Организм

4. Обычный вечер

1

Седов остановил машину, заглушил двигатель, прислушался. Покачав головой, вытянул несвежий платок и вытер лицо. Ему становилось все больше не по себе, и он, признаться, заставлял себя делать все это.

Когда учитель закончил свой сбивчивый рассказ, он опустил голову и долго молчал, прежде чем Седов переспросил о ничего не значащих мелочах. Лейтенант заговорил было, что завтра с утра обязательно посетит дома на пустыре, но учитель так посмотрел на него, что не понадобилось никаких слов.

– Хорошо, – сказал Седов. – Я съезжу туда сегодня. Еще не поздно, и они не должны спать. Гляну, что к чему.

Учитель попросил лейтенанта, чтобы тот заехал к нему на обратном пути – рассказать, что узнал. Павел сказал, что будет ждать лейтенанта, пока тот не зайдет, ждать столько, сколько понадобится.

– Заходите, даже если будет поздно. Я не буду спать.

Лейтенант предложил подбросить учителя к дому, но тот отказался, сказав, что хочет пройтись.

Седов отбросил влажный платок на панель управления, тяжело выбрался из «уазика». Отдуваясь, огляделся.

Он поставил машину, заехав в кустарник, на другой стороне шоссе – напротив тропы, ведущей к пустырю. Теперь «уазик» можно было заметить лишь, поравнявшись с ним.

Почему-то Седов не решился подъезжать на пустырь в открытую. Он пройдет к нему по тропе и какое-то время понаблюдает за домами. Кроме обычной осторожности для этого была еще одна причина – лейтенант хотел упорядочить в голове сумбур, возникший после разговора с учителем.

Смысл услышанного доходил с каким-то опозданием. Лишь сейчас, перейдя шоссе, Седов осознал, насколько жуткие подробности сообщил ему учитель. Жуткие и неправдоподобные.

Ухватившись за последнее определение, Седов попытался убедить себя: учитель что-то напутал, что-то преувеличил, что-то, возможно, наоборот не досказал. Как иначе? Было темно, а в темноте и не такое мерещится. Плюс – он устал, он сам сказал об этом. И еще, когда к кому-то есть предубеждение, это не может не сказаться на общей оценке.

Да и что, в конце концов, произошло? Какие-то странные семейки не желают общаться с жителями поселка, выгуливают детишек по ночам, но разве это причина, чтобы местный участковый звонил в ближайшее отделение милиции и требовал содействия?

Седов медленно продвигался по тропе и понемногу успокаивался. Состава преступления со стороны новых жителей нет. Даже то, что они скрыли какого-то младенца, не повод для того, чтобы врываться к ним в дом.

Лейтенант хмыкнул. Сейчас все вокруг стали умниками – чуть что, вопят о своих правах и запросто идут в суд, чтобы там им «восстановили честь и достоинство». Седов понимал, что у него слишком «теплое» место, чтобы лишаться этого из-за собственной глупости и спешки.

Когда лейтенант прошел две трети тропы, он решил сойти с нее, и в этот момент что-то бросилось ему в глаза за дальним кустарником. Он замер, постоял с полминуты, подошел ближе.

Это была машина одной из семей.

Чуть дальше Седов обнаружил второй автомобиль.

Лейтенант стоял, не зная, как быть, и внутри как будто что-то неприятно шевелилось.

Обнаруженные Седовым машины выглядели, как вещи, выброшенные за ненадобностью. Машины просто загнали поглубже в лес, игнорируя царапины на капоте, погнутый бампер и сломанное боковое зеркальце.

В какой-то момент Седову захотелось вернуться к шоссе, чтобы в дальнейшем прийти сюда не в одиночестве. Он даже подумал: не позвонить ли в ближайшее отделение ФСБ? И все-таки лейтенант подавил в себе эти мысли, несмотря на сильное, явственное беспокойство.

Он не представлял, что сказать. Как вообще отреагируют посторонние на младенца, у которого якобы «быстро выросла одна рука» и у которого «не было глаз»? После таких заявлений Седов рисковал подпортить свою репутацию на долгие годы, если не навсегда.

Что же делать?

Седов нащупал «Макаров» в кобуре, похлопал по нему. Ничего страшного не произошло. Он зайдет в один из домов, задаст хозяев пару вопросов, потребует показать ему летний домик и объяснить, откуда взялся младенец. Пожалуй, это самый оптимальный вариант. Сначала он сам убедится, что с детьми этих семей что-то происходит, и тогда станет ясно, как действовать дальше.

Все-таки… он вооружен, и эти странные семейки ему ничего не сделают. В крайнем случае, он всегда может вызвать подкрепление по рации или сотовому.

Проверив пистолет, Седов направился к пустырю.

2

Настя примеряла сережки, стоя возле зеркала в прихожей, и поглядывала на Никиту. Брат сидел в кухне, чавкая первым в этом году арбузом.

Настя хотела поговорить с ним, но ее отвлекали мысли о предстоящей вечеринке в доме одноклассницы Оксаны. Обычно Настя не очень-то беспокоилась о своем внешнем виде – все равно не красавица, чего зря напрягаться? Но сегодня она вдруг осознала: там будет Валера, и они, возможно, в следующий раз увидятся только спустя много-много месяцев.

Почти половина класса, единственного выпускного в местной школе, уже разъехалась, и к Оксане придет максимум человек десять.

Настя волновалась, хотя понимала: Валера не будет с ней уже никогда. Их недолгие отношения еще той осенью ушли в прошлое навечно, нечего терзать себе душу, и любые наряды – это не более осязаемая надежда, чем паутинка, унесенная ветром.

Девушка вздохнула, сняла сережки, положила их на тумбочку. Пожевав нижнюю губу, взлохматила свои длинные вьющиеся волосы – единственное, что было в ее внешности «на уровне». Вновь представила высокого худенького Валеру с миловидным личиком, взмахнула рукой, будто отгоняя надоедливую муху, и даже почувствовала агрессивное желание отрезать свои локоны.

Чтобы не совершить глупость, которая ничего хорошо не принесет, лишь усилит тоску, Настя отвернулась от зеркала и прошла в кухню.

Никита засопел, покосившись на сестру, и принялся за следующую дольку арбуза.

– Ну-ну, – сказала Настя. – Сильно не разгоняйся, не то ночью приснится, что идешь в туалет, а сам нальешь в кровать.

– Я вот эту еще доем, и – все.

Настя улыбнулась. Сама расстроенная, она вдруг почувствовала к брату невыносимую жалость. Зимой у него обнаружили сахарный диабет, и теперь мальчик сидел на уколах: по четыре в день. Он был крепеньким, плотным, выше большинства своих одногодок, со стороны они с тоненькой Настей меньше всего напоминали родных брата и сестру, он – темненький, она – светленькая, вся в веснушках. Причина, конечно, была в том, что у них – разные отцы. Сейчас Никита, ранее подвижный и казавшийся абсолютно здоровым, часто бывал бледным, поникшим.

Настя погладила брата по голове.

– Никита, только больше не кушай, хорошо? Арбуз, конечно, не шоколадка, но его тебе тоже лучше не надо.

Мальчик перестал жевать, тоскливо посмотрел на сестру. Она похлопала его по спине ладошкой.

– Ладно, доедай. Только это – последняя долька.

Брат кивнул. Когда он отодвинул тарелку, Настя сказала:

– Никита, тебе надо бы научиться самому себе делать уколы. И мама об этом говорила. Вдруг как-нибудь в нужный момент никого из нас не будет дома? Только ты, ради Бога, помни: набирай в шприц чуть-чуть, как я всегда делаю. Передозировка может вызвать кому, а от этого, тьфу-тьфу, и умереть даже можно, если «скорая» вовремя не приедет.

Никита тяжело вздохнул, глядя в сторону. Настя грустно улыбнулась.

– Это очень просто, ты, главное, не бойся. Ладно… В другой раз покажу, как это делается, сейчас сама уколю. Неси инсулин.

3

Седов задержался у крайних деревьев, но понял, что, если промедлит, решительность исчезнет вовсе. И лейтенант двинулся к ближайшему дому, куда однажды уже стучался.

Его рука непроизвольно касалась кобуры с пистолетом.

Седов уверенно постучал в дверь, но прошла минута, а ему никто не открыл. Лейтенант постучал снова – на этот раз не так настойчиво. Он был в растерянности. Если бы Седов случайно не обнаружил в лесу две серые машины, он бы решил, что семьи куда-то уехали.

Все выглядело именно так: дома закрыты, машин нет.

Но в том-то и дело, что теперь стало ясно – семьи нарочно спрятали машины, чтобы у случайного прохожего создалось впечатление об их отсутствии.

Получалось, они здесь? Почему никто не открывает?

Седов сошел с крыльца, глянул на соседний дом. Пройти туда? Может они там все вместе? Что, если и там никто не откроет? Лейтенант почувствовал себя, как мальчишка, к которому на свидание не пришла девушка, хотя час назад она клялась в этом по телефону. Неужели Дима или Джина сейчас следят за ним и ждут, когда он уйдет? Но почему?

Нахмурившись, Седов вернулся к двери и опять постучал, на всякий случай даже потянул дверь на себя, но тщетно – она была заперта.

– Эй! Есть кто дома?

Ответа не было.

Седов медленно обошел дом, поколебался и направился к дальнему дому. Путь его лежал мимо летнего домика, и Седов приостановился. Если семейки куда-то действительно свалили, не лучше ли пока проверить этот домик? Одного взгляда в окошко будет достаточно, чтобы оценить обстановку внутри.

Мысль показалась толковой, и Седов взял чуть левее.

В следующее мгновение он остановился. Из окошка к земле тянулась какая-то тонкая светлая палка и…

Лейтенант почувствовал, как слабеют ноги. Он даже закашлялся, настолько абсурдным показалось то, что он увидел. По цвету палка напоминала человеческую руку, но Седов все равно не подумал бы о таком сравнении, если бы не рассказ учителя о младенце с удлинившейся рукой. Этого не могло быть, но ничего иного на ум не приходило: палка была похожа на человеческую руку!

Седов, как в трансе, шагнул к домику, остановился, кое-как отвел взгляд от светлой палки, посмотрел на дверь. Потом лейтенант шагнул к двери, и палка выпала из поля зрения.

Седов даже не постучал. Он медленно обхватил поржавевшую дверную ручку и потянул дверь на себя.

Дверь открылась.

4

Игорь прикрыл окно в своей спальне, чтобы не налетели комары, начал медленно одеваться, непроизвольно прислушиваясь к голосам на кухне – к матери пришла соседка, и теперь они вместе с отцом в очередной раз затянули свою любимую тему: новые семейства.

Игорь покачал головой. И как их еще не затошнило от этих разговоров? Сколько можно мусолить одно и то же?

Он собирался на вечеринку – что-то вроде последней встречи его одноклассников, и вдруг понял, что там наверняка заведут ту же шарманку, а это займет немало времени.

Еще утром он думал не идти. Он был законченным индивидуалистом и даже не согласился попасть на общее фото класса перед выпускным вечером, чем, конечно, поразил всех, казалось бы, привыкшим к его странностям и рассуждениям. Он не был близок с большинством одноклассников настолько, чтобы вечер получился очень приятным, но особенно укрепляло его в нежелании идти в дом Оксаны, что там обязательно будет Антон.

Игорь ненавидел Антона, и это чувство было взаимным, притом, что в открытую они не враждовали, никогда не дрались, хотя в средних классах какие-то конфликты были.

Антон был высоким и очень смазливым, в нем присутствовал некий шарм, внутренняя сила, что привлекало к нему многих девушек в школе, и вынуждало ребят стремиться к приятельским отношениям с ним. Но Антон был еще и неприкрытым циником. Общаясь с одноклассниками, он делал это с покровительствующим снисхождением. Он на всех смотрел свысока и, по большому счету, никого не уважал, хотя со стороны нередко казался даже вежливым.

Иногда Игорь ловил себя на неприятной мысли, что сравнивает себя с внешностью самого нелюбимого одноклассника. В отличие от Антона у него все было так себе: и посредственное лицо, и не самый достойный рост, и фигура – коренастая, с неширокими плечами.

Игорь был уверен, что не пойдет, и о нем вообще вряд ли вспомнят, но ближе к вечеру его вдруг охватила сильная тоска. Ему захотелось попрощаться с ребятами – он провел с ними долгие годы, и его сентиментальность начинала проявляться, испуганная тем, что одна из привычек вот-вот уйдет в прошлое.

Одевшись, он вышел из дома с намерением вернуться назад, как только вечеринка закончится, хотя Оксана говорила: ее родители уехали на выходные, и ребята могут остаться ночевать. Дом Оксаны, достаточно просторный, чтобы разместить с десяток человек, находился в конце Лесной улицы – самый крайний дом в северной части Велича. Из всех одноклассников ближе всех к Оксане жил именно Игорь. Его дом стоял недалеко от перекрестка Лесной и Тополиной улиц – чуть больше километра от Оксаны.

Игорь вышел со двора, пытаясь расслабиться и отогнать тоску.

5

На Седова смотрела женщина.

Седов едва не закричал во всю силу своих легких. И не только от неожиданности – он едва не столкнулся с незнакомкой, ее лицо оказалось ближе вытянутой руки.

Были другие причины. Эта женщина не была членом новых семей, во всяком случае, Седов о ней не знал и не слышал от учителя. У нее было ужасное выражение лица, косметика наложена так густо, как будто женщина собралась на маскарад. Скорее всего, знакомые вряд ли бы узнали ее под таким невообразимым слоем. Волосы спутаны и вымазаны чем-то похожим на… краску? Из одежды – только розовый халат без пояса и пуговиц, и, чтобы он не распахнулся, женщина держит руку на животе, другая засунута в кармашек.

Седов заметил какие-то пятна у нее на ногах, но все происходило так быстро. И еще этот запах. Он напоминал…

– Они уехали, лейтенант Седов, – быстро заговорила женщина. – Уехали. Скоро у Томы День Рождения, и они уехали, чтобы найти ей платье.

Казалось, она не хотела, чтобы Седов произнес хоть слово.

– Согласитесь, лейтенант Седов, на тридцатилетие женщине необходимо красивое…

В горле у нее забулькало.

Между полураскрытых губ появился кровавый пузырь.

Седов попятился. Происходящее было слишком неожиданно, лейтенант попросту растерялся.

Женщина попыталась сказать что-то еще, но у нее ничего не вышло – слова тонули в омерзительном бульканье. Женщина поднесла руку к горлу, халат распахнулся.

И Седов вскрикнул.

Между полами розового халата зияла дыра – от лобка до самых грудей, повисших как полураздавленные сливы. Внутренностей не было. Незнакомка была выпотрошена, как труп, подготовленный к похоронам. На ногах были узоры из засохшей крови, и стало ясно, какой от нее исходил запах.

Лейтенант оступился и едва не упал, кое-как удержав равновесие. Несмотря на шок, он заметил, что у женщины нет одной руки. Когда незнакомка пошевелилась, рукав в кармане обмяк – он был пуст.

Седов отвернулся, со стоном опорожнил желудок. Вновь посмотрев на крыльцо, он увидел закрытую дверь – незнакомка исчезла.

Лейтенант попятился. Он понимал, что должен зайти в летний домик, но также понимал, что не заставит себя это сделать. В этот момент он услышал какие-то звуки и огляделся.

С двух сторон к нему шли главы странных семейств – Дима и Тима. Они сближались с растерянным Седовым быстро. Их лица ничего не выражали, они молчали, были безоружны, но от них исходила явственная угроза.

– Эй! Что у вас здесь происходит? – слабо возмутился Седов.

Ему не ответили. Расстояние сокращалось.

Седов поборол оцепенение и вытащил пистолет.

– Стоять! Стоять на месте и не шевелиться, пока я не выясню, каким дерьмом вы тут занимаетесь!

Похоже, оружие не произвело на мужчин никакого эффекта.

Седов почувствовал, что вот-вот потеряет самообладание, и, вскинув пистолет кверху, пальнул в воздух. Но выстрел не остановил мужчин. И Седов навел пистолет на Диму, повернулся, прицелился в Тиму.

– Замерли! Или я продырявлю вас к чертовой матери!

Лейтенанта отделяло от мужчин всего десять шагов, но он еще колебался. Руки налились тяжестью. Ему показалось, что Дима находится немного ближе, чем Тима, и лейтенант выбрал его.

– Еще один шаг, ублюдок…

И когда Дима не остановился, лейтенант выстрелил ему в ногу.

Пуля вонзилась Диме в бедро, продырявив джинсы, но он только вздрогнул – не закричал, не остановился.

Седов обернулся к Тиме и выстрелил в него трижды. На этот раз лейтенант стрелял в плечо и грудь. Он видел, как у Тимы выступила кровь, как вздрогнуло его тело, напоровшись на пули, но это лишь на секунду замедлило его сближение.

Глупец! Как он мог сунуться сюда после того, что ему рассказал учитель?! Один и с каким-то засраным пистолетиком! Да здесь группа захвата нужна!

От Димы Седова отделяло три-четыре шага, и лейтенант рванулся в сторону. Он еще надеялся спастись: почему-то мелькнула уверенность, что эти странные люди не бегают. И действительно – оглянувшись, Седов увидел, что Дима и Тима остановились, глядя на него, как дети, удивленные, что один из них вдруг вышел из игры.

Седов даже приостановился. Происходящее напоминало абсурдный, но реалистичный кошмар.

Неожиданно Дима присел, показавшись на мгновение человеком, сидящим на унитазе, потом все его тело пришло в движение, и Седов не поверил тому, что видит.

Ноги Димы на секунду удлинились! Спина стала широкой, как будто по бокам что-то выросло. Дима оттолкнулся и… прыгнул!

Седов снова побежал, не в силах отвести взгляда от Димы, пролетевшего шагов пятнадцать, пока он не опустился на беглеца. Седов вскрикнул. В последнее мгновение он заметил, как пальцы Димы удлинились, став заостренными. Седова опрокинуло под тяжестью тела, опустившегося на него после прыжка: Дима проткнул ему правую лопатку.

Седов выронил бесполезное оружие, растянувшись на земле, глянул мутными глазами на Диму, который медленно выпрямился в шаге от лейтенанта. Боли еще не было, лишь правая рука онемела, отяжелела правая часть спины.

– Я вырос, – грудным голосом сказал Дима.

Седов заметил, что к ним приближается Тима, увидел мальчиков-подростков возле сараев и девочек, стоявших плечом к плечу у входа в летний домик.

– Кто вы? – с трудом выдавил из себя Седов.

– Я вырос, – голос Димы слился в один с голосом Тимы.

Седов отвернулся и попытался ползти, не думая, есть ли в этом смысл.

Дима помедлил, шагнул к лейтенанту, нагнулся и нанес удар. Его пальцы пробили Седову голову, войдя в затылок.

5. Те, кто не спал

1

Вечеринка затухала.

В доме на улице Лесная, стоявшем обособленно и за которым начинался лес, уже больше часа не было прежнего веселья. Выключили музыку, поутихли радостные голоса, и одноклассники разбрелись по комнатам.

Правда, теперь – бывшие одноклассники.

В дом проникла грусть. Начиналось все гораздо лучше.

Их было девять человек – пятеро парней и четыре девушки. Ровно половина выпускного класса средней школы Велича. Больше собрать не удалось – остальные уже уехали из поселка.

Впрочем, никто не печалился – десять человек для компании немало, и они тоже очень скоро последуют за остальными. Такова их судьба. Такова судьба самого поселка – чтобы выпускники уезжали и, скорее всего, навсегда. Молодые люди сами этого хотели и потому прощались не только друг с другом, но и с местом, где родились и учились.

Витька и Валера все еще пытались тянуть опьяневшими голосами какую-то медленную попсовую композицию, не смущаясь, что их практически никто не слушал, за исключением Алеси.

Невысокая девушка с невзрачной внешностью улыбалась, глядя на одноклассников, ее глаза блестели. Она заканчивала свою третью бутылку пива, и эта доза уже опьянила ее достаточно.

Витька, худой, с длинным носом и веснушчатым лицом, прервался, выходя из дуэта, чтобы икнуть, и Алеся выкрикнула:

– Давай, Витька! Давай, Санек! Скоро о вас узнает вся страна! Очень скоро вы…

Она рыгнула, и в этом звуке потонул конец фразы.

Двое парней загорланили дальше, как будто подбодренные пророчеством одноклассницы.

Мимо гостиной, где они находились, иногда проходили другие ребята – из ванной в кухню, в соседнюю спальню или во двор – покурить. В дверном проеме задерживалась задумчивая Настя. Заглядывал Антон, как всегда самоуверенный, с чувством собственного превосходства. На минуту останавливался, грустно улыбнувшись, Игорь. Увидев самодовольные физиономии исполнителей, переглянулись и хихикнули Петра и Оксана.

Дольше других задержался Костя – Алеся была его девушкой. Они составляли особенную пару – кроме них, никто в классе из парней и девушек не встречался.

Со стороны их всех можно было принять за компанию давних друзей, но это было не так. Дружили Витька и Валера, с ними частенько проводил свободное время Костя. Близкими подругами были Оксана и Петра. У остальных друзья и подруги были со стороны. У Игоря и Антона друзья были старше их, они давно покинули Велич.

Еще около полуночи оживление, казалось, не иссякнет никогда. Но спустя пару часов энергия пошла на убыль.

Ручей общения пересыхал.

2

Антон медленно прохаживался по дому, заглядывая в комнаты. Он ждал.

Ждал, когда все эти однокласснички, наконец-то, нагалдятся, допьют остатки спиртного и пожелают друг другу приятных сновидений.

Да, поначалу и ему было весело. Полакомиться готовкой хозяйки, немного выпить, послушать музыку, поприкалываться над кем-нибудь из ребят. Но сейчас ему это надоело и хотелось совершенно другого.

Пожалуй, из-за этого «другого» он сюда пришел и оставался до сих пор. В противном случае он бы уже покинул эту славную компанию, игнорируя просьбы остаться, недовольство и возможные разговоры-осуждения за спиной. Уж теперь, когда все вот-вот разъедутся и неизвестно, встретятся ли еще раз вообще, ему все равно на все сто.

Ждать для Антона не было приятным занятием, но цель того стоила. И Антон не сомневался, что он свое получит. Всего лишь немного терпения.

Пока одноклассники не начали разбиваться на группки, он больше следил за поведением Петры. Черноволосая, чем-то похожая на свою мать, которая происходила из румынских цыган, Петра, по мнению Антона, была самой «аппетитной» девушкой в школе. Когда-то, в пятом классе, они даже вместе сидели за одной партой. Антон никогда не влюблялся, как большинство мальчишек, но что-то близкое к этому в его душе в подростковом возрасте вызвала именно Петра.

Все это осталось в прошлом, и теперь Антон хотел лишь одного: затянуть девушку в постель, благо ей уже нечего смущаться – они «рискуют» больше никогда не увидеться. Желание особенно подогревала холодность Петры в отношении Антона. Он подозревал, что холодность напускная.

Он знал, что симпатичен многим девушкам, для него это давно стало чем-то естественным, и Антон допускал, что нравится и Петре. Только она, эта гордячка, не подает вида. Быть может, ее настроил против какой-то давний эпизод, какое-то слово Антона, но это уже не имело значения. Главное – они в одной компании. Петра, как и остальные, выпивала, и почему бы ей не получить удовольствие с таким парнем, как Антон?

Обсуждая Петру со своими дружками, которые давно уже подались в столицу, покинув этот дерьмовый Велич, Антон пришел к выводу, что «цыганка» всего лишь опасается слухов о ней, боится выглядеть «сучкой», которой в реальности и являлась. Наверняка она, уезжая из Велича куда-нибудь к родственникам в большой город, где ее никто не знал, отрывалась по полной.

Антон не сомневался в этом. И решил, что другой возможности может и не быть.

Он заметил, что Петра вместе с Оксаной уединились в кухне, но он туда не пошел, чувствуя, что еще рано – их болтовня продлится какое-то время.

Он на минуту остановился возле комнаты, где горланили Витька и Валера, за спиной у Кости. Тот поглядывал на свою подружку – Алесю.

Антон поморщился. Вот уж у парня вкусы. Сам очень ничего, физиономия даже привлекательней, чем у Антона, но выбор! Неужели она нравится ему больше других? Такой, как Костя мог бы найти кого-нибудь получше – уж у него с этим проблем не случилось бы.

Антон скользнул взглядом по Витьке и Валере. Витька был объектом номер один для насмешек со стороны Антона. Он сопротивлялся, но вяло – понимал, что такая посредственность, как он, должна почитать за честь, если к нему вообще обращается такой парень, как Антон.

Антон хмыкнул, отошел от комнаты. В соседней спальне он обнаружил Настю, сидевшую в одиночестве. Антон, любитель подколок, подумал, не сказать ли девушке что-нибудь этакое, но ее вид простоватой влюбленной дурочки остановил даже его.

Все в классе знали, что она зациклена на Валере. Когда-то они даже начинали встречаться. Но Валера канючил, засматриваясь то на одну девушку, то на другую, и Настя проявила «благородство» – отпустила его на свободу. Судя по всему, Валера не имел ничего против. Это никак не сказалось на чувствах Насти – она по-прежнему обожала его и, понимая, что не нужна ему, как девушка, была рада хотя бы «остаться друзьями».

Антон решил, что можно пока подышать свежим воздухом, и вышел в прихожую. Через узкое окошко у двери он заметил на крыльце тень. Игорь. Антон поколебался и не вышел на крыльцо. Пожалуй, из одноклассников Антон больше всех не переваривал Игоря. По его мнению, тот был ненормальным – всегда сам по себе, в раздумьях, какие-то странные суждения.

Антон помедлил и решил присоединиться к сидящим на кухне. Лучше, чем маяться бездельем. Заодно еще раз присмотрится к Петре, выяснит, насколько та «накачалась» выпивкой.

3

Игорь поднял голову и долго смотрел на звезды. Ему было грустно.

Очень скоро ему придеться уезжать из родного поселка, а ему этого не хотелось. Он понимал своих одноклассников, их стремление убраться из места, где молодежи нечем заниматься вечерами, но сам он с удовольствием ничего бы не менял в своей жизни. Да, это вызывало удивление, даже отторжение со стороны одноклассников, хотя Игоря это не смущало настолько, чтобы кого-то в чем-то убеждать или делать вид, что он пошутил и теперь хочет того же, что и остальные.

Он прислушался и понял, что Витька и Валера замолчали. Игорь улыбнулся. Он вдруг почувствовал необъяснимую нежность ко всем своим одноклассникам, хотя по-настоящему не дружил ни с кем из них.

Он поколебался и решил, что сейчас самое время уйти. Позже его извечная чувствительность сделает прощание едва ли не болезненным.

Игорь вернулся в дом, заглянул на кухню.

На него посмотрели две девушки и парень. Оксана – вопросительно, Петра – равнодушно и невнимательно, Антон – с едва уловимой неприязнью.

– Оксана, можно тебя на пару слов? – спросил Игорь.

Девушка вышла из кухни в коридор.

– Ты что-то хотел?

Игорь, замявшись, кивнул.

– Я думаю, что мне пора. Потопаю домой.

– Уходишь? – девушка удивилась. – Так быстро?

Игорь виновато улыбнулся.

– Оксана, все и так уже сонные. Скоро начнут «рубиться». И я тоже до утра не выдержу.

Она не возражала, но смотрела на него с сомнением.

– Ты только не обижайся, – сказал Игорь. – Было классно, и мне все понравилось, особенно бутерброды с киви. И ребятам места больше будет. Что мне тут идти?

Он говорил мягко, но Оксана поняла, что уговаривать его бесполезно. Он странный, этот Игорь, странный и непонятный, хотя Оксана ничего не имела против него. И она давно не была бодрой, а убеждать кого-то – это прилагать усилия. Она тряхнула волосами и тихо спросила:

– Ты хоть попрощаешься со всеми?

Игорь опустил голову.

– Зачем?

– Как «зачем»? Это твои одноклассники.

– Оксана, извини. Мне и так грустно. Пусть лучше все останется, как есть. Я не хочу отвлекать ребят, – он кивнул в сторону комнаты, где находились Валера и Витька. – Я им только веселье подпорчу своими прощаниями.

– А что я всем скажу?

– Ничего не говори. Никто и не заметит.

Девушка помедлила.

– Как знаешь. Пошли, я тебя проведу.

Они вышли из дома, остановились у калитки. Игорь повернулся к ней.

– Не обижайся, пожалуйста.

– Да ладно.

– Счастливо тебе, одноклассница.

Он подался к ней и на мгновение приложился губами к ее щеке.

Оксана грустно улыбнулась.

– И тебе счастливо, Игорь.

Оксана вернулась к одноклассникам.

Игорь какое-то время стоял и смотрел на ее дом. В груди появилось приятно-болезненное жжение. Он был у Оксаны всего несколько раз, но сейчас его переполнила ностальгия: неужели он больше никогда не придет сюда?

Он шел домой медленно, часто останавливался, смотрел на небо, вглядывался в размытую массу деревьев по обеим сторонам дороги. И все-таки грусть не уходила. Несколько раз Игорь поймал себя на мысли, что ему хочется вернуться назад. И попрощаться с одноклассниками, пожав руку каждому.

Конечно, он не сделал этого. Лучше ничего не менять.

Вернувшись домой, Игорь какое-то время еще посидел во дворе в принесенном с веранды кресле. Перед глазами в беспорядке крутились эпизоды сегодняшнего вечера. Темнота поблекла, небо стало светлеть. Он поднялся из кресла и почувствовал в ногах странный дискомфорт. Ощущения напоминали ему судорогу в холодной воде.

Игорь опустился в кресло, помассировал ноги, и все прошло, он даже не успел встревожиться. Внезапно навалилась сильная сонливость, и он не стал чистить зубы. Быстро разделся и лег в кровать.

Спустя минуту он уже спал.

4

Уже минут пятнадцать, как в доме Оксаны было тихо.

Антон понимал, что нужно выждать еще немного, но нетерпение оказалось сильней его. Он подошел к спальне, где устроились одноклассницы, прислушался. Он опасался, что девушки еще болтают, но не услышал голосов.

Антон нервничал. Он уже сомневался, что с Петрой что-то получится. Когда Игорь вызвал Оксану, Антон остался наедине с Петрой.

Он не хотел спешить, все равно еще никто не спал, слова вырвались сами собой:

– Может, прогуляемся, когда все лягут? – предложил он как можно более равнодушно. – Или посидим во дворе, в беседке?

Петра покачала головой и бросила короткое «не хочу».

Антон нахмурился, почувствовав злость, и, чтобы не выдать себя, вышел, пробормотав, что хочет узнать, где Оксана. Столкнувшись с ней в коридоре, Антон ненавязчиво убедил ее, что не плохо бы закругляться – парни все пьянее и пьянее, как бы чего не вышло, да и нагулялись уже достаточно. Оксана согласилась, и вскоре все начали устраиваться на ночь. Девушки в одной спальне, ребята – в двух других.

Антон постепенно успокоился. Наверняка «цыганка» ломается, но Антон привык доводить начатое до конца. Это была его сильная черта, чем он и гордился.

К тому моменту, когда все стихли, Антон убедил себя, что не все потеряно, и надо лишь действовать хитрее. Сначала вывести Петру из дома и только потом переходить непосредственно к делу. «Цыганка» сама раздвинет ноги, как только поймет, что об этом никто не узнает.

Он медленно вошел в комнату и замер.

Дыхание девушек, ровное и медленное, убедило его, что они уже спят. Антон присмотрелся, отметив, что девушек трое, не четверо, но главное – здесь была Петра.

Она лежала, свернувшись калачиком, на одной кровати с Оксаной. Он наклонился к ней, с минуту не решаясь разбудить ее.

– Петра, – прошептал он.

Ничего не изменилось, и парень легонько потряс девушку за плечо. Она открыла глаза, и Антон быстро пробормотал:

– Тише, Петра, это я. Просыпайся, крошка.

– Что такое?

– Я хотел поговорить с тобой, а ты так быстро заснула, что…

– Что тебе надо?