Читать книгу: «Леди Джейн», страница 8
16
Мисс Пиил умолкла как выдохлась и лишь утомленный взгляд ее все еще пытался что-то сообщить мне. Но я не понимал ее и потому задал свой несправедлиый вопрос:
– Уж не уверовали вы Ночь мисс Пиил?
Ответом мне был смех ее, горький кашляющий смех. Так смеяться могло лишь Отчаяние.
– Веруете ли вы в дождь, отец-командор? Или в снег, неизменно выпадающий с наступлением зимы? Или в восход солнца, с которого начинается утро? Все это просто существует, не требуя нашего подтверждения верой. Так и Ночь… Вы должны были спросить меня: поклоняюсь ли я Ночи? Нет, я не поклоняюсь Ей, но чувствую ежеминутное присутствие Ее за моей спиной. А хотела бы ощущать присутствие Всевидящего. Помогите мне, отец-командор.
И что мог я сказать душе, измученной жаждой Света, если Тот, чье присутствие я ясно ощущал рядом лишь внимательно молчал в ответ? И я лишь пробормотал голосом, тепла желаемого лишенном:
– Продолжайте дальше, сестра моя.
– О том, что Мартин стал игроком, я узнала от сэра Джемфри Поула. Да-да, не удивляйтесь. Хоть я и жила довольно уединено, все же невозможно спрятаться от здешней жизни. Да и было бы невежливо не отвечать на приглашения и прочие знаки внимания соседей наших. А сэр Джемфри владеет небольшой усадьбой, как раз рядом с тем городком, где мы поселились. И как-то в пятницу (некоторые местные лорды, государыне своей подражая, тоже завели обычай в этот день посещать друг друга без приглашения) он приехал к сэру Генри в сопровождении Стентона. И после обеда, когда мужчины наполнили свои бокалы особо крепким сладким вином, сэр Джемфри завел разговор об Игре. Будь с нами в тот день его старший брат, сэр Реджинальд, этот разговор, возможно, не состоялся бы вовсе и тогда, может быть, бедный Мартин был бы жив…
Мисс Пиил опять умолкла на некоторое время, и я не смел торопить ее, хотя и время торопило меня, с каждой минутой приближая наступление следующего дня и, стало быть, завершение моей миссии, которую я еще и толком начать не сумел.
Кто-то осторожно коснулся двери, она приоткрылась, пропуская в комнату Ланса. На сей раз он держался согласно протоколу: отвесив уместный поклон, мой бывший рыцарь проговорил бесцветным деревянным голосом:
– Ее светлость ждет вашу милость в своем кабинете.
Он стоял предо мной с видом самого исполнительного слуги на всем белом свете. Лишь в глубинах глаз его застыло робкое ожидание, ожидание моего выбора. Мог ли я еще раз разочаровать его?
– Передайте ее светлости, что я не могу тотчас прийти к ней и прошу в том ее прощения и понимания: мой долг исповедника повелевает мне довести ритуал до конца, не прерывая его.
Сказанное мной не было законом, но традицией, и, по-видимому, Ланс знал это. Однако он послушно попятился, но теперь на лице светились изумление и нечто похожее на радость.
– Не делайте этого, сэр Питер. Я не хочу, чтобы из-за меня вы не исполнили миссию, с которой приехали в Найт.
Я обернулся к мисс Пиил, но видел лик Господина моего, смотревшего на меня с немой укоризной.
– Видит Он, что выполняю я священные заветы даже вопреки воле Его. Надеюсь, Всевидящий простит мне эту маленькую слабость.
– Будь, по-вашему, отец-командор, – смирилась мисс Пиил, и в голосе ее услышал я какие-то новые неясные мне интонации.
– Справедливости ради, должна сказать, что сэр Реджинальд Поул, хоть и носит он титул Главного Смотрителя Игры, если и вступает в Игру, то крайне редко и только в качестве Распорядителя. Да и праздных бесед об Игре он не одобряет, особенно с иноверцами, полагая, что это равно не идет на пользу ни слушателям, ни самой Игре.
Другое дело – младший брат его, которого из-за невероятной удачливости прозвали Счастливчиком. У него, как и всех, кто излишне избалован судьбой, ослаблено чувство такта. Сэру Генри сей предмет разговора был крайне неприятен, и он под благовидным предлогом удалился и увлек за собой почти все свое семейство. Так что роковые слова о Мартине слышали я, Стентон и, кажется, Фреда. Собственно, сэр Джемфри всего лишь сказал, что из младшего Кеплена получился хороший игрок. И произнес это с удивленным одобрением. Но для меня сего было вполне достаточно. Я сразу поняла, что Мартин увяз в Игре и некому кроме меня освободить его.
Я пристально взглянул на нее, и она запнулась на полуслове.
– Освободить? Вы уверены, что наши верное слово, мисс Пиил?
– Во всяком случае тогда я думала именно так, – обреченно подтвердила она. – Освободить, спасти, вернуть к Вере. Я знаю, это неправда, но и теперь мне кажется, что просто не могла ни о чем ином думать. И после долгих размышлений пришла к мысли, что с Тьмом нужно бороться ее же оружием, Игру можно победить Игрой.
– Совсем как леди Грей, – пробормотал я, но мисс Пиил (хвала Всевидящему!) не услышала меня.
– Еще в ту первую нашу встречу сэр Джемфри рассказал об Игре Доверия. Вы знаете ее условия? – мисс Пиил вопросительно взглянула на меня, и я вынужденно кивнул.
– Странно не правда ли, что зачастую не видим знаков, предостерегающих нас, или не доверяем глазам своим (и я опять вынужденно согласился с ней). Когда я приехала с ответным визитом к сэру Джемфри, он представил меня своему страшему брату. И опять была пятница, гости съезжались один за другим, в основном это были друзьям ее светлости, хотя приехали и простые дворяне, живущие по соседству. Во всеобщей суете сэр Реджинальд увлек меня к окну, чтобы сказать несколько слов, коих кроме нас двоих не слышал никто. Тон его речи был небрежен, что отнюдь не умаляло важности сказанного: «Не доверяйтесь ни в чем важном моему брату. Он слишком легкомысленно испытывает терпение Ночи. И добром это не кончится». И будь это сказано кем-то другим, возможно приняла бы я совет с благодарностью и искала бы иной путь, ведущий к цели моей. Но предустережение, прозвучавшее из уст самой Ночи лишь раззодорило меня. Она хочет остановить меня, значит, я должна сделать все наоборот.
Тогда я еще не понимала, да и вообще осознала это лишь совсем недавно: Ночь не желает напрасных жертв. Нет, речь не идет о милосердии, оно не ведомо Ночи, но о справедливости, протестующей против ненужной смерти.
Я и сама скоро заметила, сколь различны меж собой братья Поул. Серьезный сосредоточненный на своих должностных обязанностях сэр Реджинальд занимал положение второго человека в государстве, в то время как его младший, любящий веселье, брат имел звание Посвященного Храму и то не самого высокого уровня. Но и тогда я отнесла предупреждение старшего Поула на счет его родственной заботы, поскольку он многие годы заменял сэру Джемфри их рано погибшего отца. Я была слепа и не боюсь теперь признаться в этом.
Еще в первую нашу встречу сэр Джемфри упомянул об Игре Доверия, и я решилась разузнать о ней поточнее. Сэр Генри легко перенял местный обычай устраивать приемы по пятницам и мне не приходилось изыскивать предлог для встречи с младшим Поулом. Разговор состоялся, и по окончании его я поняла: чтобы выполнить мой замысел, мне не хватает лишь достаточной суммы денег. И тут все изменилось…
Я не знаю, отец-командор, что говорят у нас на родине о причинах последней войны, но не стану таить от вас, что поводом к кровопролитию стали мы – беженцы. Кто-то, подозреваю, что это был Стентон, подал ее светлости мысль выступить защитницей наших прав. Разумеется, следуя своим понятиям о справедливости, леди Джейн не могла отказать просителю и потребовала, возвращения нам наших имений на родине, взятых в казну после нашего отъезда в Найт. Продолжение этой истории вы, конечно, знаете. После сражения при Трауме королеве Елизавете все же пришлось принять это требование, и я получила деньги, необходимые для исполнения моего плана.
Во время войны я не видела сэра Джемфри, он находился в армии ее светлости, да и потом он не показывался у нас, а когда все-таки появился, то совсем ненадолго, и мне не удалось с ним поговорить. После этого он опять исчез из виду. Похоже, он сознательно избегает встреч со мной. До меня лишь доходили слухи о его победах в Игре, что укрепляло мою решимость объясниться с ним. Конечно, я могла бы просить о помощи другого игрока, но не хотелось обращаться к едва знакомому человеку. А сэр Джемфри, хоть и выглядел человеком легкомысленным, все ж вызывал во мне какое-то странное доверие. Несколько раз я находила предлог, чтобы навестить его, но сэр Джемфри, постоянно окруженый гостями, оставался недосягаем. В минуту отчаяния я подумала, что мне не суждено исполнить свой замысел и необходимо искать иной путь, но тут все изменилось. В ту пятницу он неожиданно приехал к нам и задержался дольше других гостей. И я решилась…
Против обыкновения сэр Джемфри был задумчив. Он внимательно, не задавая никаких вопросов, выслушал меня и лишь после этого заметил: «Значит вы тоже хотите взять в руки свою судьбу?» Я озадачено глядела на него. «Ну как ваши соотечественники в Большом Храме» … – что-то странное мелькнуло в его глазах, и он умолк, не завершив фразы.
В недоумении стояла я, не зная, считать ли сию странную реплику согласием или же отказом. Наконец он произнес: «Я сделаю то, о чем вы просите… через две недели. Если вы конечно, не одумаетесь».
В его устах столь осторожные выражения звучали более чем странно, и я, кажется, позволила себе взгляд более удивленный, чем следовало бы. Сэр Джемфри тут же сменил тему беседы. «Ваш дядюшка уже сообщил вам великую новость?» – осведомился он своим привычно-беспечным тоном. И увидев непонимание мое пояснил: «Мой брат намерен просить вашей руки».
Я посмотрела ему прямо в глаза: они не смеялись. «Это неудачная шутка, сэр Джемфри», – все же сказала я. «А я и не шучу», – на лице его играла обычная улыбка, но голос не соответствовал ей. – «Мой серьезный братец решился. Более того, он потребовал, чтобы я не вступал с Вами в какие-либо деловые отношения. «Я не хочу, – строго заявил он, – чтобы ты погубил мисс Пиил и себя заодно». Но вы не беспокойтесь, мое обещание вам остается в силе, даже если требование брата – распоряжение Ночи». Наверное, взгляд мой казался недоверчив, и сэр Джемфри счел нужным пояснить: «Давая вам такое обещание, я не нарушил никаких установлений Ночи, и Она не станет наказывать меня за то, что честно выполню обещанное. Покровительница благосклонна к людям, дорожащим честью своей».
Когда гости наконец разъехались, я подошла к сэру Генри и.… ничего не сказала ему. Вообще-то промедление в делах не свойственно моей натуре, но тут странная робость овладела мной и прошло еще дней шесть, прежде чем я решилась спросить его напрямик. Возможно, я бы протянула еще день-другой, но тут к нам заехал Мартин, и я серьезно поссорилась с ним.
Он стоял перед сэром Генри и жаловался ему на своего старшего брата Роберта, осуждавшего пристастие Мартина к Игре. И сэр Генри, который никак не мог одобрять этого занятия, покорно выслушивал это. Похоже, опасное увлечение Мартина ни для кого не было новостью, лишь я одна не знала ничего. И я не сдержалась.
То, что я тогда сказала Мартину, было несправедливо, и не может объясняться одною моей горячностью. Но я полагала, что не только смею, но и право имею судить его. Я не обвиняла Мартина, но выносила ему приговор. И вот видите: теперь он исполнен.
Мартин, явно смущенным гневом моим, поспешно покинул нас. А я, еще толком не остыв, приступила с расспросами к сэру Генри.
«Видишь ли, Олуэн», – моя осведомленность несколько задела его, – «я до сих пор ничего не говорил тебе, поскольку предложение сделано несколько неофициально. Сэр Реджинальд открыл мне свои намерения и поинтересовался не препятствует ли наша вера подобному браку».
«Препятствует», – хотела выкрикнуть я, но сдержалась.
«А кроме того», – продолжал мой дядюшка, – «он – не единственный джентльмен, добивающийся твоей руки. Наш друг Чарльз Стентон тоже объявил о подобном намерении. И раз ты сама заговорила об этом, я хочу высказать тебе свое мнение. Олуэн, у меня нет намерения принуждать тебя к чему-либо, но хочу заметить, что оба джентльмена, каждый по-своему, достойны твоего внимания».
После этого разговора голова моя пошла кругом. Мягкие учтивые манеры сэра Генри отнюдь не обманывали меня. Нет, он не искал какой-либо выгоды для себя. Просто добрый мой дядюшка твердо решил позаботиться о моем будущем, хотя бы и против моей воли. И потому его устроил бы любой мой выбор, но я обязательно должна была выбрать.
Между тем у меня было возможность разыграть лишь одно желание (на большее не хватило бы средств). И мне приходилось решать: хочу ли я помочь себе самой или же бедной душе Мартина Кеплена.
Весь cледующий день я провела в смятении. И лишь к вечеру мне был подан знак, во всяком случае тогда я приняла это как знамение Небес. Прямо навстречу мне шел Мартин. Само появление его, столь нежданное, было удивительно: прежде он не баловал нас столь частыми визитами. Я стояла на садовой дорожке, а шел от ворот ко мне… Но тут кто-то окликнул его из окна, и он повернул к дому. Кажется, это была Фреда…
И все же последней каплей, решившей все, стали слова Бетти, жены Гордона. Она подошла ко мне вечером, после ужина и произнесла так, чтобы не слышали остальные: «Поздравляю, сестрица, (однажды она выдумала мне это нелепое прозвище и не желала отказываться от него) Главный Надзиратель Игры – это не какой-нибудь Кеплен. Впрочем, я всегда знала, что Мартину ничего не достанется».
Это «Мартину ничего не достанется» запало мне в душу, и я уже не могла поступить иначе. В очередную пятницу сэр Джемфри не приехал к нам, и я вообразила, что он сам передумал и теперь избегает меня. Странное дело: эта мысль принесла нежданное облегчение. Словно его отсутствие освобождало меня от исполнения трудного решения моего, избавляло от необходимости вообще что-либо делать. И я предалась этой иллюзии, понимая, впрочем, что ничего не решать – невозможно.
Однако очередная пятница рассеяла мираж. Сэр Джемфри явился к нам исполненный небывалой сосредоточенности, и внезапно я увидела, сколь похож он на своего страшего брата. До сих пор ему удавалось скрывать это сходство под маской ленивой беспечности, а теперь, посерьезнев, он казался тенью брата своего…
«Завтра в три часа пополудни вы должны быть в Ринге», – услышав это название я едва не вздрогнула: Ринг – это небольшой городок, где стоял гарнизон, в котором служил Мартин. «Выезжайте сразу после завтрака, иначе не успеете вовремя», – деловито продолжал сэр Джемфри, явно не замечая моего волнения. – «Если вам угодно, я пришлю вам свою карету. Она очень удобна для поездок по здешним дорогам».
Сэр Джемфри перевел дыхание и продолжал: «Я встречу вас на въезде в Ринг и провожу к Месту Игры».
«Странно, почему Игра вообще допускает это», – он задумчиво качнул головой – «Ведь завтра мы с вами в неравном положении: я отвечаю за каждое слово в клятве своей, а вы – нет».
«Зато, если вы проиграете», – попыталась улыбнуться я, – «отвечать сполна придется мне».
Сэр Джемфри испугано отшатнулся от меня. И было странно видеть крепкого мужчину-воина, робеющего пред простым, вслух произнесенным словом. «Никогда не говорите так», – строго произнес он. – «Не нужно пугать Игру».
Но мной овладела та особая беспечность, какая иногда возникает после принятия серьезного решения: выбор сделан, назад пути нет, а дальше – как получится. Нечто подобное я испытала, въезжая в Найт… И я ответила сэру Джемфри приветствием, которому он сам меня научил: «Да пребудет с нами Игра». Да, я знаю, что не должна была произносить слов столь кощунственных, но в тот момент я едва ясно соображала, что говорю. А кроме того, меня смущала непривычная серьезность моего собеседника, мне казалось, он преувеличивает значительность нашего предприятия. А еще… я хотела сделать что-то приятное ему…
На следующее утро обещанная карета въехала в наш двор. Дядюшке я еще накануне сразу после ухода гостей сообщила, что сэр Джемфри по поручению брата своего предложил мне осмотреть южные владения семьи Поул. Конечно, это был еще один грех, но в общем-то незначительный по сравнению с главным, который я еще только собиралась совершить. Все эти дни, размышляя о намерении своем, я старалась не думать лишь одной стороне дела: чем бы я ни оправдывала поступок свой, в глазах Веры моей он все одно остается тяжелым прегрешением.
Не буду подробно описывать вам, как я добиралась в Ринг. Карета действительно оказалась удобной, а что до душевных мук моих, так они уже известны Господину Нашему, ибо всю дорогу пыталась я объяснить-отмолить будущий грех свой. Но, видно, не вымолила прощения…
Правда, уже в виду города дано мне было слово, а чье оно – не ведаю и поныне. И услышала я: «Не все, что писанго людьми, продиктовано Небом. И потому не прощения проси, но поступай согласно сердцу своему. А наградой и наказанием тебе – будет деяние твое».
Улица Ринга столь тесны, что карета моя едва ли смогла бы разминуться с любой встречной повозкой. Встретивший меня сэр Джемфри ехвал верхом впереди. И лишь когда мы оказались на плошади у самого Места Игры, он, поравнявшись с каретой спросил у меня:
– Вы не боитесь гнева свыше?
– Надеюсь, Всевидящий простит меня.
Он неуверенно качнул головой: «Пожалуй, Владычица-Ночь не знает подобной снисходительности». Взгляд его был очень задумчив и немного печален, и я подумала, что на деле совершенно не знаю человека, которому доверила все… Но отступать было некуда, да и не зачем.
От самой игры у меня остались отрывочные воспоминания. Ясно помню ритуал клятвы, который ничего не значил для меня, и все – для моего партнера. Потом сэр Джемфри передал деньги Ведущему и сел за игоровой стол. Еще несколько игроков устроились по соседству с ним. У правого торца стола занял свое место Ведущий Игры. Последней к столу подошла женщина и села у его противоположной стороны, как раз напротив сэра Джемфри. Ведущий принял ее ставку. Ставку на поражение.
Странное ощущение опасности овладело мной. Сэр Джемфри рассказывал мне о таких игроках. Их сравнительно немного и зовутся они Неимеющими Желаний, потому что в любой игре неизменно ставят на проигрыш обычно против наиболее крупной ставки. В отличие от прочих игроков Неимеющие Желаний могут войти в Игру в самый последний момент, что и сделала эта женщина.
Вы, наверное, знаете ее. В Найте она носит имя баронессы Моргентау, поскольку по условиям перемирия вернула себе конфискованные в казну владения. Но в свое время она отказалась от родового имени отца своего. Впрочем, баронесса и теперь нисколько не возражает, когда ее по старой привычке величают просто мисс Мокридж. Как-то она заезжала к сэру Генри и предложила мне почитать ее книгу о королеве Марии. Книга мне понравилась, но у меня осталось странное впечатление: словно она написана другим человеком. В ее словах много любви к покойной государыне и желания любовь эту разделить с читающим книгу. Сама же мисс Мокридж всегда несет с собой холод. Как странно, что внешне приятная женщина может производить отталкивающее впечатление. Вот и теперь я почувствовала себя неуютно и впервые всерьез пожалела о своей затее.
Что произошло дальше я толком не знаю. Постороннему, не участвующему в Игре, она едва ли понятна с первого взгляда, да я и не пыталась проникнуть в ее суть. Я сидела в стороне и, стараясь не глядеть на игоровой стол, ждала решения судьбы.
Помню лишь момент ее окончания. Сэр Джемфри вышел из-за стола и по взгляду его я прочла все раньше, чем успел он произнести хотя бы слово.
– Мы проиграли. Поиграли совсем.
Спросить его, что означает это странное «совсем», я не успела. К нам подошла мисс Мокридж. «Вы неверно выбрали себе игрока», – в ее словах я не услышала торжества, скорее сожаление. – «Вам нужен был единоверный игрок, тогда бы вы могли бы победить».
«А от вас, Джемфри, я такого не ожидала», – баронесса обернулась к моему спутнику. – «Как вы могли согласиться играть на это желание для чужой? Ну ладно: вы хотите спасти мисс Пиил? Мои условия вы знаете».
«Меня не надо спасать, сэр Джемфри», – запротестовала я, едва мисс Мокридж удалилась – «через неделю баронесса получит свой выигрыш, и на этом все закончится».
Он посмотрел на меня так, словно я – малое несмышленное дитя, лепечущее младенческий бред: «Вы ничего не понимаете, мисс Пиил. Баронесса имела в виду не только деньги. Тут нечто большее» … Сэр Джемфри запнулся, словно колеблясь, объяснять ли мне суть дела, но решил не делать этого.
Он поспешно направился к выходу. Я с вынужденной торопливостью двинулась за ним и неожиданно увидела Мартина. Странно что, точно зная, что он служит в местном гарнизоне, а, значит, посещает именно это Место Игры, я до сих пор не подумала о возможной встрече с ним. Теперь же мне не оставалось ничего иного, как быстро пробежать мимо него в надежде, что Мартин не узнает меня.
Обратный путь мы проделали почти в полном молчании. Спутник мой, явно не был расположен к беседе, а я, уж не знаю почему, не смела ему докучать. Да и была у меня своя серьезная тема для размышлений: где взять недостающую тысячу найтских талеров? Моих собственных доходов было явно недостаточно. Следовательно, рано или поздно мне предстояло нести свою повинную голову либо к сэру Генри, либо к Роберту, либо к Стентону. Я предпочла последнего. Конечно, размышляла я, Стентон в полной мере воспользуется ради собственных выгод моим затруднительным положением, зато не станет ни поучать меня, ни задавать неудобных вопросов.
В общем, признаюсь, хоть и долг мой был огромен, собственная участь не слишком заботила меня. Более всего печалила иное: совершив грех и поставив себя в затруднительное положение пред людьми, я ничем не помогла Мартину и уже ничего не смогу сделать для него.
Расставаясь, сэр Джемфри неожиданно сказал мне: «Я прошу вас, мисс Пиил, ничего не предпринимать до следующего дня шестого. Все решится само». Слова его показались мне странными. Здешняя вера, сколь я могу судить не предполагает всеобщей надежды на милость богов. И пропустила их мимо ушей, забыв при этом иное правило существования в Ночи: здесь редко что-либо говорят просто так.
К Стентону я отправилась, не откладывая, на следующий день, вновь прибегнув к несложной лжи. Сэр Генри, удовлетворенный моим видимым послушанием, не считал нужным углубляться в причину моего внезапного визита к одному из предполагаемых женихов. Благо что подобного посещения не требовалось особого приглашения: Чарльз воспринимаося всеми как родственник и, похоже, по-своему дорожил этим отношением к нему.
Моему приезду он нисколько не удивился. «Я ждал вас, Олуэн», – Стентон нередко называл меня по имени и в этом не было ничего личного; просто он был дружен с моими родителями и помнил меня еще девочкой. – «И рад, что со своей бедой вы пришли ко мне».
Я молча смотрела на него, не решаясь, а, может быть, и не желая задать вертящийся на языке вопрос. «Сэр Джемфри ничего не рассказывал мне», – тем не менее, ответил Стентон, – «Вчера ко мне заезжали два игрока, которые были в Ринге до последней игры».
И я вновь промолчала и все же получила ответ на невысказанный вопрос. «Он тоже проиграл, Олуэн. Он доигрался», – в голосе Чарльза не было ни малейшей тени злорадства, лишь спокойное утверждение чего-то, не подлежащего сомнению.
«Сколько и кому вы задолжали?» – быстро спросил он; подобная прямолинейность была в его характере.
«500 талеров баронессе Моргентау», – про себя я уже решила, что половину своего долга отдам сама без чьей-либо помощи.
«Мисс Мокридж?» – неодобрительно переспросил Стентон и это было единственное порицание, какое услышала я от него в ту нашу встречу. – «Уж лучше бы вы задолжали самой Игре».
«Хорошо», – продолжал он, – «вы получите 500 талеров. Ни процентов, ни возвращения долга я не требую. Но у меня есть одно условие».
Что ж, ничего иного я и не ожидала. В конце концов выйти замуж за человека уже готового предать свою веру было далеко не самым страшным наказанием за мое прегрешение. Однако Чарльз произнес иное.
«Я должен знать», – голос его был ровен, как всегда, лишь слово «должен» проговорил он с некоторым нажимом, – «на какое желание вы играли».
Ошеломленная столь нежданным требованием не знала я, что ответить ему.
«Решайтесь, Олуэн», – настаивал Стентон. – «Игра сделана, и теперь вы можете произнести это вслух. Вы ведь знаете: повторно сыграть на то же желание – невозможно».
Правота его суждений казалась несомненной. И еще, поймите меня, как бы искренне не раскаивалась в грехе своем, неожиданная возможность понести чисто символическое наказание соблазняла меня. К тому же, думала я, моя откровенность не повредит никому.
И я призналась Стентону, как сейчас признаюсь вам: «Я хотела, чтобы Мартин Кеплен никогда больше не участвовал в Игре».
Лицо Чарльза не дрогнуло: «Благодарю вас, Олуэн. Более вы мне ничего не должны. Деньги получите в пятницу. Мисс Мокридж терпелива и до дня шестого не побеспокоит вас».
Домой я вернулась успокоенной. Чарльз во всем подражал жителям Найта, и я не сомневалась: свое обещание исполнит он в точности. Косвенное подтверждение этому я получила буквально на следующий день: Стентон ненадолго заехал к дяде с несколько неожиданным предложением посетить в ближайшую пятницу замок ее светлости. На самом деле ничего чрезвычайного в его предложении не было, однако Чарльз, как всегда, преподнес слова свои с особой значительностью и все выглядело так, словно в замок герцогини мы попадем исключительно благодаря его высоким связям. Мне же он мимолетно бросил два слова: все там.
