Однажды он сравнил белую кувшинку Новополоцкой самообороны с эмблемой французских рыцарей, королевской золотой лилией. Эта история почему-то понравилась всем гораздо меньше, чем про берсеркеров. С тех пор четверо друзей даже начали называть себя викингами. Шутки ради.

На проржавевшем металлическом заборе желтой краской кто-то вывел большие кривоватые буквы «Да здравствует Мертвый Пророк!». Эти надписи делали на стенах сектанты, как называли их горожане. Приверженцы новой религии, появившейся в хаосе первого года эпидемии. Они считали, что смерть огромного количества людей и последовавшее их воскрешение стало подобием Второго Пришествия, мертвые восстали из могил и скоро на землю явится Мертвый Пророк. Он поведет за собой армию праведников, которая уничтожит зло прежнего мира, расчистит путь для пришествия нового спасителя, который родится после великой битвы. Местные слышали эти проповеди уже тысячу раз. Их распространяли служители культа. Расклеивали на городских стенах свои плакаты и малевали надписи во славу Пророка. Молитвы о великой битве и скором спасении проникали даже в ряды вооруженных сил самообороны. Многие бойцы часто бывали на собраниях церкви, носили в карманах брошюры и листовки. Они хотели быть причастными к чему-то великому. Хотели иметь хотя бы надежду, шанс на спасение. Некоторые из них даже сейчас мазали лица в бледный цвет и наводили черные круги под глазами. Они хотели быть похожими на мертвецов, которые согласно учению церкви были существами священными, мистическими. Сходство с ними защищало воинов в бою. Убийство ходоков не считалось преступлением, но после стычек с ними нужно было просить прощения у Мертвого Пророка, который видит все человеческие поступки. Вот и сейчас солдаты с раскрашенными белым лицами на ходу бормотали что-то себе под нос. Кувалда не верил во всю эту чепуху, но про себя отметил, что не один из них не был ранен. Близко с сектантами общался и Чирик, его часто видели в их церкви.

Странной особенностью было еще и то, что секта имела свое влияние только в Новополоцке и близлежащих территориях. Добытчики, которые далеко заходили в поисках припасов, рассказывали, что ни в Смоленске, ни в Пскове, ни в Даугавпилсе не было церквей, плакатов и надписей на стенах, а те люди, с которыми удалось пообщаться, никогда не слышали ни о каком Мертвом Пророке.

Когда-то, правда, ходили слухи о целых религиозных коммунах в Браславе и Верхнедвинске, которые существовали после начала эпидемии, но были уничтожены войсками, мародерами и ходоками, после чего их уцелевшие жители почему-то пришли именно сюда, в Новополоцк. Несколько лет назад город действительно испытал большой наплыв беженцев, среди них были и верующие, но большинство все же составляли обычные оборванцы, которые бежали от войны и голода. В те времена на западе Витебской области орудовала «Армия Плетнева», бывшие военные подразделения, которые под руководством отставного полковника превратились в банду головорезов и мародеров. В конце концов, они были разбиты набирающими мощь силами ФНС. Самого Плетнева казнили, а его разгромленные бойцы бежали в Прибалтику. После той миграции население Новополоцка увеличилось на добрую сотню человек и с тех пор было относительно стабильным. В том смысле, что люди стабильно голодали, мучились от вшей и болезней, погибали в стычках с бандитами и ходоками. О естественном приросте населения речи не шло – дети рождались больными, слабыми и быстро умирали.

На обратном пути колонна подобрала убитого Колю Крупко, единственную потерю. Его похоронят дома, в Новополоцке. К товарищам присоединился вооруженный Митек, вел под прицелом троих пленных, которых поставили к остальным. Кувалда одобрительно хлопнул парня по плечу. Коттеджи горели яркими свечками, от огня шел сильный жар. В лица летели искры и пепел. На дороге поодиночке появлялись ходоки, убитые гвардейцы из захваченных домов. На некоторых горела одежда. Один из них пошел навстречу людям в одних только тяжелых ботинках. От него валил дым и смердело горелым мясом, почерневшая кожа пузырилась волдырями ожогов. Ходок громко и протяжно выл, открыв рот. Кто-то из солдат проломил ему череп тяжелой металлической дубинкой.

– Командир! – послышалось откуда-то из стороны.

Кувалда остановился, напряг зрение, пытаясь рассмотреть что-то в снежной кутерьме. Из глубины поселка приближались к колонне две темные фигуры. Артем с Абрамом.

– Что случилось?

Артем не ответил. Даже не взглянул на Кувалду, быстрым шагом подошел к пленным гвардейцам, ударом приклада разбил одному лицо. Руки у того были связаны за спиной, он с криком завалился на бок. Артем принялся ожесточенно избивать его ногами. Гвардеец кричал от боли, пуская кровавые пузыри из свернутого набок носа и пытаясь хоть как-то прикрыться. Окружающие с полминуты растерянно наблюдали за избиением, а потом все-таки оттащили Артема от пленного.

– Что случилось? – повторил вопрос Кувалда.

Подошедший Абрам был бледен, губы его дрожали, казалось, что он вот-вот расплачется.

– Л… люд… люд…, – начал он взволнованно, но быстро бросил попытки сказать что-то и просто махнул рукой в ту сторону, откуда только что пришел, – Т… ттт… там…

Кувалда пожал плечами и пошел за Абрамом. Чирик и еще несколько бойцов увязались следом.

В стороне от боковой улицы стоял заброшенный одноэтажный дом, сложенный из белого кирпича. От дома, через высокий бурьян, которым заросла территория вокруг, вела протоптанная дорожка к низкой постройке из силикатных блоков. Дверь ее была открыта настежь. Возле входа на четвереньках стоял боец с нашивкой самообороны на рукаве куртки. Его громко рвало.

Командир, не понимая, что происходит, осторожно шагнул за порог. В нос тут же ударил тяжелый смрад смерти и разложения. Запах крови и свежего мяса. Кувалду замутило, он закрыл ладонью нос и рот и стал редко дышать. Глаза привыкли к полутьме, и он смог рассмотреть помещение.

– Черт… – пробубнил Кувалда сквозь пальцы.

У стены возле входа лежала груда грязной одежды. В центре стояла большая чугунная ванна. Кувалда заглянул в нее. На дне застыла темная кровяная масса, в которой лежал человеческий торс без рук, ног и головы. Женский. Груди были отрезаны, живот распорот. Из него достали все внутренности. Кувалда с отвращением отвел глаза, голова закружилась. У противоположной стены лежало еще несколько голых человеческих тел. Лицом вниз, несколько без голов. Со спины, бедер и ягодиц срезаны полоски мяса. Рядом в темноте белели кости. Кувалда развернулся к выходу, что-то холодное и влажное тронуло его за макушку. Он поднял голову. К потолку были подвешены куски мяса, с некоторых еще капала кровь. Там же сушились кольца колбасы.

Кувалда вышел, свежий воздух дурманил. Кувалда поднял голову, подставив лицо мокрому снегу. Растер холодную мокрую массу по щекам, словно смывая с себя увиденное внутри. Бледный Чирик стоял возле входа, глядя на ванну, одежду, тела и то, что висело под потолком. Абрам помог подняться блюющему солдату.

– Пойдем отсюда, – быстро сказал Кувалда.

Все молча последовали за командиром. Им навстречу шел ополченец, боец из экипажа «Мясорубки», тащил с собой самодельный огнемет. Большой металлический бак за спиной, от которого шел длинный шланг с рукояткой, рычагом и длинным широким соплом, на конце которого горел маленький голубой огонек.

– Сожги там все, – сказал командир.

Огнеметчик кивнул.

Артем видимо уже рассказал остальным, что нашли в том сарае. Колонна стояла на месте. Теперь с десяток человек избивали пленных. Остальные криками подбадривали их и время от времени тоже присоединялись к расправе. На гвардейцах теперь не было живого места. Одежда порвалась, лица, распухшие от побоев, залила кровь. Кувалда протолкнулся через строй и стал в центре человеческого круга.

– Отставить! – рявкнул он.

Над толпой повисла тишина, нарушаемая только стонами и всхлипами пленных. Все они валялись на дороге не в силах подняться. Кувалда посмотрел на лица своих бойцов. Худые, грязные, уставшие, заросшие щетиной. Злые. Он достал из кармана штанов сложенный в несколько раз бумажный лист. Медленно развернул и начал читать, не обращаясь ни к кому конкретно.

– В соответствии с постановлением штаба Новополоцкой самообороны, людоеды, мародеры, грабители и насильники приравниваются к военным преступникам и при наличии неопровержимых доказательств своей вины, подлежат уничтожению вне зависимости от принадлежности к какой-либо организации или группировке. В условиях военного времени и чрезвычайного положения приговоры могут быть вынесены и приведены в исполнение без заседания суда на усмотрение лиц, имеющих доказательство вины обвиняемого.

Кувалда снова сложил листок и сунул его обратно в карман.

– По-моему, ни у кого нет сомнений в их вине.

Патроны тратить не стали. Слабо сопротивляющихся гвардейцев уложили в ряд под колесами БТРа. Дядя Паша тронулся с места и в несколько секунд пленные были раздавлены многотонной машиной. Их кровь брызнула на асфальт из-под колес, как сок перезревших фруктов. Колонна двинулась дальше, как вдруг из ее хвоста послышались крики и щелканье затворов.

– Сзади!

– Машина!

– Стоять!

Кувалда бросился туда. По дороге, со стороны Полоцка, светя фарами сквозь снегопад, ехал темный микроавтобус. Кувалда остановился на разделительной полосе и поднял руку. Машина продолжала движение. Тогда он вскинул автомат и дал короткую очередь. Пули разбили одну фару, высекли искры из капота и мелкими трещинами располосовали лобовое стекло. Микроавтобус съехал на обочину и остановился. Из кабины с поднятыми руками выскочил коренастый, невысокого роста мужик в темной куртке и вязаной шапке.

– Не стреляйте! – испуганно заверещал он на удивление тонким голосом, – Не стреляйте, мужики! Это же я! Не узнали?! Договаривались ведь!

Кувалда пошел к водителю, не сводя с него автомата. Мужик замер на месте, по-прежнему держа над головой дрожащие руки. Он затравленно оглядывался на горящие дома и разбросанные вдоль обочин трупы. Подоспевшие бойцы выволокли из кабины пассажирку, немолодую седую женщину.

– Вы ее не трогайте, ребята! – заступился за нее мужик, – Ваши внутри! Вы что, не узнали меня, а? Договаривались ведь… Что тут вообще творится у вас?

– С кем ты там, о чем договаривался? – выпалил Кувалда.

– Ну как же…

Договорить он не успел.

– Что в машине? – спросил его Кувалда.

Чирик открыл задние двери.

– Женщины, – послышался его голос, – Красивые…

– Так и есть! – подхватил мужик и снова заладил, заглядывая Кувалде в глаза, – Договаривались же! Девчонок вам привез для отдыха. Нашим спасителям, доблестным воинам ФНС.

– Здесь больше нет ФНС…

Мужик открыл было рот, но тут же закрыл. Услышав слова Кувалды, он только сейчас заметил на одежде окруживших его вооруженных людей нашивки. Не белые рыцари ФНС, а водяные цветы самообороны.

– Воюете, да? – спросил он рассеянно.

– Угу, – буркнул Кувалда, – воюем… не навоюемся никак…

Он пошел к микроавтобусу. В груди быстро заколотилось сердце. Дыхание участилось, когда он, пригнувшись, зашел внутрь и заглянул в салон. Как и много раз до этого, надеясь увидеть там…

Внутри сидели четыре девушки. На вид всем не больше двадцати. Красивые, как сказал Чирик. Чистые, опрятные, в хорошей одежде. Наверняка теплые и приятно пахнущие. Четыре пары глаз испуганно смотрели на Кувалду из глубины салона. Он с минуту молча вглядывался в их лица. Наконец, разочарованно вздохнул. Нет. Ни одной знакомой черты. Сколько раз он просыпался по ночам в страхе от того, что ему казалось, будто он забыл то самое, ее лицо. Лез в темноте в карман, где хранилась фотография, в тысячный раз всматривался в плоское изображение и снова засыпал со слезами и радостным осознанием, что нет. Не забыл. Сколько уже было за последние годы таких женщин и девушек? Отдающихся солдатам за кусок хлеба и банку консервов. Он смотрел на них и не видел того, что ему хотелось бы.

– Вы свободны, – сказал девушкам Кувалда, – если хотите, идите с нами. Этот, – он кивнул на водителя, который говорил с кем-то снаружи, – вам слова не скажет. Если что, я его… …

Никто из них не шелохнулся. Девушки просто сидели и смотрели на него. Кувалда вышел из машины.

– И не страшно с таким грузом разъезжать? – спросил у водителя Муха, опершись спиной о борт микроавтобуса.

– Раньше по-всякому бывало. С нами еще два бойца ездили с автоматами. Да убили их. А сейчас, когда ФНС у власти, стало спокойнее. Бандитов на дорогах почти нет.

– Ну да. Все они теперь в ФНС.

– Зато все по закону. На блокпостах расплачиваешься – и едешь, куда хочешь. Если девочки поработают хорошо, так еще и конвой организуют.

– А девки эти кто такие?

– Одна племянница наша. Других на дорогах подобрали. Хорошие девочки, ласковые…

– Все, – прервал их диалог Кувалда, – вали отсюда, сутенер.

Муха в последний раз затянулся самокруткой, выбросил бычок на обочину и пошел к своим.

– Так это, командир, – не отставал от Кувалды водитель, – может, отдохнуть хочешь? Или ребята твои? После боя устали-то. Сейчас все организуем. Вы нам только полный бак залейте и накормите. Ну и девочек не обижайте…

– Вали, я сказал.

– Точно, командир? Девчонки хорошие…

– Со слухом проблемы?

Он резко ударил мужика в живот. Тот согнулся пополам и закашлялся. На Кувалду с кулаками набросилась пожилая женщина, которая ехала в кабине с водителем.

– Что вы делаете, суки?! За что ты его?!

Кувалда оттолкнул ее. Женщина споткнулась и завалилась на спину. Быстро поднялась и начала громко ругаться матом.

– А ну заткнулась, падла старая! – Кувалда поднял автомат.

– Все, командир, все! – отдуваясь, мужик закрыл женщину собой, снова подняв руки, – Поняли мы, уедем сейчас. Уймись, Маринка!

Подошедший Артем примирительно хлопнул друга по плечу.

– Хорош, Витек! Успокойся. Не настрелялся еще, что ли?

Из люка БТРа по плечи высунулся дядя Паша, с наслаждением курил и осматривался по сторонам.

– Как жизнь, дядя Паша? – проходя мимо, спросил его Кувалда.

– Ништяк, командир. Сам знаешь.

На броне, завернутый в бушлат, лежал труп Коли Крупко.

– Так, я не понял, мужики! – весело крикнул Тема. – Мы только что победили! Почему не вижу радости?

– Ура! – невпопад подали голос несколько бойцов.

– Слабо радуетесь, – подхватил Кувалда.

– Ура! Ура! Ура!

– Уже лучше! А как вам командир?!

– Хорош командир!

– Новополоцкие парни!

– Круче всех!!!

Сегодня они действительно были круче всех. Во всяком случае тех, кого они только что убивали. А что будет дальше неважно. Загадывать наперед было глупо.

Пленные, которых оставили на блокпосте, так и остались лежать там связанными. Разве что только протрезвели. Их убили быстро. Трупы с проломленными головами не стали трогать. Пусть мертвецов собирают проигравшие.

Освобожденный город встретил колонну ликованием. Вооруженные ополченцы шли навстречу, одобрительно кричали, лезли обниматься. Снег напитывал влагой одежду людей и холодной кашей хлюпал под ногами. Мимо победителей скрипели деревянные телеги с грудами мертвецов. Их тащили пленные солдаты ФНС, с которых уже сняли хорошую одежду и обувь, нарядив взамен в драные вшивые лохмотья.

Убитых сжигали до ночи. Большие костры на берегу Двины пылали ярким пламенем, выдыхая жирный тяжелый пепел и черный дым, который прибивал к земле усилившийся к вечеру дождь. Огонь капризничал и шипел, но, подпитываемый бензином и мусором, не гас.

6

Дом стоял боковым торцом к главной улице, Молодежной. Окна квартиры на первом этаже выходили во двор, смотрели на соседние пятиэтажки и пустующий детский сад. Уцелевшие жители как могли приводили двор в порядок. Убирали мусор, скашивали высокий бурьян. Газоны под окнами домов превратились в маленькие огороды, где летом выращивали овощи. Город питался тем, что добывал и производил сам.

Сегодня за дежурного по квартире остался Абрам. Остальные ушли по делам в штаб. Двухкомнатная квартира была добротной, им, четверым товарищам, повезло занять именно ее. Похоже, до них здесь жили зажиточные люди. Приличный ремонт и хорошая мебель, на окнах сохранились стеклопакеты. Что случилось с хозяевами, никто не знал.

Когда-то здесь жил ребенок. Стены одной из комнат были оклеены обоями с нарисованными персонажами мультфильмов. В шкафу хранилось много детской одежды, в полках письменного стола – куча фломастеров, раскрасок, детских книжек и комиксов. Новые хозяева не стали ничего трогать. Даже циничный и безразличный на первый взгляд Артем. Они с Абрамом спали здесь же, в детской комнате. Кувалда с Чириком расположились в зале.

Из квартиры выбросили всю ненужную теперь мебель и технику. В основном с кухни и из ванной. Холодильник, газовую плиту, микроволновку, стиральную машину, телевизор. Все равно в городе не было ни электричества, ни водопровода, ни газа. Освободившееся место использовали с умом. Половину бывшей кухни теперь занимала гора дров. Их заготавливали, вырубая деревья в парке или разбирая старую мебель. Еще на кухне стоял громоздкий бензиновый генератор, который теперь тихо гудел. Тусклые лампочки под потолком освещали квартиру слабым электрическим светом. В гостиной стояла большая самодельная печка, сложенная из кирпича, металлических уголков и швеллеров. Ее жестяная труба выходила на улицу через заложенное кирпичом окно. Здесь же, на печи, готовили еду и грели воду, которую носили из Двины и набирали в бидоны.

Первым делом Абрам развел огонь в печи. Скоро она прогреется, выгонит из квартиры холод и сырость. На раскаленной верхней крышке можно будет приготовить ужин, вскипятить воду для стирки и мытья.

Одежда впитала в себя сырость, грязь, кровь и пороховой дым. Абрам, придя домой, сразу же переоделся в чистое. Благо, шкафы ломились от тряпья. Еще пригодное для использования тащили в дом. Сначала неплохо было бы помыться, но ему не терпелось избавиться от грязного рванья. В угол полетели куртка, джинсы, кофта с капюшоном и майка. Штаны и кофту можно будет еще отстирать, но нижнее белье совершенно пришло в негодность. Штопанные и застиранные тысячу раз трусы зияли дырами. Абрам сунул их в горящую печь.

Он внимательно осмотрел каждый шов на одежде. Нет, вшей не было. Уже хорошо. Месяц назад они с Чириком выменяли у бродячих торговцев два флакона лечебного шампуня. Отдали за них пять банок консервов. Еда была ценной, почти на вес золота, но и терпеть на себе паразитов было уже невозможно. Они не давали спать, постоянно ползали по коже, заставляя до крови расчесывать голову, подмышки и пах. Менялы не обманули: вши исчезли через неделю, но грозили вернуться в любой момент, что неудивительно при таких условиях. Тем более, когда носишь такую бороду и патлы. Абрам разгладил пальцами волосы, посмотрелся в зеркало на стене, оскалил самому себе зубы.

– Д… да. Заппппустили ввы себя, Александр Вл… Владимирович.

Уже давно следовало бы заняться собой, да все как-то не было то времени, то возможности. Патрули, дежурства, стычки с ходоками, подготовка к перевороту. Случившееся сегодня местные стали называть этим звучным словом – «переворот». Не до бритья было. Зачем, часто думал про себя Абрам, убьют тебя через день и что дальше? Будешь красивым трупом. Или красивым ходоком.

Огонь в печи разгорался сильнее, громко трещали дрова. В комнате постепенно становилось тепло. Сверху на печи грелась большая кастрюля с водой, ждала своего часа жестяная ванна у стены. Абрам сходил в спальню, достал из рюкзака упаковку бритвенных станков. Ее он когда-то выменял на две бутылки водки. Не местного самогона, а настоящей, заводской, с этикетками и печатями. Настоящее сокровище. Но обмен был выгодным. Бритвы можно использовать долго, по одной, пока лезвия не затупятся, не сотрутся окончательно. Не начнут до крови раздирать кожу вместе со щетиной при каждом использовании. Эти бритвы Абрам подарил Чирику на день рождения. Формальный повод, потому что ими пользовались все четверо. Любая вещь, попадая в эту квартиру, в их узкий круг друзей, автоматически становилась общей.

Вода нагревалась. На стенках кастрюли появились маленькие пузырьки, от нее пошел пар. Абрам подбросил в печь две ножки от сломанного стула и несколько изорванных, зачитанных до дыр журналов прошлого. Никакой ценности для будущих поколений… если они и будут. Премьеры каких-то фильмов, обзоры светской хроники, советы по соблазнению и сексу, слухи о личной жизни умерших давно людей. Интересно, что стало с полуголой красоткой на обложке? Жива ли она? Превратилась ли в голодный труп или наоборот стала лихим стрелком в боевом отряде. Отдается ли она бродячим головорезам за банку тушенки или мирно живет в каком-нибудь подземном убежище, которые по слухам оборудовали для мировой элиты.

Абрам разделся до пояса, осмотрел себя. Торчащие ребра, впалый живот, худые руки. Все целое, все на месте. Ни одного нового шрама, ушиба, пореза, синяка. Сегодня свезло. Раньше случалось всякое. Случались сломанные ребра, свернутый нос, выбитые зубы. Случалось – простреленное плечо. Пуля мародера прошла навылет сквозь мясо. После ранения были перевязки и тревожные дни ожидания. Опасения по поводу заражения и гангрены. В памяти всплывали жуткие случаи, когда пустяковые на первый взгляд раны отзывались страшными последствиями. Раненые теряли руки и ноги, в муках умирали, истекая кровью и гноем. В тот раз ему повезло. Как и сейчас.

Взяв ножницы, он начал состригать длинную курчавую бороду. Охапки волос тоже летели в огонь. Затем он принялся за голову. Длинные свалявшиеся патлы, жирные и грязные, падали на плечи, липли к пальцам, соскальзывали на пол. Абрам время от времени подносил их лицу, рассматривал. Вздыхал с облегчением. Признаков вшей не было. Спасибо волшебному шампуню. Недавно он вычесывал из волос мертвых насекомых и надеялся снова увидеть их как можно позже. Коротко постриг голову, посмотрелся в зеркало. Немного неровно, но как уж получилось. Он намочил лицо горячей водой и намылил щетину самодельным мылом, которое варили местные умельцы. Взял из упаковки новый станок и начал аккуратно скоблить лезвиями щеки.

К средствам гигиены в новом мире относились с благоговением. С одной стороны, эти вещи были несущественными для выживания. Гораздо труднее придется без оружия и патронов, без еды и лекарств, чем без туалетной бумаги или зубной щетки. Можно жить в грязной одежде, с кишащими по телу паразитами. Банка долгосрочных консервов в любом случае ценилась гораздо выше, чем упаковка ароматного мыла. С другой стороны, гигиена давала людям возможность не опуститься на самое дно, оставаться людьми. Когда ты продолжаешь следить за собой, несмотря ни на что, ты испытываешь уважение к самому себе. Поэтому бритвенные станки и зубные щетки расходились на обменных рынках не хуже, чем еда и патроны. Люди собирали их про запас, забивали предметами шкафы и полки в домах. Абрам и его друзья не были исключением. Пригодиться могло все. Даже подгузники и женские прокладки. Последние, например, в крайнем случае, можно использовать, как туалетную бумагу, но это непозволительная роскошь. Гораздо полезнее подкладывать их в обувь. Тогда ноги подолгу будут оставаться сухими. Очень удобно в мокрую и холодную погоду, когда ты днями пропадаешь на дежурствах, патрулях и вылазках за припасами, а твои ботинки утратили прочность еще на прежнем владельце. К тому же прокладки можно обменять у местных женщин на несколько часов их личного времени. Человеческое тепло тоже ценилось здесь очень высоко.