И вдруг хозяин пропал. А так как хозяйка все чаще отпускала его с поводка, он убегал, скитался до темна, ища хозяина. Он его нашел на другом конце города. «Дик, собака, что ты тут делаешь? Иди домой, дурашка!» – хозяин обрадовался Дику, вынес ему поесть, но в подъезд не пустил. Ночь просидел пес у знакомой красной машины, утром провожал хозяина на работу. «Что с тобой делать?»– озабоченно говорил хозяин и вел по телефону скучные разговоры. Дик не знал, что он искал для него нового хозяина.

Через несколько дней, открыв дверь, хозяйка увидела Дика. Он был худой и грязный. Она впустила его в квартиру, дала поесть и строго настрого запретила детям его трогать, вдруг он заболел чем-то, больно уж вид у него был плохой.

Пес стал тихий, послушный, почти не играл, не веселился, тихо гулял на поводке, оживлялся только при виде любой красной машины, бежал к ней и долго обнюхивал колеса.

«Не вернется он, Дик,» -говорила хозяйка. Иногда она ругалась по телефону с бывшим мужем. «Здорово!-говорила она.– Мне дети , тебе машина. Еще собаку корми!» «А мне на х… нужна собака, я на работе целыми днями,»– отвечал хозяин. Он предлагал отвезти собаку подальше в деревню, якобы знакомому нужен дворовый пес. Дик понимал, что разговор идет о нем, что он стал обузой, он вжимался в коврик, не хотел слышать с раздражением произносимое слово «собака».

Дик все чаще уходил от хозяйки, если вдруг оказывался без поводка, она даже не звала его. Зимой он ушел совсем. Его видели дети на улице, но он не подходил к ним. Появлялся он и во дворе бывшего хозяина, но больше не бежал ему навстречу, потому что хозяин часто бывал пьян и иной раз вообще не видел ничего вокруг. С Диком играли чужие дети, подкармливали чужие люди, своим он перестал быть нужен. Он стал забывать прежние адреса, голоса, так было легче, и все же ноги сами вели на собачью площадку, где гуляли с хозяином, на детскую площадку, где озабоченная хозяйка катала коляску с маленьким, а вот двери были для него закрыты. Он видел, как у двери бывшей квартиры мяукал кот и его пустили в дом, но никто не звал Дика. Он не мог понять своим собачьи умом, что случилось, куда делась его семья, почему люди разлюбили его, ведь он-то не разлюбил их. Ему снились они, особенно маленький, он натурально ощущал на себе прикосновение маленьких ладошек, лизал соленые слезы с его лица и сердце плавилось от любви.

Он превратился в бродячего пса, забывшего свое имя и никто из тех, кто кормил его или гнал, не знали как болит его большое верное сердце.

Поздняя любовь

Полковник в отставке Иван Иваныч пять лет назад потерял жену и остался с двумя внуками. Светлана, их мать и дочь Ивана Иваныча, еще школьниками оставила их бабушке с дедушкой. Вроде на время, уехав устраивать свою жизнь, да так за ними и не вернулась.

Давно уж перестал осуждать дочь Иван Иваныч, да и внуки уже выросли – Марина учится на третьем курсе университета, а Игорь заканчивает школу, но дед все ждет дочь: хоть бы весточку прислала.

Жили Семеновы дружно, всего им хватало, а тут нежданно семейство их пополнилось. Чапу принес Игорь зимой. Собачонка была маленькая, жалкая, непонятной породы. Длинная шерсть коричнево-черного цвета спуталась, так, что глаза были едва видны, зато нос был весьма внушительных размеров. Собака была напугана, дрожала, как потом оказалось, совсем не умела лаять.

Два одиноких существа: пенсионер и собака полюбили друг друга. Чапа научилась выражать свой восторг тихим повизгиванием, сопением, всеми движениями своего маленького тела – глаза и нос ее начинали блестеть, а все пространство вокруг заполнялось тихим ликующим журчаньем ее отсутствующего голоса.

Многие уже заметили в сквере высокого пожилого мужчину с маленькой собачонкой. Бывало, люди интересовались у него, что за порода у его собаки. «Карликовый кольтерьер,»– отвечал Иван Иваныч несведующим и чересчур любопытным.

Однажды осенью Иван Иваныч был в сквере, сидел на лавочке и любовался цветами на клумбах, а Чапа гоняла голубей неподалеку. Он ненадолго потерял собаку из внимания, а потом увидел, что ее гладит незнакомая женщина. Она звала собаку Джулей, а та вела себя как-то странно, позволяя себя гладить и одновременно оглядываясь на Ивана Иваныча.