Цитаты из книги «Голем и Джинн», страница 5
“Но только теперь Шальман начинал понимать, что у истины бывает так же много лиц, как и у лжи, и что мир богов так же исковеркан и полон хаоса, как и мир людей.”
“Толпа немного поредела, и он вместе с другими пассажирами поднялся по трапу. Стоя на палубе, старик наблюдал, как увеличивается расстояние между ним и землей. Машущих руками провожающих уже не было видно. Опустился туман, и берег Европы теперь казался едва заметным коричневым мазком. Скоро и мазок исчез из виду, словно туман и океан проглотили его. А Шальман по-прежнему стоял на палубе и никак не мог понять, отчего по щекам его ручьем катятся слезы.”
“Он не отрываясь смотрел на небо к мутном окне. Оно было таким голубым, высоким и бесконечным и словно втягивало его в себя”
“Как обычно, это были пьяные мужчины и хихикающие девушки, припозднившиеся рабочие и молодые пары, радующиеся тайной прогулке. В головах у них теснились те же самые желания и страхи, что обычно, но сегодня это показалось ей оскорбительным. Они шли так, будто ничего не случилось! Разве они не знают, что равви мертв? Неужели никто не сказал им?
Ее руки двигались с лихорадочной быстротой, и неожиданно ножницы промахнулись. Одно из лезвий воткнулось в ткань, проделав разрез на длину пальца.
Вскрикнув, она швырнула платье на пол, закрыла лицо ладонями и долго сидела так, раскачиваясь и что-то мыча. Казалось, стены комнаты сжимаются вокруг нее. Выносить это было невозможно. Ей надо уйти отсюда. Надо двигаться. Иначе она потеряет власть над собой.”
А потом он взгляну вверх и осознал, что он ничто, пылинка, жалкая крупица под немигающим, безжалостным оком Сущего.
Если бы наши родители ждали, пока они будут полностью готовы к браку, ... то большинства из нас и на свете бы не было.
Он избежал ареста и тюрьмы, но это служило слабым утешением: уже тогда он начал бояться другого суда - того, что находился вне человеческой власти.
Большинство идеалистов обитают в своих собственных придуманных мирах, надёжно защищённых от реальности. А Мариам, казалось, умела без особых усилий заманивать в свой мир и окружающих.
Его душа походила на камень, испещрённый прожилками хрупкой породы: снаружи она казалось цельной и крепкой, но пользы в ней не было никакой. Все раввины ошибались на его счёт. Только Всевышний знал о нем правду.
Он подумал, что, если бы можно было взять с собой в кувшин какой-нибудь момент, чтобы жить в нем бесконечно, он, наверное, выбрал бы этот: голова женщины у него на плече и город, плывущий за окном.
