Не так древен Рим, как его малюют

С Христом в облике Иисуса оказалось разобраться на порядок труднее, чем просто с Иисусом. Христос непознаваем и невыразим, как проявление божественного. Иисуса же, как реального человека, вполне можно изобразить на иконе. Отсюда ожесточенный спор иконоборцев с иконопочитателями.

Христос, как проявление божественного, имеет одну, божественную природу. Иисус же, как земное или «тварное» существо, может быть в лучшем случае пророком. Отсюда нескончаемый спор католиков с арианами и монофизитами.

Впрочем, все эти разногласия и споры обрели законченные формы, вылившись в известные догмы, лишь с падением твердыни «отчей» веры – Константинополя. Считается, что падению «столицы мира» предшествовала тысячелетняя грызня между апологетами западной и восточной ветвей христианства, в которой папство если и не одерживало верх, то уж точно представало вполне самостоятельным субъектом. (К слову сказать, историки ничтоже сумняшеся настаивают на том, что грызня эта к самому падению столицы, происшедшему как-бы случайно, не имеет никакого отношения. Даже Великий Раскол 1054 года, когда папство и патриархат обменялись анафемами друг другу, не считают прологом к крестовым походам и захвату Константинополя в 1204 году. Поразительная слепота!)

На самом деле есть множество причин, чтобы считать римских пап иудействующими и провизантийскими чуть не до самого падения византийской столицы. Очевидно также, что именно это падение стало катализатором смены приоритетов в Империи в пользу папства, обозначив собой и подлинную дату рождения новой религии – христианства. То есть речь не о победе одной из ветвей христианства над другой, а о еврействе, разродившимся христианством в результате кризиса своего могущества.

Даже официальные источники пусть с неохотой и как бы вскользь, но признают, что единство христианского (на самом деле – протохристианского) мира было впервые нарушено в результате обмена анафемами в 1054 году по поводу филиокве и полностью кануло в Лету с образованием Латинской империи, что явилось по сути результатом крестовых походов. Тогда же и никак не раньше был утерян и примат восточной (имперской) церкви над западной, что стало результатом захвата столицы Империи. Все это автоматически отправляет нас к ситуации I века, когда на смену протоиудаизму робкими шагами пришло раннее христианство с ранним папством во главе. Именно эта ситуация является характерной для начала II тысячелетия, а, стало быть, ею оно и ознаменовалось на самом деле.

В рамках данного понимания какое-то серьезное противодействие со стороны папства имперскому мировоззрению (старой вере) невозможно себе представить. Даже само название «папа» имеет греческие (papas), а не латинские корни, что ясно показывает, кому институт папства обязан своим существованием и почему, собственно, «робкими» были его первые шаги.

Да что там название! Общеизвестно, что первые папы были греками – ставленниками Империи. Греческими они были аж до VIII века, что вступает в явное противоречие с другой официальной точкой зрения о самостоятельности папства в предшествующие этой дате века. Последним греческим папой считается калабриец Захария (папа с 741 по 752 год), который, судя по официальной легенде, дал отмашку на устранение последнего Меровинга – Хильдерика III. Тем самым был запущен процесс воцарения Пипинидов на франкском престоле, кульминацией которого стало коронование Карла Великого императорской короной и обретение папством вожделенной независимости.

Впрочем, это только частичное подтверждение высказанной здесь точки зрения. Далее я покажу, что этот самый Карл не так уж древен, как его малюют, что автоматически омолаживает и указанного папу вместе с институтом именно латинского папства.

Но если верховенство папства в христианском мире невозможно установить вплоть до самых крестовых походов, то появляется повод задуматься о происхождении «фактов» этого верховенства. Я не склонен считать их выдумками. К чему выдумывать, если можно просто скопировать? Не вызывает сомнения, что речь идет о дубликатах событий, связанных с падением Константинополя в 1204 году и образованием Латинской империи. Это, кстати, придает новое звучание выражению «темные века», которым историки нарекли первое тысячелетие, якобы, из-за недостаточного количества освещающих его письменных источников.

3. Папство и его тысячелетний сизифов труд

Одним из актов, ознаменовавших утверждение единоличной власти пап на западе Империи и появление христианства в качестве официальной религии Запада, был печально известный «Константинов дар» – дарственная грамота Константина I (272-337), будто бы предоставившая римскому папе Сильвестру еще в начале IV века права на «Западную Римскую империю».

Уже вышеприведенные рассуждения позволяют усомниться в подлинности сего документа. Ведь он датирован временами, когда о папах еще не было ни слуху, ни духу. И действительно, документ оказался выдумкой средневекового происхождения, что было установлено в эпоху Возрождения итальянским гуманистом Лоренцо Валлой. Целью фальсификации было придание законности акту захвата папами власти в Империи и возникновению папского государства в Италии – средневековом событии, запечатленным в прошлом в том числе и в виде так называемого «Пипинова дара». Считается, что с помощью подложной грамоты папство хотело придать видимость «возвращения» себе того, что ему якобы принадлежало по праву. Речь идет о западных провинциях Империи, захваченных и переданных ему франкским королем Пипином в результате победы над лангобардами.

На самом деле событие это явилось итогом все того же IV крестового похода, завершившегося переходом Константинополя под власть латинян. Понятно, что именно тогда, или даже позже, был состряпан документ. Ведь своим возвышением папство обязано именно этому событию. До этого оно пребывало всецело в орбите византийского влияния и, следовательно, ни о какой его исключительности и самодостаточности не может быть и речи.

Отчасти это признается даже традиционной историей, датирующей сей документ не IV-м, а VIII-м веком.

Утверждается, что свои претензии на исключительность, папство демонстрировало в самом начале своего тернистого пути к умам и сердцам прихожан. Еще при папе Каликсте I, правление которого относят к началу III века, получила распространение легенда, на которой покоятся в том числе и бытующие ныне представления о примате папства в христианском мире – легенда об основании римской общины христиан самим апостолом Петром. Якобы здесь, в Риме, Петр получил ключи от «царства небесного» и заложил церковь Христову, что было воссоздано итальянским художником Пьетро Перуджино (1446-1524) в весьма любопытной с точки зрения совмещения двух эпох картине (Рис.1).

По преданию Ватиканский холм стал и местом упокоения апостола, принявшего мученическую смерть в правление Нерона (66 г.) Как считается, Константином Великим на месте могилы Петра была воздвигнута базилика, позже, при папе Юлии II (1443-1513), преобразованная в Собор св. Петра, существующий доныне.

Рисунок 1. Пьетро Перуджино. Вручение ключей апостолу Петру. Фрагмент росписи Сикстинской капеллы (Ватикан). Ок.1482 г. (Репродукция является общественным достоянием). Изобразив на картине себя самого и других деятелей Возрождения (передний план, справа) в компании с античными персонажами, художник придал картине небывалую реалистичность, Скорей всего, это не было художественным приемом. Античность была для него повседневной реальностью.

То обстоятельство, что в Риме будто бы покоятся останки легендарных апостолов (недавно там «обнаружили» и останки ап. Павла) дало папам дополнительную возможность утверждать, что Рим является святейшим местом на Земле. Распространением и популяризацией этой мысли они и занимались на протяжении всей истории папства, как бы забывая о том, что подлинной столицей Империи, т.е. по-настоящему святым местом, был все-таки Рим, расположенный на берегах Босфора – Константинополь.

Примеры навязывания папством христианскому миру своих представлений о религии и месте римской епархии среди христианских общин историки обнаруживают вообще на заре христианства. Так, папа Виктор I, правление которого относят на 189-199 г.г., пытался запретить другим христианским общинам празднование Пасхи совместно с евреями, т.е. 14 нисана по еврейскому лунному календарю, настаивая на том, чтобы отмечать ее в первое воскресенье после этой даты. Несогласным же грозил отлучением. Потуги эти, впрочем, успехом не увенчались. Малоазийские общины отказались пойти на этот шаг и еще на протяжении ста лет после этого праздновали Пасху совместно с евреями.

Сейчас это объясняют тем, что на Востоке очень сильны были ветхозаветные традиции. Почему нельзя просто сказать, что общины эти были не христианскими, а протохристианскими, а папа этот был первым раскольником в истории христианства, тогда еще пребывающего в состоянии иудейской секты? Ведь это согласуется и с ранее сделанным выводом о Византии, как о продолжательнице традиций древнего иудаизма.

Подобного мнения придерживаются и другие исследователи. По мнению церковного историка В.В. Болотова, «Пасха Церквей Малоазийских не была праздником  новозаветным в тесном смысле этого слова (по самому установлению), это была христианизированная ветхозаветная Пасха».

Только представьте себе: христиане празднуют Пасху одновременно с евреями, а не, как того требуют евангелия, лишь на третий день после еврейской Пасхи, что и является сутью празднования христианской Пасхи, или Воскресенья Христова!

Собственно говоря, иначе они и не могли поступить. Ведь евангелий в то время еще не было! Где черпать знания? По наиболее распространенному мнению самые ранние ссылки на евангелия относятся именно ко времени папства Виктора I. Сделал их, – причем, называя поименно авторов евангелий, – в своей работе «Обличение и опровержение лжеименного знания (Против ересей)» епископ Лугдуна (Лиона) Ириней Лионский (130-202). Этот Ириней, кстати, и был тем самым миротворцем, который уговорил Виктора I не настаивать на своих инициативах в отношении празднования Пасхи в целях сохранения единства христианского, или, если быть точным, протохристианского мира.

Удивительно здесь то, что до появления новозаветных книг, т.е. до рождения христианства, как такового, успело смениться тринадцать римских пап (Виктор I был четырнадцатым)! Вдумайтесь только: тринадцать «христианнейших» римских пап сменилось, а Новый завет, символ христианства, еще не появился!⁹

Складывается впечатление, что только во время правления Виктора I и зародилось христианство, как таковое, что удивительно даже в рамках традиционной датировки его появления. Но, что самое удивительное, после спровоцированного этим папой разделения церквей, – а никак иначе назвать отказ восточных христиан повиноваться папе в вопросе даты празднования Пасхи язык не поворачивается, – римская и малоазийские общины как ни в чем не бывало продолжали пребывать в одном конфессиональном пространстве. Как будто игла в заезженной пластинке перепрыгнула на начало. На самом деле это просто просочились в миф правдивые сведения об отсутствии у папства какого-либо приоритетета в церковных вопросах до реального падения Империи в 1204 году.

Папство, однако, не угомонилось и через сто лет ему таки удалось добиться согласия восточных христиан на внесение изменений в церковный календарь. В соответствии с решениями I Вселенского собора в Никее (325 г.) празднование Пасхи было назначено на первое воскресенье после первого полнолуния после весеннего равноденствия. Кроме того был принят запрет на празднование пасхи в один день с иудеями. Христианская пасха перестала совпадать с еврейской.

Казалось бы, папство должно торжествовать – его мнение наконец-то возобладало в христианском мире. Но игла опять перескочила на начало пластинки. Вдруг оказалось, что существующее положение католиков не устраивало и что у них были куда более грандиозные планы. Они будто бы возжелали пойти гораздо дальше в вопросе разрыва связей с ветхозаветной традицией. По их мнению, празднование пасхи после пасхи еврейской служило показателем зависимости христианства от иудаизма.

Это спровоцировало новый виток противостояния, ибо не было поддержано Востоком, ориентированным на решения I Вселенского собора. Выходит, папство продавило эти решения, но придерживались их упорно как раз «схизматики», которым их навязали.

На самом деле хронисты просто воспроизвели в практически неизменном виде доникейский этап спора, когда папство восстало против празднования пасхи до дня весеннего равноденствия, как это делалось согласно иудейской пасхалии.

Добиться некоторого согласия в данном вопросе, как считается, удалось лишь в IX веке. С этого времени по XVI век католики и православные праздновали Пасху в один день (так называемая «александрийская пасхалия»).

Очередной раскол случился в понтификат папы Григория XIII. С введением календаря его имени (григорианского) в 1582 году католическая Пасха окончательно ушла «в свободное плавание», т.е. отвязалась от еврейской и может праздноваться даже раньше ее.

Что же касается православия, то здесь картина осталась практически неизменной. Даже с введением в 1923 году новоюлианского, более близкого григорианскому, календаря, принцип расчета даты Пасхи остался прежним. Православная Пасха никак не может праздноваться раньше Песаха, только после него. Это диктуется, как считают на Востоке, апостольскими правилами, одно из которых звучит так: «Аще кто, епископ, или пресвитер или диакон святый день Пасхи прежде весеннего равноденствия с иудеями праздновати будет: да будет извержен из священного чина». А как иначе, если согласно евангелиям Христос воскрес на третий день после пасхи еврейской?

То есть определенная привязка к иудаизму сохраняется, несмотря ни на что. Пути православия и католицизма в этом вопросе, таким образом, окончательно разошлись.

Только у слепо верующего во все написанное отцами историографии не возникнут по поводу этого вопросы. Получается, две тысячи лет папство пыталось навязать христианскому миру необходимость придания Пасхе специфически христианского, антииудейского, облика, но так и не добилось своего. До смешного простой вопрос, но всякий раз, когда намечался прогресс в его решении и папам, так сказать, удавалось «схватить бога за бороду», пластинка начинала играть заново и все оставалось, как встарь. Проклятые восточные «схизматики» в очередной раз ломали всю игру. Какой-то сизифов труд, однако.

Этот «труд», впрочем, не вызывает сострадания, ибо существует только на бумаге. Даже простое сопоставление данной ситуации, к примеру, с реальными событиями последнего века дает серьезный повод усомниться в ее соответствии реальности. Всего за какую-то сотню лет человечество прошло путь от лампочки Ильича до современных компьютеров и интернета, от полетов на воздушных шарах до выхода в открытый космос, от трехлинейки до атомной бомбы и другого оружия массового уничтожения. Нам же предлагают поверить в двухтысячелетнюю бессмысленную возню вокруг даты праздника, пусть даже такого немаловажного для верующих, как Пасха.

На самом деле был всего один раскол – раскол XI-XIII в.в., послуживший прологом к крестовым походам. Все остальные были его дубликатами, призванными удлинить историю папства.

4. Так пал ли все-таки «Западный» Рим?

Массу вопросов вызывает при скрупулезном анализе событие, громко названное «падением Западной Римской империи». Трудно сказать, что побуждает историков прибегать именно к этому выражению для его обозначения. Ведь даже самый придирчивый взгляд на ситуацию V века в традиционном ее изложении ничего подобного не обнаруживает.

Судите сами. Сказывают, что империя пала под ударами неких германских племен (упоминаются герулы, скиры, турклинги и руги), а ее «император» Ромул Августул, прозванный «последним», был взят в плен и сослан в Кампанию вождем германцев Одоакром в 476 году, после чего череда «западно-римских императоров» сменилась засильем королей германского происхождения.

На первый взгляд все просто и ясно. Но стоит приглядеться и картина заиграет другими красками. Выясняется, что наряду с Ромулом и после него существовали и другие «римские императоры». Речь идет в первую очередь о Юлие Непоте, считавшемся законным «западно-римским императором» не только до, но и после правления Ромула. Этот Непот, владевший римской провинцией Далмацией, доставшейся ему в наследство от его дяди патриция Марцеллина, был женат на одной из племянниц настоящего римского, т.е. византийского, императора Льва I (Макеллы), отчего и получил прозвище «Непот», т.е. племянник. Лев и назначил его «императором» западных областей в 474 году.

Непот формально оставался правителем Италии (будучи при этом, правда, в бегах, в Далмации) даже тогда, когда бразды правления оказались в руках у Ромула, вернее, у его отца, Флавия Ореста, магистра италийской армии, который, собственно, и устроил переворот, отстранив Непота от власти. Этот же Орест невесть по какой причине выдвинул своего несовершеннолетнего сына (Ромулу было всего пятнадцать лет) в «императоры», хотя мог бы и сам им стать.

Получается, воцарение Ромула легитимностью не блещет. Другое дело Непот, который продолжал оставаться легитимным правителем даже после того, как Ромул был свергнут вождем германских наемников Одоакром. Сомнения в его полномочиях, связанные с попытками Одоакра стать полновластным хозяином Италии, были легко развеяны центром, т.е. все тем же Константинополем, роль и влияние которого западным историкам никак не удается приуменьшить. По приказу Флавия Зенона, бывшего на тот час византийским императором, Одоакр вынужден был подтвердить полномочия Непота, удовлетворившись для себя тогой римского патриция и должностью реального правителя Италии.

Кстати, тот же Зенон ранее и отдал приказ Одоакру восстановить законность в империи отстранением Ромула от власти. То есть предприятие Одоакра, представленного почему-то варваром и злодеем, было санкционировано законным главой Империи, что делает его абсолютно легитимным, в отличие от правления Ромула!

Как после этого можно говорить о Ромуле, как об императоре, тем более – о последнем императоре?!

Ромул не только номинально, но и фактически не являлся императором. За него по причине его несовершеннолетия правил его отец. Насмешливое прозвище Августул, т.е. мелкий Август, Августенок, он получил именно по этой причине. Никто из правителей не признавал Августенка за своего. Выскочкой, самозванцем, узурпатором считали его не только император Зенон с Юлием Непотом, но и галльский наместник Сиагрий.

Реальность на самом деле такова, что, императором мог по праву считаться лишь константинопольский базилевс, которым на тот час был Флавий Зенон. Ведь империя-то еще не разделилась, была единой, что единогласно признают все историки. То есть правление Ромула, как не крути, не имело под собой абсолютно никаких правовых оснований. Да и было ли это вообще правлением, если учесть, что ничем хорошим для Рима оно не ознаменовалось? Об этом Ромуле никто бы даже не узнал, если бы историки не наделили его титулом «последнего императора».

Императорские инсигнии, якобы отосланные Одоакром в Константинополь в ознаменование конца Рима, видятся на фоне всего этого просто выдумкой. Откуда им взяться вне Константинополя? Это что ж получается, император с двором переместился в Константинополь, а инсигнии остались в Италии?¹⁰ Или Константин изготовил для себя дубликаты? Чтобы избежать этих несуразностей, надо признать, что даже Юлий Непот, будучи в отличие от Ромула легитимным назначенцем, не был императором, но лишь наместником итальянской провинции. В «императоры» его произвели опять-таки историки.

Далее, увидев, что за предметы в качестве «инсигний» отправил в Константинополь Одоакр, мы получим всему этому подтверждение.

А пока послушайте, как пытается совместить несовместимое в своем описании «падения» Рима его историк Ф.Грегоровиус: «Таким образом Одоакр стал королем, не прибегая ни к пурпуру, ни к диадеме. Это было на третьем году царствования императора Зенона Исаврянина, в девятый год управления папы Симплиция, во второе консульство Василиска и в первое Армата, 23 августа 476 г. после Рождества Христова. Счастливый король из наемников не думал, однако, объявлять себя западным императором или отделять от империи Италию как самостоятельное германское королевство. Варвары все еще продолжали признавать как политический принцип единство и нераздельность аимперии, средоточием которого была теперь Византия. (А вот историки никак не хотят признать этот принцип! – Г.К.) Одоакр хотел только быть законным государем Италии, последней провинции, которая еще оставалась у государства на Западе, и, учреждая здесь не национальное, а варварское королевство наемников, не дал ему никаких основ и ничем его не упрочил. Своим воинам он уступил третью часть полей Италии. Чтобы устранить всякий повод к обвинению в узурпации, Одоакр принудил Августула формально отказаться от сана императора перед сенатом, сенат же – признать, что западной империи больше не существует. Последний акт римской курии вызывает прискорбные чувства. Сенат отправил в Византию к Зенону посланных, которые от имени сената и народа должны были объявить: для Рима не нужно больше самостоятельного императора; достаточно одного императора и для Востока, и для Запада; защитником Италии избран испытанный в делах мира и войны Одоакр, и пусть Зенон даст ему звание патриция и поручит управление Италией. Позор такого заявления смягчается невыносимым положением Рима; императорское правление стало окончательно невозможным, и измученный народ понял, что следует предпочесть бесконечной смене призрачных императоров господство германского патриция, подчиненное верховной и прочной государственной власти».

И далее: «Таким образом Италия снова вошла в общее государство как провинция; разделение империи на западную и восточную половины было уничтожено, и образовалась опять одна империя под властью одного императора, местопребыванием которого была Византия. Древнее единство империи, каким оно было при Константине, было восстановлено, но Рим опустился до уровня провинциального города, и Запад был отдан на произвол германцев. Древнему латинскому государству в Европе наступил конец».

Из текста становится ясным, что никакого «падения», тем более, «конца», не было, а было, напротив, восстановление нарушенного на какое-то время единства империи. Даже Рим при этом не был разрушен, а Одоакр, наперекор сложившемуся мнению о нем, как о грубом варваре, был ничем не хуже Ромула и его отца Ореста – такого же, если не более «грубого», чем Одоакр, предводителя наемников.¹¹

Несмотря на это, рассказ Грегоровиуса то и дело прерывается высокопарной болтовней о конце «западной империи», об утраченных «пурпуре и диадеме» и «прискорбных чувствах» по поводу этого. Впрочем, сути происшедшего это не меняет. Падения во всем этом увидеть не удается. Как не пресеклась с Ромулом линия римских императоров – подлинных римских императоров, каковыми были и оставались всегда византийские базилевсы, так не исчезла и сама империя. В то же время западная провинция этой империи, как была провинцией, так ею и осталась. Ее потешные «императоры» сменились королями, но это никак не отразилось на сути происходящего, вовсе не характеризующегося упадком. Это очень не хочется признавать историкам типа Грегоровиуса, но оно, тем не менее, неопровержимо следует из их же слов.

А вот теперь приведу эпизод с инсигниями, по поводу истинного предназначения которых Грегоровиус, сам того не ведая, высказался предельно ясно. Одоакр, назначенный наместником Италии, перестал устраивать Рим. Я имею в виду настоящий, босфорский, а не бутафорский Рим Грегоровиуса. Византийцы посчитали его узурпатором, хоть это и не вяжется с итогами его деятельности, которые были не столь уж плачевными для Италии. На роль правителя был избран очередной германец – король остготов Теодорих. И вот тут самое интересное. Теодориху из Константинополя были посланы инсигнии – те самые, которые отправил туда некогда Одоакр.

Далее цитирую Грегоровиуса: «Борьба двух германских героев за обладание прекрасной страной была долгой и жестокой. Разбитый при р. Изонцо и вскоре у Вероны храбрый Одоакр отступил в Равенну, к своей последней опоре. Весьма сомнительным является сообщение одного летописца, который рассказывает, что Одоакр, потеряв Верону, двинулся к Риму и, раздраженный тем, что римляне не впустили его в город, опустошил Кампанью. Римский сенат, которому византийский император, без сомнения, посылал письма, вел переговоры с Теодорихом сначала тайно, а потом, когда Одоакр оказался осажденным в Равенне, открыто стал на сторону Теодориха, и уже в 498 г. король готов послал к Зенону главу сената, патриция Феста, с просьбой о присылке королевского одеяния. (Здесь и далее выделено мной. – Г.К.)

Целых три года Одоакр геройски защищался в Равенне; наконец 5 марта 493 г., теснимый нуждой, он отворил Теодориху ворота города. Несколько дней спустя победитель вероломно, с византийским лукавством нарушил заключенный договор: по приказанию Теодориха Одоакр, его войска и приверженцы были убиты. Теодорих уже возвел себя в сан короля Италии и не заботился о своем утверждении в этом сане Анастасием, занявшим императорский трон по смерти Зенона (9 апреля 491 г.). Только позднее, в 498 г., было получено это утверждение: император возвратил Теодориху все те регалии римского дворца, которые были отосланы в Константинополь Одоакром. Теодорих был королем готов по праву своего народа, королем Италии – в силу завоевания, по выбору своего народа и с невольного согласия побежденных. Передача же Теодориху государственных знаков давала ему право считать себя королем Италии уже с утверждения императора и в будущем управлять Италией так, как управляли западные императоры».

Из фрагмента с неопровержимостью следует подлинный статус отобранных некогда у Ромула инсигний. Теодорих просил о «королевском одеянии» – он его и получил в виде указанных инсигний, став королем Италии. Но это означает лишь то, что инсигнии, отосланные Одоакром и отнятые у Ромула, были не императорскими, а королевскими! Не могут же в одни и те же тоги рядиться и короли и императоры! Из этого следует также, что Ромул этот был лишь наместником, в лучшем случае – королем, хотя и это не факт, учитывая мнение о нем, как о выскочке, пришедшем к власти в результате переворота, к тому же не санкционированного центром.

Итак, ни о каком «падении Рима» речь идти не может, если принимать официальную трактовку событий за чистую монету. Но что-то ведь пало, иначе бы об этом не распространялись. О политическом заказе историкам на «убийство» империи говорить не приходится, ибо никакой дополнительной аргументации в пользу европоцентризма это не несет и, стало быть, неактуально для его адептов.

Все дело в том, что мы столкнулись с очередной вставкой. Из рассказов о падении Византии в результате IV крестового похода, переделанных в историю «Западной Римской империи» с центром в итальянском Риме, просто забыли или не смогли убрать слово «падение». То есть падение действительно было, только пал не выдуманный итальянский Рим, а настоящий, византийский, и не 476, а в 1204 году.

При этом возникла необходимость как-то отделить в «древности» то, что пало, от того, что появилось в результате падения. Весьма естественным показалось обозначить водораздел путем наделения периода «счастливого» существования Рима до его «падения» чертами императорской эпохи. Собственно, эпоха доминирования Византии – прообраза «Западной Римской империи», и была императорской, что придало деянью этому оттенок правдоподобия. Да и с точки зрения потакания имперским амбициям Запада это показалось не лишним. Заодно и Константинополь ущипнули, изобразив в виде Мордора, потворствующего варварам – германцам.

Так и была принесена историческая правда в жертву ложному патриотическому чувству. Провинция при этом превратилась в «прекрасную, цветущую империю», непрестанно разрушаемую ордами варваров, натравливаемых на нее «плохим» Константинополем. Плоды такого понимания мы пожинаем по сей день.