Но вот, раз ночью домовой проснулся от страшного грохота; в ставни барабанили с улицы кулаками, ночной сторож давал свистки; где-то загорелось, и вся улица была как в огне. Где же был пожар, в само́м ли доме или у соседей? Вот ужас! Лавочница так растерялась, что выхватила из ушей свои золотые серёжки и сунула их в карман, чтобы хоть что-нибудь спасти; лавочник кинулся к своим процентным бумагам, а служанка к своей шёлковой мантилье^[1], – франтиха была! – словом каждый старался спасти, что получше. И вот, крошка-домовой в два прыжка очутился на верху чердачной лестницы и шмыгнул в каморку студента, который преспокойно смотрел на пожар в открытое окно, – горело у соседей. Крошка-домовой схватил со стола дивную книгу, сунул её в свой красный колпачок и прижал его обеими руками к груди: лучшее сокровище дома было спасено! Потом он взобрался на самую крышу, на верхушку трубы, и сидел там, освещённый ярким заревом пожара, крепко держа обеими руками красный колпачок с сокровищем. Теперь он узнал, чему собственно принадлежит всем сердцем! Но когда пожар затушили, и домовой пришёл в себя, он сказал:

– Да, я разделюсь между обоими! Нельзя же мне совсем оставить лавочника, – а каша-то?

И он рассудил совершенно по-человечески! И мы все тоже, ведь, держимся лавочника – ради каши!

1. Мантилья – длинный шёлковый или кружевной шарф-вуаль.