Нарт-орстхойский эпос вайнахов

Противостояние

Во многих сказаниях нарты противопоставляются людям, но и хтоническими чудищами не выглядят – это люди, только необыкновенно сильные, воинственные и жестокие. «Нарт-эрстхойцы жили по лощинам близ реки Ясса». «О них говорят, что они были высокого роста, плотные и каждый был сильнее семерых людей. Если у кого и случалась нужда в каком-нибудь обломке скалы или в топоре, они перебрасывались ими на расстоянии» (Далгат, с. 288). «На местности, которая называлась Кире, жили семь братьев и сестра. Узнав, что они там живут, один нарт-эрстхоец убил семерых братьев, снял с них кожи, а сестру их забрал себе в жены. Когда он ложился спать, то сказал уведенной им девушке: «Уснув, я сплю целую неделю, не просыпаясь. Пока буду спать, ты сшей мне шубу из кожи своих братьев». Мудрая вдова Жербаба подсказывает девушке, как избавиться от жестокого нарта. Она говорит ему, что без усов богатыря Тинин Вюсу и ножниц его матери Селасаты шубу сшить невозможно. Нарт вызывает Тинин Вюсу на поединок, но погибает от его руки (Далгат, с. 393).

«Гезама и его сын Гезама Али происходили из чеченцев. Однажды сын задумал отправиться с овцами в горы, где они давали хороший приплод. Толам-Аго был среди нартов именитый нарт. Толам-Аго узнал, что Гезама-Али с овцами находится в его крае. Имени Толам-Аго не смел назвать ни один житель города, в котором горело девять тысяч огней». На своем громадном коне нарт отправляется в гости к чеченскому богатырю. Но хозяин, обладающий непомерным аппетитом, внушает нарту страх, и он говорит, что пришел заключить с ним родство (дружбу).

«Толам-Аго возвратился домой. Однажды говорит он своим хилым (слабым, трусливым) нартам: «У Гезама Али овцы уже расплодились. Я был у него четыре года назад. Пойдите, пригоните овец и по доброй воле приведите и его самого. Прибыли они к Гезама Али, а было их 63 нарта. «Мы заберем твоих овец, по своей воле можешь пойти и сам». «Сам я не пойду, а овец забирайте», — сказал Гезама Али. Они взяли овец и ушли».

Вернувшись домой, Гезама Али попросил отца изготовить ему 63 стрелы и, забрав их, пустился в погоню, перебил всех нартов и вернулся с овцами в свой стан. Оттуда он отправился к Толам-Аго, жена-красавица которого «поведала ему о подлом поступке мужа». Победив нарта в поединке, чеченский богатырь пощадил его, но велел ему возвести три кургана и вспахать их (Далгат, с. 317—318).

Три князя ехали, ехали, и «добрались, наконец, до той страны, где жили нарт-эрстхойцы» (вряд ли сказитель говорил бы так, если бы считал орстхойцев одним из исконно вайнахских племен). «А нарты в это время забавлялись своими играми: стреляли из луков, а затем разбивали стрелы пулями – и делали это на всем скаку. Увидев остановившихся в изумлении князей, один из нартов и говорит другим: «Опять к нам забрались эти люди! Кроме беды, от них ожидать нечего. Перебьем их лучше стрелами!».

Но другие нарты не согласились, считая постыдным для себя истреблять подобных «мух» и решили показать им три такие опасные дороги, откуда бы они уже не вернулись назад. И вот, когда князья стали их расспрашивать о дороге, нарты так и сделали». (Далгат, с. 355).

Нарты уже представляются вайнахам просто соседним племенем, у которых все, как у людей (состязания, например); более того, нарты сами опасаются вайнахов. Напряженность в отношениях двух народов сохраняется, но заключаются и браки, и дружеские союзы, несмотря на то, что нарты (орстхойцы) – люди своевольные и вероломные, не признающие никаких преград своим желаниям и прихотям. Так, Сеска Солса пытается увезти Альбику, жену своего друга, местного героя Охкархой Канта. Ей пришлось пойти на уловку: женщина накормила нарта кашей, приготовленной на ее грудном молоке, а потом сказала, что теперь он стал ее сыном. Благодаря этому дружба между двумя великими воинами осталась нерушимой (Далгат, с. 321—322).

Позорный поступок совершает и другой (безымянный) нарт-орстхоец. Узнав, что местного богатыря Пхагал Бяри нет дома, он хитростью вошел в его башню, остался в ней ночевать, а ночью изнасиловал его жену. «Утром он посадил опозоренную женщину на коня позади себя и отправился восвояси». Но Пхагал Бяри настиг насильника, снес ему голову и вернулся домой вместе с женой (Далгат, с. 323).

Местный богатырь Чуара Нельбиевич женился на царской дочери, ехал с ней домой в экипаже и наткнулся на семерых братьев, нартов-эрхустойцев. «Они его обманули, уверив в своей дружбе. Чуара Нельбиевич подошел к ним без оружия. Этим воспользовались братья нарт-эрхустойцы; они сели в его экипаж и помчались с его невестой. На своем коне, который случайно отвязался от экипажа, Чуара поскакал за ними», без оружия. Но его невеста успела бросить ему шашку, и он расправился с нартами (Далгат, с. 327).

По чеченскому сказанию, нарт-эрстхойцы враждовали с мярт-болатхойцами. Все 69 мярт-болатхойцев были уничтожены, кроме одного; его прикрутили проволокой к дереву. Далее появляется герой, отец которого завещает ему боевого коня, саблю «зильбухар» и панцирь. Герой должен отомстить нарт-эрсхойцам за их насилия (Далгат, 1977, с. 43—44).

«…отношения между нарт-эрстхойцами (всегда злодеями) и положительными народными героями (в данном случае это «семь братьев-нартов») всегда антагонистичные». «По рассказу, 60 нарт-эрстхойцев заслуженно погибли от семи братьев-нартов. Здесь же, вопреки повествовательной логике, с братьями жестоко расправляется Соскан-Солса, который почему-то идеализируется, хотя и является врагом добрых нартов. Выходит, что восхваляется приверженец зла и защитник кровопийц». С другой стороны, семь братьев-нартов, «которым в сюжете отведена положительная роль, в борьбе с нарт-эрстхойцами допускают, с точки зрения эпической этики, коварство: они не сражаются с врагами на поле битвы, а убивают их в собственном доме». «Известно, что по архаическим канонам героического эпоса чеченцев и ингушей нарт-эрстхойцы пьют расплавленную медь. Здесь о кипящей меди уже ни слова. Они «вместо алкогольного напитка» – «человеческую кровь должны пить» (Далгат, 1977, с. 45). Этот рассказ, вероятно, бытовал в среде самих орстхойцев, чем и вызвано, скорее всего, указанное У. Б. Далгат противоречие (интересно, что она ни разу не говорит о фольклоре ортсхойцев).

Сказание «Как орстхойцы страну отвоевали», вероятно, также идет из фольклора карабулаков. «Рассказывают, что земли, по которым протекают реки Фартанга и Сунжа, были заняты черкесами. За эту страну (земли) с ними постоянно спорили орстхойцы. Между черкесами и орстхойцами не прекращались войны, они нападали друг на друга, уводили людей в плен, грабили. Обеим сторонам надоела эта затяжная война». И тогда черкесы предложили орстхойцам решить дело поединком борцов.

«Черкесский борец был очень высокий и грузный человек. Ни один орстхоец не был уверен, что сможет одолеть его. Начали они выдвигать друг друга. Так, не выходил от орстхойцев борец, и вот-вот могла разгореться война. Один старик-орстхоец велел позвать свою сноху. Любой мужчина едва доходил ростом до ее подмышек». Могучая женщина убивает черкесского борца, сдавив его за талию. «Испугались, растерялись черкесы. Все встали и ушли. Так орстхойцы и отвоевали страну» (Далгат, с. 395).

Доминирующими темами эпоса чеченцев и ингушей, по мнению У. Б. Далгат, являются:

1. Тема «набега, столкновений и состязаний (по принципу эпической антитезы) нарт-орстхойских героев с местными героями».

2. Тема богоборчества (вряд ли можно считать враждебное отношение нартов к вайнахским божествам богоборчеством. – М. Дж.).

3. Тема благодати.

4. Тема гибели нартов (Далгат, с. 116).

«Тема набегапронизывает многие сказания как об отдельных героях, так и группах героев (нарт-орстхойцев либо нартов). Нарт-орстхойцы – не хлебопашцы и не скотоводы, они постоянно охотятся либо совершают набеги» (Далгат, с. 116).

Но это не совсем так. Например, Селий Пиръа, брат Сеска Солсы, уходит в Эл (подземный мир) и приносит оттуда водяную мельницу (до этого люди имели только ручные мельницы), т. е. выступает в роли культурного героя. За речкой Ярхсу лежат два громадных камня – жернова нартской мельницы (Далгат, с. 302). На высоком кургане северо-восточнее Шир-Юрта жил нарт-эрстхоец Гепак. «Существует высокий каменный забор, который, рассказывают, воздвиг он». «Гепак выращивал много зерна». Его младшего брата звали Венаг, и некогда на холме стояла его башня. «Нарт Амир имел много скота. Его он пас на Аккинской горе, и сам жил на ней».

Не чужды поздним нартам и обычные человеческие чувства. «Повыше Саясана, между хуторами Алерой и Турты, в горах жили нарт Теча и его возлюбленная Цай». «Теча жил на высоком склоне Рагний ургаш», «Цай жила на Джамби-ирзе». «Теча и Цай были нартами. Они очень любили друг друга». «Однажды вечером Теча на своем склоне заиграл на дечиг-пандуре, напевая красивые мелодии. Он пел и играл так, чтобы слышала Цай». «Она так заслушалась мелодией, которую наигрывал на пандуре ее возлюбленный, и мысли ее так рассеялись, что она сдаивала молоко от десяти коров на землю» (Далгат, с. 288—289). «У одного из орхустоевцев умерла мать. Сильно горевал он по матери» (Далгат, с. 295). Один из нартов спасает человека, которого преследовали кровники, от огромных змей; накормив беглеца их мясом, нарт превращает его в богатыря (Далгат, с. 355).

Но отрицательное и даже пренебрежительное отношение к нартам (в чем, видимо, отражается постепенное ослабление карабулаков-орстхойцев) в вайнахском эпосе проглядывает даже в тех текстах, где о них ничего плохого не сказано. В следующем тексте говорится о нарте, необыкновенном силаче, поселившемся в каком-то богатом ауле и женатом на красавице. «Польстился на нее аульный князь, да и красавица его полюбила. И говорит ей князь: «Что тебе за охота жить с нартовским отродьем?». Любовники попытались убить нарта, но тот, с помощью малолетнего сына, расправился с женой, князем и его узденями, а затем отправился бродить по свету и встретил другого нарта, по имени Али; далее следует его рассказ на мотив Полифема (Далгат, с. 268—270).

Главный герой

Сложные взаимоотношения местных героев и нартов в сказаниях чеченцев и ингушей охарактеризованы довольно отчетливо, поскольку все персонажи принадлежат к одному из двух противоборствующих лагерей: нарты олицетворяют зло, местные герои – добро. Главным героем нарт-орстхойцев и их предводителем является Соска Солса. О нем сказано: «Давным-давно жил человек Солса». «Солса был весьма умный и честный человек; он родился не от обыкновенной женщины, а прямо произошел от бога» (Далгат, с. 273). «Очень гордый был расплавленное чаа (медь. – М. Дж.) пьющий Сеска Солса, бывший из нарт-орстхойцев» (Далгат, с. 328).

В одном из сказаний Сеска Солса выступает в роли свидетеля поединка великанов (вампалов), причем проявляет вероломство. Некий великан, поджидая соперника, который должен проехать по этой дороге с его похищенной невестой, просит Солсу помочь ему: «Теперь мы начнем драться. Если я его осилю, на моей спине между лопатками появятся изображения солнца и месяца. Только не спрашивай меня, что это такое. Если ты спросишь, я тут же умру». «Не буду спрашивать, — обещал Солса».

Знакомый Солсе великан победил. Но нарт думает: «Если бы умер и этот вампал, женщина досталась бы мне». Сеска Солса спросил вампала:

– Что это за изображения появились на твоей спине?

– Почему ты совершил такую подлость? – воскликнул вампал и тут же умер». Но, встав носками на луку седла и протянув вверх рукоять плети, Солса не достал великанше даже до пояса, и она отказалась стать его женой (Далгат, с. 277—278).

«Этот эпизод вызывает отрицательное отношение к Солсе и объективно способствует отрицательной характеристике нарт-орстхойцев» (Далгат, с. 416). Как это соотносится с концепцией самой У. Б. Далгат, согласно которой образы нартов восходят к предполагаемому «пракавказскому» эпосу о великанах, неясно; во всяком случае, сказитель явно сочувствует чудищу, который выглядит более человечным, чем нарт.

Чуть ли не вполовине вайнахских сказаний осуждается и образ жизни, который вели нарт-орстхойцы. Когда Соска Солса спрашивает Батоко Шертуко, во что он оценивает его ружье, тот отвечает: «Я оцениваю твое ружье ценой проса, помещающегося в дуле твоего ружья!». «Коня моего во что ты оцениваешь?» – спросил Соска Солса у Батоко Шертуко. «Твоего коня я оцениваю в корову!» – ответил Батоко Шертуко. «Как же ты так оцениваешь, когда мне за него давали пленника»», – возразил Соска Солса. «Почему я оцениваю твоего коня в корову, я объясню тебе: корова имеет вымя и четыре соска и выкармливает (ими) четырех человек. Неужели твой конь стоит больше четырех человек, выкормленных коровой?».

«Во что ты меня оцениваешь?», – спросил Соска Солса». Батоко Шертуко заминается, и герой говорит ему, чтобы он отвечал без боязни. «Ты стоишь хорошей собаки», – сказал Батоко Шертуко». Ответ был понят Соска Солсой, когда он лежал бурной ночью на пастушеском стане, окруженном волчьей стаей. Волков отгоняла только старая собака, а он боялся высунуть голову из-под бурки. По другому варианту, ответ Батыга Шертги был иным: «Я тебя не сравню и с последним человеком, так как ты против бога войну вел» (Далгат, с. 297—298).

На вопрос Б. Далгата, «был ли Соска Солса народным героем и приносил ли он пользу народу, сказитель Газбык ответил, что он помогал только своим орштхоям, своим близким, но всему народу не был полезен. Вообще все орштхои грабили и обижали других людей» (Далгат, с. 287).

Интересны характеристики персонажей в сказании «Сеска Солса и Бятар». «Говорят, жил когда-то молодец по имени Бятар. Кроме старой матери, никого не было у него. Бятар кормил мать и себя, да так и жил. Пахота его длинной была, широко косила коса, пас он своих овец и коров – и так проходили день за днем в работе. А к ночи, чуть наступит темнота, он играл на пандыре, развлекая своей игрой себя и мать. Он сторонился коварства, подлости и мирно жил своим трудом. Если где понадобится, то мог он показать и искусство боя, но никогда в войне источника богатства не искал. За ум и мужество, за силу и добрые мысли его уважали люди.

В то время жил и человек по имени Сеска Солса. Он имел дружину и крепок был силой и мужеством. Поэтому люди его называли «Сеска Солса из кованой стали». И слава та о нем пошла потому, что он вместе со своими всадниками всегда воевал и совершал подвиги“. Это взгляд вайнахских сказителей не только на двух персонажей, но и на самих вейнахов и противостоящих им нарт-орстхойцев. „Бятар и Сеска Солса не знали друг друга. Сеска Солса всегда был победителем, любые преграды он преодолевал и, уверовав в свою силу, однажды спросил своего семиаршинного и всеведающего коня:

– Есть ли человек на свете сильнее меня, мужественнее меня?».

Конь ответил, что есть на свете молодец по имени Бятар: «Не скажу, что у него больше, чем у тебя, силы и мужества, но не слабее он тебя».

Огорченный таким ответом, нарт нашел Бятара, они отправились к Элде, владыке мертвых, чтобы узнать, кто из них сильнее и мужественнее. Путь им преградила Ешап, страшное чудовище, сидевшее при входе. Разгневанный Сеска Солса ударил его мечом, но не срезал и волоска. Бятар поступил разумнее; он пообещал женоподобному чудовищу принести оттуда что-нибудь хорошее, и при этом отпустил ему пару комплиментов. Так они вошли в Эл, темное и холодное царство мертвых, встречая по дороге души усопших.

«К ним стали подходить души, проклинавшие Сеска Солсу. Все они были кто без рук, кто без ног, кто без головы, либо с изрубленными, изрешеченными телами, и все они не забыли ничего дурного, что он сделал им. Эти души угрожали ему расправой, после смерти, когда он спустится в подземный мир. А путники все шли и шли. Теперь к ним подходили другие души – тех, которым Бятар помог при их жизни и сделал добро. Все они благодарили его за это». Разумеется, более мужественным, умным, сильным и благородным оказался Бятар. «Хотя Бятар и победил в споре, Сеска Солса, черной зависти в сердце не тая, заключил с ним дружбу. А затем свою от красоты умирающую сестру за Бятара выдал и тем родство скрепил с ним» (Далгат, с. 304—309).

В вайнахских сказаниях, в отличие от адыгского и абхазского эпосов, свои, народные герои сталкиваются с героями нарт-орстхойскими (чаще всего с нартом Сеска Солсой) в прямом противоборстве. По совету хитроумного Ботоко Ширтги нарты решили угнать громадное стадо могучего пастуха-богатыря Колой Канта, жившего в пещере. Но Ботоко Ширтга предупреждает Соска Солсу, что с ним он не сладит. Орхустоец же уверен в своих силах – как это он, не имеющий соперников, не сладит с каким-то пастухом? Нарты с трудом отодвигают камень, стоявший у входа в пешеру и вступают в драку с любимым козлом Колой Канта, говорившим по-человечески. Затем на богатыря кидаются 60 орхустойцев во главе с Соска Солсой. «Колой Кант размахнул свои плечи и ударил всех орхустойцев о стену пещеры, а Солсе дал такую пощечину, что тот закружился, как кубарь. Они ушли от Колой Канта чуть живыми».

Тогда, по совету того же Ботоко Ширтги, Соска Солса пошел на хитрость – он велел своей сестре соблазнить могучего пастуха, чтобы он лишился своей силы. Ей удалось добиться этого, и через некоторое время богатырь ослабел до такой степени, что уже не мог плотно прикрывать вход в пещеру. Застав Колой Канта спящим на коленях у сестры Солсы, орхустойцы связали его арканом. «Орхустойцы зарезали его любимого козла для шашлыка. Колой Кант попросил у них, чтобы ему дали какаую-нибудь кость его козла» и сестра Соска Солсы дала ему бедренную кость.

«Колой Кант сделал из нее зурну и заиграл на ней жалобно. Звук этот был услышан женой старшего брата Колой Канта». Поняв, что случилось какое-то несчастье, ее муж и деверь «помчались в ту сторону, где жили орхустойцы, предчувствуя, что брата их, вместе с барантой, угнали орхустойцы». «Они уже догоняли орхустойцев между Джераховским и Дарьяльским ущельями, но бог, предвидя, что если братья Колой Канта догонят орхустойцев, то прольется человеческая кровь, провел для устранения кровопролития реку Терек так, что на правом берегу остался Колой Кант с братьями и сестрой Солсы и с половиной баранты, а на левом – орхустойцы с остальной половиной баранты Колой Канта как бы в калым за сестру Солсы». «С тех пор его никто не трогал и не покушался угнать его баранту» (Далгат, с. 311—314).

Полагая, что орстхойцы изначально являлись вайнахским племенем (которое почему-то воевало только со своими сородичами), нартоведы не обращали внимания на сведения, которые содержатся в эпосе. Все симпатии сказителей безраздельно принадлежат местным героям; мужество и сила нартов признаются, но они служат злу. Карабулаки были для вайнахов чужим племенем, в борьбе с которым они обретали сознание этнического единства, вступая в героический период своей истории. Победа чеченцев и ингушей над нарт-орстхойцами и ознаменовала самое начало этого периода.

Нарты и благодать

«Пожалуй, самыми характерными качествами всех нарт-орстхойцев вообще являются их гордость и непреклонность перед богами» (чужими, вайнахскими. – М. Дж.). «Нарт-орстхойцы довольно свободно обращаются и с могущественным богом грома и молнии Сели, которому в Ингушетии посвящены многие святилища» (Далгат, с. 118).

На сказании, которое имеет в виду У. Б. Далгат, стоит остановиться подробнее. «Сидели орхустойцы; между ними находился Соска Солса. Они рассуждали: «Есть ли такой край, где (бы) они не были и не грабили?». Проходившая мимо вдова говорит им, что за семью горами пасется громадное стадо Горжая, на которое они еще не нападали, и нарты отправляются в набег. Соска Солса говорит, однако, что Горжаю надо дать знать о том, что они собираются напасть на его стадо. Но Горжай отвечает их посланцу: «Как они могут напасть на стадо, из которого посвящают богу жертвы? Это будет с их стороны святотатством! Я тебе не верю».

Тогда нарты подговаривают его невестку сказать благочестивому богачу, что они совершили над ней насилие, но Горжай снова отвечает, что такого не могло быть: «Как могут напасть на мое стадо, которое я посвятил с благодарностью своему создателю – богу и высоким святым». Невестка сказала нартам, что есть только одно средство подвигнуть Горжая на сражение – убить его любимую птицу. Ее убивает нарт по имени Орузби. Горжай поднял тревогу и обратился за помощью «к богу и великим святым».

«Его мольба была услышана Сели (богом-громовержцем). Потом поднялась буря, гроза, и все жители погнались за орхустойцами. Те из орхустойцев, которые стреляли лучше, шли последними. „Надо идти потише, пусть догоняет Сели, я пожму бока этому святому!“, – сказал Соска Солса. Действительно, их догнал Сели, и Соска Солса схватил святого и поломал ему ребра. Буря и гроза утихли. Святой перестал преследовать орхустойцев, и небо очистилось. Когда стало светло, орхустойцы позволили Горжаю догнать их. Соска Солса схватил Горжая, связал его и посадил на лошадь лицом к хвосту, потом пустил в поле на смех людям. Орхустойцы возвратились со стадом Горжая домой» (Далгат, с. 310—311).

«Сказание любопытно не только тем, что божество, попавшее в эпос, не вызывает священного трепета и предстает в сниженном, бурлескном виде. Здесь, кроме того, умаляется и сама идея божественной власти. Ведь нравственная концепция такого праведника и боголюбца, как Горжай, оказывается совершенно поверженной» (Далгат, с. 118).

На наш взгляд, сказание любопытно другим – тем, что показывает нарт-орстхойцев глазами их самих. И, разумеется, ни о каком богоборчестве не может быть и речи. Громовержец Сели, которому поклонялись вайнахи и к помощи которого взывал благочестивый Горжай, для нарт-орстхойцев не является своим божеством, потому его и сокрушает Соска Солса.

Никакой идеологии нет ни у нарт-орстхойцев, ни у местных героев; вайнахский эпос представляет собой художественно-мифологическое повествование о затяжном этническом конфликте, разгоревшемся из-за права владеть плоскостными землями. Сведений о религии нарт-орстхойцев в эпосе очень мало – лишь один короткий текст, скорее всего, поздний. «Когда-то нарт-эрстхойцы жили и у нас. Здесь, в ауле Энгеной, жили два брата Юртус и Иса. Они были выходцы из Малхесты, признавали единого бога Аллаха. Отсюда виден высокий берег реки Акташ. На том берегу жили злые нарты «керисти» (неверные, христиане), и они ели свинину. Юртус был сильный нарт. Мог он далеко бросать большие камни. Он сказал не признававшим единого бога нартам: «Перестаньте есть свинину или уходите с нашей земли». Злые нарты не послушались.

Тогда Юртус бросил из Энгеноя вон на тот высокий берег свою секиру (это расстояние километров в восемь). Злые нарты испугались, сбросили свиней с высокого берега вниз и покинули нашу страну. И до сих пор на том месте под обрывом, где упали жирные свиньи нартов, не растет трава» (Далгат, с. 343—344).

Показательно, что исчезновение земной благодати связано в вайнахском эпосе с появлением нартов (а также, в целом цикле сказаний, и с их гибелью). «Хамчи Патриж родился на несчастье человечества. Пока он не родился на свет, если брали землю в руки и давили ее, из нее текло масло. До того хорошо было жить до него». Он же, родившись, принес с собой несчастье всему человечеству». Некая женщина накормила Хамчи Патрижа и других гостей-нартов сытным хлебом, испеченным из муки, смолотой до его рождения. Узнав об этом, нарт хотел убить себя, но хозяйка удержала его: «Все равно теперь не изменишь этого, хоть бы ты и умер – это воля божья». По другому варианту, Патриж умер от досады (Далгат, с. 301).

Еще в одном сказании орстхойцев (не узнав их) угощает благодатной пищей старая вдова Жербаба: «Эта мука и мясо у меня от того времени, когда на свет еще не появились Сеска Солса и 60 орстхойцев. Чтобы их род вывелся! Они, чтобы род их вывелся, забрали всю благодать». «Услышав этот разговор, Сеска Солса и 60 орстхойцев, говорят, остались с разбитыми сердцами» (Далгат, с. 329—330). Напомним, что и по адыгскому эпосу, благодать исчезла после рождения нарта Сосруко.

Более подробно об исчезновении благодати говорится в другом тексте. «В то старое время весь мир был благодатным. Во вселенной не знали, что такое дуновение ветра. С неба свисала нитка, на конце которой были лоскутки. Они никогда не шевелились. Да и могли ли они без ветра колыхаться? Люди жили в спокойствии и благодати. Посеянное, хранимое, как и принесенное, – все было изобильным. В то самое время в нашем краю появились нарт-орстхойцы во главе с Сеска Солсой» (Далгат, с. 330).

«Со своими 60 нарт-орстхойцами он разорял села, совершал насилия над людьми. С появлением нарт-орстхойцев во вселенной появилось зло и задули ветры. Они уносили уложенное на горных холмах зерно, разносили скошенное сено. Посевы зерна стали малоурожайными; овцы и скот хирели. Все, создаваемое трудом человека, становилось не благодатным. В один из дней в большое село прибыл Сеска Солса со своими всадниками, чтобы людей ограбить, а оказавших сопротивление – убить».

Село было большим, поэтому, разделившись на группы, нарты решили сказать сельчанам, что приехали к ним в поисках пристанища. «После этого мы выкрадем из жилищ оружие и тогда возьмем село без ущерба для себя». Одну из таких групп приняла старая Жербаба, которая поведала им, что благодать исчезла с появлением нартов. «Я и есть Сеска Солса, – сказал он Жербабе и ушел со своими орстхойцами не только из села, но и из того края. С тех пор их никто больше не видел» (Далгат, с. 331).

В другом варианте сказано: «В прежние времена аул Ялхой-Мохк против нынешнего был гораздо больше. В нем жили семь братьев богатырей, отличавшихся силой и и молодечеством. Все их очень боялись, так как они мужчин убивали, а женщин подвергали насилию». Угостив этих братьев, некая бедная вдова поведала им, кто является виновником исчезновения благодати, добавив: «Дай бог погибнуть всем нынешним богатырям! С тех пор, как эти люди появились на свет, все в мире стало оскудевать». «И еще раз сказала: «Пусть будет проклято народившееся племя богатырей!». Опечаленные братья решили умереть. Они объявили об этом всему селу и завещали похоронить их в одной могиле, воздвигнув над ней курган из камней. «После этих распоряжений братья расплавили в огромном котле красную медь и начали пить ее из огромных чашек». «После смерти братьев народ исполнил их завещание» (Далгат, с. 332—333).

В кратком варианте сказания говорится: «В детстве я слышал от отцов своих, что в давным-давно прошедшие времена, в краю, где мы сейчас живем, находилось большое село нарт-эрстхойцев» (вряд ли подобное говорилось бы, если бы под нарт-эрстхойцами подразумевалось одно из вайнахских племен). «Среди нарт-эрстхойцев жили семь братьев и одна сестра. Все они были одинаковой силы и доблести. Все это происходило еще до наших семи предков, когда люди переселялись из Нашхи в Ялхой-Мохк».

«Семеро братьев-нартов обладали неимоверной силой. Жители Ялхой-Мохка не могли поэтому ничем противопостоять братьям, притеснявшим людей. Тогда люди сговорились хитростью одолеть нартов. Когда семеро братьев, и их сестра улеглись спать в своем доме, люди подождали, пока они уснут, украдкой пробрались в дом и свалили большую опору, стоявшую посреди дома. Кровля обрушилась, и под ней были погребены нарт-эрстхойцы». «Когда погибли семеро братьев и их сестра, говорят, отсюда ушли и все другие нарт-эрстхойцы» (Далгат, с. 341).

Показательно, что в этом сказании, как и во многих других, «людьми» именуются только вайнахи, но не нарт-орстхойцы, что ясно говорит о чужеродном происхождении карабулаков. О гибели нарт-орстхойцев говорится и во многих других сказаниях, но в некоторых сказано, что их обрекли на гибель божества. «Нарт-орстхойцы не гнушались плохих поступков. Свои неблаговидные дела они не считали позором. Собирая шайки, они нападали на людей, насильничали, пленяли в рабство. Вот так они и вели себя». Но в других сказаниях говорится, что они жили в крепостях и приводятся имена царя нарт-эрстхойцев (Наураз) или их могущественных владетелей, имевших свои дружины – Козаш, Германч.

«Поэтому Дяла и Села (верховные божества вайнахов. – М. Дж.) уничтожили их. Однажды, когда нарт-орстхойцы, собравшись в шайку, пошли на свои злые дела, под ними разверзлась земля, и они там так и остались, не сумев выбраться на поверхность. Когда кончились у нартов еда и питье, они съели своих лошадей. Тогда, говорят, Сеска Солса сказал: «Чтобы люди не говорили, что у нарт-орстхойцев опухли ноги и головы и они умерли с голода, умрем достойно, выпив расплавленную медь. Согласились с этими словами орстхойцы и выпили каждый по чаше расплавленной меди. Сеска Солса выпил сразу три чаши. Орстхойцы, выпившие медь, сразу умерли» (Далгат, с. 335).

Наше мнение о том, что орстхойцы-карабулаки не являлись вайнахским племенем, подтверждается и в другом варианте сказания, одном из самых интересных. Показательно, что один вид нартов внушает людям страх: «Жила в Ичкерии сирая вдова, лишившаяся двух сыновей, убитых нартами. Сидя в землянке, старуха вспоминала о своем несчастье и горько плакала. Стенания ее были прерваны раздавшимся во дворе шумом. Выйдя из землянки, она к ужасу своему увидела семерых нартов и готова была бежать, когда один из них задержал ее и попросил накормить их».

Отведав благодатной пищи, нарты спросили ее, что это за чудо. В большинстве вариантов хозяйка почему-то не знает, кто перед ней. В этом тексте старуха говорит без обиняков: «До нашествия нартов на Ичкерию (выделено нами. – М. Дж.) страна благоденствовала: хлеба, молока и масла было в изобилии. Дети наши росли и хорошели на радость наших старых лет. С появлением нартов все изменилось, видно бог наказал нас за грехи наши вашим нашествием. Урожаев не стало, коровы не дают молока, благодать, как река в море, утекла из Ичкерии. Глядя на детей наших, мы выплакиваем глаза и ускоряем печальные дни нашей жизни. Нарты убивают мужчин, а дочерей уводят к себе для бесчестья. Да будут прокляты нечестивые нарты со своим семенем; уж лучше бы бог наслал на нас моровую язву и истребил бы всех! Мясо и мука, вам поданные, сбережены еще с того благодатного времени, когда мы не ведали о нартах».

Как можно было не замечать, что в этих высказываниях речь идет об иноязычном племени, понять трудно. Почему сказано о времени, когда вайнахи не ведали о нартах? И разве могли нарт-орстхойцы, будучи вайнахами, совершить нашествие на Ичкерию?

Но особенно интересно окончание сказания. «Услышав этот рассказ, нарты устыдились того, что они служат карой для народа, что они даже природу разгневали своими беззакониями. Раскаяние овладело их жестокими сердцами. Они сделались названными сыновьями старухи, обстроились жилищами вокруг ее землянки и, поженившись на невестах, ею избранных, слились с чеченцами. Некоторые, изменяя этот рассказ, говорят, что нарты после чудного обеда вместо браги (нихи) растопили красную медь, выпили и погибли» (Далгат, с. 337).