– Знаешь новость, Пётр? – спросила она, вернувшись оттуда. – Славная новость! Дочка бургомистра Лотта помолвлена вчера вечером с сыном статского советника!

– Не может быть! – воскликнул Пётр, вскакивая со стула. Но мать сказала «да», – она узнала эту новость от жены цирюльника, а муж той слышал о помолвке от самого бургомистра.

Пётр побледнел, как мертвец, и упал на стул.

– Господи Боже! Что с тобой? – воскликнула мать.

– Ничего, ничего! Только оставь меня! – ответил он, а слёзы так и побежали у него по щекам ручьём.

– Дитятко моё милое! Золотой мой! – сказала мать и тоже заплакала. А барабан напевал – конечно, про себя: «Lotte ist todt! Lotte ist todt!^[1] Вот и песенке конец!»

* * *

Но песне ещё не был конец; в ней оказалось ещё много строф, чудных, золотых строф!

– Ишь, ломается, из себя выходит! – оговаривала соседка мать Петра. – Весь свет должен читать письма её «золотого мальчика» и газеты, где говорится о нём и о его скрипке. Он и денег ей высылает немало, а это ей кстати теперь – овдовела!

– Он играет перед королями и государями! – говорил городской музыкант. – Мне этого не выпало на долю, но он – мой ученик и не забывает своего старого учителя.

– Отцу снилось, что Пётр вернулся с войны с серебряным крестом на груди, но там трудно заслужить его! Зато теперь у него командорский крест! Вот бы отец дожил! – рассказывала мать.

– Он – знаменитость! – гремел пожарный барабан, и весь родной город повторял: сын барабанщика, рыжий Пётр, бегавший мальчиком в деревянных башмаках, бывший барабанщик, музыкант, игравший на вечеринках танцы – знаменитость.

– Он играл у нас раньше, чем в королевских дворцах! – говорила жена бургомистра. – В те времена он без ума был от нашей Лотты. Он всегда метил высоко! Но тогда это было с его стороны просто дерзостью! Муж мой так смеялся, узнав об этой глупости. Теперь наша Лотта – статская советница!

Золотые были сердце и душа у бедного мальчугана, бывшего барабанщика, который заставил идти вперёд и победить готовых отступить.

В груди у него был золотой клад, неисчерпаемый источник звуков. Они лились со скрипки, словно она была целым органом, словно по струнам её танцевали эльфы летней ночи. В этих звуках отдавались и пение дрозда, и полнозвучный человеческий голос. Вот почему были так очарованы его слушатели, вот почему слава его прогремела далеко за пределами его родины. Он зажигал в сердцах святой огонь, пламя, целый пожар восторга.

– И как он хорош собою! – восторгались и молодые и старые дамы и девицы. Самая пожилая из них даже завела себе альбом для локонов знаменитостей ради того только, чтобы иметь предлог выпросить прядь роскошных волос молодого скрипача.

1. Т. е. «Лотта умерла». – Строфа из уличной песни. Примеч. перев.